– Почему? – спросила Эва. В их спальне и в спальне девочек были оконные кондиционеры, но и тот и другой работали не очень хорошо.
– Потому что тогда ты больше не будешь носить такую откровенную одежду.
Она засмеялась, потянувшись к пуговицам его рубашки с коротким рукавом.
– Серьезно, – сказал он. – Я вошел и увидел тебя в этом тонком… тряпье или бог весть в чем, без бюстгальтера, а твои соски окликали меня, помогая забыть о всех моих бедах.
Эва положила книгу на ночной столик. Черт побери, сегодня ей больше не хотелось читать, и это ее радовало.
Звонок раздался после того, как они прекратили заниматься любовью. Она, бездыханная, лежала на Джеке, уронив голову ему на плечо.
– О нет, – сказал он.
Опершись на один локоть, она дотянулась до телефона. Часы пробили полночь.
– Алло?
– Простите, что разбудила вас, Эва. – Это была Линда, помощница руководителя группы.
– Просто скажите мне, что она жива и не истекает кровью, – сказала Эва.
– Она жива и не истекает кровью, – ответила Линда. – Но у нее выдалась тяжелая ночь. По правде говоря, вечер тоже был бурным.
– Что происходит? – Эва начала скатываться с Джека, но он быстро удержал ее.
– С ней все было прекрасно в автобусе, и все было прекрасно до тех пор, пока она не увидела лошадей, – сказала Линда. – Две девочки ездили верхом. Они просто ездили на пони. Знаете, их катали, держа лошадок на поводу, по тропинке. А другие забрались на изгородь загона и кормили лошадей морковкой и все такое. Но Кори стояла позади. Вы знаете, какой она иногда бывает?
– Угу.
– В чем дело? – прошептал Джек. – Все нормально?
Зажав ему рот рукой, Эва кивнула.
– А потом за ужином она снова вела себя нормально, но испугалась, когда нужно было ложиться спать. Она находилась в палатке с тремя девочками и не хотела выключать свой фонарик. Ей нужно было пойти в туалет, но Кори было страшно ночью идти в уборную, и она обмочилась. Однако я поняла это только позже. Так или иначе, она боялась, что в палатку заберутся еноты и…
Эва легонько стукнула Джека по плечу.
– Ой, – сказал он. – За что?
– Она боялась, что в палатку заберутся еноты, – ответила она.
Джек засмеялся.
– Ой, – сказал он, – это же просто песня.
– А теперь она сидит со мной в столовой, но не хочет возвращаться в палатку, и я боюсь, что не смогу просидеть с ней всю…
– Нет, конечно, нет, – сказала Эва. – Я приеду за ней.
– Вы знаете, как сюда добраться?
– Думаю, да.
Выслушав объяснения Линды по поводу дороги, она повесила трубку.
– Это была просто милая песенка из репертуара "Beatles", – сказал Джек.
– О, я знаю. – Она съехала на матрас и уставилась в потолок.
– Еще она пряталась от лошадей, которые были надежно заперты в загоне. Она пряталась за деревом. И она боялась идти в уборную, поэтому обмочилась. – На последних словах ее голос дрогнул.
– О, Эви. – Джек притянул ее к себе и уткнулся носом ей в шею. – Она переживет это. Каждому из нас в детстве приходилось переживать эмоциональные травмы.
– Нам нужно отвести ее на консультацию к психологу, Джек, – сказала Эва. – Я думаю, что мы больше не можем не замечать этой проблемы. – Встав с постели, она подошла к комоду. Пересекая комнату, Эва почувствовала боль в ногах. В последнее время такое случалось – у нее болели ноги, когда она вставала с кровати.
– Я поеду за ней, – сказал Джек.
– Нет, я сама хочу поехать за ней. – Она надела бюстгальтер.
– Я не хочу, чтобы ты ездила в темноте по извилистым дорогам.
– Со мной все будет в порядке. – Эва сама была готова расплакаться. – Я просто хочу обнять свою маленькую девочку.
Опершись о локти, Джек приподнялся на кровати.
– Ты не беспокоишься о Дрю так, как о Кори, ты знаешь об этом? – спросил он.
Эва собиралась открыть ящик комода и достать майку, но вдруг замерла, пытаясь понять, что означает его тон.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Ничего. Это просто констатация факта.
Подойдя к кровати, она села рядом с Джеком. Она не могла возразить ему, зная, что он прав.
– Я люблю их одинаково, – сказала она. – Ты знаешь об этом, разве нет?
– Да, – сказал он.
– Мне кажется, Дрю не нуждается во мне так, как нуждалась Кори в том же возрасте. Живость и самоуверенность Дрю будут всю жизнь служить ей верой и правдой.
– Я знаю, – сказал он.
Эва подумала, что Джек жалеет о том, что начал этот разговор, и пытается выйти из затруднительного положения. Она дала бы ему такую возможность. Она никак не могла допустить, чтобы он понял, почему она так печется о старшей дочери. Он не знал, что в далеком прошлом они с Кори спасли друг другу жизнь.
33
Когда они в темноте возвращались из лагеря домой, Кори молчала, не отвечая на осторожные вопросы Эвы о том, что произошло. Эва чувствовала неудовлетворенность, как часто бывало в последние дни со старшей дочерью. Почему самые непокорные подростки раскрывают ей свою душу, а ее собственная дочь закрывается от нее? Эва ежедневно осваивала новые психологические приемы, но когда дело касалось ее собственной семьи, казалось, что с таким же успехом она могла бы обучаться плотницкому делу.
Вернувшись домой, Кори сразу пошла спать и на следующее утро продолжала молчать, хотя выглядела виноватой, помогая Эве и Джеку убраться в доме, когда они вернулись из церкви.
– Я не хочу завтра идти в школу, – сказала она Эве, отчищая губкой раковину в ванной комнате.
– Почему? – Эва, которая в этот момент чистила ванну, подняла голову.
Кори стояла к ней спиной.
– Мои подруги всем расскажут о том, что случилось. Они и так думают, что я тряпка.
– Что же, – Эва раздумывала над тем, что ответить, – у меня есть одна идея насчет того, как ты могла бы справиться с этой ситуацией.
– Как?
– Ты позвонишь девочкам, которые были с тобой в палатке, и скажешь, в каком затруднительном положении ты оказалась…
– Нет, мама!
Может быть, Эва могла бы позвонить мамам этих девочек и попросить их поговорить со своими дочерями, однако ничего уже было не исправить. Обзвонить четырнадцать девочек из отряда скаутов плюс четырнадцать разных компаний их друзей было бы для нее не легче, чем для Кори провести тяжелый день в школе.
– Завтра ты сама будешь над собой смеяться, Кори, – сказала она.
Отвернувшись от раковины, Кори пристально посмотрела на нее.
– Смеяться над собой? – переспросила она, словно не расслышав.
– Разве ты не восхищаешься теми, кто признает свои слабости и идет вперед? – спросила Эва.
– Какие слабости?
– Свои недостатки. Свои капризы. Ты просто говоришь: "В лагере я была просто трусишкой, разве не так?" Если ты скажешь это первой, ты лишишь своих подруг козырей.
Кори ополаскивала губку под краном.
– Я не могу этого сказать, мама, – пробормотала она. – Ты, наверное, не очень хорошо знаешь меня, если думаешь, что я способна на это.
Было уже семь часов вечера, когда Эва нашла время почитать воскресную газету. Кори сидела за столом в гостиной, склонив голову над школьной тетрадью, а Джек был в детской и читал Дрю сказку. Налив чашку чая, Эва села в кресло-качалку рядом с камином с газетой на коленях, положив ноги на скамеечку.
Ее внимание привлекла первая страница одного раздела. Два человека сидели верхом на лошади, одним был прямо сидевший в седле мужчина, другим – девочка-подросток со светлыми волосами с рыжеватым отливом. Она прочитала заголовок: "Дома у бывшего губернатора Северной Каролины Ирвинга Рассела". Эва целую минуту пристально вглядывалась в эти слова, прежде чем смогла отвести взгляд от фотографии. Все ее домыслы о том, что Кори была точной копией Женевьевы, были верны. Перед ней было доказательство – девочка-подросток, похожая одновременно на Кори и на ее мать. Длинные стройные ноги. Маленький задиристый нос и белая кожа. Волосы, однако, были светлее, чем у Кори, и ниспадали волнами, обрамляя лицо девочки. Должно быть, ей лет четырнадцать. Вивиана. Вивви, как звала ее Женевьева. Эва открыла газету и просмотрела статью.
Теперь Рассел был исполнительным директором одного фонда в Северной Виргинии и недавно купил поместье в пригородах Шарлотсвилла. Она дважды прочитала предложение, это казалось невероятным. Жестокой шуткой. "Прошу, пусть наши пути не пересекутся", – подумала она. Посмотрев на фотографию, она поняла, что шансы на это невелики. Рассел и его дочь купались в деньгах. У них был огромный дом с белыми колоннами и массивным портиком над закругленной подъездной дорожкой. В поместье были конюшни, и ясно, что Рассел и его дочь были любителями лошадей. Только одно короткое упоминание о Женевьеве: "Его жизнь изменилась в 1977 году, когда была похищена его беременная жена Женевьева. Она так и не была найдена. Рассел больше не женился, вместо этого он посвятил свою жизнь воспитанию их общей дочери Вивианы, которой сейчас четырнадцать лет".
Эва поглубже опустилась в кресло-качалку, при этом ее тело словно обмякло. Она чувствовала пустоту в груди, а мышцы ослабли, словно их высушило горе. Она посмотрела на жизнерадостную блондинку – имя Вивиана, что означает жизнелюбивая, идеально подходило ей, а потом на Кори, сидевшую за столом на другом конце комнаты. Голая нога Кори покоилась на перекладине старого, непарного стула. На ней была одежда, доставшаяся по наследству от Шэн, – выцветшая голубая майка и мешковатые хлопковые шорты. Прикрыв рот одной рукой, она грызла короткие ногти. Завтра Кори лицом к лицу встретится с одноклассниками, которые будут высмеивать ее страхи. Никогда прежде Эва с такой остротой не ощущала своей вины за то, что украла у Кори жизнь, которая была ей уготована. Не просто богатое существование, а жизнь, которая вселила бы в нее уверенность в себе, ту уверенность, которой светилось лицо ее сестры. Она почти слышала, как хихикает Вивиана, видя, как Кори выглядывает из-за ветки дерева. Кори хихикала редко.
Она вырастила пугливого ребенка. Ее красота – заслуга Женевьевы. Может быть, отчасти ее заслугой был острый, язвительный ум Кори. Но ответственность за ее страхи полностью лежала на ней, и она не знала, как распутать то, что натворила, породив их.
34
1988 год
– Что такое молочник? – спросила Кори, когда Эва забрала ее из школы.
– Ну, – сказала Эва, глядя через плечо и съезжая с обочины, – в старину, еще до того, как я родилась, молочник разносил по домам молоко. На крыльце каждого дома стояли железные ящики, и молочник оставлял в них бутылки с молоком. Думаю, иногда еще и яйца. И творог.
– А-а, – сказала Кори.
– Почему ты спрашиваешь?
– Кэтлин сказала, что мой отец, наверное, молочник, потому что я не похожа ни на кого из нашей семьи.
Эва про себя проклинала мать Кэтлин, женщину, уделявшую слишком много времени тому, чтобы совать нос в чужие дела.
– С ее стороны неприлично говорить такие вещи, – сказала Эва.
– Вы меня удочерили, мама?
Эва взглянула на нее. В ожидании ответа Кори серьезно смотрела на нее широко открытыми глазами, запрокинув голову.
– Помнишь, мы говорили с тобой, когда ты была маленькой? – спросила Эва. – Ты моя дочь, а когда мы с папой поженились, он удочерил тебя.
– То есть… я похожа на своего отца?
– Да, – сказала она. – Ты похожа на своего биологического отца. – Эва думала было сказать ей, что он был рыжеволосым и белокожим, но не хотела без всякой необходимости преумножать ложь.
– Что это значит – биологический?
– Мужчина, спермой которого была оплодотворена яйцеклетка, называется биологическим отцом.
– Ой. Ты говорила, что он погиб, верно? В автомобильной аварии?
– Верно.
– Ты была замужем за ним?
Фу!
– Нет, милая. Я была очень молодой, когда забеременела. – Она уже объясняла Кори про птиц и пчел, но не была уверена, насколько та поняла ее разъяснения.
– Он когда-нибудь видел меня?
– Нет, он умер, не успев увидеть тебя.
– Он был красивым? – спросила Кори.
– Да, он был красавцем. Но необузданным. Он гонял на мотоцикле, именно поэтому и погиб. Мотоцикл попал в аварию.
– Мне хотелось бы познакомиться с ним, – произнесла Кори с глубокой печалью в голосе.
Дотянувшись до Кори, Эва убрала волосы с ее щеки.
– Он очень сильно любил бы тебя, – сказала она.
Кори, которой было без малого одиннадцать лет, была ненамного моложе, чем она, когда умерла ее мать. Внезапно ей стало жаль ту маленькую девочку, которой она была. Ужасно было вообразить, что Кори осталась бы сиротой, в полном одиночестве. Сделала ли она для Кори все, что сделала ее собственная мать? Она так не думала. С тоской, от которой у нее защемило в груди, она вспомнила об удивительных письмах своей матери. Что, черт побери, она натворила! И бедная Ронни. Как она поступила с большой коробкой с письмами?
– Как его звали? – спросила Кори.
– Патрик Смит. – Много лет назад Эва окрестила так называемого отца Кори. Фамилия Смит была разумным выбором, который было невозможно отследить.
– Почему он гонял на дурацком мотоцикле?
– Твой отец был молод, а молодые люди иногда склонны к риску.
Кори ненадолго замолчала.
– То есть ты занималась с ним сексом, когда вы еще не были женаты? – спросила она.
– Да. Это было действительно глупо с моей стороны, и я надеюсь, что ты этого никогда не сделаешь. Хотя если бы я этого не сделала, у меня не было бы тебя, а я просто не в состоянии этого представить. – Эва улыбнулась, глядя на Кори, и та улыбнулась ей в ответ.
– Папа – настоящий отец Дрю, да? – спросила она.
– Он также и твой настоящий папа, милая. Когда люди удочеряют или усыновляют кого-то, они становятся его настоящими папой и мамой.
– Но он мне не родной папа.
Она решила не притворяться дурочкой.
– Это так. Но я надеюсь, ты знаешь, что он любит тебя точно так же, как если бы был твоим родным отцом.
Кори опять замолчала, а Эва ждала, о чем еще она спросит.
Однако вместо этого Кори вздохнула.
– Я правда рада, что у Дрю есть родной отец, – сказала она. – Иначе ей было бы очень грустно.
– Тебе очень грустно, милая?
– Нет, – сказала Кори, – но просто Дрю такая маленькая, и ей было бы тяжелее, чем мне.
Эве пришлось съехать на обочину, потому что ей было необходимо обнять свою дочь.
– Что ты делаешь? – слегка отпрянула Кори, высвобождаясь из внезапных объятий. – Зачем?
– Ты – добрая девочка, – сказала Эва. – Ты – замечательная старшая сестра, и Дрю повезло, что ты есть у нее. – Она отстранилась и с улыбкой посмотрела на дочь. – И мне тоже.
35
1991 год
В конце августа Эве и Джеку наконец удалось купить свой первый дом – бунгало в старомодном декоративном стиле неподалеку от университетского городка. Хотя дом располагался на оживленной улице, он был окружен со всех сторон зеленью и имел небольшой закрытый задний двор. Джек выложил извилистую мощеную дорожку от черного хода до скамейки под кустами магнолии, и дворик превратился в тихую гавань, заглушавшую шум университета.
Каждый день они ходили на работу пешком, так как Эва теперь работала консультантом в психологической службе на территории университета, а Джек продолжал преподавать на факультете драматического искусства. Эву раздражало, что на работе у нее не было машины, на случай если девочкам понадобится срочная помощь. Тем не менее было приятно ходить на работу вместе с Джеком, а физическая нагрузка была ей на пользу, однако время от времени ее ноги переставали слушаться ее почти так же, как среди ночи, когда она вставала с кровати.
В первую ночь в новом доме разразилась страшная гроза, когда неожиданные раскаты грома и вспышки молнии мешали Эве уснуть в непривычной спальне. Она не удивилась, когда в час ночи Дрю пришла к ним в комнату.
– Можно я буду спать с тобой и с папой? – спросила она.
Дрю была бесстрашной шестилетней девочкой, но впервые у нее была своя собственная комната. Вместе с грозой это было для нее слишком.
– Конечно, – сказала Эва. – Прыгай.
Забравшись на кровать, Дрю улеглась между ней и Джеком, который ни разу не пошевелился, с тех пор как лег спать. Через несколько минут Дрю тоже засопела.
В три часа ночи Эва встала, чтобы пойти в ванную комнату. Когда она шла по комнате, ей казалось, что она идет по гравию. За последние несколько месяцев боль обострилась, и она понимала, что скоро ей придется обратиться к врачу.
Открыв дверь спальни, она чуть было не споткнулась о Кори, лежавшую на жестком деревянном полу с подушкой под головой.
– Кори? – прошептала Эва. – Что ты здесь делаешь?
Вздрогнув, Кори села, словно ее застали за чем-то постыдным. Она оглядела коридор, словно пытаясь сориентироваться.
– Я точно не знаю, – сказала она.
Опустившись на пол, Эва села напротив нее в холле. Больная нога ныла от холодного пола. Скоро лето кончится.
– Гроза, – сказала Эва.
Кори кивнула. Она была в пижамных брюках и безрукавке, обтягивающей ее маленькую, едва наметившуюся грудь. В мае ей купили бюстгальтер, а в июне у нее начались месячные, но Эва еще не свыклась с тем, как изменилось тело ее дочери. Для нее Кори все еще была маленькой девочкой.
Холл осветился вспышкой молнии, проникшей через окно ванной, и Кори вздрогнула. Она обхватила колени.
– Мама? – спросила она.
– Что, милая?
– Я не хочу переходить в Дарби.
Это была частная школа, и Эва с Джеком решили, что она отправится туда осенью. Чтобы оплатить ее обучение, они воспользовались деньгами с личного банковского счета Кори.
– Почему нет, милая? – Переход в Дарби принесет удачу, она была в этом уверена. Он отдалил бы Кори от детей, которые знали ее и долгие годы насмехались над ней, и благодаря этому она оказалась бы в более интеллектуальном и амбициозном окружении. В плане учебы она намного опережала своих одноклассников из государственной школы, но никто не хотел, чтобы она перепрыгнула через класс, потому что в плане общения она намного отставала от своих сверстников.
– Не знаю, – снова сказала Кори, в последнее время Эва постоянно слышала, как с ее губ срываются эти слова.
– Тебе это пойдет на пользу, – сказала Эва. – Тебе понравилось, когда мы ездили туда.
– Да, но теперь, когда осталось так мало времени, я изменила свое мнение.
– Чего ты боишься?
– Я не боюсь, – сказала Кори. В последнее время, не желая что-то делать, она отказывалась отвечать на этот вопрос, избегая говорить о страхе и находя другие оправдания.