– Как ножом для бумаги, – ответила Эва.
Мэриэн покачала головой.
– Нет слов. Не хочешь ли ты… – Она засмеялась. – Не пойми меня превратно, хорошо? Но позволь мне записать тебя к одной женщине, которая делает мне прическу. Просто чтобы… – Мэриэн прикоснулась рукой к своим безупречным белым волосам, подстриженным "под пажа". -…Ну, ты понимаешь. Слегка подправить их?
– Я стриглась маникюрными ножницами, – усмехнулась Эва и при этом испытала странное ощущение, словно за последние недели разучилась смеяться. Ей хотелось бы, чтобы кто-нибудь привел ее волосы в порядок, но она также мечтала купить Кори маленькое детское сиденье для машины. Две женщины в парке говорили ей, что опасно возить ребенка в машине в бельевой корзине и что эти новые пластмассовые детские сиденья с мягкой набивкой продавались в магазине "Кмарт" за двадцать долларов. Она купила бензин, молочную смесь и побольше одноразовых подгузников, и ее сотня долларов быстро испарилась. Как ни крути, ей приходилось выбирать между детским сиденьем и новой стрижкой.
– Ладно, скажешь мне, если захочешь, чтобы я договорилась, – сказала Мэриэн. – Я угощаю.
– Спасибо, – сказала Эва. Она опустила глаза на Кори, которая уставилась на нее. – Теперь она все время так делает, – сказала она Мэриэн, – в изумлении смотрит на меня. – Она замолчала и посмотрела на экран телевизора. Кто-то произнес фамилию Глисон и "дело приостановлено".
– Она пристально смотрит, потому что теперь узнает тебя, – сказала Мэриэн, но Эва едва слышала ее, повернувшись к телевизору.
Перед камерой стоял полицейский и говорил в связку микрофонов.
– Да, – сказал он в ответ на вопрос, который Эва не расслышала. – Мы разговаривали с девушкой Тима Глисона, которая сначала не решалась давать показания.
– Что? – спросила вслух Эва.
– Она свидетель по принуждению, но она привела нас к дому в Джексонвилле, откуда братья Глисоны звонили губернатору Расселу. Мы нашли доказательства того, что они там были, но сейчас их там нет. И нет вообще никаких признаков того, что там находилась миссис Рассел.
– Знает ли его девушка, где сейчас находится миссис Рассел? – послышался голос из-за камеры.
– Она говорит, что не знает, где удерживали миссис Рассел и где она может быть теперь.
Неожиданно на экране появились яркие фотографии Тима и Марти.
– Вероятно, Тимоти и Мартин Глисоны скрываются под чужими именами и изменили свою внешность, – сказал ведущий новостей. Он сообщил номер телефона, по которому зрители могли передать важную информацию.
Уставившись на экран телевизора, Эва сидела не дыша. Эту фотографию Тима она видела в особняке. Он был снят без рубашки и улыбался и был чуть моложе, чем теперь. Хотя на телеэкране по взятой крупным планом фотографии нельзя было догадаться, что он сидел на пляже. Его кудрявые волосы выгорели на солнце почти до белизны. А эти светло-зеленые глаза! Она почти забыла их.
Эва начала плакать, стараясь изо всех сил не всхлипывать. Она почувствовала на себе взгляд Мэриэн, когда пожилая женщина встала и выключила телевизор. Мэриэн снова села, обхватив руками колени.
– Я не хочу знать, что связывает тебя с тем, что мы только что видели, – спокойно сказала она. – Но я могу рассказать тебе кое-что о себе.
Эва выжидающе посмотрела на нее.
– В 1960 году мой муж отправился в тюрьму за убийство, которого не совершал, – сказала Мэриэн. Ее голос звучал напряженно. – Нашлись два свидетеля, которые присягнули, что он присутствовал на месте преступления, и даже видели, что он совершил его, но я совершенно уверена, что его опознали ошибочно. Хотя никто не мог подтвердить его алиби, потому что в это время он спал в отеле, он был признан виновным. И был казнен в 1966 году.
– Мне очень жаль, – прошептала Эва.
– После этого я присоединилась к организации ОСКП, – сказала Мэриэн, и Эва внимательно посмотрела на нее. – Никто из окружающих об этом не знает. Мои друзья и соседи всегда верили в то, что Джим невиновен, но они не знают, что я стала принимать участие в политическом движении. ОСКП способствовала тому, что несколько лет назад была отменена смертная казнь. Конечно, теперь ее снова вернули. – Мэриэн пожала плечами. – Как бы там ни было, меня это касается, и я стараюсь помогать, как могу.
Эва не знала, что сказать. Она все еще видела перед глазами лицо Тима и была смущена намеками офицера на его "подружку".
– Просто скажи мне, – тихо сказала Мэриэн. – Один из них… один из братьев Глисонов… отец Кори?
Эва опустила глаза на лежавшего у нее на руках ребенка. Она кивнула, словно сама и вправду верила в это.
– Прости, милая.
– Я все еще думаю, что он как-нибудь отыщет меня. Если бы не они, я… – Эва покачала головой. – И они сказали, что разговаривали с его подружкой. Я его подружка.
Мэриэн взяла ее за руку.
– Во-первых, они говорят все что угодно, чтобы добиться своего. Вероятно, они пытались выудить тебя оттуда, где ты скрываешься. Во-вторых, и это значительно важнее, – сказала Мэриэн, и выражение ее лица за очками стало серьезным, – мы разговариваем с тобой о том, о чем не должны говорить. Ты должна быть осмотрительнее. Мне стало ясно, что ты как-то связана с этой ситуацией, но ты не должна так раскрываться перед другими людьми, хорошо?
Эва кивнула.
– Ты подпрыгиваешь всякий раз, когда звонит дверной звонок, и теперь я понимаю почему. Ты, вероятно, стала слишком подозрительной. Ты никогда не узнаешь, кому можно верить, поэтому не верь никому. Друг может стать врагом, а рискуешь не только ты.
– Я знаю, – сказала она. – Это все Тим, Марти и их сестра. И На… – она осеклась. – Люди, которые помогли мне добраться до вас.
– И теперь я тоже буду защищать тебя, – сказала Мэриэн. – Я буду помогать тебе и поддерживать тебя. Итак, больше ни слова никому, пока ты жива. Обещаешь?
Эва снова кивнула и посмотрела на погасший экран телевизора.
– Думаете, я когда-нибудь снова увижу его? – спросила она.
– Я знаю, что твое сердце разбито, Эва, но для него было бы ошибкой пытаться найти тебя и наоборот. Он только подвергнет опасности тебя и ребенка, и я уверена, что Тим понимает это. Поэтому независимо от того, как сильна его любовь к тебе, он не должен пытаться найти тебя. Ради тебя и Кори.
Эва не думала о том, что он ради ее защиты останется вдали. Любовь к нему вспыхнула в ней с новой силой.
– Я просто хочу как-нибудь помочь ему, – сказала она. Лежащая в слинге Кори закапризничала, и она подняла ее на плечо, похлопывая по спинке.
– Если ты хорошо воспитаешь ребенка, это будет самая лучшая помощь для него, – сказала Мэриэн. – Что наводит меня еще на одну мысль.
– Какую? – спросила Эва.
– Тебе нужно найти работу.
– Но… я нужна вам здесь.
Мэриэн улыбнулась.
– Я десять лет занималась этой работой без тебя, милая. Ты очень помогаешь мне, но ты мне не нужна. Для твоего будущего очень важно, чтобы ты начала вести себя как Эва Бейли.
Именно об этом говорила ей Наоми.
– Я знаю, что прошло всего несколько недель после родов, – сказала Мэриэн, – но ты как будто в хорошей форме, поэтому я думаю, что ты вполне можешь найти работу на неполный день. Я разговаривала с подругой, Стеффи Грин, которая заведует университетской закусочной в нашем районе. Там питаются студенты Виргинского университета. Они могут взять официантку на вечернюю смену. В месяц получится от шести до десяти смен. Всего четыре часа, по крайней мере сначала. Как ты думаешь, справишься?
– Но… а как же Кори?
– А ну! – Мэриэн помахала рукой, словно приветствуя ее. – А я на что? Я позабочусь о ней. Вечером детей забирают из детского сада, и мы с Кори будем только вдвоем.
Эва прислонилась щекой к головке ребенка.
– Не думаю, что могу оставить ее с кем бы то ни было, – сказала она. – Даже с вами.
– Я настаиваю, Эва, – твердо сказала Мэриэн, и в ее голосе послышались нотки сержанта-инструктора по строевой подготовке. – Не только потому, что у тебя появятся деньги, а потому, что ты должна выходить из дома. Тебе нужно завести друзей и думать не только о Кори и этом… – она махнула рукой в сторону телевизора, – …ее отце. Ты должна начать жизнь сначала, милая. Хорошо?
Эва кивнула.
– Я смогу оплачивать вам арендную плату, если буду работать, – сказала она и тут же с тревогой подумала о том, что Мэриэн хочет, чтобы она пошла работать и смогла уйти от нее. Возможно, ее откровения о том, что она знакома с Тимом Глисоном, напугали женщину. – То есть если смогу по-прежнему остаться здесь, – добавила она.
– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, – сказала Мэриэн. – И ты можешь платить мне четверть своих чаевых, если тебя это устроит. Ты не против?
Глаза Эвы снова наполнились слезами.
– Конечно, – сказала она.
Мэриэн подошла к ней.
– А теперь, – сказала она, услышав, что звонит телефон, – мы условимся о встрече с парикмахером.
21
Через три дня после Рождества, в метель, Эва ехала в машине к университетской закусочной на свою первую вечернюю смену. На фонарях вдоль Центральной улицы висели праздничные украшения, а в городе было темно и тихо. Она была рада, что начинает работать в зимние каникулы. В закусочной будет меньше народа, ей легче будет перейти от подогрева бутылочек с молочной смесью к приготовлению молочных коктейлей.
Напротив закусочной дугой стояли машины, и она выругалась. Параллельная парковка. Одно-единственное упражнение, которое чуть было не лишило ее возможности получить водительские права в Северной Каролине. Было одно узенькое пространство между припаркованными машинами неподалеку от квартала, где находилась закусочная. Сражаясь с переключением передач, она подавала машину назад, потом вперед до тех пор, пока у нее не вспотели ладони, лежавшие на руле, и наконец сдалась. Эва опаздывала уже на пять минут, она отъехала на несколько кварталов и нашла место, где смогла приткнуться. Начало ей не понравилось.
Девушка запыхалась, пока добежала до закусочной. Открывая входную дверь, она не удержала ее под порывом ветра, и та со стуком ударилась о стену снаружи. Посетители, те, что сидели за столиками, и те, что толпились у стойки, услышав этот звук, оторвались от еды, а высокая молодая официантка перестала наливать кофе, вытаращив на нее глаза.
– Черт, – сказала официантка. – Входите, почему вы не входите?
Эва почувствовала, что покраснела от такого внимания. Посетители, большинство из которых были студенты, улыбаясь, возвращались к своим разговорам, тогда как официантка, поставив кофейник, направилась к ней.
– Ты Эва? – спросила она. – Пожалуйста, скажи мне, что ты Эва. – У нее была очень короткая стрижка и огромные карие глаза, а поверх красной футболки и джинсов на ней был надет белый фартук.
– Да, – сказала Эва.
– Ура и аллилуйя! – Женщина схватила ее за руку и провела через закусочную туда, где можно было спокойно поговорить. – Сегодня нас очень мало, – сказала она с выраженным северокаролинским акцентом. – По вечерам нас бывает пятеро, но у одной вирусная инфекция, а другие в отпуске, и хотя сегодня не так много работы, как обычно, клянусь, что я уже готова была уйти. Кстати, меня зовут Лоррин. Я должна контролировать тебя, но не парься, пока ты вкалываешь, мне плевать, чем еще ты будешь заниматься.
Эва улыбнулась. "Это я умею". Лоррин ей уже нравилась.
– Ты где-нибудь работала? – Эва достала из-за стойки такой же фартук, как у нее, и протянула его Эве.
– Угу. – Эва надела фартук через голову. – В Чапел… – Черт! – В Чарльстоне, – сказала она.
– Рядом с колледжем?
– Совсем рядом, – сказала она, с тревогой размышляя о том, много ли в Чарльстоне колледжей.
– Класс. Тогда ты знаешь, что обслуживание студентов – самая низкооплачиваемая работа, самая унизительная и самая лучшая из тех, что можно найти здесь.
Эва рассмеялась.
– Точно, – сказала она. Девушка бросила взгляд в дальний угол закусочной, словно могла увидеть там Тима, ожидающего, что она принесет ему кофе, но за угловым столиком никого не было.
Лоррин проследила за ее взглядом.
– Сейчас зимние каникулы, поэтому не рассчитывай, что здесь всегда будет так спокойно.
– Мы близко от кампуса?
– Очень, – сказала Лоррин. – Но не говори "кампус", так никто не говорит. Это территория.
– Ох. Ладно.
– Сегодня вечером мы с тобой работаем за стойкой, – сказала она, – поэтому давай-ка пойдем туда.
Как только она узнала, что такое "гриллсуиз" – пончик, приготовленный на гриле, на который сверху кладут шарик мороженого, – работа стала спориться. Эва работала за стойкой быстро и безошибочно, а ведь прошло больше месяца с тех пор, как она не чувствовала себя так уверенно. Студенты отнеслись к ней дружелюбно, и иногда ей казалось, что она снова в Чапел-Хилле и страстно желает быть одной из них.
Если не считать тех моментов, когда она представляла, будто Тим приехал за ней, она была рада, что остригла волосы. Парикмахерша Мэриэн сделала ей нежную прическу в виде коротких завитков с густой челкой, которая не желала лежать ровно, но она чувствовала себя свободнее и легче, двигаясь по закусочной, и знала, что с короткими волосами выглядела на год или на два старше.
Вечер омрачался только тем, что она находилась вдали от Кори. Если прежде Эва не осознавала, как привязалась к ребенку, теперь твердо знала это. Отработав половину смены, она воспользовалась телефоном в кухне закусочной и позвонила Мэриэн, чтобы убедиться, что все в порядке.
– Все прекрасно, – сказала Мэриэн. – Возвращайся к работе.
Лоррин болтала с ней, когда они ставили тарелки на стойку и накладывали мороженое на жареные пончики. Она была студенткой третьего курса университета, ей было двадцать лет, Лоррин приехала из Гэлакса, черт знает где это находится, и уже два года работала в закусочной. Она ни к кому не испытывала почтения, была прямолинейной и без претензий, что очень понравилось Эве.
– Стеффи сказала, что у тебя есть ребенок, – сказала Лоррин, когда они стояли бок о бок и нарезали ломтями пироги.
– Угу, – проговорила Эва. – Кори.
– Ты бросила работать, потому что твой парень навешал тебе лапшу на уши или как?
Эва рассмеялась.
– Точно, – сказала она.
– У моей подруги такая же ситуация. – Лоррин слизнула с большого пальца крошку вишневого пирога. – Ее дочке сейчас четыре года. Я живу вместе с ними.
– Сколько лет было твоей подруге, когда у нее родился ребенок?
– Девятнадцать, – сказала Лоррин. – А тебе?
– Семнадцать.
– Ой! Мэриэн заботится о твоей дочке, пока ты на работе, да?
– Да. Ты знаешь Мэриэн?
– Все знают Мэриэн. Она спасала меня один или два раза.
Эве хотелось было узнать, как Мэриэн помогла Лоррин, но она боялась показаться любопытной.
– Так и есть, – продолжала Лоррин, – Шэн – дочка моей подруги Бобби – ходит в ее детский сад.
– О! – Рука Эвы с ножом повисла в воздухе, когда она вспомнила о послушной четырехлетней девочке, которая каждый день приходила к ним. – Она восхитительная, – сказала она.
– Да, восхитительная. – Лоррин улыбнулась, словно представив девочку. – Итак, твой парень еще здесь?
Ей пришлось придумать ответы на вопросы об отце Кори и научиться рассказывать свою историю так, чтобы в нее можно было поверить.
– Нет, мы расстались, когда я была приблизительно на шестом месяце беременности.
– Выродок, – сказала Лоррин. – Как его зовут?
– Патрик. – Она выбрала это имя наугад, но оно ей нравилось. Имя Патрик ассоциировалось с рыжими волосами, поскольку он – покровитель Ирландии.
Лоррин перестала нарезать пирог и посмотрела на Эву.
– Тебе семнадцать лет, ты работаешь официанткой и одна растишь ребенка. – Она покачала головой. – Я тобой восхищаюсь, подруга. Я поняла, что ты понравишься мне, в тот самый момент, когда ты ворвалась в ресторан.
– Я почувствовала то же самое, увидев тебя, – смутившись, сказала Эва.
– Я занята, поэтому не обольщайся.
– Что? – удивленно спросила Эва.
Лоррин засмеялась.
– Не поддразнивай, Эва, – сказала она, вздохнув. – Бобби – мать Шэн – моя девушка.
Эва не сразу поняла ее. Потом у нее неожиданно открылись глаза.
– О! – произнесла она. Эва знала пару лесбиянок в Северной Каролине, но была едва знакома с ними. И она также была знакома с Бобби, бухгалтершей с консервативной внешностью и явным акцентом уроженки Новой Англии. Ей никогда бы и в голову не пришло, что она лесбиянка.
– Я не лесбиянка, – сказала Эва. Она подумала, что должна прояснить ситуацию.
– Как будто я не вижу. – Лоррин снова засмеялась, но потом стала серьезной. – Надеюсь, мы все равно будем друзьями, – сказала она. – Какое это имеет значение?
Впервые за весь вечер Эва заметила в поведении Лоррин нечто другое, чем просто самоуверенную развязность. Между бровей у нее пролегала слишком глубокая для двадцатилетней девушки морщинка. Не от понимания ли того, что она была не похожа на других, что девушки нравятся ей больше, чем парни? Неужели у каждого есть бремя, которое ему приходится нести?
– Конечно, мы останемся друзьями, – сказала Эва. Ей этого очень хотелось.
Когда Эва вернулась домой, Кори спала, и Мэриэн хотела, чтобы Эва рассказала ей все о своем первом вечере на работе.
– У тебя порозовели щеки, – сказала Мэриэн, когда Эва уселась на диван. – Думаю, ты довольна.
– Я довольна, – улыбнулась Эва. – Работа не тяжелая. И одна из работающих по вечерам официанток Лоррин – очень милая. Я думаю, вы ее знаете.
Мэриэн отложила книгу, которую читала.
– О, разумеется. А Шэн – дочь ее партнерши, Бобби, ты знаешь об этом?
– Она сказала мне, – ответила Эва. Ей понравилось, с какой легкостью Мэриэн говорит обо всем и обо всех. – Она сказала, что вы не раз спасали ее.
– Ну, не знаю, – сказала Мэриэн. – Она открыто призналась в своей гомосексуальности, когда училась в средней школе, и родительский дом стал для нее сущим адом, поэтому я позволила ей жить здесь.
– Это так мило с вашей стороны, – сказала Эва, хотя неожиданно для себя почувствовала, что по-сестрински ревнует Лоррин, которой тоже повезло испытать на себе заботу и внимание Мэриэн.
– Итак, работа нетрудная, а? – спросила Мэриэн. – Студенты докучают?
– Было мало народа, поскольку сейчас зимние каникулы, но на самом деле мне нравится быть среди студентов. Я собиралась поступить в каро… в колледж, когда все это случилось.
– Правда? По какой специальности? – спросила женщина.
– Социальная помощь.