– Эва, – сказал Джек, – пожалуйста, не тяни. Что ты пытаешься сказать мне?
Оторвавшись от окна, она перевела взгляд на глаза мужа.
– Я знаю Тима Глисона, – сказала она. – То есть я знала его. Он был моим парнем, когда мне было шестнадцать лет.
Джек откинулся в кресле.
– Ты… скажи мне, что ты это придумала. Прошу тебя.
– Мне хотелось бы, чтобы я это придумала. Он был завсегдатаем в нашем кафе. Я влюбилась в него. Я… – Эва крепко сцепила руки, лежавшие на коленях. – Так тяжело объяснить, как я смогла совершить такое. – Ее мысли перескочили с того, что знала она, на то, чего не знал Джек и что он только должен был услышать. Это было выше ее сил, но она начала говорить, и теперь ей нужно было закончить.
– Тим был членом подпольной организации под названием ОСКП, – сказала она. – Он упоминал об этом в своих свидетельских показаниях. Ты помнишь?
– Я не цеплялся за каждое слово его показаний, – почти отрывисто произнес Джек. – Теперь я понимаю, почему ты за них цеплялась. – Прищурившись, он посмотрел на нее. – Ты еще любишь его? Все дело в этом?
– О нет, дорогой. – Эву удивило, что он пришел к такому заключению. – Дело совсем не в этом.
– Что такое ОСКП? – просил он.
– Организация, боровшаяся против смертной казни. Я даже не помню, как расшифровывается это сокращение. Он был против смертной казни, потому что его сестре был вынесен смертный приговор.
– Сестре, которую он пытался вызволить из тюрьмы?
– Верно. Видишь ли, он солгал мне. Сказал, что она убила фотографа, который изнасиловал ее, и…
– Я думал, что фотограф, которого она убила, была женщиной, – сказал Джек.
– Точно, – сказала Эва. – Именно это я имею в виду, говоря, что он лгал мне. Тим старался вызвать во мне сочувствие к своей сестре, говоря, что она была изнасилована.
Джек выглядел расстроенным.
– Какое, черт возьми, это имеет отношение к тому, что ты взяла другое имя?
– Я сейчас объясню, – сказала она. – Он хотел вызвать во мне сочувствие к своей сестре, для того чтобы использовать меня… Однако я не подозревала об этом. Я думала, что он влюблен в меня. Тим был намного старше меня, а я была такой… Господи, он соблазнил меня своим вниманием. Через некоторое время он рассказал мне о своем плане похитить Женевьеву Расселл.
– Боюсь и предположить, к чему все это ведет. – На лице Джека было такое выражение, с которым он обычно смотрел на дочерей, если они совершали какой-то серьезный проступок. Оно было несвойственно ему. Когда он так смотрел, Эва иногда не узнавала его.
– Теперь это невозможно вообразить, – сказала она, – но я верила каждому его слову. Я думала, что с его сестрой поступили несправедливо, и я была… – она покачала головой, – я была поистине тронута тем, что он так любит ее, что готов пожертвовать собственной жизнью ради ее спасения. Он убедил меня приглядеть… охранять Женевьеву Расселл в хижине. Той самой, на Ньюс-Ривер.
– Там, где было найдено ее тело?
Эва кивнула.
– Это ты убила ее? – прошептал он.
Эва начала плакать, прикрывая рот рукой. Не в силах говорить, она замахала головой, чтобы не испытывать его терпения. Ей хотелось, чтобы Джек прикоснулся к ней, обнял ее за плечи и успокоил, как обычно, но он сидел в кресле как скала, сцепив в руках кружку с кофе, к которому так и не притронулся.
Ладонью она смахнула слезу со щеки и прокашлялась.
– У нее начались схватки, а я была с ней одна, – сказала она. – Я так испугалась. Мне было шестнадцать лет, и я толком ничего не знала о беременности и схватках. Сначала я думала, что она притворяется, но когда поняла, что это не так, я… я просто запаниковала. – Теперь Эва заговорила быстро. Она была возбуждена, торопясь высказать все до конца. – Я не знала, где находится больница, была ночь, и мы оказались в самой глуши, – сказала Эва. – Я хотела перетащить ее в машину, но было слишком поздно. Начались роды. Там в хижине, на кровати она родила ребенка, а я перерезала ножом пуповину. Это был тот самый окровавленный нож, который они нашли рядом с ней в могиле. Я не убивала им ее. Никто не убивал ее. Когда родился ребенок, у Женевьевы началось кровотечение. Она была рыжеволосой и рассказывала мне, что рыжеволосые женщины склонны к кровотечению после родов…
– Так вот почему ты сказала Кори о…
Эва увидела, как сверкнули глаза Джека. Широко открыв глаза, он резко поднялся с кресла, уронив чашку на ковер. – Нет, – сказал он. – Пожалуйста, не говори, что Кори не… – Он замолчал.
Не сводя с него глаз, Эва кивнула.
– Я завернула ее в одеяло и поехала в дом, где жили еще одни члены ОСКП, – сказала она. – Я была в истерике. Там я оставалась несколько дней и…
Отвернувшись от нее, Джек вышел из комнаты. Через минуту Эва услышала, как громко хлопнула дверь черного хода. Она сидела не двигаясь, но казалось, что мышцы, как змеи, извиваются у нее под кожей. Эва чувствовала себя такой же маленькой, как тогда, в хижине: она понимала, что должна быстро что-то предпринять, но не знала что. Должна ли она пойти вслед за Джеком? Теперь ее приход не обрадовал бы его, но ей нужно было так многое успеть, а время было на исходе. Было почти половина восьмого. Когда встретятся присяжные, чтобы вынести приговор Тиму?
Эва встала и пошла на задний двор, где Джек сидел на скамейке в саду, опустив голову на руки.
Когда она подошла к нему, он поднял глаза.
– Я не знаю тебя, – сказал он. – Я никогда тебя не знал.
– Нет, ты знаешь меня. – Она села рядом с ним на скамейку. – Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Ты знаешь человека, которым я была почти тридцать лет. Эву Бейли. Человека, которым я стала.
– Как ты могла… – Джек умолк, покачивая головой. – Как ты могла удерживать ее? Почему ты не сделала ничего для того, чтобы вернуть дочь Расселлу?
– Я пыталась. Люди, которые помогали мне, сделали для меня и для Кори новые документы. Назвав мне имя Мэриэн, они сказали, чтобы я…
– Мэриэн? – Казалось, он был поражен.
– Она была связана… отдаленно связана с ОСКП, потому что ее муж был казнен.
– Не могу представить себе, чтобы Мэриэн позволила тебе…
– Мэриэн не знала ничего, кроме того, что я нуждаюсь в безопасном месте для жизни, – сказала Эва. – Она не пожелала знать ничего больше. Когда я ехала к ее дому в Шарлотсвилле, я попыталась подкинуть ребенка к дому губернатора в Роли, но там повсюду были охранники. Я попыталась положить ее в полицейскую машину но когда я открыла дверь, завыла сигнализация и я убежала. Я не знала, что делать. Джек, пожалуйста, пойми! Я была еще ребенком. Я едва умела водить машину и тем более не знала, как отдать ребенка Ирвингу Расселлу. Когда я добралась до дома Мэриэн, она решила, что Кори – моя дочь. К этому моменту я полюбила этого ребенка. Кори. Мне казалось, что мой долг сделать все для того, чтобы уберечь ее. Чтобы заслужить то, что она у меня есть. Заботиться о ней так, как заботилась бы Женевьева.
Джек медленно покачал головой.
– Полное безумие, – сказал он.
– Я понимаю, что это звучит именно так, и понимаю, что сразу вывалила на тебя слишком много, – сказала она. – Должно быть, тебе все это представляется ужасным. Более чем ужасным. Однако я это сделала, и я не могу вернуться в прошлое. – Эва посмотрела на часы и увидела, как дрожит ее рука.
– Я не знаю тебя, – повторил Джек. – Женщина, которую я знал, никогда не оставила бы у себя чужого ребенка.
– Я не была женщиной. – Эва снова принялась плакать, а может быть, и не прекращала. – Я была девочкой. Но я рассказываю тебе обо всем этом не для того, чтобы оправдаться.
– Тогда для чего ты мне обо всем этом рассказываешь?
– Для того… потому что Тим не выдал меня. Ты понимаешь это? – Она схватила Джека за руку. Рука в ее ладонях была жесткой и холодной как камень. – Когда умерла Женевьева, Тима там даже не было. – Ей хотелось, чтобы он понял ее. – Там не было никого, кроме меня. Только я знаю, что он не убивал ее. Он знает, что я там была, но он защищает меня. Защищает Кики.
– Перестань повторять это имя! – Джек сбросил ее ладонь со своей. – Я не знаю, кто это.
– Это я. Я тогда была ею. И Тим понимает, что если он скажет, что его бывшая подружка, Кики Уилкс, была там, они начнут искать Кики, что приведет их прямо сюда. Прямо сюда. Я ждала этого, – сказала Эва. – Ждала повестки в суд. Полицейских, стучащих в дверь. – Сквозь виноградные лозы она посмотрела в сторону калитки, словно могла увидеть на улице полицейскую машину. – Вот почему в последнее время я сходила с ума. У меня нет… депрессии, Джек. Я в ужасе, чувствую себя виноватой, мне противно от самой себя. Вот почему я не отходила от телевизора. Я ждала, что Тим скажет, что я была там, но он не сказал об этом ни слова. Он получит пулю вместо меня. Вместо Кики. И сегодня они, наверное, вынесут ему смертный приговор за убийство, которого, как я знаю, он не совершал.
– О чем ты?
– Я должна предать эту историю огласке. Я должна…
– О нет, ты, конечно, не сделаешь этого, – снова покачал головой Джек.
– Я все обдумала, – сказала Эва. – Я не могу допустить, чтобы он заплатил за то, чего не совершал.
– Почему бы и нет… твою мать… – Она никогда не слышала, чтобы Джек так говорил. – Он преступник. – Джек взмахнул руками. – Если бы вместо тебя там был он, то, вероятно, он убил бы ее.
– Я так не думаю, – сказала Эва. – И его там не было. Я была там. Я знаю, что произошло. Он виноват во многом, но не в ее убийстве.
– Позволь я буду говорить прямо, – сказал Джек… – Ты хочешь разрушить нашу жизнь – потому что именно это ты сделаешь, Эва. Сомневаться не приходится. С твоей карьерой будет покончено. Возможно, и с моей тоже. Ты хочешь это сделать и вывалять меня вместе с собой в грязи. Вывалять в грязи Дрю. И что хуже всего, перевернуть жизнь Кори вверх дном и… о господи. – Он прижал пальцы к вискам. – Я даже представить себе не могу, что будет с Кори, – сказал он.
– Я знаю, – прошептала она. – Мне страшно от этого.
– Это положит конец твоим отношениям с ней, – предостерег он ее. – Может быть, со всеми, кого ты предала.
– С тобой? – неуверенно спросила она.
Джек не обратил внимания на ее вопрос.
– Все ради того, чтобы спасти этого подлого сукиного сына от смерти, которой он заслуживает?
Эва молчала, размышляя над его словами. Итак, ему бы хотелось, чтобы у этой проблемы было банальное решение. Если он смог подсказать ей его, она ухватилась бы за него, но Эва придумала лучшее решение.
– Ты ни за что не сможешь доказать, что ты не… не разрезала чрево Женевьевы, чтобы вытащить ребенка, и не умертвила ее, – сказал Джек.
Она не подумала об этом.
– Я должна попытаться.
– Тебя посадят в тюрьму, Эва!
– Я знаю. – Она вспомнила, как сидела на скамейке предыдущей ночью и смотрела в темное небо. Она больше не увидит ни луны, ни звезд. Она больше не увидит Кори. Нужно позвонить ей, пока еще не поздно. Она снова посмотрела на часы. Около девяти. Кори сейчас на уроке.
Джек как будто читал ее мысли.
– О деле Расселла пишут во всех крупных газетах, – сказал он. – Ты хочешь, чтобы о Кори тоже писали в газетах? Ты хочешь, чтобы в бакалейной лавке все обсуждали историю твоей жизни?
– Может быть, я смогу как-то защитить ее…
– Размечталась! Эва, ты должна была все обдумать.
– Именно этим я занималась всю неделю, – тихо сказала она.
– Твоя болезнь уже обострилась. Представляешь, насколько хуже ты будешь чувствовать себя в тюрьме? – Джек вдруг встал и, взмахнув руками, повернулся, чтобы посмотреть на нее. – Не могу поверить, что я говорю своей жене о том, что ее посадят в тюрьму! – сказал он. – Это безумие.
– Если я не сделаю этот шаг, мне в любом случае станет еще хуже, – сказала Эва. – Вот почему обострилась моя болезнь, Джек. Я не могу больше жить с чувством вины. Прости, но я поставила тебя и девочек в ужасное положение, но, пожалуйста, попробуй представить себя на моем месте.
– С очень большим трудом, – сказал Джек.
– Ты не знаешь, как бы ты поступил, если бы оказался в моей шкуре, когда тебе было шестнадцать лет, – сказала она.
– Я бы никогда не влип в подобную историю, и я это знаю.
– Я поступила глупо, – сказала она. – Признаю это. Но представь, что ты совершил бы то, что совершила я, и теперь смотрел бы, как кто-то будет отвечать головой вместо тебя. Разве имеет значение, что это за человек? Разве это имеет значение, Джек?
Он молчал, и Эва знала, что задела его за живое. Джек был порядочным человеком, и своим вопросом она сразила его наповал.
Он отвернулся, поглаживая рукой подбородок.
– Мне нужно время, чтобы переварить это, – сказал он.
– В этом все дело, – сказала она. – У меня нет времени. Я слишком долго боялась признаться. А сегодня ему вынесут приговор. Я должна сделать это сегодня.
– Нет, – твердо произнес он. – Речь идет не только о твоей жизни, Эва. Или кто ты там, черт тебя возьми. Это и моя жизнь тоже. И жизнь твоих дочерей. Возможно, ты думаешь, что должна прийти на помощь этому подонку, который сидит за решеткой, но я думаю, что ты забыла о тех, кто действительно имеет значение в твоей жизни. Ты поставила его выше своей семьи.
Неужели? О господи. Должна ли она отречься от своей честности ради спасения своей семьи? Это было намного легче, но она была уверена, что не имеет на это права.
– Никто из нас не умрет, если я расскажу о том, что знаю, – сказала она. – А если я не сделаю этого, Тим наверняка умрет.
– Мне все равно, – сказал Джек.
– Просто я… я обязана это сделать, Джек. Прости меня.
– Ты заблуждаешься. – Он взглянул на нее, и ненависть в его взгляде испугала ее. – Ты заблуждаешься. – Он посмотрел в сторону дома. – Я должен уйти, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Именно то, что сказал. Я собираюсь одеться и пойти на работу, и надеюсь, к тому времени, когда я вернусь домой, вся эта… весь этот кошмар превратится в страшный сон.
Встав, Эва схватила его за руку.
– Не уходи, – сказала она. – Пожалуйста. Я должна понять, что теперь делать, и мне нужно, чтобы ты помог мне все продумать.
– Ты просишь слишком многого, Эва. – Он высвободил свою руку. – Создается впечатление, что ты намерена сделать то, что причинит вред всем, о ком ты, возможно, печешься. На что ты рассчитывала, прося моего благословения? – Развернувшись, он зашагал к дому.
Когда Джек хлопнул за собой дверью, Эва на дрожащих ногах опустилась на скамейку. Она рискует потерять его. Она правда может потерять его. Джек любит ее – любит Эву – безоглядно и всем сердцем, она знает об этом. Но ей показалось, будто Эва внезапно умерла, это было так же необратимо, как если бы ее переехал автобус. Чего она ожидала? Она потратила десятилетия на то, чтобы привыкнуть к странной правде о своей жизни, у него было всего несколько минут. Разве она хотела его благословения? Его прощения? Эва не могла бы ответить. Все, что она знала, – это то, что он был прав: она уже решила, что делать.
52
Войдя в дом, она позвонила Кори на сотовый телефон и оставила сообщение.
– Это мама, Кори, и это срочно, – сказала она. – Пожалуйста, позвони мне, как только получишь сообщение. – Она разволновалась: вдруг Кори подумает, что что-то случилось с Джеком или Дрю? – Все здоровы, – добавила она, – но мне нужно немедленно поговорить с тобой. Пожалуйста, позвони мне на перемене.
Положив трубку, она стояла и не отрываясь смотрела на телефон. Может быть, набрать номер сотового телефона Джека? Попросить его вернуться домой? Прежде он никогда не уходил, не закончив спор. Но в их семейной жизни споры были редкостью. "Ему нужно время и нужно побыть одному", – подумала она, отходя от телефона. Она предоставит ему такую возможность.
Итак, что теперь? Она могла бы позвонить в полицию и рассказать все, что знает. Ее сразу же арестуют? Позволят ли ей переговорить с адвокатом Тима? Или же ее экстрадируют в штат Северная Каролина, не дав возможности сделать заявление? Может быть, стоит попытаться напрямую связаться с адвокатом Тима? Она закусила губу, не зная, что делать. Она не была уверена, что примет верное решение.
Еще раз набрав номер Кори, она оставила новое сообщение, потом включила телевизор в гостиной, сожалея о том, что Джека нет рядом, и стала нажимать кнопки на пульте. Компания CNN вела репортаж от зала суда в графстве Уэйк, где репортеры интервьюировали тех, кто не пропустил ни единого заседания, их спрашивали о том, что они думают о Тиме и о том, насколько он виновен.
Ее могли бы отпустить под залог после ареста, разве нет? Однако что, если они решат, что слишком велик риск того, что она сбежит? Ведь тогда она сбежала, значит, снова может скрыться. Эва попыталась сдержать охвативший ее душу страх.
Снова схватив трубку, она набрала номер справочного бюро, чтобы узнать телефон здания суда и оставить свой номер для связи. В трубке звучал механический голос, предлагая путаные варианты, и она не могла сосредоточиться и понять, что каждый из них означает. Стоимость судебных услуг? Завещания и имущество? Гражданские дела? Уголовные дела? Вот не оно ли это – уголовные дела? Эва нажала на соответствующую цифру, и ей предложили снова выбрать. Отчаявшись, она нажала на ноль и с облегчением вздохнула, услышав живого человека, женщину, отвечавшую с ярко выраженным, но приятным акцентом.
– Хм, – начала Эва. – Я не знаю, какой номер нужно набрать, чтобы связаться с Леном Эдисоном, адвокатом Тимоти Глисона, – словно на всей планете нашелся бы хоть один человек, который теперь не знал бы, как зовут адвоката Тима.
– Я не могу соединить вас с ним, мадам, – ответила женщина. – Я подозреваю, что он здесь, но чтобы связаться с ним, вам нужно позвонить в его офис.
– У вас есть его номер? – спросила Эва.
– Нет, мадам, – ответила та. – Простите.
Эва повесила трубку, а потом опять набрала номер Кори. Она оставила слишком много сообщений, Кори рассердится, но, возможно, поймет, что нужно срочно перезвонить. Потом она запросила в справочной телефонный номер офиса Лена Эдисона.
– Он в зале суда, – ответила секретарша, когда Эва спросила, на месте ли он.
– Мне нужно срочно поговорить с ним, – сказала Эва. – Я располагаю информацией, способной снять с Тимоти Глисона обвинение в убийстве Женевьевы Расселл.
Секретарша ответила не сразу. Потом она вздохнула.
– Вы немного опоздали, вам не кажется? – спросила она.
– Прошу вас, скажите мне, как связаться с ним?
– Скажите мне свое имя и номер, и я передам ему, что вы звонили.
Эва нерешительно молчала. У нее было ощущение, что эта информация никогда не дойдет до Эдисона.
– Мне нужно поговорить с ним сегодня утром, – сказала она.
– Вы представляете, сколько у нас звонков от тех, кому хочется поговорить с ним об этом деле? – Терпение у секретарши определенно закончилось.
– Это важно! – воскликнула Эва.
– Скажите мне свое имя и…
– Хорошо. – Она назвала женщине свое имя и дала номер телефона, добившись от нее обещания, что она тотчас же соединит ее с Эдисоном. Повесив трубку, она представила себе, как секретарша швыряет листок в мусорную корзину под столом.