– Значит, если я верно понял, Роза, вы забыли принести документы, зато захватили с собой кота, – произнес он, сидя за своим столом и с тревогой глядя на Кудесникова, облаченного в парик и белые колготки. Юбка была недостаточно длинной, чтобы скрыть квадратные коленки. Тонкие ноги, вызывавшие чувство острой жалости, были обуты в босоножки не по размеру – пятка откровенно свисала, а пальцы лезли из вырезанного мыска, как фарш из мясорубки.
– Ну да, – согласился Кудесников без тени беспокойства. – Это вас расстроило?
– Вы, правда, принесли кота?
– Он сам пришел, лапами, – ответил тот. – На руках его, пожалуй, и не дотащишь.
– Безобразие, – неуверенно сказал Базаров.
У директора сложились трудные отношения со служащими. Он изо всех сил пытался исправить положение, но у него ничего не получалось. Глядя на равнодушную физиономию новой секретарши, Алексей Петрович испугался, что она будет завербована противоположным лагерем и тоже примется его активно не любить. Чтобы хоть как-то противодействовать этому процессу, он сходил в приемную и погладил Мерседеса. Тот в ответ зажмурился и зарокотал, как река, готовящаяся прорвать плотину.
– Вы уже познакомились... Со всеми? – нервничая, спросил Базаров и поспешно убрал руки за спину.
– Да, конечно. Очень милые люди.
– И с Журбиной познакомились?
– И с Журбиной, – подтвердил Кудесников, пытливо глядя на начальника.
Начальник пожевал губами и неожиданно сказал:
– Она меня терпеть не может. – В его голосе сквозила горечь полководца, чью армию разбил недостойный противник. – И всех против меня настраивает.
– Ничего удивительного, – откликнулся Кудесников, разглядывая свои ногти, которые Маша Школьникова собственноручно покрыла розовым лаком. – Она мать-одиночка, и у нее маленький ребенок, которого она не успевает забирать из детского сада. Журбина приходила к вам с заявлением, просила отпускать ее на час раньше, но вы ей отказали.
– Отказал?
– Ну да. И теперь ей приходится на несколько часов брать няню, а это дорого. Денег и так не хватает.
Базаров ужасно разволновался. Сел на стул для посетителей, потер лоб и спросил:
– Почему же я ей отказал?
– Вы высказались в том духе, что дисциплина одна на всех. И если из правил делать исключения, они перестанут быть правилами. – Кудесников немного помолчал, давая Базарову прочувствовать мысль, а потом добавил: – Поэтому Журбина считает, что вы бесчувственный чурбан.
– Боже мой! – Директор вскочил на ноги и принялся бегать по приемной – из конца в конец.
Почувствовав душевный отклик на свои слова, Кудесников решил резать правду-матку и дальше.
– У того молодого человека с рыжей шевелюрой, у Ласкина, кажется, творческий подход к работе. Он так и фонтанирует идеями! А вы подрезаете ему крылья.
– Я?! – изумился Базаров.
– Конечно! Парень придумал новый способ привлечения клиентов, а вы что?
– Что?
– Вы не дали ему проявить фантазию, задушили инициативу.
– Но он ничего не излагал!
– Вы просто не дослушали.
Совестливый Базаров, которого прошиб пот, достал из кармана большой платок и принялся возить им по лбу, словно пытался втереть в голову новые конструктивные мысли.
– А старуха Пескарева? – наступал на него Кудесников, сообразив, что останется безнаказанным.
– Я ей тоже что-то сделал? – удивился директор.
– Вы не сделали! Пескарева – это специалист с огромным стажем работы! Когда о заграницах еще никто не помышлял, кого она только не отправляла на курорты Краснодарского края! И что? Разве вы оценили ее вклад в общее дело?
– Ей нужно было дать грамоту? – удивился Базаров.
– Что такое грамота в век материальных поощрений? Она получает такую же зарплату, как и сопливые девчонки, которые пришли к вам прямо после школьной скамьи. Разве это честно?
– Что еще? – мрачно спросил Базаров.
– Много чего, – загадочно ответил Кудесников. – Например, Люся Никитина в вас давно влюблена. Безответно.
Директор покраснел до корней волос, покашлял, прошелся по комнате, потом приблизился к Кудесникову вплотную и с интересом заглянул в его лицо:
– И все это вам удалось узнать за один день? Да-а-а... Вы необыкновенная женщина!
Тот неопределенно хмыкнул и пробормотал:
– Вы даже не представляете себе, до какой степени.
– Я сразу почувствовал, что в вас есть что-то особенное! – распалился Базаров. – Некая изюминка.
– Ну уж это – будьте уверены. Изюминка действительно есть. Но вам я ее не покажу.
– Такие секретарши ценятся на вес золота! Добро пожаловать в коллектив! – воскликнул директор, обращаясь теперь уже непосредственно к коту, как будто давал понять, что ему тоже можно ходить на работу.
Мерседес делал вид, что пламенная речь не произвела на него никакого впечатления.
Кудесников удалился в приемную, а Базаров некоторое время собирался с духом, после чего направился в общий зал, к народу. Кудесников за ним не пошел, а придвинул к себе пепельницу, судя по внешнему виду, еще не тронутую рукой человека, и, пользуясь внезапно обретенным положением директорского любимца или, вернее сказать, любимицы, без спросу закурил. Положил ноги на соседний стул и полюбовался белыми колготками.
– Отсюда вывод, – сообщил он Мерседесу после серии коротких затяжек. – Отсутствие бюста не всегда отрицательно влияет на отношения с начальством.
Базаров вернулся обратно через четверть часа, потный, словно агитатор после митинга. Остановился на пороге своего кабинета и, прежде чем захлопнуть дверь, с чувством сказал:
– Большое спасибо!
Кроме укрепления директорского авторитета Кудесников не сделал за сегодняшний день ничего путного. И начинать уже не хотелось. Он сходил "в народ", вернулся обратно и съел шоколадный батончик "Пиноккио", начиненный стружкой непонятного происхождения. По его расчетам, директор, наделавший разом много хороших дел, должен был наконец выйти и поинтересоваться итогами своей бархатной революции.
Тот вышел через полчаса.
– Ну что? – спросил он тоном заговорщика, который стрелял в царя и убежал с места происшествия, не узнав о результате страшного деяния. – Как там Пескарева?
– Расчувствовалась, – признался Кудесников.
– А Журбина?
– Заперлась в туалете и рыдает. Сегодня вы стали их героем.
– Это все благодаря вам! У вас по-настоящему государственный ум, и я не удивлюсь, если...
Он не успел договорить, когда дверь приемной отворилась, и на пороге появилась молодая женщина, одетая в деловой костюм. Глаза ее были ясными и холодными, как вода в проруби. Гладко зачесанные волосы лишь подчеркивали красивый овал лица.
– Здравствуйте, – поздоровалась женщина, войдя внутрь. Пристально посмотрела на розовую секретаршу и воскликнула: – Кудесни...
Тот закатил глаза и замахал руками.
– Что-что? – удивился директор.
– Какой кудесный сегодня день! – воскликнула посетительница. – То есть я хотела сказать: какой чудесный сегодня день!
– Знаете, вы абсолютно правы, – с чувством сказал директор. – Кстати, а вы кто?
– Лайма Скалбе, – представилась та и показала удостоверение, которое уже держала в руке. – ФАЭсБэ.
Кудесников так сильно струхнул, что побелела даже крем-пудра на его лице. Провал! Бежать не удастся.
– Вот как? – изумился Базаров. – Чем, так сказать, обязаны?
Он тоже испугался. Еще бы! Непонятно, что ей надо, этой блондинке. Добро бы, она была из налоговой – и разговоров нет. А то явилась из такого неподходящего ведомства...
– Вы директор? – уточнила тем временем агентша. Базаров кивнул. – А это?..
Она подбородком указала на Кудесникова, и глаза ее усмехнулись.
– А это моя новая сотрудница Роза Мамаева, – поспешил сообщить тот.
– Роза, значит, – округлив рот на букве "о", повторила Лайма. – Мамаева... Ну вот что, Роза Мамаева. Придется вам продолжить свою карьеру в другом месте.
Лайма повернулась к опешившему директору и пояснила специально для него:
– Ваша сотрудница нужна стране для выполнения важного задания. Поэтому я ее забираю. Безвозвратно. О’кей?
– Ничего не поделаешь, – пробормотал обалдевший Базаров. – Если Родина, так сказать, просит...
– Родина не просит, а жестко требует, – отрезала Лайма. – Так что, дорогуша, забирайте кота и пойдем.
Она приоткрыла сумочку и показала Кудесникову пистолет. Тот молча кивнул и пристегнул цепочку к ошейнику Мерседеса, который, радостно мяукнув, спрыгнул со стола.
– Думаешь, я поведу тебя в парк? – шепотом спросил безутешный хозяин. – Нет, друг, всю оставшуюся жизнь мы проведем в застенках. Или еще хуже. Я окажусь в застенках, а ты – на помойке. Кажется, пришло время учиться ловить мышей.
* * *
У Медведя был вид самозванца, вскарабкавшегося– таки на престол. Он сидел в кресле очень прямо, приподняв подбородок, словно готовился к возложению короны на свою буйную голову. Напротив него на примятом до самых досок диванчике примостился коренастый дядька с густыми черными усищами, из которых можно было наделать целую дюжину тонких корнеевских усиков. Дядька совершенно точно нервничал и отчаянно мял в руках бейсболку.
– Вот, – гордо сказал Медведь, указывая на посетителя пальцем. – Это товарищ Ямщицкий.
– Андрей Викторович, – подсказал вышеозначенный гражданин. – Пришел по вашему объявлению.
Он сказал это с точно такой же интонацией, как почтальон Печкин из мультика, и Лайма улыбнулась. Плененный Кудесников молча сидел на стуле в самом углу. Мерседес не пожелал сиротливо жаться к его ногам. Он примерился к телевизору на тумбочке, некоторое время вертел хвостом, потом все-таки запрыгнул на него. Телевизор затрясся, но устоял.
– Ну и киса! – удивился Ямщицкий. – Наверное, много жрет.
– Это не суть, – подал голос Корнеев, устраиваясь на соседнем с Арсением стуле. Он все никак не мог поверить, что Лайма так быстро отыскала частного сыщика, и как будто бы сомневался в его подлинности. – Расскажите, пожалуйста, все с самого начала.
– Опять? – удивился Ямщицкий. – Да я уже вроде как...
Корнеев молча достал из ящика стола пачку денег, несколько раз обернутую резинкой, и протянул ему.
– Ваше вознаграждение.
В глазах вознагражденного промелькнуло законное опасение.
– Вообще-то меня жена ждет, – на всякий случай предупредил он, потискав деньги в руке. – И ребятам из таксопарка я сказал, куда иду... И сменщик мой меня внизу караулит...
Лайма решила разрядить обстановку и полезла за удостоверением.
– Не беспокойтесь, – ободрила она Ямщицкого, показав "корочки". – Вы расскажете свою историю и спокойно уйдете. Мы хорошо относимся к помощникам.
Он немного расслабился и почесал макушку:
– В общем, так. Было это часов около одиннадцати вечера двадцатого августа. Я стоял в Северном проезде возле дома номер пятнадцать.
– Он не стоял, а сидел в машине, – поправил Медведь, который не мог справиться со своей горделивой улыбкой. Ведь это он придумал дать объявление! И он нашел свидетеля! – Верно, Викторыч?
– Ну да, я и говорю. Я клиента, значит, ждал. А он задерживался уже на полчаса. Я, значит, собираюсь звонить в диспетчерскую, чтобы доложить обстановку, как вдруг появляется она. Эта ваша брюнетка.
Лайма с Корнеевым переглянулись, а Кудесников, который до этого момента грустно смотрел в пол, удивленно вскинул голову.
– И вид у нее, прямо скажу, малахольный. Глаза – во! Как два колпака для колес. Волосы развеваются... И так дышит, как будто воздуху ей не хватает.
– А откуда она появилась? – благожелательно уточнила Лайма.
– Из-за угла выскочила. Я подумал – из магазина дамочка летит. Там за углом как раз магазин большой одежный. Правда, в руках у нее ничего не было. Никаких, значит, покупок. Увидела такси – и ко мне. Подлетает и давай дверцу дергать. Я ей кричу, что, мол, на заказе я, пассажиров не беру. А она тогда так на меня посмотрела, словно я ее ножом пырнул. Неприятная история!
– Ну, – нетерпеливо спросил Корнеев со своего стула. – И куда она потом делась?
– На дорогу выскочила и давай руками, значит, махать. Ну и тут же остановился один... на "девятке". Девятке той самое место на свалке.
– Какого цвета была "девятка"? – уточнила Лайма.
Медведь, который уже слышал всю историю от начала и до конца, не встревал в разговор, предоставляя товарищам задавать вопросы.
– Раньше, вероятно, белая, – ухмыльнулся Ямщицкий, и под усами на миг мелькнули зубы заядлого курильщика. – А теперь серо-буро-малиновая. И немытая к тому же.
Ему нравилось, что вот он ухаживает за своей машиной, а другие – нет.
– А номер? Может, обратили внимание?
– Да не, – смутился шофер. – На номер я вообще не смотрел. Я на женщину смотрел. Красивая она, значит, была. Ух, такая красивая! Подвез бы ее, если б можно было. Но клиент есть клиент, от него, как от простуды, никуда не денешься.
На лице Ямщицкого появилось мечтательное выражение. Корнеев посмотрел на Лайму разочарованным взглядом. Мол, все равно зацепки нет. Но Медведь сказал:
– Да это еще не все! Дальше интереснее будет.
– Ну-ну, – оживился Евгений. Протянул руку и погладил Мерседеса по загривку. Тот приоткрыл глазищи и несколько раз ударил жирным хвостом по экрану. Ему не нравилось, когда с ним нежничали посторонние мужчины.
Их свидетель между тем продолжал:
– И только красотка, значит, уехала на этой развалюхе, как вдруг выскакивает из-за того же самого угла мужик. Мужчина, значит. Туда-сюда, как будто кого ищет. Потом ко мне. Не видел, спрашивает, тут женщину с длинными черными волосами? Сам спрашивает, и сам глазами по сторонам шарит. И вид у него такой... нехороший.
– Что значит – нехороший? – вкрадчивым голосом поинтересовался Корнеев. Когда ему было выгодно, он умел быть таким душкой, что Лайма диву давалась.
Шофер немного подумал, потом поморщился и пояснил:
– Ну-у-у, не понравился он мне, и весь сказ.
– Ладно, идем дальше.
– Я ему и отвечаю: не видел я, мол, никакой женщины. Тут он разозлился дико, даже плюнул на асфальт. И побежал к телефону-автомату возле аптеки. Трубку схватил, потряс, да ничего не добился. Я за этим мужиком все время наблюдал и понял, что телефон-то не работает. Тут он головой повертел, увидел кафе и бросился туда.
– Что за кафе? – немедленно приняла подачу Лайма.
– Не помню точно. Что-то такое морское. И дельфин нарисован синий. Если надо, я подъеду и покажу.
– Посмотрим, – неопределенно сказал Корнеев. – А скоро ли он вышел из кафе?
– А вот этого я уже не видел, – сообщил Ямщицкий с таким удовольствием, как будто выпутаться из этой истории было для него высшим наслаждением. – Клиент спустился, и мы, значит, поехали.
– Ну хорошо. А как выглядел тот мужик? – задал следующий вопрос Корнеев, покосившись на частного сыщика, который весь обратился в слух.
– Как выглядел? – Ямщицкий завел глаза, вспоминая детали. – Нормально выглядел. Обыкновенно. Не толстый, не тонкий. Средний. Волосы тоже средние – не темные и не светлые. А лицо такое, значит, злое. Да! Нос у него длинный, как у Гоголя.
– А во что он был одет?
– В синие джинсы и футболку – тоже синюю.
Повисла задумчивая тишина. Стало слышно, как Мерседес помуркивает в полудреме.
– И последнее, – приподнятым тоном сказал Корнеев. – Узнаете ли вы ту брюнетку на фотографии?
– Думаю, что да, – осторожно признал шофер и положил пачку денег в несчастную бейсболку, а ту прижал к себе. – А у вас фотография найдется?
– Найдется, – пообещал Корнеев и достал из сумки ноутбук. Поставил его на журнальный столик, немного поколдовал над клавиатурой и пригласил: – Подойдите поближе.
Ямщицкий встал и протиснулся мимо Лаймы. Кудесников, не спрашивая, тоже придвинул стул, царапнув ножками по полу. На экране появилось полдюжины снимков очень красивых брюнеток. "И где он их только откопал?" – про себя удивилась Лайма.
– А ее здесь нет! – разочарованно протянул Ямщицкий.
– А здесь? – спросил Корнеев, открывая новую страничку. – Посмотрите повнимательнее.
– Да чего смотреть? – радостно воскликнул шофер. – Вот же она!
Кудесников вытянул шею и увидел Дину, в лоб которой упирался уверенный шоферский палец.