"Уж не застукала ли я их случайно? - мелькнула у меня шальная мысль. - После этой Юли кого угодно начнешь подозревать".
- Я же тебе рассказывала, - рассердилась Лариса. - Пупса привели незнакомые…
- Ладно, верю, это я в качестве шутки спросила.
Кстати, пойдем посмотрим на Пупса, жив ли он там, наш болезный.
Пупс был жив, но дышал с трудом. Он завалился на бок и подрагивал. Глаза его были закрыты.
- Виктор, тебе плохо? - спросила я.
Он промычал в ответ что-то нечленораздельное и тут же затих.
- Мне это не нравится, - запаниковала я.
- Мне тоже, - воскликнула Лариса.
- Надо "Скорую" вызывать.
Казалось бы, такое простое решение, а сколько негодования вызвало оно. Лариса замахала руками и возмущенно закричала:
- Какая "Скорая"! У него же работа!
И я вызвала своего Евгения.
Глава 11
Узнав, что случилось с Пупсом, Евгений примчался в рекордно короткие сроки. Вот она, мужская солидарность, к моим портнихам он так бы ездил.
- Почему не вызвали "Скорую"? - спросил он, бегло осмотрев пострадавшего.
Я пожала плечами, а Лариса опять завела шарманку про работу.
- А что с ним? - поинтересовалась я, уповая на опыт Евгения.
- Думаю, отравление, - поставил диагноз он.
- Водкой?
- Вряд ли. Только если к ней подмешали какую-то дрянь.
- Это у нас запросто, - вставила Лариса.
- А по-моему, он просто перепил, вот и стало плохо с непривычки, - возразила я. - Водка сама по себе дрянь.
- Жаль, что ты не всегда так считаешь, - посетовал Евгений. - Маруся до добра тебя не доведет.
В воздухе запахло грозой. Мне не хотелось семейных сцен в присутствии Ларисы, и я быстро вернулась к основной теме.
- С чего ты взял, что Пупсу что-то подмешали? - деловито поинтересовалась я.
Евгений уставился на меня с непередаваемым удивлением.
- Ты когда-нибудь видела Виктора в таком состоянии? - спросил он. - Мужик практически не пьет.
Я возразила:
- Судя по всему, Пупс перешел на непонятный образ жизни. В последние дни он только в таком, ненормальном для себя состоянии, и пребывает. Послушал бы Розу, перестал бы удивляться.
Евгений и меня слушать не захотел. Он возмущенно отмахнулся, подхватил Пупса и потащил его в машину.
- Звякну тебе потом, - пообещала я Ларисе и поплелась за Евгением.
По моему разумению, Пупсу надо было всего лишь дать отлежаться, в крайнем случае напоить его рассолом или кефиром, думаю, до пива он еще не дорос, стаж маленький. Однако Евгений уперся и повез-таки Пупса в больницу. Там глянули на беднягу и спросили у Евгения, не заблудился ли он, разыскивая вытрезвитель.
- У парня отравление, - заявил Евгений, доставая купюру анонимного достоинства.
Для меня анонимного, поскольку я в переговорах не участвовала, а медперсоналу достоинство купюры понравилось настолько, что они тут же признали отравление и кучу других болезней, от которых тут же Пупса вылечить и поклялись, начав с промывания желудка.
Я сидела на лавочке перед приемным отделением и свирепела на всю катушку, столько времени теряю даром, а ведь дел невпроворот.
Евгений с видом человека, сумевшего исполнить свой долг, подошел ко мне и, удовлетворенно закуривая, сказал:
- Подождем немного, Витьку скоро на ноги поставят, обещали.
- Зачем ждать? - взвилась я. - Иди, собирай остальных. Мало, что ли, их по городу валяется, отравленных. Чем они хуже этого алкоголика?
Евгений и ухом не повел. Он всегда умел гнуть свою линию, как бы я ни сердилась. Более того, он поддержал беседу в том русле, на которое я настроилась.
- Да-а, - клубясь дымом, произнес он, - что-то Витек пошел вразнос. Я его не узнаю. Врачам отдал, а сам смотрю - Витек это или не Витек.
- Не ты один так смотришь. Если ему на старости лет приспичило порезвиться, так не стоит и мешать.
Пускай резвится по полной программе.
- Соня, ты не права, - возразил Евгений, - когда я резвился, Витек меня не бросал, возился со мной как положено. Теперь пришла моя очередь. Пойду, узнаю, как он там.
Под этим благовидным предлогом Евгений избавился от моих упреков. Вскоре он вернулся с Пупсом.
У Пупса уже появилось выражение лица, но выглядел он все еще пришибленно.
- Виктор, ты ли это? - воскликнула я. - Просто тебя не узнаю.
- Сам себя не узнаю, - ответил Пупс и весь покрылся виной.
Евгений всячески ему сочувствовал (и жестами и взглядами) и тоже покрылся виной, видимо, от, того, что сам-то он вынужден пребывать в непростительной трезвости.
- Ну, и что прикажешь теперь с тобой делать? - подбочениваясь, спросила я у Пупса.
- Делайте со мной все, что хотите, только не отдавайте Розе, - взмолился Пупс.
- На растерзание, - от себя добавила я, понимая, что Пупс на такие рискованные пояснения не решится.
Я окинула его более пристальным взглядом и обнаружила, что вид у него чрезмерно отвратительный: плащ помят, шляпа…
- Что ты намерен делать? - строго спросила я уже Евгения.
У Розы, конечно, горе, но так интенсивно его с ней делить мне не хотелось.
- Отвезем Виктора к нам и приведем его в порядок, - ответил Евгений. - Не бросать же мужика в беде. Роза и в самом деле не правильно поймет, если он завалится в таком виде.
"Она правильно его поймет", - подумала я и спросила:
- Женя, а как ты собрался приводить его в порядок?
- Ну, причешем, умоем, ты погладишь его плащ, брюки надо тоже подгладить, - окидывая Пупса заботливым взглядом, принялся перечислять Евгений.
Я запротестовала:
- Плащ гладь сам, брюки тоже, и вообще, начал делать доброе дело, так делай его до конца.
Дома, пока Евгений на кухне чистил брюки и гладил плащ, я за чашечкой душистого травяного чая энергично читала Пупсу лекцию в гостиной.
- Устроился, понимаешь ли, - гремела я, - а мы еще с Розой гадали, кто тебе в прошлый раз гладил плащ. Теперь такие вопросы отпали, во всяком случае, у Евгения. Да и у меня. Роза, наивная, думает, что у тебя завелась любовница, а ты безбожно эксплуатируешь друзей! Ну, признавайся, кто в прошлый раз гладил твой плащ? Даня? Тасик?
Пупс испуганно хлопал глазами и молчал."
- Ты даже любовницу не можешь завести, - с укором продолжила я, - вот до чего докатился.
- До чего? - жалобно выдавил из себя Пупс.
- До полной деградации. С кем ты пил? Признавайся!
Пупс глубоко задумался и признался:
- Не помню. Я опешила:
- Как, совсем ничего?
- Абсолютно.
- И как домой возвращался и Розу…
Я замялась, продолжив предложение жестами и взглядом. На лице Пупса появилась паника.
"Совсем память отшибло, - подумала я. - Бедная Роза, этого больше не повторится".
- Хорошо, - сказала я, - ты не помнишь, с кем пил, не помнишь, как оказался у Ларисы, но сегодняшнее-то утро ты помнишь?
Пупс задумался и ответил:
- Смутно.
- Ну хоть как проснулся и на работу пошел, помнишь?
- Смутно.
"Бедная Роза", - подумала я, желая любым способом заставить Пупса вспомнить хотя бы то, что произошло у него с Розой прямо в прихожей.
Однако на пути у таких понятных намерений выросли непреодолимые препятствия. Евгений с наглаженными брюками и плащом появился в дверях и возмущенно загремел:
- Что ты пристала к нему? Я для чего не повез его к Розе? Чтобы ты ему промывала мозги?
- Фу, какой ты грубый, - обиделась я и отправилась заниматься воспитанием сына.
Я нашла его в Красной комнате в обществе бабы Раи, которая была увлечена уборкой. Санька активно ей мешал.
- Как жа ж загулял мужичонка, - поделилась баба Рая со мной впечатлениями, определенно имея в виду Пупса. - Как жа ж он набрался жа ж, бог меня прости.
- Не говорите глупостей, баба Рая, его отравили, - из чистого противоречия вступилась за Пупса я.
Баба Рая, качая головой, мне возразила:
- Как жа ж, отравили, вас жа ж с Маруськой так через день травят. И когда уже у этого разгульного бегемота отпуск кончится? Как жа ж она уже мне надоела жа ж.
- А не поджарить ли нам сегодня на ужин блинчиков? - поспешно меняя тему, предложила я.
- Блинчиков! Блинчиков! - подхватил мою идею Санька. - С медом и вареньем!
Баба Рая, протиравшая пыль с Санькиного телевизора, так с тряпкой в руках и застыла.
- Это кто жа ж вам жарить-то будет? - вдохновляясь на лай, спросила она.
Я уже почувствовала, что сказала что-то не то, но сдаваться из гордости не захотела.
- А в чем дело? - спросила я. - Почему нельзя блинчиков пожарить?
Лучше бы я этого не спрашивала. Баба Рая в сердцах ударила тряпкой об пол и пошла разворачивать тему.
- Вам, значить, все можно, а я, значить, раба ваша, - издалека зашла она. - Вы, значить, с утра до вечера водку жрете и песни орете…
(Господи, да когда ж такое было-то?) - ..А я, значить, раз в неделю любимую передачку посмотреть не могу. Усю ж неделю жа жду, а как вечер наступить, дак у них сразу жа желания появляются.
Тому - это, этому - то. Я жа ж вам не казенная! Имею жа ж я право "В глаз народу" посмотреть! Спокойно, без всяких блинчиков, мать вашу ити!
"Ах, вот в чем дело, - прозрела я. - Да-а, - "Глас народа" - дело серьезное. Это я действительно не на то посягнула".
"Глас народа" баба Рая смотрела, как футбол. Она твердо знала, за кого болеет, тут же делала свои прогнозы и ликовала, вскакивая со стула и подпрыгивая выше Саньки, если ее фаворит одерживал верх. "Хорошо намял врагам бока!" - приговаривала она, поскольку в любом диспуте для нее шло противостояние России с Америкой.
Баба Рая, ярая приверженка коммунизма, ненавидела все, на что падала тень демократии, а популярная передача образно виделась ей летящим в глаз народу кулаком, который обязательно должен быть развернут каким-нибудь другом сирых и болезных в обратную сторону, думаю, не стоит объяснять в какую.
Действительно, я погорячилась, потому что надо обладать изощренным садизмом, чтобы заставлять бабу Раю жарить блинчики в такой знаменательный вечер. Мне оставалось только завидовать бабе Рае, насколько ярче протекает ее жизнь. Ну почему я засыпаю под этот "Глас народа"? Как жаль, что недоступны мне столь дешевые и простые радости. Все тянет меня на какие-то "подвиги".
Однако от блинчиков отказываться я не собиралась; пока Евгений холил Пупса, я решила заняться стряпней. Евгений отнесся к моей затее с энтузиазмом и тут же полез в холодильник за сметаной, а вот Пупс на блинчики отреагировал рвотными спазмами. Он категорически отказался идти на кухню, ссылаясь на то, что даже запаха пищи не переносит. Бедняга полулежал на диване в гостиной и тщетно пытался припомнить хоть что-то из сегодняшнего дня. Больше всего, естественно, его интересовало, с кем он пил, а также сколько и что.
- Пора везти Пупса домой, - шлепая на тарелку свежеиспеченный блинчик, сказала я Евгению.
- Рано еще, пускай сначала в себя придет, - возразил тот, выворачивая на блинчик половину банки сметаны.
"Столько сметаны жрать! - с осуждением подумала я. - Конечно, после этого любая женщина покажется фригидной".
- Ха! - воскликнула я. - Придет в себя! Глядя на Пупса, трудно поверить, что это возможно. Надеюсь, ты не собираешься оставлять его на ночь? И потом, раз уж он ступил на эту скользкую тропу, то ничем ему не поможешь. Завтра он наберется опять, и что ты будешь делать? Снова начнешь гладить его плащ? Нет уж, вези его к Розе, пускай она сама принимает меры.
- Попробую, - неуверенно согласился Евгений. - Но сначала спрошу, захочет ли он.
Пупсу было все равно. Потеряв память, он вдруг перестал бояться жены, а напрасно.
- Ты бы сначала подготовила Розу, - попросил Евгений.
- Если Роза уже вернулась с консультации, - сказала я, нехотя набирая ее номер.
Роза вернулась.
- Чем занимаешься? - дипломатично поинтересовалась я.
- Ужин Пупсу готовлю, - доложила Роза.
Естественно, я тут же захотела посоветовать ей не тратить даром время, но совладала со своим желанием и спросила:
- Как Юля?
- Ты же знаешь ее, - ответила Роза. - Лучше скажи, как Лариса?
- У Ларисы прострелена шляпка, - держась из последних сил, чтобы не проболтаться про Пупса, сообщила я.
И в этот миг силы вдруг покинули меня, и, не помня как, я выложила все, начиная от вешалки Ларисы, под которой лежал Пупс, и заканчивая его рвотными позывами на мои блинчики.
Роза была в шоке.
"Это даже хорошо, - успокоила я себя, - зато теперь она не станет нервничать по поводу покушений".
- Где он, это ничтожество? - закричала Роза. - Где эта скотина?
- Лежит на диване в свежевыглаженом плаще, - поведала я. - Успокойся, у него нет любовницы, плащ гладил мой Евгений.
- Я убью его! - завопила Роза и бросила трубку.
- Женя, - сказала я, - сейчас же вези Пупса домой. Он срочно понадобился Розе.
Евгений неохотно повез Пупса к Розе, а я, радуясь, что уж где-где, а в моей-то жизни одна божья благодать, продолжила жарить блинчики. На радостях во мне открылось великодушие. Пока баба Рая и Санька (он оказался приверженцем взглядов бабы Раи) смотрели свой "В глаз народу", я сердобольно таскала свежеиспеченные блинчики к телевизору. С удивлением я обнаружила, что баба Рая ест гораздо быстрее, чем работает. Санька же слишком увлекся диспутом и к блинчикам проявлял равнодушие.
"Как хороша семейная жизнь", - с наслаждением подумала я, стоя у плиты.
Однако долго наслаждаться семейным счастьем мне не пришлось - позвонила Маруся. Она так отчаянно ревела в трубку, что я грешным делом похоронила ее разлюбезного Ваню, мысленно, разумеется. Слава богу, тут же выяснилось, что Ваня жив, чего нельзя сказать о самой Марусе. Если верить ее словам, то она прямо вся на краю могилы.
- Маруся, что случилось? - паникуя, завопила я.
- Если хочешь меня всю застать живой, поспеши, - трагически проревела Маруся. - У тебя есть всего тридцать минут.
Глава 12
Я уложилась в двадцать.
Спустя двадцать минут я в нервном нетерпении сучила ножками под дверью Маруси и так взвинтила себя, что буквально упала на Марусины руки, едва она показалась на пороге.
Старушка, только не говори, что и в тебя стреляли, - без всякого сочувствия завопила Маруся. - Я прямо вся негодую!
И она гневно швырнула меня на диван, за что ей большое спасибо - я сразу пришла в чувство и спросила:
- Что случилось?
- Что случилось? - повторила мой вопрос Маруся, размашисто меряя комнату шагами. - Что случилось?
Возмущению ее не было предела.
- Шляпку мерзавцы прострелили! Вот что случилось! - заявила она.
Я опешила. Как шляпку? Какую шляпку?
- Маруся, ты же не носишь шляпок. Последней была та, из-за которой ты рассорилась с Тамаркой лет двадцать назад.
- Правильно, с тех пор прямо вся и не ношу, - согласилась Маруся и разразилась страшными ругательствами в адрес Тамары. Зачем я только про нее заикнулась.
Выпустив из себя пар, она вспомнила о своем горе и, схватив меня за руку, потащила в спальню, в которой я не была с тех пор, как приключилась с Марусей любовь к Ване.
В спальной…
Ба, что я там увидела! Над широкой кроватью висела картина - портрет Маруси, написанный маслом…
Руки бы поотбивать тому художнику, разве можно так далеко от реальности отходить? Терпеть не могу льстецов, а этот ну просто негодяй, никакой нет у него совести.
- Дикость какая, - только и выдохнула я, - В чем тут дикость? - удивилась Маруся.
- Да портрет совсем на тебя не похож.
- Но как-то ведь ты узнала, что это я.
- Чисто логически: никакую другую женщину в своей спальне ты бы не потерпела, даже Марию - мать Иисуса.
- Ты права, - согласилась Маруся, - надело не в этом. Разве больше ты здесь ничего не видишь?
- Нет, ты затмила все, - призналась я.
- Да смотри же, смотри, прямо вся смотри! - рассердилась Маруся.
Я присмотрелась и с удивлением обнаружила, что та палкообразная особа, которая прикидывалась на картине Марусей, была в шляпке. В совершенно безобразной шляпке, похожей то ли на чепчик, то ли на ночной горшок.
"Какое счастье, что в жизни Маруся предпочитает капюшоны и платки", - порадовалась я.
- Так что? - сгорая от нетерпения, поинтересовалась Маруся. - Что-нибудь скажешь ты наконец?
- А что тут сказать, - кивая на картину и скорбно поджимая губы, ответила я. - Эта жертва концлагеря в кошмарной шляпке.., вернее, чепчике.
- Жертва концлагеря? - ужаснулась Маруся, видимо, считая себя на картине неотразимой.
- А как прикажешь называть этого дистрофика? - в свою очередь удивилась я.
Не знаю, куда завела бы нас эта дискуссия - Маруся бывает чрезмерно обидчива, - но я вдруг увидела в шляпке-чепчике дырку. В той шляпке, которая была на картине, я увидела дырку.
- Маруся, что это? - завопила я.
- Ты о чем? - спокойно поинтересовалась Маруся, уже довольная непонятно чем.
- Да о картине! Кто сделал в ней дырку?
- Слава богу, заметила наконец, - утомленно закатывая глаза, воскликнула Маруся. - Я же битый час тебе твержу, что меня всю хотят убить.
- Об этом слышу впервые, да и при чем здесь ты?
Кто-то сделал дырку в картине, за что я никак его осудить не могу. У самой руки чешутся, глядя на это безобразие. Сама я, решись на такое, начала бы как раз с чепца. Дырка - это еще ерунда, я взяла бы нож и вырезала этот чепец из картины прямо вместе с твоей головой.
Я сильно рисковала, произнося такие признания.
В другое время за это можно было бы поплатиться, но теперь Марусе, как видно, не до этого. Она бесстрашно прыгнула на кровать и сняла картину. Я увидела в штукатурке дырку, которую явно кто-то расковырял.
- Теперь ты поняла, что в картину стреляли? - с торжеством спросила Маруся.
- Похоже на то, - вынуждена была согласиться я. - А где пуля?
- Вот этого не знаю. Ужас! - воскликнула Маруся, вешая на место картину, любовно ее оглядывая и лишь после этого хватаясь за голову. - Ужас! Кто-то проникает в мою квартиру и простреливает мой портрет.
Потом этот мерзавец вытаскивает из стены пулю и спокойно удаляется с ней, не оставив никаких следов.
Я прямо вся негодую. Жаль, что не застала его, вот уж отвела бы душу, долго помнил бы меня.
- Что бы ты ему сделала? - содрогаясь, поинтересовалась я.
- Выбросила бы из окна. Пойдем отсюда, старушка, - последний раз окидывая нежным взглядом картину, сказала Маруся.
- Куда? - насторожилась я, боязливо посматривая на окно и уже сожалея о всех критических высказываниях, опрометчиво мною допущенных. - Куда ты меня тащишь?
- На кухню. Будем размышлять и пить водку. Нельзя бездарно тратить время, у меня завтра заканчивается отпуск.