– Из тебя получился бы хороший социальный работник, – сказала Мэриэн.
– Может быть, когда-нибудь. – Теперь она и помыслить не могла о поступлении в колледж.
– Ты могла бы учиться в университете, пока живешь здесь, – сказала Мэриэн.
– Но я хочу проводить свободное время с Кори.
– Я понимаю. Но ты могла бы начать. Прослушать один курс, другой курс. Почти так же начинала учиться Лоррин.
Из уст Мэриэн это звучало как реальная возможность. Только один курс. Она почти представила себе это. Только… как поступить в колледж без аттестата зрелости из средней школы?
В два часа ночи Эва стояла на первом этаже, подогревая воду для молочной смеси. Кори лежала в слинге прямо у нее под грудью, издавая звуки, которые можно было интерпретировать как "Я сейчас расплачусь". Эва открыла шкафчик под раковиной, чтобы вытащить бумажные полотенца, и в мусорном ведре заметила газету. Она завела привычку читать газеты за завтраком, выискивая в них свежую информацию о похищении, но Мэриэн сказала ей, что сегодня разносчик не приносил газет. Вытаскивая газету из ведра, Эва прочитала заголовок и поняла, что поймала свою хозяйку на лжи.
Девушка Глисона покончила жизнь самоубийством.
Она в смятении начала читать статью.
Подружка Тима Глисона, двадцатидвухлетняя Элизабет Джонс, которая привела следствие к дому, в котором скрывались братья Глисоны в Джексонвилле, штат Северная Каролина, вчера была найдена мертвой вследствие передозировки лекарств в своей квартире в Чапел-Хилле.
Элизабет Джонс? Кто это?
Дженни Паркер, соседка Джонс по комнате, сказала, что в последнее время Джонс находилась в смятении. "Копы охотились за ней, и она больше не могла этого вынести, – сказала Паркер. – Как бы то ни было, она не хотела быть замешанной во всей этой истории, а теперь она оказалась втянутой в нее. Кроме того, она скучала по Тиму и боялась, что больше никогда не увидит его". По словам Паркер, Джонс запаслась успокоительными препаратами, получив на прошлой неделе рецепты от нескольких докторов.
Вдруг Эва поняла, что статью сопровождает фотография молодой женщины, напечатанная на правой стороне страницы. Пока вода закипала на плите, она пристально рассматривала стройную блондинку с пухлыми губами.
22
Оставив Кори в колыбели, Эва поднялась на второй этаж и, зажав в руке газету, постучала в дверь спальни Мэриэн. Она услышала сбивчивое дыхание, затем шелест одеяла. Через минуту Мэриэн в ночной рубашке, с косо сидящими на носу очками распахнула дверь.
Эва замахала перед ней газетой.
– Как вы могли скрыть это от меня? – спросила она.
– Ох, – сказала Мэриэн, поняв причину вторжения. – Извини меня, Эва. – Ее голос звучал устало. – Я… просто я хотела избавить тебя от этого. Но, может быть, в конце концов, к лучшему, что ты нашла ее.
– Вы что-нибудь знаете об этой… ситуации? – спросила Эва. – Вы что-то скрываете от меня? Вы состоите в ОСКП. Вам известно, что…
– Ш-ш-ш. – Мэриэн коснулась ее руки.
– Что вам известно? – спросила Эва. Внизу заплакала Кори.
– Мне ничего не известно, Эва. Честно, я не знаю. Я уже говорила тебе. Все мы держим друг друга в неведении.
Внезапно обессилев, Эва опустила руку с газетой.
– Я больше не могу молчать, – сказала она. – Я должна… Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог понять, что происходит. – Девушка потерла висок и прикрыла глаза. – Мне кажется, я схожу с ума.
– Хорошо, – сказала Мэриэн. – Позволь я надену тапочки и спущусь вниз.
Обе они молчали, пока Мэриэн заваривала чай, а Эва кормила Кори. Она понимала, что должна дождаться, пока Мэриэн не начнет разговор. Все, что она могла бы сказать, было бы замешено на эмоциях, а это лишь помешало бы.
Налив им обеим чая, Мэриэн села за стол напротив нее.
– Ты можешь поговорить со мной об этом, – сказала она, словно устанавливая правила игры, – но я разрешаю тебе это только потому, что хочу, чтобы ты выговорилась и не стала бы рассказывать об этом кому-то другому. Согласна?
Эва кивнула.
– Меня это немного касается, Эва, – продолжала она. – Ты должна владеть собой лучше, чем теперь. Ты не должна быть такой импульсивной, ты не должна подниматься наверх и вот так колотить в мою дверь. Я понимаю, что ты расстроена и моя дверь для тебя безопасна, но другие – нет.
Эве казалось, что ее отчитывают. Сколько раз ей говорили, что она ни словом не должна обмолвиться о том, что случилось.
– Я знаю, – сказала она, – но я…
– Вот что я знаю, – перебила ее Мэриэн. – Мне позвонила по телефону женщина, не назвавшая себя по имени. Они никогда не представляются. Ей были известны некоторые… некоторые факты, по которым я поняла, что она – член ОСКП. Она сказала мне, что одной девушке из Чарльстона с новорожденным ребенком – что, признаюсь, показалось мне ложью, но это было несущественно, – оказавшейся замешанной в деятельности ОСКП, членом которой она не является, необходимо затаиться. Не могла бы я помочь ей? Я ответила "да", не задавая больше вопросов. В таком деле вопросов не задают.
– Вы ничего не знаете о Тиме и этой девушке, о которой пишут в газете? – кивнула Эва в сторону лежащей на столе газеты.
Мэриэн покачала головой.
– Я вообще ничего не знала об этом до тех пор, пока не увидела, как на днях ты отреагировала на телепередачу. Если бы я слышала об этой истории с похищением губернаторской жены с целью избавления от смерти заключенной… ну, я бы подумала, что ОСКП имеет к ней какое-то отношение. По меньшей мере, я поддержала бы их усилия. Но это все.
Кори уснула, и Эва подняла ее, вынимая из слинга, чтобы она не срыгнула.
– Я совершенно сбита с толку, – сказала она. – Я знала эту девушку. То есть я знаю, кто она. Но все это бессмысленно.
Мэриэн колебалась.
– Кто же она? – наконец спросила она.
– Ее зовут Бетс, – сказала Эва. – Однажды она обслуживала нас с Тимом в ресторане… там, где мы жили. Было понятно, что она знает его, но… но не так. – Она замотала головой, все еще пытаясь осмыслить статью. – Она не ревновала его ко мне или что-нибудь в этом роде. Мы с Тимом даже держались за руки в ресторане.
Мэриэн, молча слушая ее, отхлебнула чай.
– Я просто не понимаю, – продолжала Эва. – Он что, встречался с нами двумя одновременно? Я имею в виду, что до того, как он исчез, она была его подружкой и я была его подружкой… думаю, это единственное объяснение.
– Возможно. – В голосе Мэриэн сквозило сомнение.
– Возможно, она считала себя его девушкой, но он – нет, – предположила Эва. – Возможно, это всего лишь ее буйная фантазия.
Мэриэн поставила чашку на блюдце.
– Сколько ему лет, милая? – спросила она.
– Двадцать два. – При мысли о том, что они с Бетс ровесники, она вздрогнула.
– Я думаю… может быть, он использовал тебя, – сказала Мэриэн. Эве показалось, что она тщательно выбирала слова. Правда, у нее это не слишком хорошо получалось.
– Я не хочу этого слышать, – сказала Эва. Вплоть до этого момента она не вспоминала о том, что Женевьева предупреждала ее о том, что Тим – сердцеед.
– Тебе всего семнадцать, – сказала Мэриэн. – Ты – слегка… как бы то ни было, по сравнению с двадцатидвухлетним мужчиной ты наивная.
– Мне всего шестнадцать, – сказала Эва.
– Тебе было шестнадцать, когда ты познакомилась с ним?
– Мне еще шестнадцать. – Внезапно Эва разозлилась, хотя не могла с уверенностью сказать на кого – на Мэриэн, на Тима или на весь мир. – Мне настоящей – шестнадцать лет. Эве Бейли – семнадцать.
Мэриэн откинулась на спинку стула.
– О боже, – сказала она. – Он знал, сколько тебе лет?
Эва кивнула.
– Что же, Эва. – Мэриэн тяжело вздохнула. – Я понимаю, что он – отец Кори и много значил для тебя, но я должна тебе сказать, что мне совсем не нравится этот мужчина.
– Он правда был очень добр ко мне, – возразила Эва. – Он ценил меня, любил. Однажды я получила по почте пять тысяч долларов, и я уверена, что это он послал их.
Глаза Мэриэн под очками широко раскрылись.
– Наличными? – спросила она.
Эва кивнула.
– Он хотел, чтобы я поступила в университет.
– Где теперь эти деньги?
– Мне пришлось оставить их, когда… все случилось.
– Почему ты так уверена, что это он послал их тебе?
– Потому что он богат.
Мэриэн что-то раздраженно проворчала.
– Тогда он в любом смысле купил тебя, – сказала она.
Эва положила Кори спать в слинг.
– Просто не могу в это поверить, – сказала она. Дотянувшись до своей нетронутой чашки чая на блюдце, она отнесла ее в раковину.
– Шестнадцать лет, – самой себе сказала Мэриэн. – Значит, ты даже не окончила среднюю школу.
– Нет, я окончила среднюю школу! – Эва помыла чашку и поставила ее в сушку. – Я очень хорошо окончила среднюю школу и набрала 1360 баллов на тестировании. – Определенно она разозлилась на весь мир. Пока она металась по комнате, чувствовала, как у нее в душе закипает ярость. – Это не имеет смысла! – сказала Эва. – Зачем все так осложнять, используя меня для секса, если он мог бы… – она показала на газету, – использовать ее?
– Люди используют друг друга не только ради секса, – сказала Мэриэн. – Возможно, он хотел добиться от тебя чего-то, когда решился на похищение.
Эва сердито посмотрела на нее. Слово "ненавижу" готово было сорваться с ее уст, но она заставила себя проглотить его. Она не испытывала ненависти к Мэриэн. Она ненавидела только сказанное ею.
– Я не понимаю, – снова повторила Эва. – Я не могу поверить, что он не любил меня.
– Ты заслуживаешь лучшего, Эва, – сказала Мэриэн. – Я хочу, чтобы ты сама в это поверила.
Раздался плач Кори, лежащей в слинге.
– Думаю, мой голос расстроил ее, – сказала Эва, беря ребенка на руки. Укачав и убаюкав Кори, она поцеловала ее в ушко и снова положила в слинг. Она всматривалась в крохотное личико, и Кори в ответ пристально смотрела на нее взглядом, который брал за душу. Эва склонила голову, чтобы поцеловать в щеку ребенка, которого так любила. Малышку, которую она украла.
Эва уже не была уверена в том, чего она заслуживает.
23
Лето 1978 года
Надев обрезанные джинсы и белую майку, Эва посмотрелась в зеркало в ванной комнате. Теперь ее волосы отросли почти до плеч, а от влажности они выглядели как темная кудрявая грива. Зачесав волосы назад, она прихватила их длинной заколкой на затылке.
Летом она прослушала всего один курс – психологию, но ее финансовое положение улучшилось, и осенью она собиралась прослушать еще несколько курсов с расчетом на следующий год специализироваться на психологии. Как оказалось, в Виргинском университете не было факультета социальной помощи, но эта новость не расстроила Эву так, как она могла бы ожидать. Смешанные чувства к Тиму умерили ее желание идти по его стопам.
Мэриэн достала ей не только аттестат зрелости орегонской средней школы, но и результаты тестирования, не хуже тех, что заслужила Кики Уилкс. Однажды утром документы появились как по волшебству, подобно тому, как в доме Наоми появилось ее свидетельство о рождении и водительские права. Эва воздержалась от вопросов. Она просто сняла копии с документов и заполнила заявление о поступлении в университет.
Поскольку ей нравилось учиться и она читала больше, чем требовала программа, жадно глотая книги Фрейда, Юнга и Эриксона, то к концу второй недели дочитала учебник. Эва читала утром за завтраком, в перерыве на обед, укачивая Кори. В аудитории ей хотелось стать невидимкой, у нее никогда в жизни не было желания выделиться, но скоро она стала явным любимчиком преподавателя. Казалось, ее однокурсников это не слишком задевало. Напротив, они относились к ней как к лидеру, спрашивая ее: "Что нам вчера задали?" или "Какая разница между сенсомоторной стадией и предоперационной стадией?".
О сенсомоторной стадии она знала все, поскольку ежедневно наблюдала ее. Кори пыталась схватить погремушку, подвешенную над кроваткой, и радовалась, включая и выключая верхний свет. Она могла бы часами играть в прятки. С другой стороны, она начала проявлять признаки страха потери матери, плакала, когда Эва уходила в университет или на работу. Эва из учебников знала, что это обычная стадия развития ребенка, но понимание того, что она стала главным и незаменимым человеком в жизни Кори – ее матерью, приводило ее ужас.
Внизу, на кухне, она нашла Мэриэн, которая готовила салат с тунцом, в то время как близнецы и Кори, сидящая на своем детском стуле, наблюдали за ней. Шэн, дочка Бобби, бо`льшую часть лета ходила в детский дневной лагерь, и Эва знала, что Мэриэн радовалась тому, что забот у нее поубавилось. Неделей раньше она сообщила, что закрывает детский сад, хотя поспешила заверить Эву, что присмотрит за Кори, пока она будет в университете.
– Я хочу брать уроки живописи, – сказала как-то Мэриэн. – Возможно, уроки игры на виолончели. Мне всегда страстно хотелось играть на виолончели, если только эти старые шишковатые пальцы не подведут меня.
Эва вынула Кори из стула и закружилась с ней по комнате, девчушка пронзительно вскрикивала и хихикала, ее смех был прозрачным и звонким, как звук китайского колокольчика.
– Хочешь пообедать? – спросила ее Эва. Она опустила Кори на высокий стул. – Что бы тебе хотелось? Горошек? Морковку? Цыпленка?
Кори беззубо улыбалась. Она была худенькой, хотя и очень рослой: девятнадцать процентилей, по словам педиатра. "Она – настоящий астеник, – сказал он, когда Эва спросила его, не опасно ли, что у ребенка маленький вес. – Не все такие везунчики, как она".
Мэриэн положила на куски хлеба салат с тунцом и дала их мальчикам.
– На столе письмо для тебя, – сказала она.
Эва взяла маленький конверт. На адрес Мэриэн она получала только почту из университета, но это письмо в плотном конверте кремового цвета выглядело как приглашение на свадьбу. Фамилия и адрес были напечатаны, но обратного адреса не было, только почтовый штемпель из Оклахома-Сити. Чуть волнуясь, она открыла конверт, и у нее перехватило дыхание.
Внутри лежали три сложенные стодолларовые купюры и записочка с напечатанным текстом. "Для ребенка", – прочитала она.
Бросив деньги, словно они обжигали ей руки, она посмотрела на Мэриэн.
– Это от вас? – спросила она.
Мэриэн наклонилась и, собрав банкноты, положила их на стол.
– Конечно, нет. – Она взглянула на записку. – Я просто дала бы тебе деньги. Я не стала бы посылать их по почте.
Эва подумала о посетителях, которых она встречала в закусочной и которые знали, что у нее есть ребенок, и о Лоррин, с которой они стали близкими подругами, но которая вряд ли смогла бы сэкономить триста долларов. Она подумала о своем профессоре психологии, который восхищался ею и подбадривал ее, зная, что у нее на попечении ребенок. Но Оклахома-Сити?
А потом она вспомнила о том, когда в последний раз неожиданно получила деньги по почте.
Мэриэн словно читала ее мысли.
– Отец Кори? – спросила она.
– Не знаю. – Опустившись на стул, Эва, прикоснувшись к деньгам, представила, что Тим держал их в своих руках. Она все еще высматривала его в каждом белом фургоне, который встречался ей на пути. Когда ей удавалось быть честной с самой собой, она понимала, что по-прежнему ждет его. Эве хотелось увидеть Тима, чтобы он разуверил ее в том, что Бетс была его девушкой. Перед сном она все еще мысленно разговаривала с ним, рассказывая ему о том, что изучала, зная, что он был бы рад тому, что она в конце концов поступила в университет. Иногда он снился ей. Это были счастливые сны – не те ночные кошмары с Женевьевой, от которых она по-прежнему просыпалась среди ночи, как от удара. Случалось, что Эва едва могла вспомнить, как он выглядит, но бывало также, что она узнавала его в каждом встречном мужчине.
Тогда она чувствовала себя счастливой, хотя скрытая печаль никогда не покидала ее. Иногда Эва просто ощущала ее, даже не понимая причины. Потом она вспоминала. Смерть женщины. Похищение ребенка. Она не могла бы даже перечислить всех статей обвинения, которые могли бы быть выдвинуты против нее, если бы ее схватили. Должно быть, теперь ее могли бы обвинить по пятнадцати или двенадцати статьям.
– Потрать эти деньги на Кори, – сказала Мэриэн, прикасаясь к лежащим на столе банкнотам. – Неважно, откуда они. Теперь они твои.
В тот вечер, когда она была на работе, в закусочную вошли двое полицейских. Появление там копов не было необычным, и сердце Эвы уже не выпрыгивало из груди, когда она замечала кого-нибудь из них среди посетителей. Хотя, когда она впервые увидела входящего в дверь полицейского, уронила кофейник, который несла, пролив кофе и усыпав весь пол осколками стекла. Ничто так не привлекает внимание. Но офицер пришел туда только для того, чтобы выпить кофе и съесть пирог, и если он и удивился, почему у нее тряслись руки, когда она обслуживала его, то ничего по этому поводу не сказал.
Однако в этот вечер полицейские офицеры, видимо, пришли по делу. Эва видела, как они подошли к пожилой женщине, сидящей за стойкой. Она прислушивалась, пока те арестовывали женщину за то, что та покупала пиво для несовершеннолетних. Защелкнув на ее руках наручники, они вытолкали ее за дверь. Женщина слегка напоминала ей Мэриэн, и, наблюдая за тем, как копы уводят ее, Эва, поняла, что ей очень хочется защитить ту, что так много делает для нее, рискуя собственной головой. Она никогда, никогда в жизни не сделает ничего, что причинит вред Мэриэн.
Однажды жарким августовским утром Эва поднялась на второй этаж за панамой для Кори, поскольку они с Мэриэн и близнецами собирались пойти в парк. Вернувшись в кухню, она увидела, что Кори сидит на своем высоком стуле, а Мэриэн вытирает руки девчушки махровой салфеткой. Увидев Эву, Кори выдернула ладошку из рук Мэриэн и потянулась к ней.
– Мама! – сказала она.
У Эвы перехватило дыхание. Вот уже несколько недель, как Кори что-то лопотала себе под нос, произнося наряду с другим "мамамамама", но впервые она самостоятельно составила два слога.
Мэриэн засмеялась.
– Ты выглядишь так, словно увидела привидение, – сказала она Эве.
Она видела привидение. Женевьеву.
– Правильно, Кори, – сказала она, подаваясь вперед, чтобы взять на руки малышку. – Ты такая умница.
– Мама, мама, мама, – повторяла Кори, пока Эва натягивала панаму на ее рыжие кудри.
– Хорошо, пойдем, – сказал она, беря Кори за руку и выходя на улицу. Недавно девочка начала ходить сама. Эва прикатила прогулочную коляску из сарая рядом с домом, и Кори попробовала самостоятельно забраться в нее.
– Скоро она везде будет совать свой нос, – сказала Мэриэн, беря за руки мальчиков.
– Я знаю, – сказала Эва. – И я заметила, что в ванной комнате есть розетка без предохранительной заглушки.
– Где? – нахмурилась Мэриэн.
– Да вы знаете, там всего одна розетка.
– Рядом с раковиной?
– Угу.
Мэриэн рассмеялась.
– Она умница, но, думаю, придется подождать пару лет, пока она сможет взобраться на стол в ванной.
– Наверно. – Эва и сама засмеялась. Она превращалась в ненормальную мать. Повсюду ей мерещилась опасность.