В начале ноября Кори сообщила Эве в письме, что познакомилась с "очень интересным мужчиной". Минуту Эва внимательно вчитывалась в эти слова. Она никогда не слышала, чтобы Кори говорила прежде нечто подобное. Насколько она знала, Кори даже ни разу не ходила на свидание. Дочь написала, что Кен Кармайкл работает телерепортером новостной программы в Роли и что она влюбилась в него.
Эва схватила телефонную трубку. Ей нужно было услышать больше. Как могла Кори так мало рассказать ей?
– Я хочу услышать все о Кене, – сказал она, когда Кори сняла трубку.
– Он замечательный парень, – небрежно сказала Кори, и Эва представила, как она пожимает плечами, словно говоря: "Что еще ты желаешь узнать?"
– Откуда он?
– Из Роки-Маунта. Кстати, – Кори колебалась, – в этом году я собираюсь поехать к его родителям на День благодарения. – Она не добавила в конце фразы "хорошо?" или "ладно?", как делала обычно. Она не спрашивала ее разрешения.
– О, хорошо. – Эва попыталась скрыть свое разочарование. – Мы будем скучать по тебе.
– Я знаю, – сказала Кори. – Я тоже буду скучать по вам, но спасибо, что ты так хорошо понимаешь меня. Дрю сказала, что ты поймешь. Что на этот раз не будешь рвать на себе волосы из-за моей поездки.
– Попытаюсь не делать этого, – засмеялась Эва. И без того у нее от лекарств выпадали волосы. – А когда мы познакомимся с Кеном?
– Может быть, во время зимних каникул, – ответила Кори.
"Может быть", – подумала Эва, но промолчала.
– Мне нужно бежать, мам. Поговорим позже?
– Конечно. Целую тебя.
– Я тебя тоже целую.
Со смешанным горьковато-сладким чувством радости и грусти Эва повесила трубку. Наконец-то Кори стала вести себя как нормальная молодая женщина. Она с кем-то познакомилась. С телерепортером! Но в то же время Эва теряла свою дочь. Она чувствовала это.
Во время зимних каникул Кори опять уехала в Роки-Маунт, а звонки и сообщения от нее становились все реже и реже. Ее голос звучал холоднее, отстраненнее, с каждым разом во время разговора с Эвой она все меньше рассказывала о себе и все меньше делилась своими чувствами. Эва скучала по Кори, но, когда она звонила, ей казалось, что она общается с какой-то самозванкой, обладавшей голосом Кори, но лишенной ее теплоты и внимания. Временами Эва чуть ли не плакала, разговаривая с дочерью, и с трудом подбирала слова, способные перекинуть мостик над разраставшейся между ними пропастью. Двадцать один год она наслаждалась близостью с Кори, не забывая о том, что каждый год был ею украден. Может быть, это все, что она заслужила.
– Он разведен, – однажды вечером за ужином сообщила Дрю.
– Кто разведен? – спросила Эва.
– Кен. Приятель Кори.
Эва с Джеком переглянулись.
– Это она тебе сказала? – спросил Джек.
– Угу, – ответила Дрю. Ее непокорные волосы закрученными локонами спускались на плечи темным облаком. – Не только это, он на двенадцать лет старше ее.
– О нет, – проговорила Эва. – Неудивительно, что она не хотела распространяться о нем.
– Или познакомить нас с ним. – У Джека побелели губы. Они всегда белели, когда он сердился, но пытался сдержать себя.
– Ну, мы познакомимся с ним в весенние каникулы, – сказала Дрю, – потому что я сказала ей, что если она к тому времени не приедет, я начну заниматься сексом.
– Что? – переспросила Эва.
Дрю засмеялась, ее брекеты при верхнем свете ярко сверкали.
– Я просто хотела проверить, слушаете ли вы меня, – сказала она. – Как бы то ни было, она сказала, что они приедут. Но они хотят спать в одной комнате.
– Забудь об этом, – сказала Эва. – Он может спать в ее комнате, а она будет спать на диване.
– Эва, ты ведешь заведомо проигрышное сражение, – сказал Джек.
Эва не переносила Кена Кармайкла. Он с первой минуты не понравился ей, хотя она, вероятно, была несправедлива к нему. Кен вошел в дом, неся чемодан Кори, и протянул Джеку ладонь для рукопожатия. У него было приятное, почти красивое лицо, слишком загоревшее для марта, и густые темно-русые волосы, аккуратно подстриженные и причесанные. У него были точно такие же зеленые глаза, как у Тима Глисона, и легкое обаяние – под стать им.
Эва не стала противиться тому, чтобы они с Кори заняли ее прежнюю комнату. Джек был прав: это привело бы только к спорам, а она не хотела тратить на это то драгоценное время, которое могла провести с Кори.
Кен сделал ей и Джеку комплимент по поводу дома и двора, что вызвало у нее еще большее недоверие, чем его зеленые глаза. В это время года сад походил на скопище голых деревьев, виноградных лоз и кустарников, глядя на которые можно было подумать, что они никогда не оживут. Через несколько месяцев он будет выглядеть роскошно, но теперь Кен явно льстил родителям своей девушки.
– Мы готовим ужин на кухне, – сказала Эва. – Пойдемте туда и поболтаем.
– Иди вперед, дорогой, – сказала Кори Кену. – Мне нужно подняться наверх, я приду через минуту.
Кен пошел вслед за Эвой и Джеком на кухню, где пахло запеченной свиной вырезкой. Дрю нарезала очищенный картофель на деревянной доске и, когда они вошли, бросила последний ломтик в кастрюлю.
– Наверное, ты Дрю, – сказал Кен. Он выглядел нарочито неловким и как будто не знал, куда деть руки. Наконец он взялся за спинку стула.
– Да, – сказала Дрю. Она взяла со стола банку пепси-колы и наклонилась над столом, сверля его глазами через стекла очков. – Итак, каковы твои намерения относительно моей сестры? – спросила она.
– Дрю, – засмеялась Эва, начав чистить зеленую фасоль в раковину. – Дай ему расслабиться перед допросом.
Кена это как будто не задело.
– В мои намерения входит относиться к ней так, как она того заслуживает, – сказал он.
– Это может означать все что угодно, – сказала Дрю. Она отпила глоток пепси.
– Что ты предпочитаешь пить, Кен? – спросил Джек, открывая холодильник и заглядывая в него. – У нас есть содовая вода, и вино, и еще пиво и… Он наклонился, заглядывая за пятилитровый контейнер с молоком. – Яблочный сок, – сказал он, разгибаясь.
– У вас есть бутилированная вода? – спросил Кен.
– Нет, извини, – сказала Эва. – Но мы фильтруем водопроводную воду.
– Отлично, я обойдусь, – сказал Кен. – С недавнего времени я пью одну марку воды. Я завтра куплю несколько бутылок.
Дрю напряженно изучала его.
– То есть ты – один из тех репортеров, которых можно увидеть по телевизору, когда случается автомобильная авария? – спросила она.
– Возможно. – Кен ослепительно улыбнулся ей.
– Ты можешь рассказать о своем самом страшном репортаже? – спросила она.
– Дрю, – снова остановила дочь Эва. – Дай Кену отдохнуть, хорошо?
– Все в порядке, – сказал Кен. – Самым тяжелым был репортаж об аварии со школьным автобусом.
– Кто-нибудь погиб? – спросила Эва.
– Угу.
– Дети?
Он кивнул.
– Дети из начальной школы, – ответил он. – У меня сердце разрывалось.
Эва щелкнула стручком фасоли. Почему она не верила ему? Может быть, оттого, что ни один мужчина не достоин ее дочери? Неужели она и вправду стала такой мамашей? Или, может быть, все оттого, что он напоминал ей Тима, самого бесчестного человека из всех, кого она знала?
В комнату вошла Кори, ее лицо засветилось, когда она взглянула на Кена. Он обнял ее за плечи, а она обхватила его за талию. На обоих были надеты темно-синие свитера и брюки цвета хаки. Они смотрелись как одно целое, хотя их красивые лица были не похожи друг на друга?
– Твоя младшая сестренка очень любопытная, – сказал Кен, обращаясь к Кори.
– Я знаю, – проговорила Кори. – Она все время изводила меня расспросами о тебе.
– Налей себе что-нибудь, Кори, – сказала Эва.
– Здесь нет бутилированной воды, – сообщил ей Кен.
– Ее никогда не было, – сказала Кори. – Нужно было купить.
Стоя у раковины и наблюдая за ними, Эва закатила глаза. Она вспомнила о свиной вырезке.
– Вы вегетарианец, Кен? – спросила Эва.
– Нет, я ем мясо. Просто стараюсь питаться сбалансированно. Знаете, определенный процент белков, углеводов и жиров. И я, конечно, стараюсь употреблять оливковое масло или масло лесного ореха.
"О, разумеется, – сказала про себя Эва. – Как насчет проклятого свиного жира?"
– Я обычно заправляю салат оливковым маслом, – сказал Джек, поворачивая ручку сушилки для салата.
– Коринн сказала мне, что у вас ревматоидный артрит, – сказал Кен Эве.
– Да, действительно, – ответила она.
– Я знаю многих людей, которые смогли избавиться от него, исключив из своей диеты сахар и пшеницу.
Эва видела, как сочувственно улыбнулся Джек, открывая крышку сушилки. Он знал, как раздражали ее люди, предлагавшие простые решения сложной медицинской проблемы, и особенно неприятно ей было услышать это от Кена. Она не сразу сумела взять себя в руки и ответить так, чтобы ее слова не показались резкими или саркастическими.
– Ну что же, – наконец сказала она, – существует много разных видов артрита, и я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь вылечился от ревматоидного артрита, изменив свои предпочтения в еде.
– Что мешает тебе попробовать, мать? – спросила Коринн. С каких это пор она стала называть ее "мать"?
– Я следую рекомендациям своего врача, – сказала Эва. – И уже многого добилась.
– Но лекарства, которые ты принимаешь, токсичны, – возразила Кори.
Терпение Эвы заканчивалось.
– Такова эта болезнь, Кори, – сказала она.
– Маме правда помогают лекарства, и на самом деле у них нет вредных побочных эффектов, – вмешалась Дрю.
– С каких это пор ты стала специалистом в фармакологии? – спросила ее Кори.
– С тех пор, как ты стала такой кретинкой, – ответила Дрю. Прошмыгнув мимо Кори, она вышла из комнаты, прежде чем Эва или Джек успели сделать ей замечание.
– Это недопустимо, Дрю, – окликнул ее Джек, но его слова прозвучали неубедительно.
Некоторое время все молчали.
– Мы можем чем-то помочь? – спросила Кори.
– Лучше пойдите и посидите в гостиной, – сказала Эва. – Все скоро будет готово. – Когда они выходили из кухни, Эва, покачав головой, посмотрела на Джека. Их долгожданный домашний ужин в честь приезда Кори начался не лучшим образом.
После ужина Кен пошел в магазин за бутилированной водой, а Дрю поднялась на второй этаж делать домашнее задание. Кори молча помогала Эве и Джеку прибираться на кухне. Эва думала о том, как все они намаялись, стараясь быть вежливыми во время ужина. Даже Кен удержался о того, чтобы сказать что-нибудь провокационное.
Кори закрыла посудомоечную машину и нажала кнопку пуска, потом, развернувшись, склонилась над столешницей, сложив руки на груди.
– Мне нужно поговорить с вами, – сказала она.
– Конечно. – Джек обнял ее и поцеловал в щеку. – Мы соскучились по разговорам с тобой.
В ответ Кори слабо улыбнулась, потом высвободилась из его объятий и села на кухонный столик.
– Мы с Кеном собираемся вместе уехать, после того как в следующем году я закончу курс, – сообщила она.
Эва села за стол напротив нее, упершись ладонями в колени. Она должна была очень тщательно подбирать слова.
– Кен как будто очень умен, – сказала она, – и я вижу, что он внимателен к тебе. Но он намного старше тебя. Ты подумала о…
– Мама, выслушай меня, – прервала ее Кори. – Вы должны дать мне возможность жить своей жизнью. Пожалуйста. Позвольте мне теперь самой принимать решения.
Эва не знала, что сказать.
– Я все еще не избавилась от страхов, мама. Я многого… боюсь. Мне даже было страшно вести машину, когда мы ехали сюда. Мы потеряли целый час, потому что я настояла, чтобы мы ехали объездной дорогой. Кен очень толерантен и терпелив со мной, и я люблю его за это. И… – Кори опустила глаза, в которых блестели слезы. Протянув руку, Эва положила ее на ладонь Кори, но та отдернула ее. Она посмотрела на Эву. – Я хочу сказать тебе, что Кен помог мне понять, что причина моих страхов в тебе, – сказала она.
– Кори! – Джек наливал себе чашку кофе без кофеина, но в его голосе прозвучало предупреждение.
– Это правда, папа. – Она снова взглянула на Эву. – В детстве ты никогда не давала мне ничего делать. Ты подавляла меня. Из-за тебя я чувствовала себя так, будто никто не поверит в то, что я способна что-то сделать сама. С Кеном… я впервые приложила какие-то физические усилия. Мы вместе занимались спортом. – Она подняла руку и согнула ее, чтобы показать маленький выпуклый бицепс под рукавом свитера.
– Как же я мешала тебе заниматься спортом? – Эва почувствовала, что защищается.
– Ты внушала мне мысль о том, что все вокруг опасно. – Кори не кричала. Она говорила без всякого волнения или злости. Она излагала факты так, как видела их – или как их видел Кен, – заученно, так же как много лет назад читала реплики на прослушивании. – Ты слишком контролировала мою жизнь. Единственное, чего я не намерена позволить тебе контролировать, – это выбор своего молодого человека. И пожалуйста, мама, прекрати пересылать мне разные статьи. Я их не читаю. Теперь я сама все решаю за себя. Наконец-то. Я должна выстроить собственную жизнь… и Кен является ее частью.
– А является ли также частью твоей жизни наша семья? – спросила Эва. Слова Кори обидели и ранили ее.
– Вы навсегда останетесь частью моей жизни, но теперь я должна сосредоточиться на своем будущем, – ответила Кори. – И есть еще одна вещь, которая волнует меня.
– Выкладывай. – Джек уселся за стол рядом с Эвой. – Это все, чего ты хотела? Все свалить на маму и папу?
– Нет, папа, дело совсем не в этом. – Кори как будто оскорбилась. – Просто я много думала, пока училась в университете, и мне многое стало ясно.
– Что же еще волнует тебя? – спросила Эва.
Кори посмотрела ей в лицо.
– Я думаю, что ты скрываешь от меня информацию о моем биологическом отце, потому что хочешь удержать меня рядом с собой, – сказала она. – Ты хотела, чтобы я думала, что мой настоящий отец умер, потому что не желала, чтобы у меня были другие родственники. Мама, я имею право знать, кто они, на тот случай, если у меня обнаружатся наследственные болезни, не говоря уже о других причинах. Я не верю, что ты сделала все, что могла, пытаясь разыскать их.
– Это тоже Кен тебе сказал? – спросила Эва, испытывая одновременно гнев и чувство вины.
– Знаешь, Кори, это уже слишком. – Джек выглядел усталым. – Мама сказала тебе правду. Твой отец носил фамилию Смит. Как она могла найти твоих родственников с такой фамилией, как Смит? Если бы она могла помочь тебе, она бы это сделала.
– Ты всегда на ее стороне, папа, – сказала Кори. – Ты тоже у нее под каблуком.
Джек пристально посмотрел на Кори, которая, не теряя самообладания, так же пристально смотрела на него. Наконец он заговорил.
– Думаю, тебе все еще далеко до того, чтобы повзрослеть, Кори, – сказал он.
Ничем он не мог оскорбить ее сильнее.
– Вы просто не понимаете, – сказала она, вставая. – Я иду в свою комнату.
Эва подождала, пока не захлопнется дверь на втором этаже, а потом посмотрела на Джека.
– Я слишком остро реагирую или ей промыли мозги?
– Нет, ты не слишком остро реагируешь, – сказал он. – Но, полагаю, это нормально. Ты всегда говорила мне, как бурно протекает стадия становления личности и что если человек не проходит через нее в подростковом возрасте, то переживает ее позже. Может быть, именно это и происходит.
Эва не раз объясняла это Джеку, если тот жаловался на своих студентов. Так или иначе, она не могла применить эти рассуждения к своей дочери.
– Мне он не нравится, – шепотом проговорила Эва.
– Его голыми руками не возьмешь, – прошептал в ответ Джек. – Но наша малышка по уши влюблена в него, поэтому я думаю, что мы должны сделать все, что в наших силах.
Эва кивнула. Она помнила, как страстно была увлечена Тимом. По крайней мере, она могла утешиться тем, что Кори выбрала журналиста, а не опасного уголовного преступника.
42
2004 год
В полдень, вернувшись с работы, Эва нашла в почтовом ящике письмо, которое она отправляла Кори. На конверте по диагонали было написано: "Отказ. Вернуть отправителю", и она была уверена, что это был почерк Кена. Неужели Кори даже не взглянула на письмо с приглашением для нее и Кена на спектакль в студенческом театре? Дрю пошла по стопам отца, выбрав в качестве специализации драматическое искусство, и в летние каникулы оба они играли главные роли в пьесе "Дождись темноты". Эва с радостью воспользовалась благовидным предлогом и написала Кори, которая уже два года не приезжала домой. Она отвечала на телефонные звонки, но редко, во всяком случае, не тогда, когда звонила Эва. У Кори был определитель номера, и Эва представляла себе, как она смотрит на экран, видит, что это звонит мать, и, ни на секунду не задумываясь, возвращается к своим делам.
Кори с Кеном жили вместе и уже несколько лет были помолвлены, но о браке не думали, по крайней мере насколько это было известно Эве. Кори не позволяла ни ей, ни Джеку вмешиваться в их жизнь.
– Со своими проблемами я теперь обращаюсь к Кену, – сказала ей Кори год назад, когда Эва говорила ей о том, как ей не хватает привычных для них отношений. Однако Кори общалась с Дрю, поэтому они хотя бы знали, что она жива, по-прежнему учится в университете и все еще очень многого боится.
Сидя в гостиной и доедая сэндвич с индейкой, Эва включила телевизор, чтобы посмотреть новости. Внизу экрана красными буквами было написано "Новость дня", а с экрана на нее смотрела одна из хорошо известных ей репортеров 29-го канала. "Останки были идентифицированы по слепкам с зубов, – говорила она. – Возможно, мы свяжемся с Ирвингом Расселлом и попросим прокомментировать его этот факт. До скорого. Стэн".
На экран вернулся ведущий новостей.
– Интересно, – сказал он. – Те из нас, кто довольно давно работает в новостном бизнесе, помнят, когда исчезла Женевьева Расселл. Спасибо за рассказ…
Эва схватила пульт и переключилась на другой канал.
– Мы только что получили информацию от нашего филиала в Роли, – говорил ведущий. – Вчера во время прокладки новой дороги в связи со строительством вдоль Ньюс-Ривер неподалеку от Нью-Берна, штат Северная Каролина, бригада строителей наткнулась на останки женщины. Позднее по зубным слепкам было определено, что останки принадлежат похищенной двадцать восемь лет назад Женевьеве Расселл, жене бывшего губернатора Северной Каролины Ирвинга Расселла. Сейчас Рассел является президентом Университета штата Виргиния. Давайте отправимся в Нью-Берн.
– Джон, – сказал молодой репортер, – эта хижина, которую вы видите за моей спиной, – единственная постройка на много миль вокруг в этом уединенном районе на Ньюс-Ривер.
Камера показала маленькую покосившуюся хижину с заколоченными досками окнами. Кровь застучала у Эвы в висках. Эта хижина все еще снилась ей.