– Да, кстати, – вмешался в разговор Лапоть, – те малярши, которые работают в Ларисиной квартире, рассказывали, что к ним тоже заявился подозрительный тип, и по описанию очень похожий на того, который приходил в мастерскую. И тоже он что-то искал. Они тетки тертые, они с ним ловко разделались – превратили его в цементную статую, вроде тех, которые в советские времена ставили в парках. Потом к этому делу подключился сантехник дядя Миша, он отвез забетонированного злоумышленника туда, куда тот попросил, – надо же было как-то от него избавиться… в общем, думаю, теперь он больше не вернется. Ему нужно не меньше месяца, чтобы в себя прийти. Раствор хороший, небось успел схватиться, пока везли.
– Боюсь, что у него есть сообщники, – вздохнул Владимир Михайлович и тут же спохватился: – Ты сказал, что дядя Миша куда-то отвез этого человека, этого безумца… а ты не поинтересовался, куда именно?
– Обижаете! – усмехнулся Лапоть. – Конечно, я его спросил. Дядя Миша не только запомнил адрес – он даже проверил, что по этому адресу находится. Это какая-то фирма со странным названием… то ли "Омега", то ли "Олива"… я где-то записал… – Лапоть принялся рыться в карманах. – Да где же эта бумажка…
– Может быть, "Омела"? – переспросил Владимир Михайлович напряженным голосом.
– Да вот же она! – Лапоть вытащил из очередного кармана скомканную бумажку, расправил ее и прочитал: – Точно, "Омела"! А вы как догадались? Вы что – знаете эту фирму?
– Нет, эту фирму я не знаю. Зато я знаю, что омела – священное растение друидов, они считали омелу воплощением жизненной силы и использовали ее в своих магических ритуалах. Омела у многих народов считалась чудодейственным растением, люди древности и Средневековья верили, что она предохраняет дом от удара молнии, а человека от ведьм и колдунов…
– Значит, дядя Миша не ошибся!
– И еще это значит, – добавил реставратор, – еще это значит, что тот злоумышленник – не одиночка, у него наверняка есть сообщники. И они ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить оставшиеся наконечники. Потому что эти наконечники для них – не просто ценные артефакты. Они – священные предметы…
– Господи, да когда это все было-то! – удивленно проговорила Лариса. – Этих друидов уже тысячу лет не существует…
– А вот в этом я не уверен! – Владимир Михайлович постучал пальцем по столу. – В наше время возрождаются многие древние культы. Людей привлекает мистика, всевозможные таинственные ритуалы. А друидический культ, по мнению ученых, никогда полностью не исчезал, со времен раннего Средневековья он теплился втайне, как тлеющий под слоем мха торфяной пожар. Так что, учитывая название той фирмы, куда дядя Миша отвез пострадавшего злоумышленника, я думаю, мы имеем дело с наследниками и хранителями этого древнего культа. И боюсь, они просто так не отступятся. Вместо выбывшего из строя они пришлют другого человека, и, может быть, не одного…
– Что же вы предлагаете? – спросила Лариса, в глубине души уже догадываясь, каким будет ответ.
И она не ошиблась.
– Все знают, что лучшая защита – это нападение. Так что я предлагаю нанести упреждающий удар. Или пусть не удар – но провести разведку. Короче, я предлагаю наведаться в офис фирмы "Омела" и попытаться на месте выяснить их планы и намерения.
Лариса и Лапоть переглянулись. Лариса хотела что-то возразить, но Владимир Михайлович перехватил у нее инициативу:
– Причем действовать нужно быстро!
– Почему? – переспросила Лариса. – К чему такая спешка? Зачем торопиться?
– Дело в том, что наконечники стрел играли важную роль в друидическом ритуале, который проводился в день летнего солнцестояния, по нашему календарю – двадцать второго июня. Так что люди из фирмы "Омела" наверняка хотят к этой дате заполучить наконечники. А мы должны им помешать. Так что у нас остается всего неделя и ни днем больше. Кстати, не хотите ли вы забрать у меня шкатулку с остальными двумя наконечниками? Я чувствую себя виноватым – ведь я взял один из наконечников на экспертизу и он пропал. Если пропадут и остальные – я себе этого никогда не прощу!
– Нет, Владимир Михайлович! – испуганно возразила Лариса. – Пожалуйста, оставьте их у себя еще на какое-то время! У вас они надежно спрятаны, а мне их некуда положить – вы же знаете, что у меня и дома-то своего нет! Пожалуйста, пусть они еще полежат у вас! Мне будет намного спокойнее.
– Если вам и правда так будет спокойнее… Хорошо, я согласен. Но мы должны решить еще один вопрос: кто из нас пойдет в офис "Омелы"? Ларисе идти нельзя, ее видел тот человек, который приходил в мастерскую. Да и вообще, у людей из "Омелы" наверняка есть ее описание. Меня они тоже наверняка знают в лицо…
С этими словами реставратор повернулся к Лаптю и пристально взглянул на него.
– Что же, значит, надо мне идти, – проговорил Лапоть обреченно. – Надо – значит надо. Только сперва я к одному дружку наведаюсь, кое-какое полезное оборудование у него позаимствую… Ох, ну как все не вовремя, все сроки у меня срываются, планы летят, вот еще забота-то…
Лариса хотела разозлиться и сказать резко, что как-нибудь они и сами управятся, раз Лапоть такой занятой. Но тут же поняла, что ворчит Лапоть не просто так. Ведь и в самом деле у него работа. И сроки окончания ремонта. Ведь кроме дворца Анны Иоанновны у него еще несколько объектов. А здесь еще она влезла без очереди со своей квартирой. И со шкатулкой, будь она неладна, с наконечниками этими.
А вот интересно, откуда все-таки они взялись в той квартире? Тетка двоюродная их хранила. А может, она и сама не знала, что у нее в тайнике лежит?
Да нет же, там еще альбом был с фотографиями, а на них – тетка в детстве, и очень на Ларису маленькую похожа.
– Тебе куда? – спросил Лапоть, когда они вышли из мастерской. – Со мной поедешь?
– Да нет. – Лариса помедлила. – У меня здесь тоже кое-какие дела образовались. Так что встретимся через два часа у метро. – Она назвала станцию метро, находившуюся рядом с улицей, где располагалась фирма "Омела". – Тебе времени хватит?
– Хватит, – сказал он и нахмурился. – Слушай, ты поосторожней там. Одна в уединенных местах не ходи, мало ли что…
– Да я домой зайду, с отцом повидаюсь.
Отец был дома – сегодня ведь суббота, и на просьбу Ларисы встретиться, сказал, чтобы заходила. Голос у него был грустный, но ей он обрадовался.
У самого подъезда столкнулась Лариса с соседкой Зинаидой Васильевной.
– Здравствуй, милая, – сказала старуха, подслеповато прищурившись, – давно тебя не видела.
– Да я ведь теперь здесь не живу, – заметила Лариса, и ее кольнул запоздалый стыд.
Зинаида жила в их доме давно и хорошо помнила маму, они общались. Ларису она знала еще девочкой. И надо было зайти к старухе, хоть попрощаться по-человечески. А она вот не собралась.
– Как вы? – спросила она, помогая затащить в лифт сумку на колесиках.
– Да что я? – Зинаида пожала плечами. – Какие у старухи новости? У твоих вот проблемы.
– А что такое? – встревожилась Лариса. – С отцом что-то?
– А ты не знаешь? Виктория-то с ума сошла.
– Как это? – Лариса хотела сказать, что девчонке и сходить-то не с чего, ума у Витьки всегда было немного, по возрасту – шестнадцать, а по уму – шесть.
Но она вовремя прикусила язык – не к чему болтать лишнее на лестнице.
– А вот так, – старуха поджала губы, – нашли ее в садике, сидит, ничего не соображает. Думали – под наркотиком, оказалось – нет. В больнице подержали и выпустили, ничего не нашли. А она теперь как овощ, ничего не говорит, никого не узнает.
Тут двери лифта разъехались на Зинаидином этаже, а Лариса поехала дальше.
Дверь открыл отец, потому что Ларисин ключ не подошел. Все ясно: Антонина сменила замки. Лариса мысленно пожала плечами и решила этот вопрос не заострять.
Отец выглядел неважно – плохо выбрит, одет в какую-то вылинявшую футболку. Сегодня, конечно, выходной, человек дома отдыхает, но раньше он себе такого не позволял.
– Проходи, чаю выпьем! – сказал отец, мягко подталкивая Ларису на кухню.
На кухне было грязновато, в раковине – немытые тарелки, на полу какие-то подозрительные разводы, плита в жирных пятнах. При всем отношении к Антонине, Лариса не могла не признать, что раньше содержала она квартиру в порядке.
Отец вынул из шкафа чашки из парадного сервиза, еще маминого, положил пакетики с чаем и залил кипятком. Лариса удивленно подняла брови – отец терпеть не мог чай из пакетиков, покупал чай в специальном магазине, сам заваривал в специальном чайнике. А теперь вот пьет такую бурду…
Печенье было наломано и положено не в вазочку, а просто на тарелку, конфеты давно засохли.
– Извини, – отец перехватил ее взгляд, – надо бы в магазин сходить, да вот не собрался.
– Да ничего, – Лариса отважно отхлебнула чаю, – я вообще-то по делу пришла. Но прежде… что у вас случилось? Что с Викторией?
– Ты откуда знаешь? – Отец скрипнул зубами. – Соседи донесли? Ох уж эти соседи!
Лариса поняла, что отец не хочет об этом говорить, и ненавязчиво сменила тему.
– Скажи, что ты знаешь о своей двоюродной тетке, хозяйке той квартиры?
– Что? – Отец смотрел удивленно, потом задумался. – А пожалуй, что и ничего не знаю. Она была двоюродной сестрой моего отца, я и с отцом-то мало общался, а с ней и того меньше. Откровенно говоря, и забыл о ней совсем, думал, она давно померла. А тут вдруг два года назад вызывает меня нотариус и показывает ее завещание. Все по закону, квартира мне отписана. Я спрашиваю – что от меня требуется, похороны там, то-се… Нет, отвечают, на похороны деньги у нее оставлены были, все уже сделано, а вам только налог заплатить – и пожалуйста, пользуйтесь. Антонина все в свои руки взяла, сдала квартиру жильцам, а я там всего один раз был. Вещей никаких там теткиных не осталось, уж не знаю, куда делись, – на помойку, наверное, вынесли.
– А кто она была, тетка-то? Где работала, какое образование имела?
Задав вопрос, Лариса тотчас об этом пожалела, потому что отец нахмурился.
– Да не знаю я! – резко ответил он. – Ничего о ней не знаю, помню, что вроде бы звали ее Еленой, а больше ничего. Она с отцом была в ссоре, а потом и я с ним разошелся. У него характер очень тяжелый был. Любил, чтобы все всегда по его желанию было. Умней всех себя считал. Я, говорил, знаю, что для тебя лучше. В институт меня запихал, в какой я не хотел, потом, когда с мамой твоей мы познакомились, очень был против. Не к чему тебе, говорил, серьезные отношения. Тебе нужно на ноги становиться, карьеру делать.
– Мама ему не нравилась? – изумилась Лариса. – Не может быть!
– Да не мама, – отец поморщился, – он с ней и познакомиться-то толком не захотел. Вбил себе в голову, что не нужно мне жениться, и никого не слушал! Я, конечно, тогда с ним решительно говорил, отпор, в общем, дал. А он и заявил, что, пока я живу в его квартире, должен ему подчиняться.
Короче, разругались мы вдрызг, он и говорит: сделаешь по-своему – вали на все четыре стороны, нет у меня сына! Мать ни словом, ни взглядом никогда ему не перечила, только твердила: слушайся отца, сынок, он тебе плохого не желает.
У меня тоже характер имелся. У тебя, говорю, сына нет, а у меня – отца! И ушел в чем есть, дверью хлопнул. До диплома в общежитии поселился, потом мы с твоей мамой поженились. Как раз самые голодные годы начались. Ты родилась на съемной квартире, потом теща нам комнату в коммуналке выменяла. С этого и начинали.
А отец так с тех пор и не проявился. Всем знакомым и родственникам запретил обо мне даже слово сказать. Как будто у него не сын, а убийца, уголовник последний!
О том, что мать умерла, узнал от случайных людей через несколько месяцев. Вот так вот.
Отец вздохнул и понурил голову. Лариса уж и не рада была, что завела этот разговор. Тем более что ничего существенного по ее делу не узнала.
Откуда у ее тетки взялись эти древние наконечники для стрел? Для чего она их хранила? И самое главное: отчего именно сейчас они возникли из небытия? Могли ведь спокойно лежать себе в тайнике, если бы Антонина с доченькой не превратили жизнь Ларисы в ад и она не решилась переехать в ту квартиру.
Лариса вспомнила свой сон, где девочка в старинном платье с рюшами, так похожая на нее, указала ей, как открыть шкатулку. Что бы это значило?
Тут в кухню вошла Антонина, и Лариса не сумела совладать со своим лицом. Выглядела Антонина ужасно, как говорится, краше в гроб кладут. Она жутко похудела, засаленный домашний халат висел на ней как на вешалке, волосы были растрепаны и вообще давно просились к парикмахеру. Под глазами у Антонины залегли черные круги, углы губ скорбно опустились. Она равнодушно посмотрела на Ларису, не ответив на ее робкое приветствие, и бросила в раковину тарелку с остатками какой-то еды. Сильная струя воды попала на ложку и окатила Антонину. Она чертыхнулась, выключила воду и ушла, шлепая разношенными тапками.
Отец в ответ на Ларисин взгляд только махнул рукой и отвернулся. Она поняла, что пора уходить.
Дверь в бывшую Ларисину комнату была открыта, и Лариса увидела Викторию. Ну да, все правильно, это же теперь ее комната. Но, боже мой, что это с ней? Девчонка и раньше не блистала красотой, а теперь-то на диване развалился сущий монстр.
Если Антонина ужасно похудела, то ее дочь, наоборот, разнесло страшно, едва не весь диван заняла. Жидкие сальные волосы свисали вдоль щек, глаза смотрели перед собой абсолютно без выражения, из полуоткрытого рта стекала струйка слюны. На груди была повязана салфетка, заляпанная кашей.
Антонина вытерла слюну и попыталась закрыть дочери рот.
– Ва-ва… – сказала Витька, – ва-ва-ва…
– И так все время, – отец тихонько скрипнул зубами, – никакого прогресса.
– Да что с ней такое? – изумилась Лариса.
– Никто не знает. Диагноз поставить – и то не могут.
Витька вдруг подняла голову и уставилась на Ларису. В глазах ее зажегся странный темный огонь.
– Ты! – Она подняла руку. – Ты! – Рука тут же безвольно опустилась.
Виктория забормотала что-то очень тихо и неразборчиво. Лариса невольно сделала шаг в комнату, прислушалась и поняла, что девчонка говорит на непонятном языке. Потом она снова подняла руку и одним движением нарисовала в воздухе силуэт человека. Человек был весь заостренный. Как бритва.
Осознав это, Лариса вздрогнула.
– Омела! – произнесла Витька четко, и тут же голова ее упала на грудь, и глаза закрылись.
Отец осторожно потянул Ларису из комнаты.
– К психиатру ее надо, – сказала она.
– Водили уже! – отмахнулся отец. – И домой вызывали. Никто не помог. Если у тебя есть хороший, скажи.
– Поспрашиваю, – согласилась Лариса и подумала, что наверняка среди врачей найдется хоть один, кто любит антикварную мебель. В таком случае Владимира Михайловича он не минует.
Но откуда Витька знает насчет омелы? Ох, не обошлось, видно, без этих злодеев, которые охотятся за наконечниками для стрел.
Едва по улице мимо постоялого двора прошли, стуча колотушками, ночные стражники, как под окном комнаты, где ночевали слуги приезжего джентльмена, пропела малиновка.
Необычная песня для такого позднего времени! Ночью куда привычнее уханье совы!
Однако слуг эта славная песенка ничуть не удивила. Один из них спал очень чутко, он проснулся, едва услышал негромкую птичью песенку, и тут же растолкал своих товарищей.
Все поднялись, стараясь не поднимать шума, и быстро собрались в путь. На сборы у них ушло совсем немного времени, благо спали они не раздеваясь.
Когда все были готовы, старший среди слуг подошел не к двери, как всякий порядочный человек, а к окну. Он поднял раму и придержал ее, пока остальные слуги один за другим выскользнули через это окно на гостиничный двор, затем и сам последовал за ними, после чего опустил раму, стараясь не поднять шума.
Выйдя во двор таким необычным способом, старший слуга огляделся и просвистел, не очень умело подражая песенке малиновки. Тут же из тени возле стены дома вышел человек в дорожном плаще. Это был тот самый драчливый молодец, который устроил потасовку за ужином и обменялся потом с приезжим джентри весьма странными репликами.
В то же самое время хлопнуло еще одно окно и во двор выскочил упомянутый джентльмен.
– Все ли готово? – спросил он у драчуна.
– Все, – отвечал тот вполголоса. – Все, как мы договаривались. Я загодя вывел лошадей из конюшни и обвязал им копыта тряпками, чтобы они не шумели.
Он махнул рукой и пошел к воротам гостиницы, где их действительно поджидали несколько лошадей, а также служанка Дженни. "Драчун" дал девушке несколько пенсов, и та отперла перед ними ворота, пообещав впустить снова перед рассветом.
Выбравшись с постоялого двора, всадники в молчании проехали через город. Возле городских ворот их ждал стражник, которому тоже дали несколько монет, чтобы он выпустил кавалькаду из города в неурочное время.
За воротами всадники поехали быстрее.
Им больше не было нужды соблюдать тишину, однако они по-прежнему молчали – возможно, оттого, что не выспались и еще дремали в седле, а возможно, оттого, что их волновала эта лунная ночь и то дело, которое им предстояло.
А ночь действительно была лунная. Мертвенный свет ночного светила заливал луга и леса, окружающие город, придавая им странный, фантастический вид.
– Далеко еще ехать? – спросил самый молодой из всадников, поравнявшись с главой кавалькады.
Он задал этот вопрос оттого, что не мог больше молча ехать в этой лунной ночи. Ему хотелось хоть как-то разрушить ее волшебную, пугающую тишину.
– Недалеко. Всего мили три от города.
– Всего три мили? – удивленно переспросил молодой всадник. – Мне кажется, мы уже проехали миль десять…
– Ночью дорога всегда кажется длиннее. А вот, кстати, уже показалось то место, к которому мы едем!
Действительно, впереди появились странные камни, стоящие вертикально, похожие на безмолвных каменных великанов или окаменевших троллей из старинной сказки. Камни эти выстроились большим кругом, как будто о чем-то разговаривали между собой. Лунный свет, заливающий каменных исполинов, словно окутавший их серебряными мантиями, придавал им особенно загадочный и таинственный вид.
– Что это? – удивленно воскликнул молодой всадник.
– Это древнее капище, – ответил ему вполголоса джентльмен, словно магия этого места подействовала на него, лишив былой уверенности. – Древнее капище нашего народа, где священники кельтов – друиды – совершали свои удивительные обряды.
– И для чего же мы приехали сюда?