– Невысокий мужчина в плаще знал время вашего прибытия. Ночной рейс, "Люфтганза". Кто-то из ООП ему сообщил. Мужчина в плаще проследил за вами от аэропорта до отеля, поболтался на другой стороне улицы, увидел, как вы сняли номер, потом сели в лифт. Тогда он вошел в вестибюль, вызвал лифт, чтобы тот спустился вниз, бросил ваши права на пол, развернулся и ушел.
– И зачем он так сделал?
– Это послание. Думаю, он рассчитывал, что вы сами найдете удостоверение. Вы поднялись наверх, чтобы оставить в номере вещи, и он полагал, что вы спуститесь позавтракать.
– Я пошла по лестнице.
– Ну да.
– Почему немолодой человек, проработавший в правительстве достаточно долго?
– Ну, вы и сами можете сообразить. Думаю, уже сообразили. Вы не задали вопроса про мужчину в плаще. Потому что знаете.
– Нет, не знаю.
– Более того, вы совершенно уверены.
– Есть вещи, о которых я не могу с вами говорить.
– Позвольте выдвинуть предположение, – вмешалась Нигли. – Вы проводили где-то тайную операцию и выдали нашим ребятам немецкие документы. Для прикрытия. Или просто веселья ради. А может, это сделали израильтяне, с вашего согласия. Немецкое правительство все узнало и сильно расстроилось. Вы категорически отказались комментировать или признаться, и теперь их разведка оказывает на вас цивилизованное, но очень немецкое давление. Они говорят: видите, мы тоже на такое способны. И спрашивают: ну, как, вам нравится? Думаю, тут есть элемент хвастовства, а с другой стороны, почему нет? Все очень сдержанно, благоразумно, и никому никакого вреда. Но, полагаю, нервирует ужасно.
– Почему немолодой человек, проработавший в правительстве достаточно долго?
– У них в посольстве есть люди, которые могли бы это сделать, но возможность все отрицать – штука полезная, поэтому они связались со своим человеком на месте. Новых отношений такого типа не бывает. По крайней мере, не в нынешней Германии. Все они – исторические выходцы из старой Восточной Германии. Молодой человек, работающий на правительство США в те давние времена, мечтает о революции, копирует секретные документы и оставляет их под камнем в парке. Потом он покупает дом, и ему требуются деньги; дальше все идет по накатанному, пока в конце концов его не получает в наследство новая Германия и ее служба разведки. И вот теперь он смог оказаться полезным. Он знает ваш домашний адрес, потому что в настоящий момент работает в ООП. Он проворачивает аферу с вашими правами и отвозит копию в посольство. Возможно, документы Рэтклиффа и кого-нибудь, кому они решили насолить. Там карточки с правами мирно лежат в ящике какого-нибудь стола, дожидаясь, когда кто-то из вас прилетит в Германию. А именно вы, сегодня утром. "Люфтганза", естественно, сотрудничает с ними, поскольку это государственные авиалинии. Вы летели не одна. В последний момент кто-то из служащих немецкого посольства сел в самолет с конвертом, в котором лежала копия ваших прав. Именно по этой причине мужчине в плаще пришлось проследить за вами от аэропорта. Он мог бы подождать и здесь – он же знал, в какой отель вы направлялись, поскольку их человек в ООП бронировал вам номер, – но сначала ему нужно было встретить самолет, чтобы получить конверт от служащего посольства. Иными словами, ваше водительское удостоверение отставало от вас всего на пару минут в поездке по городу.
Синклер довольно долго сидела молча.
– Я не стану обсуждать ничего из того, что вы сейчас сказали, – заявила она. – Но, если б то, о чем вы говорили, действительно произошло, мы, естественно, не могли бы это комментировать. Надеюсь, вы понимаете, что я ничего не признáю.
– Вы собираетесь им ответить? – спросил Ричер.
– Это будет сложный двойной блеф, верно?
– Вы можете пойти к Гризману. Пусть он блефует. Он будет вести себя исключительно вежливо, а когда вы повернетесь к нему спиной, засунет ваше дело в самый дальний ящик, чтобы выглядеть благонадежным гражданином перед своим правительством. Что будет весьма для него полезно. И он даже может отнестись к новым обстоятельствам как к услуге. А взамен, возможно, согласится понаблюдать за явочной квартирой.
– Для него проще попросить нас проверить тот отпечаток пальца.
– Нам все равно нужно это сделать. Убили женщину. Проверить отпечаток будет правильно.
– Взгляд с дешевых мест?
– Таким должен быть взгляд с любых мест.
Синклер промолчала.
– Мы можем провести проверку, не ставя его в известность. Если результат окажется нулевым, скажем. Если же нет, решим, что делать, по обстоятельствам.
– И каковы шансы?
– Солдаты ходят к шлюхам, но, как правило, не убивают. Кроме того, она была дорогой, судя по району, в котором жила. Что еще сильнее снижает вероятность.
– Нет, – сказала Синклер. – Это банка с пауками. Слишком высоки политические риски.
* * *
В этот момент новый курьер стояла пятой в очереди иммиграционного контроля в гамбургском аэропорту. Работало четыре окна – два для членов Евросоюза и два для всех остальных. Она прилетела с пакистанским паспортом и совсем не нервничала. Для этого не было никаких причин. Она оказалась тут впервые, никогда нигде не бывала, не значилась ни в каких базах данных. Ее никогда нигде не видели, не брали отпечатков пальцев и сфотографировали всего один раз – для паспорта, который она сейчас держала в руке, абсолютно надежного и настоящего, если не считать имени и национальности.
Четвертая в очереди. Она видела свое отражение в стеклянной стенке будки. Спутанные волосы, сонные глаза, уязвимая. Блузка все еще белая и чистая, тщательно обработанная от микробов. Две пуговички расстегнуты. "Никогда не расстегивай три, если только это не будет выглядеть как случайность, – так ее учили. – Держись строго с мужчинами, представителями властей".
И вот она уже третья в очереди.
* * *
Ричер и Нигли оставили Синклер в ее номере и прошли мимо комнаты Джека к Нигли, чтобы их разговор нельзя было услышать сквозь стену.
– Я не знаю, зачем она прилетела, – сказал Ричер. – Она категорически отказывается установить слежку за явочной квартирой.
– Она здесь, потому что крошечный шанс лучше, чем ничего.
– Если только не считать, что она изо всех сил отталкивает от себя все возможности.
– Правда?
– Ты о чем?
– Не важно, – сказала Нигли. – Отдохните. Восточное побережье еще целый час будет спать. А когда они проснутся, мы встретимся. Уверена, что конференция по телефону поднимет нам настроение.
* * *
Ричер вышел прогуляться и обнаружил, что оказался на улице со множеством магазинов мужской одежды. А еще там продавали ремни, перчатки, часы и бумажники. Одежда и аксессуары. Похоже на неофициальный уличный универмаг. Он зашел в лавочку, торговавшую традиционной одеждой, и купил новое нижнее белье и футболку, черную, из отличного хлопка. Стоила она в четыре раза дороже того, что он привык платить, но отлично ему подошла. В среднем немцы были высокими – не такими, как голландцы, которые считались мировыми чемпионами по росту, но выше американцев в целом.
Ричер переоделся в примерочной и выбросил старую одежду в урну. Нигли была права: ему не хватало миллиона мелких вещей. Например, майки тусклого оливкового цвета. Когда-то прежде их выдавали, но потом перестали, без объяснения, и в конце концов вычеркнули из списка, который теперь стал печально неполным.
Ричер пошел дальше и вскоре увидел парикмахерскую, которая расположилась так, что являлась своего рода центром неофициального уличного универмага. Она выглядела, как американское заведение из прежних времен: два виниловых стула с таким количеством хрома, что "Кадиллаку" и не снилось, большой радиоприемник на полке. Не ради привлечения клиентов, а в качестве дани победителям. Американских военных поблизости было не так чтобы очень много. К тому же армейский парикмахер всегда стоил дешевле.
На опытный взгляд Ричера, заведение было скорее кафешкой, чем парикмахерской, но он оценил старания хозяина, продумавшего мелкие детали. Например, тот прикрепил к зеркалу наглядный плакат, напечатанный в Америке; Ричер видел сотни таких в Штатах. Черно-белые карандашные рисунки двадцати четырех голов с разными прическами, чтобы клиент мог просто показать вместо того, чтобы объяснять. Сверху слева находилась стандартная уставная короткая стрижка, дальше – полубокс, ежик и так далее. Постепенно, по мере приближения к правой нижней картинке, волосы становились длиннее, а прически – более необычными. Ирокез там тоже имелся, а также несколько других, на фоне которых он выглядел образцом для подражания.
Мужчина, находившийся внутри, поманил Ричера, предлагая ему войти.
– Сколько? – одними губами произнес Джек.
Мужчина поднял руку, расставив пальцы.
– Пять чего? – спросил Ричер.
Парикмахер подошел к двери, открыл ее и сказал:
– Американских долларов.
– Мой парикмахер берет меньше.
– Зато я лучше. Вы же шьете свою форму на заказ, верно?
– Я похож на человека, который носит форму?
– Я вас умоляю.
– Пять баксов? – сказал Ричер. – Я помню времена, когда за пять баксов можно было купить два гамбургера и билет на задний ряд в кино. И даже хватило бы на такси для нее, если вы поссорились в процессе. Стрижка и бритье стоили два доллара.
– Это знак уважения?
– Что?
– Вы специально так сказали?
– Иногда я случайно произношу некоторые вещи, но обычно всего один слог за раз.
– Значит, специально. В знак уважения. Вы собираете энергию.
– Что я делаю?
– Вам нравится мое заведение.
– Ну, наверное.
– В таком случае поддержите его, заплатив пять баксов.
– Мне не нужна стрижка.
– Знаете, в чем разница между вами и мной?
– В чем? – спросил Ричер.
– Я вижу ваши волосы.
– И что?
– Вам необходима стрижка.
– За пять баксов?
– Я еще побрею вас, бесплатно.
Опыт получился просто восхитительным. Вода теплая, пена мягкая, сталь, тихонько шипевшая на молекулярном уровне, безупречная. Зеркало было тонированным, поэтому окончательный результат напоминал загар в тех местах, где кожа, скорее всего, стала розовой. Но все равно вышло замечательно. "Скажем, за бритье бакс, – подумал Ричер, – тогда стрижка стоит четыре. Возмутительно".
Парикмахер поменял бритву на ножницы и занялся волосами Джека, который, не обращая на него внимания, разглядывал плакат с разными прическами. Двадцать четыре варианта. Он изучал один за другим, по очереди, так, что двигались только глаза, как будто он запоминал мельчайшие детали, начиная с самой простой стрижки наверху и заканчивая фантастически сложной в самом низу.
Снова посмотрел на ирокез.
– Ну, как вам? – спросил парикмахер.
– В смысле? – поинтересовался Ричер.
– Ваша новая прическа.
Джек взглянул в зеркало.
– А вы меня уже подстригли? – спросил он.
– Вы сомневаетесь?
– Не похоже, чтобы вы меня вообще стригли.
– Вот именно, – заявил парикмахер. – Лучшая стрижка выглядит так, будто ее сделали неделю назад.
– Значит, я должен заплатить пять баксов за стрижку, которая уже отросла?
– Здесь салон, а я – художник.
Ричер промолчал.
Еще раз посмотрел на ирокез.
Затем достал из кармана пять баксов и протянул мастеру.
– У вас есть телефон? – спросил он.
Парикмахер показал на стену, на которой висел старый телефон-автомат фирмы "Белл", полностью из металла, больше подходящий для заправки, а не парикмахерской, но Ричер оценил старания хозяина.
– А он работает? – спросил он.
– Естественно, – ответил парикмахер. – Мы в Германии. Его усовершенствовали, и теперь это вполне себе нормальный телефон.
Ричер набрал номер, написанный на визитке Гризмана, которую достал из конверта с отпечатком пальца, и услышал гудки. Телефон действительно работал. Германия. Усовершенствования.
Гризман взял трубку.
– Мы с вами всего лишь простые детективы, вы и я, и надеемся получить друг у друга одолжение.
– Вы проверите отпечаток пальца? – спросил Гризман.
– Если вы кое-что для меня сделаете.
– Что именно?
– На самом деле мне нужны от вас две вещи. Посадите ваших людей в машины с рациями, чтобы они понаблюдали за баром, куда ходит Клопп. Возможно, туда придет парень с фоторобота. Но только пусть постараются держаться незаметно.
– И?…
– То же самое около дома через пять улиц. Машины, рации, незаметно. Рано или поздно там появится саудовец. Он пробудет внутри некоторое время, потом выйдет и направится на встречу. Я хочу знать, куда он пойдет, в режиме реального времени.
– Для этого потребуется много машин и людей.
– Мы же с вами в Европе. Зачем еще они вам нужны?
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Это невозможно: нужно время, чтобы все организовать.
– Вы хотите, чтобы я прогнал ваш отпечаток через наши базы?
Гризман секунду молчал, потом сказал "да", причем с гораздо большим энтузиазмом, чем Ричер ожидал. Немец невероятно гордился своим отделом и хотел как можно быстрее закрыть дело.
– Постарайтесь выполнить мою просьбу, и я постараюсь выполнить вашу.
– Ладно, – сказал Гризман.
Затем Ричер позвонил в отель и попросил соединить его с Нигли, которая оказалась у себя в номере.
– Мне нужен Ороско, – сказал он. – Немедленно. Через пять минут после этого мы с тобой должны встретиться с Синклер.
– Она все равно вас ищет. У нее появилось что-то интересное.
– Что?
– Не знаю. Вандербильт нашел. Она страшно возбуждена.
– Скажи Ороско, что я в парикмахерской в трех кварталах от отеля. Пусть поспешит.
– У вас что-то появилось?
– Я знаю имя американца.
Глава
18
Ричер сел в кресло, парикмахер сделал кофе и стал расспрашивать Джека про его детство в старой Америке. Видимо, собирает энергию, решил Ричер. На самом деле он провел почти все свое детство за пределами континентальной Америки, поскольку его отец, морской пехотинец, служил в самых разных точках земного шара. Джек переезжал с ним с места на место вместе с братом и матерью. Дальний Восток, Тихий океан, Европа. Дюжины военных баз. Что в некотором смысле было полезно. Старая Америка всегда представлялась ему чем-то вроде мифа. Поэтому он повторил ту же выдуманную историю, которую рассказывал множество раз. Автоматы по продаже жевательной резинки, "Кадиллаки" с "плавниками", бесконечное сияние солнца, кинотеатры на открытом воздухе, куда можно заехать на машине, официантки на роликах, чизбургеры, холодная кока-кола в бутылках из зеленого стекла, репортажи о бейсбольных матчах по радио из Канзас-Сити, статические помехи и все такое. Улыбка парикмахера становилась все шире, как будто энергия в комнате действительно добралась до радовавшего его уровня.
Потом под визг тормозов у тротуара остановился седан Ороско, Ричер быстро вышел к нему на улицу и сел на пассажирское сиденье.
– Отличная стрижка, – сказал Ороско.
– Неужели заметно? – спросил Джек и провел пальцами по волосам.
– Здорово подчеркивает твои скулы. Дамочкам понравится.
Ричер достал из кармана конверт Гризмана.
– Я хочу, чтобы ты прогнал этот отпечаток через наши базы, – сказал он.
– Какие конкретно?
– Армия, ВМС, военно-воздушные силы, морская пехота. Но очень тихо.
– Что случилось?
– Убита проститутка. Местные копы думают, что отпечаток принадлежит тому, кто это сделал.
– Есть основания думать, что он из американской армии?
– Никаких, но мне нужна услуга.
– Мы не можем.
– Именно по этой причине я прошу тебя проделать все тихо. Только твои глаза, потом мои. Дальше мое дело.
– Мне почему-то пришли на ум слова "суд" и "военный".
– Ничего такого еще не произошло.
Ороско довольно долго сидел не шевелясь, потом взял конверт. Молча. Никаких обещаний. Отрицание с самого начала. Отличная идея. Ричер выбрался из машины, Ороско уехал, а он поспешил в отель.
* * *
Они снова встретились в номере Синклер. Ее грандиозная новость заключалась в том, что Вандербильт проявил бешеную активность и инициативу и показал пришедший им по факсу фоторобот американца, нарисованный художником, Бартли, подполковнику, который отказывался сказать, где он был в интересующий их день, съездив к нему в казарму для командированных офицеров в Форт-Майер. Тому самому подполковнику, что снимал деньги с семейного счета перед разводом с ничего не ведающей женой. Он узнал лицо на фотороботе и сказал, что видел этого человека в аэропорту Цюриха. Во время своей предпоследней поездки. Они возвращались в Гамбург одним и тем же рейсом. Ровно за две недели до первой встречи с курьером. Тот человек держал в руках блестящую папку со множеством кармашков с логотипом банка. Такие выдают, когда ты открываешь счет. У подполковника имелась такая же; он получил ее год назад, когда абонировал банковскую ячейку.
– Это не точно, – сказала Синклер.
– Но достойно рассмотрения, – ответил Ричер. – Клопп и Бартли видели одного и того же парня. Думаю, фоторобот получился очень хорошим. – Он достал и развернул собственную копию. Брови, скулы, глубоко запавшие глаза, волосы цвета соломы или сена летом. Нормальные по бокам, но намного длиннее наверху. Как будто какая-то прическа. Как будто, когда он вертел головой, волосы разлетались в стороны. Как у Элвиса Пресли.
– Как получается такая прическа? – спросил Ричер.
– Думаю, сначала ты отращиваешь волосы, а потом говоришь парикмахеру, какой они должны быть формы, – ответила Синклер.
– Или начинаешь с ирокеза и даешь ему отрасти. Через четыре месяца волосы становятся нормальными по бокам, но слишком длинными на макушке, потому что там они начали расти раньше. В самом начале ты носишь шапку, пока твоя прическа перестает быть необычной.
– Бейсболку с красной звездой спереди, – добавила Нигли.
– Скорее всего, "Хьюстон астрос" , потому что ты из Техаса. Тебя зовут Уайли, и четыре месяца назад ты покинул зенитную часть в сотнях миль отсюда.
Синклер молчала.
– Ты купил новый паспорт, и тебе не нужно пользоваться собственным, – продолжала Нигли. – Таким образом, военная полиция никогда тебя не поймает.
– Не слишком ли большая ставка на прическу? – спросила Синклер.
– Прикажите доставить сюда его личное дело, и покажем фотографию Клоппу, – сказал Ричер.