Глава 22
- Три часа ночи. Неужели ты разбудишь Татьяну? - с опасением спросил Евгений, когда его "Тойота" въехала в мой двор.
- Разбужу? - рассердилась я. - Да она сама кого хочешь разбудит. Она вообще никогда не спит. У нее же гости.
- Но к Татьяне я с тобой не пойду, - категорически заявил он.
- Конечно. Ты пойдешь спать. Ведь завтра же необходимо передать в надежные руки кассеты.
Астров почему-то испугался:
- Какие кассеты?
- Как это какие? Те, что лежат в бардачке, если ты, конечно, мне не соврал.
Евгений вздохнул с облегчением, и я поняла, что действительно пора отпустить беднягу на покой. Работа у него беспокойная, рано приходится вставать, а тут еще я со своими поисками.
- Да, кассеты надо передать, - зевая сказал он. - Сонь, я до дому не доеду. Прямо здесь, в машине, сейчас и засну. Можно?
- Еще чего. Изволь подняться и заснуть в моей спальне. Тут и спать-то осталось каких-нибудь три часа. А я за это время как раз переговорю с Татьяной.
- Очень надеюсь, что тебе этого времени хватит, - сказал Евгений. - Потому что утренний кофе я мечтаю получить из твоих нежных ручек, а не из рук Жанны.
Опасения Евгения были не напрасны. К утреннему кофе мне удалось вырваться с большим трудом, но время не было потрачено без пользы.
Когда я пришла к Татьяне, пир был в самом разгаре. К гостям, с которыми я уже успела познакомиться, добавилась еще и моя старая подруга - баба Уля. В прошлом году она приезжала в Москву на очень серьезную операцию и выпила здесь столько, что не понадобилось никакой анестезии. Нет, доктора, конечно, все сделали как положено, но только для того, чтобы баба Уля не пела громко во время самой операции. К их удовольствию, она уснула, и операция прошла успешно.
Теперь Уля приехала на осмотр и консультацию.
Мы с ней сразу полюбили друг друга. Не знаю почему, но меня с детства тянуло к простым русским женщинам, ну к тем, что и коня… и в избу…
Баба Уля была как раз такая.
- А-аа! - радостно закричала она, увидев меня. - Сонька! Да иди же я тебя поцелую!
Терпеть не могу целоваться с пьяными и избегаю этого всю жизнь, но с ней я поцеловалась охотно. Она сгребла меня в охапку, придавила своей необъятной грудью и не отпустила до самого утра.
- Да Татьяна, налей же ты Соньке, красавице нашей. Да больше лей, больше, мне для нее ничего не жалко. Да пей, Сонька, пей. Пей да не закусывай.
Баба Уля с любовью завела прядь моих волос за ухо, с интересом потрогала мои сережки и чмокнула меня в лоб.
- Красивые висюльки, - сказала она. - Те, что ты мне дарила, хуже. Эти лучше.
- Я вам и эти подарю, - пообещала я.
- Ой, да Татьяна, налей же Соньке! - пуще прежнего закричала бабуля. - Да мне же для нее ничего не жалко. Пей, Сонька, пей и теперь закусывай.
Я выпила, закусила и, пока еще не поздно, быстренько перешла к делу.
- Татьяна, ты друга моей Маруси знаешь? - спросила я.
- Друга Сонькиной Маруси ты знаешь? - тут же продублировала вопрос баба Уля. Татьяна задумалась.
- Мордатый такой? Здоровый, краснорожий? - спросила она.
- Ну, есть немножко, - согласилась я.
- Знаю.
- Она знает, - перевела Уля, которая не могла оставаться безучастной.
- Татьяна, помнишь, я приходила к тебе за ведром и тряпкой?
- Ну, помню.
- Это было в воскресенье, а перед этим была суббота. Так вот, вспомни, пожалуйста, ты его видела в тот день, в субботу? И если видела, то где?
- Да, вспомни, где видела, и наливай, - вставила баба Уля.
Татьяна не послушалась. Она сначала налила, а потом вспомнила.
На другом конце стола затянули песню, и баба Уля, не выпуская меня из объятий, тут же присоединилась своим зычным контральто:
- Не-ее моро-оозь меня-яя…
Это дало мне возможность оставить стопку нетронутой. Татьяна быстренько опрокинула в рот свою, наспех закусив огурцом, вплотную придвинулась ко мне и закричала, стараясь перекрыть поющих:
- В тот день я видела его два раза. Татьяна показала два пальца и повторила:
- Два раза.
- Где? - прокричала я из-под мышки бабы Ули.
- Первый раз в кустах, а второй во дворе. Мы как раз провожали Барбоса.
Это Борька, двоюродный брат нашего Коли по материнской линии. Потом мы пошли сажать его на поезд. Я-то не пошла, только до метро проводила и вернулась.
Тогда-то и увидела их.
- Кого их? - закричала я.
- Ну этого… Ваню, что Марусин друг, Сережку, что друг твоего Женьки, и самого Женьку. В кустах они лежали и песни орали. Их еще хотели в милицию забрать за хулиганство, но я сказала, что это наши, из соседнего дома, ну и…
- Татьяна махнула рукой, мол, обошлось все. - Остались спокойно лежать в кустах. Никто их не тронул, - добавила она и потянулась к бутылке.
Я запаниковала.
- Татьяна, подожди! Уже и без того я плохо соображаю. Не наливай пока.
- Я налью, и пусть стоит, - успокоила она меня.
- Значит, ты видела Ивана Федоровича в кустах? И всех троих одновременно тоже?
- Да, и даже пела с ними. Я надела новый халат, а они мне его испачкали.
Она обиженно надула свои красивые пухлые губы. Надо отдать должное, несмотря на обилие гостей и хронические встречи и проводы, Татьяна как-то умудрялась сохранять в квартире удивительный порядок. В нашем доме она всегда славилась чистоплотностью, чего никто не может сказать о Старой Деве, у которой бигуди и те грязные. Поэтому я поняла ее обиду. Испачканный халат - это проблема.
- Татьяна, реши мне такую задачу, - прокричала я, поскольку гости в это время как раз взяли самую верхнюю в песне ноту. - Почему в кустах ты видела всех троих, а Старая Дева - одного Евгения?
Задавая вопрос, я не слишком надеялась получить ответ, но Татьяна меня удивила.
- И я видела Евгения в кустах, только уже одного.
Я потрясла головой:
- Ничего не пойму! Как же это?
- Это позже было, я в круглосуточный за хлебом ходила, - пояснила она и добавила:
- Правда, лежал он уже в наших кустах.
- Как в "наших"? А какие кусты не наши?
- Те, в которых они раньше лежали. Песня неожиданно закончилась.
- Надо промочить горло, - сказала баба Уля, - пересохло, - и Татьяна бросилась наливать.
Я терпеливо дождалась, пока все выпьют и даже выпила сама, поскольку мне снова начало казаться, что кто-то стоит за моей спиной, хотя я точно знала, что непосредственно за моей спиной находится лишь крепкая рука Ули.
- Да что ты ерзаешь, красавица ты наша? - спросила она, поднося очередную стопку ко рту. - Не ровен час пролью.
Она пропускала стопки парами, закусывая после второй.
- Опять? - спросила Татьяна, которая была в курсе моих проблем.
- Да, - кивнула я. - Стоит.
- Да что стоит-то? - заинтересовалась баба Уля. - Слово-то какое хорошее.
- Кто-то все время стоит у нее за спиной, - пояснила за меня Татьяна. - Она уже и к психиатру ходила.
Баба Уля отпрянула и внимательно посмотрела в мое лицо.
- Ой, девка, сглазили тебя. Дурные люди сглазили. Ты вот что, красавица наша, сходи к колдунье. Есть тут у вас колдунья одна. Со всего света к ней приезжают, а ты рядом живешь и дойти не можешь. Я уж всем еще в прошлый раз адресок дала. Все ту колдунью хвалят. Кому что надо - нашла, всех мужьев взад вернула и родовое проклятие всем сняла. Тань, ты своди ее потом, пусть полечит.
Вон Валентина ваша - на что дура, и та ее хвалит.
Я изумленно посмотрела на Татьяну.
- А Валентина - это кто?
- Да Старая Дева наша, - рассмеялась она.
- Надо же, у нее и имя есть, а я его совсем забыла, такой хороший она человек.
- Имя-то есть, а ума нет, - согласилась со мной Татьяна. - Представляешь, совсем спятила, уж и живет почти у той колдуньи. Может, и в самом деле сходишь? Хвалят.
- Да сходи, красавица ты наша, сходи, - чмокнула меня в щеку баба Уля.
- Я бы жить не смогла, когда кто-то за спиной.
- Схожу. Потом. Когда-нибудь. Сейчас мне не до того. Сейчас мне про кусты знать надо. Татьяна, я не поняла, в каких кустах кто лежал.
- Да мы сейчас пойдем и выясним, где кто лежал, - воскликнула баба Уля, вскакивая с места. - Правильно, Татьяна? Проветриться надо. Походим, песни попоем, протрезвеем. Сколько можно в избе сидеть?!
И глазом я моргнуть не успела, как вся компания дружно снялась с насиженных мест и шумно двинулась на улицу. Татьяна повела всех прямо к дому Жанны. К моему огромному удивлению, компания во главе с ней трезвела прямо на глазах, проявляя живой интерес к моей проблеме. Обогнув дом по широкой асфальтированной дороге, мы свернули на тропинку, ведущую к нашему дому, но уже к его фасаду.
Признаться, в тех краях я давно не была, пожалуй, со времен своего детства. Наш дом, имея Г-образную форму, одной стороной выходит на проспект, одной во двор, а другой смотрит на улицу и, соответственно, на остальные дома.
Попасть на эту сторону из нашего двора непросто, поскольку к дому прилепилось еще одно здание. Поэтому Татьяна и повела нас окольными путями. Так вот там, оказывается, есть тоже кусты, о существовании которых знают все собачники и понятия не имела я. В тех кустах и валялись наши любимые мужчины.
Видимо, они сошли на станцию раньше и пробирались к моему дому не с той стороны, с какой это обычно делают все жильцы.
- Но как получилось, что Евгений валялся один? - удивилась я.
- Это он валялся уже второй раз, - пояснила Татьяна. - Там его Старая Дева и видела.
И она повела всех на экскурсию к нашим кустам, в которых я раньше нашла его носовой платок. Воздух на улице был прохладен и свеж. Все замерзли.
- Вот, - сказала окончательно протрезвевшая Татьяна, показывая на кусты, - здесь Женька и лежал. Но недолго. Перед ним здесь полежал Серега. Он шел по аллее и вдруг упал. Потом поднялся и ушел в обратную строну. Я как раз бегала в "Двадцать четыре часа" за хлебом. Наш-то магазин уже закрыт был. Когда я вернулась обратно, во дворе стояла Старая Дева.
- С собачкой? - уточнила я.
- Да, с собачкой. Она рассказывала мне сплетни, которые узнала от соседки с пятого этажа. Пока мы разговаривали, высыпали твои гости, сели в машину и укатили. Тут-то и подошел Марусин Ваня. Я сказала ему: "Все только что уехали". Он повернулся и потопал по аллее и тоже завалился в кусты. Правда, тут же поднялся и пошел в сторону метро.
- А мой Евгений?
- А Женька уже после. Не знаю, как он туда упал, не видела, разговаривала со Старой Девой. Я долго с ней разговаривала. Она тоже не видела, увлеклась. Потом я простилась с ней и пошла домой, а Старая Дева пошла по аллее. Еще и лифт не успел спуститься, как она ворвалась в подъезд и завопила, что твой Женька лежит в кустах, и потащила меня смотреть.
Я зашла в тупик. Если в кустах не было Жанны, значит, она к тому времени уже подверглась нападению и успела до меня дойти. В противном случае наши мужчины не пропитались бы запахом ее духов, попеременно падая в кусты. Но тогда не ясно, почему Старая Дева перед прогулкой видела мужа Розы входящим в мою квартиру. Ведь это было задолго до того, как в кустах оказалась сама Жанна.
Пришлось поделиться частью информации с Татьяной.
- Ты что, не знаешь нашу Старую Деву? - рассмеялась она. - Я же сказала, она общалась с соседкой с пятого этажа. Вышла из своей квартиры, села в лифт, доехала до пятого этажа и застряла там на час, а может, и больше. Она вышла на прогулку уже тогда, когда я купила хлеб и возвращалась назад. Поверь мне, было уже темно.
Когда приехал муж Розы, темно еще не было, но быстро стемнело потом.
Все правильно. Старая Дева ввела меня в заблуждение. Иван Федорович не имеет к этому изнасилованию никакого отношения - в тот момент он спал в других кустах.
Мой Евгений спал в подъезде. Ха, выходит, он спал в чужом подъезде. Как это приятно. Сергей тоже где-то спал, потому что появился в наших кустах незадолго до выспавшегося Ивана Федоровича.
- Кстати, - вывел меня из задумчивости голос Татьяны, - в эти кусты падали не только они.
Я насторожилась.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что на следующий день в них шарил какой-то мужчина. Видимо, что-то там потерял. Мы с Земфирой, что с третьего этажа, проходили как раз по аллее. Я встретила ее в нашем магазине, куда ходила за продуктами.
- Как выглядел этот мужчина? - с тревожно бьющимся сердцем спросила я.
Татьяна пожала плечами.
- Я видела его со спины. Заметив нас, он поспешно вылез из кустов и быстро пошел в сторону дороги, сел в машину и уехал.
- Ты запомнила марку автомобиля?
- Нет. Дорога далеко и за кустами плохо видно. Может, Земфира запомнила, она выше меня. А что случилось? Почему тебя это интересует?
- Потом расскажу, - отмахнулась", рассчитывая на ее занятость.
Баба Уля с печалью сообщила, что никогда не была так трезва, и неожиданно грянула песню, вставляя в нее слова, что пора, мол, опохмелиться.
Остальные дружно согласились с ней и, невзирая на ранний час, дружно подхватили песню. Горизонт окрасился рассветом. Я вспомнила про Евгения, охнула и побежала домой.
- Красавица, не забудь сходить к колдунье! - крикнула мне вслед баба Уля.
- Обязательно схожу, - пообещала я, не собираясь этого делать.
Глава 23
Жанна еще не пришла. Евгении на кухне жарил яичницу. В этом деле он был большой специалист.
- Ты уже проснулся? - удивилась я.
- Не могу спать, когда тебя нет рядом, - пожаловался он.
- А как же ты спишь, когда спишь не у меня? - ехидно поинтересовалась я.
- Совсем не сплю, - серьезно ответил он и добавил:
- Надо с этим делом завязывать и сходиться для нормальной жизни. Вот Жанну выдадим замуж, и я перееду к тебе, хотя лучше бы ты ко мне.
- Это - тема для обсуждения, но перенесем его на другой день. Сегодня я не в форме. Такое о ваших художествах узнала, до сих пор шерсть дыбом стоит.
Евгений вздохнул и сказал:
- А моя шерсть уже давно дыбом не стоит, потому что вся вылезла, так с тобой нелегко. Я рассмеялась.
- Так зачем же ты хочешь ко мне переехать, если я такая плохая?
- Затем, что Маруся еще хуже, - философски ответил Евгений. - Вы, женщины, или Соньки, или Маруси, или Тамары, или Елены.
Мне не хотелось выглядеть умной, но пришлось.
- Ты не прав, - сказала я. - Женский мир значительно обширней и разнообразней. Есть еще Тоськи, Людмилы, Розы, а также Алисы, Венеры, Ольги, Ирины и бесконечное множество имен и характеров.
- Да, есть, - согласился Евгений, перекладывая яичницу на тарелку и подвигая ее мне, - но, видимо, мне больше подходят Соньки. Уж такой я непутевый парень. Кофе будешь?
- Я пила водку. Самогонку, - зачем-то сказала я правду.
Наверное, от смущения. Со мной бывает такое.
- С нюхом у меня полный порядок, - ответил Евгений. - А ругаться уже надоело. То я не прав, то ты не права, а жить-то когда?
Я подивилась мудрости его слов и принялась за яичницу. В глубине души я томилась. Страшно хотелось отправиться к Земфире, но с ней мы были не настолько близки, чтобы я могла ранним визитом портить ей жизнь. Пришлось смириться и ждать того часа, когда мое появление в ее доме не покажется неприличным.
Проводив Евгения, я встретила Жанну.
- Уже проснулась? - удивилась она.
- Еще и не засыпала, - ответила я, ломая голову, как бы незаметно перейти к мучившему меня и очень болезненному для нее вопросу.
Жанна прямиком прошла на кухню и занялась мытьем посуды. Я присела рядом, соображая, как бы помягче задать свой вопрос, чтобы ее не травмировать.
- Вчера Миша водил меня в свой дом, - грустно сказала она.
С того печального дня Жанна больше не забегала ко мне после своих свиданий. Она вообще стала немногословной. Я даже удивилась, что она вдруг пошла на откровенность, и, признаться, не ждала от этого ничего хорошего.
- Зря мы затеяли все это, - продолжила она, не обманув моих ожиданий. - И про то, что ты моя тетушка, я брякнула зря. Теперь жалею.
- Почему жалеешь? - удивилась я.
- Потому что плохо это. Нельзя обманывать близких. Вообще никого обманывать нельзя. Мне стало интересно.
- Почему нельзя?
- Грех это большой, и на душе тяжесть.
- Насчет греха не знаю, а насчет души скажу так. Гораздо большая тяжесть возникает у меня, когда я вовремя не догадаюсь обмануть, - поделилась я своим опытом.
- Может, ты и права, - вздохнула Жанна, - только потом обязательно возникают проблемы.
С этого и надо было начинать. Значит, у нее уже возникли проблемы.
Какие? Этот вопрос я тут же ей и задала.
- Елизавета Павловна вчера спрашивала о каком-то приданом, которое ты собираешься дать за мной. Я чуть не сгорела со стыда.
- И напрасно. Разве я тебе не говорила? Я действительно собираюсь дать за тобой приданое.
Жанна испуганно посмотрела на меня:
- Зачем?
Я рассердилась:
- А чего ты так испугалась? Это что, тебя обяжет? Можешь не сомневаться, я даю от всей души и лишь то, что дала бы своей дочери, которой, к сожалению, у меня нет. Так не пропадать же добру. Давая его тебе, я хоть знаю, что оно попадает в хорошие руки. А так, умру, и пропадет вовсе.
Жанна нахмурилась.
- Не говори так, - попросила она. - Ты еще молодая, я считаю тебя своей подругой.
- Но двадцать лет разницы не шутка. По закону природы я умру на двадцать лет раньше тебя, а если не возьмусь за ум и не заживу спокойной жизнью, то гораздо раньше.
- Я не могу это слышать, - топнула ножкой Жанна. - Лучше давай о приятном. Какое приданое ты собираешься мне дать?
- Маленькое, но хорошее. Кое-что из вещей своей драгоценной бабули, царство ей небесное, кое-что из вещей своей покойной мамули, и ей царство небесное. Вещи все антикварные и дорогие.
Жанна бросилась меня целовать.
- Если ты со своим Мишей не уживешься, - продолжила я, - делиться они не будут, потому входят в разряд личных вещей. Она помрачнела.
- Я с ним уживусь, а вот захочет ли он со мной жить, когда узнает, - прошептала она и заплакала.
Ох, как я разозлилась.
- Выбрось эти глупости из головы! - закричала я. - Даже думать об этом не смей! Как это он узнает, если ты сама ему не скажешь?
- Как? Будто не знаешь, как такие вещи узнают? В первую же ночь и узнает.
- Об этом не переживай. Я уже говорила, как это легко устроить, а подробные инструкции выдам накануне первой брачной ночи. И есть за что бороться. Елизавета Павловна - такая женщина! - я закатила от удовольствия глаза, плюясь в душе. - Ее муж - душка, а сам Михаил! Тут уж помолчим, чтобы не сглазить. И все тебя уже любят. Даже Тамара это знает. И ты из-за своих глупостей хочешь испортить столько труда? Это мне непонятно. Не хочешь ради себя, хотя бы ради меня постарайся. Столько труда! Столько труда! Ведь я же болею всей душой! Я уже включилась в твои проблемы! Я этого не переживу! Ты что, не веришь, что я не переживу?
- Верю, - вздохнула Жанна, уголком фартука вытирая слезы. - Я постараюсь.
- Вот это совсем другое дело, - успокоилась я и невзначай задала свой вопрос: