– Так почему же ты не хочешь учиться там?
– Я никого там не знаю, – сказала Кори.
– Подумай об этом как о чем-то хорошем, – подсказала Эва. – Там ты начнешь все сначала. Ты можешь стать человеком, которым тебе всегда хотелось быть. Иногда занятно придумать себе новую личность.
Кори раздумывала над ее словами.
– Возможно, – сказала она.
– Пойдем. – Стоя перед открытой дверью спальни, Эва вздрогнула от боли в ноге. – Дрю спит в кровати, поэтому ты можешь с комфортом устроиться на ковре.
Случилось так, что Кори полюбила Дарби с первого же дня. Дети, как она сообщала, были доброжелательны к ней и очень умны, а учителя шутили с ними, вместо того чтобы быть "серьезными и все такое". Эва думала, что ученики школы Дарби были слегка занудными, но, впрочем, и Кори была такой. За ее красивой внешностью скрывались жадный до знаний ум и эрудиция. Занятия проходили интенсивно, и Кори должна была выдержать это испытание.
– У меня домашнее задание на четыре часа! – сообщила она, когда Эва забирала ее в первый день. Казалось, что ее искренне возбуждает такая перспектива. И Эва тоже волновалась, за весь день не получив от учителя или школьной медсестры ни одного звонка с просьбой забрать ее беспокойную и пугливую дочь.
36
– Девочки, – сказал Джек, когда через несколько дней после начала учебы в новой школе они сидели за ужином. – У меня для вас предложение.
– Я тоже девочка? – спросила Эва, накладывая из кастрюли тунца на тарелку Дрю.
– Нет, дорогая, ты – женщина. – Джек посмотрел на нее влюбленным взглядом.
– Ах, – сказала она. – Я просто проверяю тебя.
– Что за предложение? – спросила Дрю.
– Что же, сейчас я вам расскажу. – Джек налил в стакан из кувшина чая со льдом. – Детский театр проводит набор артистов для пьесы, в которой есть роли для шестилетних и тринадцатилетних девочек.
Дрю, широко улыбаясь, затаила дыхание.
– Я могла бы участвовать в пьесе? – спросила она.
– Сначала ты должна пройти прослушивание, – сказал Джек. – Это означает, что мы пойдем в театр, немного почитаем со сцены. Другие дети сделают то же самое, и режиссер выберет тех, кто, по его мнению, лучше всего подойдет на эту роль.
– Я буду стоять на сцене! – подпрыгивала Дрю.
– Однако играть в пьесе – это тяжелый труд, – сказал Джек. – Тебе придется заучить кучу реплик.
– Я легко заучиваю, – сказала Кори.
– Ты – да, – согласился Джек, – поэтому я думаю, что овчинка стоит выделки. Это будет полезный опыт, независимо от того, будете вы играть в пьесе или нет. Ну, так что скажете?
– Я говорю "да"! – сказала Дрю, колотя вилкой по столу, отчего большая капля бульона из кастрюли полетела в воздух и приземлилась на полу где-то рядом с кладовкой.
– Уупс, – захихикала она, прикрывая рот рукой.
– Как насчет тебя, рыбка Кори? – спросил Джек.
Кори медлила с ответом.
– Хорошо, – наконец проговорила она. – Что за реплики я должна выучить?
Через две недели Эва и Джек сидели на заднем ряду в зрительном зале университетского театра и наблюдали за прослушиванием. Джек проработал реплики с обеими девочками, и они знали их назубок, как в разбивку, так и задом наперед. Эва видела, как Кори взяла Дрю за руку и они пошли в первые ряды, где сидело множество детей. Эва волновалась: не за Дрю, которая наверняка пройдет через это испытание без ущерба для собственного эго, а за Кори, которая, возможно, не перенесет его.
И за себя она тоже волновалась.
Она думала, что рано или поздно у нее обнаружат рак молочной железы. Это казалось почти данностью, поскольку ее мать умерла от рака груди в возрасте двадцати девяти лет. Но этого еще не произошло, по крайней мере пока. Зато ноги создавали ей огромные проблемы. Неделей раньше она наконец побывала у врача.
– Ваши анализы крови и рентгенограмма абсолютно нормальны, – успокоил ее доктор. – У меня не создалось впечатления, что с вашими ногами что-то не так.
– Что же, это хорошо, – сказала Эва. – Но почему они болят, когда я встаю с постели?
– У вас не было ушибов? – спросил врач. – Может быть, вы слишком нагружаете их?
Она стала вспоминать о том, чем занимается в течение дня.
– По утрам я хожу пешком в университет, – сказала она. – И немного хожу по территории. Однако в это время мои ноги не слишком беспокоят меня.
Он закрыл ее карту.
– Что же, я полагаю, что проблемы с ходьбой связаны с вашими переживаниями во сне, – сказал он. – Не думаю, что стоит о чем-либо беспокоиться.
Все это было в ее голове. Вот что он, в сущности, сказал, разве нет? Ей вдруг стало жаль Кори, к чьим болям в животе, вызванным ее тревожностью, врачи – и часто сама Эва – тоже относились пренебрежительно.
– Вот и мы, – сказал Джек, заставляя ее вспомнить, что они в театре, где Дрю вприпрыжку поднималась по ступенькам на сцену. Она проходила прослушивание последней в своей возрастной группе и выделялась на фоне остальных. Она страстно и энергично прочитала свои реплики, подчеркивая их мимикой и жестами, вызвавшими смех у взрослых, сидевших в зале. Она была истинной дочерью Джека. Зрители аплодировали ей, когда она кланялась, уходя со сцены.
Кори шла на прослушивание шестой в группе тринадцатилетних девочек, и Эва понимала, как мучается ее дочь, ожидая своей очереди. Тревога Кори стала осязаемой, когда она наконец начала подниматься по ступеням. Эва не сомневалась, что она передалась всем сидевшим в зрительном зале, когда высокая рыжеволосая девочка прошла на середину сцены. Кори заложила руки за спину, потом быстро опустила их, словно вспомнив наказы отца.
Когда она начала говорить, ее голос звучал так тихо и неуверенно, что ее было почти не слышно.
– Громче, милая, – прошептал Джек.
Несмотря ни на что, голос становился все тише. Эва наблюдала за Шерри Уилсон, режиссером, сидевшей перед ней, и пыталась разобрать, что та говорит.
– О, Джек, я не могу этого вынести, – прошептала Эва. Она знала, какой отваги стоило Кори вообще выйти на сцену.
Джек взял Эву за руку.
– Все будет хорошо, – сказал он.
Как и ожидалось, Кори прокатили, тогда как Дрю получила самую главную роль в своей группе. После того как были распределены роли, Дрю рванулась к Эве и Джеку, а Кори шла к ним, еле волоча ноги.
Эва пошла ей навстречу и обняла ее.
– Я так горжусь твоим выступлением, Кори, – сказала она. – Это было нелегко.
Пожав плечами, Кори посмотрела в сторону. Она молчала, пока они шли к машине, а по дороге домой сидела, угрюмо повернув голову к окну.
– Вы обе сегодня проявили большую отвагу, девочки, – сказал Джек, сидевший за рулем машины.
– Я хотела, чтобы Кори играла в пьесе вместе со мной, – пожаловалась Дрю с заднего сиденья.
– Все нормально, – сказала Кори. – Мне на самом деле все равно.
На дороге возникла пробка, и перед ними мигали синие огоньки, ритмичными волнами освещая их машину.
– Должно быть, авария, – сказал Джек.
– Я не желаю этого видеть! – сказала Кори. – Мы можем поехать другой дорогой?
– Мы застряли, Кори, – сказала Эва. Кори не любила, когда на дороге они сталкивались с аварией, страшась вида крови и искалеченных тел. Эва размышляла о том, что это вызывало у Кори воспоминания о ее вымышленном отце, якобы погибшем в аварии.
– Прошу тебя, папа, – умоляла Кори. – Не могли бы мы проехать через парковку или еще как-нибудь?
– Милая, просто расслабься, – сказал Джек. – Давай споем…
– Я не хочу петь, – сказала Кори. Опустив голову на колени, она закрыла ладонями глаза. – Просто скажи мне, когда мы проедем мимо.
Дрю вытянула шею, глядя в окно.
– Все в порядке, Кори, – сказала она. – Нет никакой крови и ничего такого.
Кори не поднимала головы.
– Мне не место в этой сумасшедшей семейке, – внезапно сказала она.
Эти слова резанули Эву, как ножом по сердцу.
– Почему ты так говоришь, Кори? – спросила она.
– Вы все талантливы, а я нет.
– Это вздор, – сказал Джек. – Ты умнее, чем все мы трое вместе взятые.
– Я имею в виду не этот талант, – ответила Кори.
– Я ни за что на свете не смогла бы играть на сцене, или рисовать, или танцевать, – сказала Эва.
– Вероятно, родственники моего отца больше похожи на меня, – сказала Кори.
Эва взглянула на Джека.
– Вероятно, – согласился он. – Возможно, от них ты унаследовала свои блестящие способности.
Кори подняла голову от колен.
– Прекрати говорить о том, какая я умная, – сказала она. – Я не об этом.
– Ты – четвертушка нашей семьи, Кори, – сказала Эва. – И мы рады, что ты неотделима от нее, независимо от того, нравится тебе это или нет.
На следующий день Эва совершила то, в чем не призналась бы даже Джеку. Она позвонила Шерри Уилсон и упросила ее дать Кори маленькую роль статиста.
– Ей необходимо признание, – сказала Эва. – Ей необходимо повысить самооценку. Прошу вас.
Шерри ответила не сразу.
– Я понимаю, – сказала она. – У меня у самой двое ребят, и один из них – звезда футбола, а другой не видит мяча, даже если он приклеен к его ноге.
Эва засмеялась.
– Я могу задействовать ее в групповой сцене, – предложила Шерри.
– Спасибо! – воскликнула Эва. – Прошу вас, не могли бы вы позвонить ей? И не говорите, что я звонила вам.
– Разумеется, – сказала Шерри.
В тот же вечер Кори услышала новость из уст Шерри. Поговорив по телефону, она влетела в гостиную.
– Знаете что? – спросила она.
Эва подняла глаза от книги, которую читала, а Джек перестал чинить настольный компьютер, чтобы уделить Кори внимание.
– Что? – спросил он.
– Мне позвонила режиссер пьесы, – сказала Кори. – Она хочет, чтобы я была на сцене!
– Ты разыгрываешь нас, – сказал Джек, но потом спохватился. – Это великолепно!
– Здорово, – сказала Эва. – Что тебе нужно будет делать?
– Просто ходить и хлопать в ладоши вместе с группой других детей.
– Потрясающе! – сказал Джек. – Я думаю, ты должна пойти и разбудить Дрю, чтобы рассказать ей об этом.
– Джек! – умоляюще посмотрела на него Эва. – Ей завтра в школу. – Но лицо Кори светилось радостью. – Ох, ступай, – сказала она.
Кори взбежала наверх по ступеням, чтобы разбудить сестру, а Джек посмотрел на Эву.
– Ты как-то замешана в этом? – спросил он.
Эва кивнула.
– Я ничего не могла с собой поделать, – сказала она.
Джек засмеялся.
– Ты – истовая мать, – сказал он. – Однако, должен признаться, я и сам об этом подумывал.
Пьеса имела огромный успех, зрители, состоявшие из родственников и друзей, были горды и восхищались актерами. Мэриэн сидела рядом с Эвой и Джеком, милая Лоррин даже постаралась прислать оператора с 29-го канала и выделила немного эфирного времени для пьесы в ночных новостях. Дрю великолепно исполнила роль развитой не по годам шестилетней девочки, поскольку играла саму себя, а Кори выделялась из толпы подростков не благодаря своему таланту, а благодаря своей красоте. После спектакля обе они пребывали в эйфорическом состоянии, и так продолжалось еще два дня, до тех пор, пока Кори не нашла записку, нацарапанную Эвой для памяти и приколотую к доске рядом с телефоном.
"Позвонить Шерри Уилсон", – написала она рядом с телефонным номером режиссера.
Когда Эва вернулась домой с работы, Кори встретила ее в гостиной.
– Ты позвонила миссис Уилсон и попросила, чтобы она дала мне роль? – спросила она.
– Нет, милая. – Эва попыталась изобразить удивление.
– Тогда почему на доске приколот ее номер? – Кори держала в руке клочок бумаги.
Эва поставила портфель на стул у двери.
– Я просто хотела поговорить с ней, поскольку Дрю должна была играть в пьесе, – сказала она.
– Но ты написала, что должна позвонить ей, – сказала Кори. – Не просто номер. Ты звонила ей из-за меня.
– Кори, я не делала этого.
– Ты вынудила ее дать мне роль. Это так унизительно. Так… ты не понимаешь, в какое затруднительное положение ты меня поставила?
– Я знала, что ты на самом деле хотела играть в пьесе, и там были роли, которые ты могла бы…
– Так ты действительно сделала это! – воскликнула Кори. Плюхнувшись на диван, она обхватила голову руками. – Я просто неудачница, – сказала она.
– Прекрати, Кори. Ты не неудачница, и ты это знаешь.
– Мой отец был неудачником, и я унаследовала гены неудачника.
– Он не был неудачником, – сказала Эва. – Он был очень умен. Просто он был молод и пошел не по той дорожке.
Кори посмотрела на клочок бумаги в своей руке.
– У меня есть бабушка и дедушка, которых я не знаю? – спросила она. – Тети, и дяди, и кузены?
Садясь рядом с ней, Эва вздохнула.
– Я не знаю, милая, – сказала она.
– Ясно, а я хочу знать, – сказала Кори. Она со слезами на глазах посмотрела прямо в лицо Эве. – Иногда мне кажется, что я не знаю, кто я, мама, – сказала она.
– Ах, Кори. – От нахлынувших эмоций ее голос звучал глухо, Эва притянула Кори к себе и обняла. – Прости меня, солнышко.
– Найди моих родственников, мама! – попросила Кори, положив голову ей на плечо. – Пожалуйста.
– Думаю, ты должна сделать это, – сказал Джек, когда она посвятила его в разговор с Кори. – Она имеет право знать своих родственников.
"Нет никаких родственников", – подумала она. Как найти того, кого не существует?
– Я никогда не встречала никого из них, – сказала она. – Как я найду семью Патрика Смита из Портленда, когда я не знаю ничего, кроме его очень распространенной фамилии?
– Не знаю, Эви, – сказал Джек, – но, думаю, ты должна попытаться.
На следующий день она пошла в университетскую библиотеку, где стопками были сложены телефонные книги крупных городов страны. Она нашла телефонную книгу Портленда, что в штате Орегон, и скопировала две страницы с фамилией Смит. Вечером, сидя напротив Кори, она начала звонить по этим номерам, делая вид, что пытается найти несуществующих родственников несуществующего мужчины. Ей был противен этот фарс, противно, что она обрушивала на свою дочь одно разочарование за другим. На этой неделе, когда она без конца звонила, случались моменты, когда Эва была противна самой себе.
– Думаю, что я исчерпала все возможности, милая, – сказала она Кори, садясь в пятницу вечером на край ее кровати. Эву тошнило от телефонных номеров, кнопок, вопросов, которые она задавала разным людям, носившим фамилию Смит, пытавшимся помочь ей сделать невозможное. – Вероятно, у него даже не было семьи, – намекнула она. – Может быть, твой отец был единственным ребенком и его родители умерли.
При свете маленького ночника по выражению лица Кори было трудно понять, о чем она думает.
– Ты обзвонила всех до единого? – спросила она.
– Да, – честно ответила Эва. Телефонный счет за этот месяц будет кошмарным.
У Кори задрожали губы.
– Вчера ночью мне приснился сон, будто я встретила девушку, которая была его родственницей, – сказала она. – Думаю, она приходилась бы мне кузиной или кем-то в этом роде. Она была похожа на меня и была такой красивой. Я была так счастлива оттого, что встретила ее. Когда я проснулась, я… – Она заплакала, и Эва взяла ее руку в свои ладони. – Я сознавала, что это сон, – сказала Кори. – Просто мне так хотелось, чтобы это было правдой, мама.
– Иногда тяжело просыпаться после приятного сна, – сказала Эва.
– Я имею в виду, что я люблю тебя, и папу, и Дрю, и всех… – зарыдав, Кори затряслась всем телом. – Просто мне хотелось почувствовать себя… полноценной.
– Я понимаю, милая. И прости меня. – Эва подумала, что совершила ошибку, всю неделю звоня по телефону. Она никогда не должна была вселять в Кори надежду, нужно было сказать, что она знает, что родственников нет, и покончить с этим.
Кори тяжело вздохнула, беря себя в руки.
– Возможно, когда я вырасту, я смогу поехать в Портленд и поискать тех, кто знал его, – сказала она.
Эва кинула, смахивая кончиком пальца слезу со щеки дочери.
– Возможно, – сказала она, надеясь на то, что к тому времени Кори найдет себе занятие получше. В противном случае ей придется долго-долго искать.
37
1993 год
Эва снова сидела в кабинете врача, ожидая услышать, что боль в ногах – а теперь время от времени и в руках – плод ее воображения. Однако на этот раз доктор, осматривая ее ноги, выглядел более озабоченным. Теперь они распухли, особенно правая нога, а колени были горячими и отекшими.
– Да, – сказал он, кладя ладонь на стопу, словно проверяя температуру. – У вас плохие анализы крови, и теперь мы наконец знаем ответ. У вас повышен ревматоидный фактор.
– Что это значит? – спросила она.
– У вас ревматоидный артрит, – ответил он, изучающе глядя ей в лицо.
Эва думала: "Я заслуживаю этого. Это наказание". Ей всегда казалось, что однажды, когда-нибудь, ей придется расплатиться за то, что она совершила.
– Вы знаете, что это такое? – спросил доктор.
– Ну… Я знаю, что такое артрит. Воспаление суставов. – За последние два года боль в ноге значительно усилилась. Иногда, посидев некоторое время за рабочим столом, она едва могла наступить на нее, а когда печатала, у нее болели пальцы и запястья. Кроме того, она быстро уставала. Она изменила график консультаций так, что теперь могла в середине дня приходить домой, чтобы просто поспать.
– Ревматоидный артрит – это аутоиммунное заболевание, – сказал врач. – Он может затронуть все ваше тело, не только суставы. Вот почему вы чувствуете себя такой утомленной. Я собираюсь отослать вас к ревматологу.
– Это решение проблемы?
Он отрицательно покачал головой:
– Но вам нужно лечиться, и чем скорее вы начнете, тем лучше.
Первые два препарата обманули ее ожидания. Шли месяцы, Эва начала прихрамывать, а запястья распухли и выглядели бугристыми и деформированными. Впрочем, еще хуже чувствовали себя ее ноги, особенно правая. Ночью, лежа в постели, она плакала от боли. Даже когда ноги совсем не болели, ей казалось, будто они зажаты в тиски.
– Как я могу помочь тебе? – Джек, лежа рядом с ней, вытирал простыней слезы с ее щек.
– Никак, – сказала Эва.
– Что ты чувствуешь? – У Джека даже головная боль была редкостью.
– Это как… знаешь, как будто входишь в океан в мае и тебя сковывает холод.
– И у тебя немеют ноги?
– Да, но прежде, чем они занемеют, они очень сильно болят.
– Фу, ты ощущаешь что-то вроде этого?
– Да.
– Ох, Эва, давай я разотру твою ногу, – сказал он. – Давай я помассирую ее.
– Нет. – Эва съежилась при этой мысли. – Пожалуйста, никогда даже не прикасайся к ним. – Она понимала, каким беспомощным чувствовал себя Джек, но он – как и никто другой – не в состоянии был помочь ей.
Дочери по-разному реагировали на ее болезнь. Дрю не обращала внимания на ее страдания, а Кори была обеспокоена.