– Молчи, – быстро проговорила Мэриэн. – Не говори мне ничего. Не напоминай мне ни о чем. Все, что я помню, – это то, что ты пришла в мой дом, чтобы помогать мне в детском саду. Взамен я предоставила тебе стол и кров. Потом, когда ты поступила в университет, я ухаживала за Кори. Я познакомила тебя с Джеком. Ты вышла за него замуж, и мы остаемся лучшими друзьями. Больше я ничего не помню. – Она пристально посмотрела на Эву.
– Вы правда не помните? – спросила Эва, не зная, верить ли ей.
– Все верно. Но я непременно запомнила бы, если бы копы пришли ко мне. В этом ты можешь не сомневаться.
– Но они не приходили.
– Нет, дорогая. Не приходили. – Мэриэн подняла голову и прищурилась. – Ты и вправду напугана, ведь так?
Эва кивнула.
– Велика ли возможность того, что они станут искать тебя?
– Очень велика. Ужасно велика.
– Тогда я буду молиться за тебя, – сказала Мэриэн. – Я никогда не знала, что привело тебя ко мне. И не знала, что с тобой случилось или что ты натворила. Но что бы это ни было, ты больше не та маленькая девочка. Вот что я скажу полицейским, если они придут сюда. Я скажу, что ты замечательная женщина. Замечательная мать.
– Я не была замечательной, если говорить о Кори, – сказала Эва. – Я слишком оберегала ее. Это сделало ее пугливой.
– Нет такой матери, которая больше любила бы свою дочь, – сказала Мэриэн. – Каждая мать из тех, кого я знаю, причиняла вред своим детям, и только из лучших побуждений. Я уверена, что если бы у меня были дети, я тоже испортила бы их. – Наклонившись вперед, она похлопала Эву по руке. – А теперь скажи мне, когда мы пойдем в театр?
47
Судебное разбирательство по делу Тима должно было состояться в конце августа, но по просьбе его адвоката Лена Эдисона оно было отложено на две недели.
"Они могут найти меня, – думала Эва. – Им нужно больше времени, чтобы выследить меня".
Она ждала, что ей принесут повестку в суд. Из окна своего кабинета Эва наблюдала за входом в здание, ожидая увидеть незнакомца, который изменит всю ее жизнь и ее семьи. Это было похоже на ожидание смерти, словно, умирая, она собиралась увлечь за собой всех, кого любит и кому была вынуждена лгать.
Дело освещалось как в телешоу "Dateline", так и в новостном тележурнале "20/20", в "Dateline" даже использовали некоторые из репортажей Кена. То, как подавали этот материал, могло бы произвести впечатление на Эву, если бы она могла объективно оценить предмет обсуждения.
Адвокат Тима попросил дополнительную отсрочку после того, как истек срок первой, но на этот раз в ней было отказано. Они не нашли ее, но наверняка продолжат поиски. Повышенная бдительность серьезно сказалась на ее здоровье. Сердце все время работало в бешеном ритме, она смотрела на все широко открытыми глазами, выискивая человека, который защелкнет наручники на ее запястьях. К моменту судебного разбирательства Эва похудела на пятнадцать фунтов, и одежда висела на ней. Ей все чаще и чаще приходилось пользоваться скутером, когда она, разъезжая по территории, встречала встревоженные взгляды друзей и коллег, прежде уверенных в том, что ей стало лучше. Суставы на ступнях и коленях, руках и запястьях так распухли, что врач увеличил дозировку лекарства, сказав ей, что если не станет лучше, он отменит текущее лечение и попробует что-нибудь другое. Встревоженный потерей ею веса, бледностью и рассеянностью, он взял кровь для разных анализов. Эва знала, что ни один анализ крови не расскажет ему о том, что причиняло ей боль.
Телешоу на Court TV было от начала и до конца посвящено судебному разбирательству. Ей очень хотелось остаться дома и посмотреть, но это было как невозможно, так и безответственно. Ей нужно было пойти на работу, неважно, сможет она сконцентрироваться на своих клиентах или нет. Однако вечером Эва села у телевизора, чтобы посмотреть краткий повтор дневных новостей из зала суда. Джека больше не удивлял ее интерес к этому делу, он думал, что так она чувствует себя ближе к Кори, поскольку Кен, находясь в Северной Каролине, освещал эти события. Он посмотрел вместе с ней повтор, так как был решительно настроен разделять все то, что интересовало Эву. За последнюю пару месяцев она перестала делиться с ним сокровенным, поскольку не находила в себе сил рассказывать ему о том, что думает и чувствует, ей казалось, что так он пытается разрушить стену, выросшую между ними.
Прокурора звали Сэл Шрейнер, он казался удивительно маленьким, тщедушным человечком, до тех пор пока не открыл рот и не начал кружить по залу. Он обладал решительным голосом, стремительной подпрыгивающей походкой и выразительной жестикуляцией, а также умел искусно задавать вопросы, что моментально начало действовать Эве на нервы.
Первым он пригласил самого Ирвинга Расселла. Давая показания, Расселл казался не таким внушительным, как на территории. В основном он держался стоически, но голос его дрожал, когда он описывал ночь, в которую было совершено похищение. Он сказал, что, ожидая возвращения своей жены домой, работал в кабинете на первом этаже особняка. Предвестником того, что что-то случилось, стал звонок воспитательницы из детского сада, сообщившей ему, что его пятилетнюю дочь Вивиану не забрали в обычное время. Встревоженный, он собрался выйти из дома, чтобы попытаться найти Женевьеву, когда ему в первый раз позвонил Тим Глисон.
– Он сказал, что она у него, – вспоминал Расселл. – Что моя жена в безопасности и вернется ко мне живой и невредимой, если я отменю приговор Андреа Глисон.
Камера время от времени задерживалась на Вивиане, которая сидела в зале суда, приложив носовой платок к глазам. Эве было больно смотреть как на Расселла, так и на его дочь. Она пыталась отстраниться от этого дела, сделать вид, что не имеет к нему никакого отношения, но это было невозможно. Слезы застилали ей глаза, когда Рассел прекратил давать свидетельские показания. Эва размышляла о том, произвели ли они такое же сильное эмоциональное впечатление на присяжных или свидетельские показания Расселла причинили ей такую боль оттого, что она была тесно связана с этим делом.
Когда на следующий вечер Эва снова смотрела повтор, на месте свидетеля стоял кузен Тима, Дэвид Глисон. С длинными волосами и карими глазами, он был больше похож на Марти, чем на Тима, говорил с явным акцентом, растягивая слова, так что временами его было трудно понять. Дэвид подтвердил, что Тим спросил его, могут ли они с Марти "несколько дней отдохнуть" в хижине, и он дал им ключ.
– Не показалось ли вам странным, что они хотят "отдохнуть"? – спросил Шрейнер.
– Нет, – ответил Дэвид Глисон. – У Марти были проблемы, и Тим приглядывал за ним, поэтому я подумал, что дело именно в этом. Тим хотел на некоторое время увезти Марти из города в какое-нибудь тихое место. – Он почесал бороду. – Конечно, я догадался, что произошло, когда в новостях сообщили о том, что они похитили жену губернатора, но я был сбит с толку.
Шрейнер удивленно вскинул брови.
– Сбиты с толку? – спросил он.
– Конечно, в новостях говорили, что они разговаривали с губернатором по телефону, а в хижине нет телефона.
– Вам не пришло в голову позвонить в полицию, когда вы поняли, что совершили ваши родственники?
Опустив глаза, Глисон рассматривал свои руки, а потом покачал головой.
– Нет, – сказал он. – То есть… я был тогда так молод.
– Прекрасное оправдание, – саркастически заметил Джек. Они с Эвой смотрели телевизор, лежа на кровати под одеялом. – "Я был так молод", – передразнил его Джек. – Этого парня нужно посадить вместе с его кузеном.
– Тогда я был не таким, как сейчас, – продолжал Глисон, – и мне было также жаль Энди… Андреа. На самом деле я как будто поддерживал Тима и Марти, узнав, что они замыслили. Разумеется, у меня и в мыслях не было… уф… что миссис Расселл умрет.
Эва в напряжении ожидала, что Тим произнесет имя Кики Уилкс. Ей не нравилось наблюдать за судом вот так, из вторых рук. Ей было все тяжелее целый день сидеть в своем кабинете и, консультируя клиентов, размышлять о том, станет ли всем известно о роли Кики в похищении жены губернатора. Кто первым заведет разговор о ней? Может быть, никто не упомянет о ней до тех пор, пока не дадут слово Тиму? Создавалось впечатление, что Дэвиду Глисону о ней ничего не известно.
– Когда вы снова посетили хижину, принадлежащую вашей семье? – спросил его Шрейнер.
– Вероятнее всего, следующей весной. Я не помню точно.
– Были ли там какие-либо свидетельства того, что там побывали братья Глисоны?
Глисон заерзал на стуле.
– Единственное, что я помню, – это то, что была разбита дверь ванной, – сказал он. – Косяк рядом с ручкой был расщеплен.
В этот момент Шрейнер начал энергично расхаживать по залу суда, демонстрируя две большие фотографии ванной комнаты и фотографию коридора. Он размахивал ими перед присяжными, а потом положил их на пюпитр, стоявший в зале суда. Взяв указку, он показал, где была найдена пуля в стене ванной комнаты. Потом он предъявил саму пулю в пластиковом пакете и положил ее на стол рядом с пюпитром.
– Вы общались после этого с братьями Глисонами? – спросил Шрейнер их кузена, едва закончив свою демонстрацию.
– Тим позвонил… я точно не знаю когда, – сказал Дэвид Глисон. – Возможно, через неделю после того, как они приехали в хижину. Он сказал мне, что их преследуют копы и они подаются в бега. – Дэвид Глисон, словно извиняясь, посмотрел на Тима, который спокойно сидел рядом со своим адвокатом. – Он сказал, что свяжется со мной, когда сможет.
– И он связался с вами?
– Да. Примерно через год он позвонил мне. Сказал, что не хочет терять связи – знаете, мы всю жизнь были большими друзьями, но я бы никогда… – Он снова опустил глаза, его челюсти ходили ходуном. Когда он поднял голову, в его глазах стояли слезы. – Он сказал, что я никогда никому не должен сообщать его нового имени.
– Почему вы не позвонили в полицию, когда поняли, что миссис Расселл пропала?
Глисон пожал плечами.
– Я не хотел причинять неприятности Тиму и Марти.
– Отличный парень, – сказал Джек.
– Марти был… шизофреником, вы знаете? – сказал Глисон. Он опять пожал плечами. – Я решил, что он, вероятнее всего, не задумываясь убьет меня или что-нибудь в этом роде, а Тим старался защитить его.
Закинув руки за голову, Джек зевнул.
– Тебе еще не надоело? – спросил он.
– Я хочу еще немного посмотреть, – сказала Эва. – Я пойду в гостиную.
– Хорошо… – Джек наклонился и поцеловал ее, – не задерживайся там допоздна, ладно? – Он выглядел обеспокоенным.
Улыбнувшись ему, Эва встала с кровати.
– Не буду, – пообещала она.
В гостиной, включив телевизор, она увидела, что на месте дачи показаний сидел следующий свидетель обвинения. Терри Ньюхаус, друг Тима из Джексонвилла и владелец дома, откуда братья звонили губернатору, был аккуратно подстрижен и чисто выбрит. Когда его спросили о том, чем он занимается, он ответил, что он на полставки работает бухгалтером.
– Вы знали, что задумали братья? – спросил Шрейнер, как только Ньюхаус принес присягу.
Ньюхаус кивнул.
– В достаточной степени. Да.
– Они сказали вам, куда увезли жену губернатора?
– В хижину, где за ней приглядывал их друг.
Эва сцепила сложенные на коленях руки.
– Они называли имя этого друга? – спросил Шрейнер.
– Нет, сэр.
– Вам известно, что это был за друг?
– Насколько я понял, это была женщина. Я подумал, что это, возможно, подружка Тима, но не могу припомнить, почему я так решил. То есть я не знаю, говорили они об этом или нет.
– Вы помните, как звали его подружку?
Эва затаила дыхание, но Ньюхаус отрицательно покачал головой.
– Я же сказал вам, я даже не уверен, что это была девушка. – Он был слегка раздражен.
Внезапно Эва вспомнила о Бетс. Может быть, они подумают, что за Женевьевой присматривала Бетс, которая потом покончила жизнь самоубийством, чувствуя себя виновной в том, что участвовала в похищении человека! Ей стало легче, но ненадолго, так как Эва поняла, что как только придет очередь Тима излагать свою версию событий, никому не придет в голову подозревать Бетс.
Следующим вечером она смотрела заседание суда в одиночестве, поскольку Джек был на прослушивании в университете. Эва села на диван в тот момент, когда место свидетеля заняла женщина, бывшая соседкой Бетс по комнате. Дженни Роуз, которой был пятьдесят один год, миловидная женщина с короткими светлыми волосами и большими, вызывающими доверие голубыми глазами, числилась сиделкой. Знала ли она о Кики? Эва была рада, что Джека нет дома, потому что, глядя, как Дженни Роуз клянется говорить только правду, думала, что не сможет скрыть свою тревогу.
– Бетс с Тимом были вместе около двух лет, – сказала Дженни, когда Шрейнер начал задавать ей вопросы. – Я думала, что ей было что-то известно о том, что Тим похитил жену губернатора, потому что она, по правде сказать, не удивилась, но я не думаю, что она активно участвовала в этом. В те времена мы работали вместе с ней, то есть весь день и всю ночь, когда Тим… сделал то, что он сделал, я не выпускала ее из виду. – Она не сводила глаз со Шрейнера, и Эва подумала, не для того ли, чтобы не смотреть на Тима.
– Где она находилась во время похищения Женевьевы Расселл? – спросил прокурор.
– Она работала со мной. Я знаю, что она не могла быть тем человеком, который, по словам свидетеля… мистера Ньюхауса… сторожил миссис Расселл, потому что всю неделю она была буквально у меня на глазах. Впрочем, Бетс была расстроена. Она только сказала мне, что Тим уехал из города и она скучает по нему. Когда позднее я вспомнила об этом, то поняла, что она, должно быть, знала о том, что происходит.
Шрейнер еще некоторое время допрашивал ее, потом адвокат Тима подверг ее перекрестному допросу, но Дженни Роуз мало что могла добавить по существу дела. После ее свидетельских показаний в работе суда был объявлен перерыв на один день. "Удачный день", – с облегчением подумала Эва. Каждый день, когда не упоминалось имя Кики Уилкс, был для нее удачным.
48
На пятый день суда Тим должен был давать свидетельские показания в свою защиту. Дождавшись, когда Джек уйдет из дома, она позвонила в службу психологической консультации и сказала, что больна и не выйдет на работу. В этот день от нее было бы мало толку. Ей нужно было знать, что скажет Тим.
Сидя на диване, Эва растирала свои ноющие запястья, пока его приводили к присяге. Он произнес клятву тихим серьезным голосом, а потом сел. Тим выглядел спокойным, но по тому, как он дышит, было понятно, что он напряжен. Он так мало напоминал того молодого человека, который был ее любовником. Возможно, Тим даже сделал пластическую операцию. Лицо стало более удлиненным, губы – тоньше, и у него была бритая голова, благодаря чему он казался совершенно другим человеком. Однако глаза были те же. Эти узнаваемые зеленые глаза останутся с ним до самой смерти.
– Вы похитили Женевьеву Расселл? – спросил Сэл Шрейнер.
– Да, – сказал Тим. – Вместе со своим братом.
– Как вы это сделали?
Тим рассказал о похищении. Все произошло именно так, как он планировал, хотя не совсем так, как когда-то представляла себе Эва, поскольку тогда она не знала, что Женевьева была знакома с Тимом, который учился у нее.
– Я спросил ее, могу ли я поговорить с ней минутку, и она согласилась, поэтому мы сели в фургон. Женевьева не знала, что сзади сидел Марти. Я поехал, а Марти завязал ей глаза. В конце концов мы надели ей наручники, потому что она все время пыталась схватиться за руль.
Камера отыскала в заде суда Расселла. Президент Расселл обнял Вивиану, которая опустила голову, зажав рот кулаком.
– Вы направились сразу в хижину?
– Да.
– И что произошло, когда вы прибыли в хижину?
"Вот оно, – подумала Эва. – Вот оно".
– Внутри мы связали ее, а потом я и Марти поехали в Джексонвилл, где остановились у Терри Ньюхауса.
Связали? Эва наклонилась вперед, забыв о боли в запястьях.
– Вы оставили ее одну в хижине? – Казалось, Шрейнер не верит ему.
– Да, – ответил Тим.
– Боже мой, – вслух проговорила Эва.
– Где вы связали ее?
– На диване. Мы связали ей руки и ноги.
– Она лежала?
– Да.
– Были ли у нее в этот момент все еще завязаны глаза?
– Нет.
– В этот момент глаза не были завязаны, – сказал Шрейнер, словно это имело какое-то значение. – А пистолет, который был закопан рядом с миссис Расселл? – продолжал он. – Это ваш пистолет?
– Да.
– Вы воспользовались им?
– Нет.
– Хотя пуля от пистолета – вашего пистолета – была найдена в стене ванной комнаты.
– Я не знаю, как она туда попала, – сказал Тим. – Возможно, стрелял мой брат.
– Разве вам это было неизвестно?
– Возможно, я тогда вышел из хижины на минуту.
– Лжец! – Голос донесся из зала, и камера развернулась в сторону публики. Вивиана Расселл стояла, вцепившись руками в спинку впереди стоящего кресла, ее лицо покраснело от ярости. – Прекрати лгать! – крикнула она Тиму.
Ирвинг Расселл встал и, обняв дочь за плечи, попытался усадить ее на место.
– Он бессовестно врет, разве вы не видите? – Вивиана пристально посмотрела на судью.
– Сядьте, мисс Расселл, – сказал судья.
Закусив губу и обмякнув, Вивиана с помощью отца опустилась в свое кресло.
– Продолжайте, пожалуйста, – обратился судья к Шрейнеру.
– Правда, что вы убили миссис Расселл в хижине или рядом с ней?
– Я не убивал ее, – ответил Тим.
– Ваш брат убил ее?
– Никто из нас не убивал ее, – сказал Тим.
– Вы говорили мистеру Ньюхаусу, что оставили Женевьеву Расселл с кем-то, кто караулил ее?
– Да, – сказал Тим. – Мы сказали ему так, потому что он подумал бы, что мы сошли с ума, оставив ее одну. Мы действительно сошли с ума.
– Почему никто из вас… вы или ваш брат… не остался с ней?
– Мы думали, что все будет нормально. Ей некуда было идти, даже если она сумела бы сама развязать веревки.
Эва была так поглощена тем, что он говорил, что не сразу поняла, что в дверном проеме между гостиной и кухней стоит Джек. Эва удивленно взглянула на него, держась рукой за шею.
– Привет, – сказал он.
– Ты напугал меня, – проговорила она. – Как долго ты стоишь здесь?
– Я только что вошел. – Пройдя через комнату, он сел рядом с ней на диван. – Я позвонил тебе на работу, и там сказали, что ты больна и осталась дома, поэтому я подумал, что между лекциями загляну и проверю, как ты. – Джек всматривался в ее лицо, и она почувствовала, как у нее загораются щеки под его внимательном взглядом. – Что происходит? – спросил он.
– Они вызвали Тима… Тимоти Глисона давать показания, – сказала она. Снова заговорил Шрейнер, его голос звучал мощно и настойчиво.
– И вы полагаете, что мы поверим, будто кто-то еще случайно наткнулся на эту затерянную в глуши хижину, развязал и убил ее и каким-то образом достал из нее ребенка, и…