- Вот они - плоды прогресса, - усмехнулся он. - Пора, значит, и повестки по электронной почте рассылать.
- Ой! - спохватилась Алена. - Заходите! Вы же не собираетесь меня через порог допрашивать?
- Спасибо. - Он сделал шаг вперед и, очевидно, по профессиональной привычке, быстро, но внимательно оглядел прихожую.
"Следователь", - с непонятной тоской подумала она и закрыла дверь.
- Я собиралась пить чай, составите мне компанию?
Он вдруг смутился, что явно не соответствовало его положению, и пожал плечами.
- Ну вот, - это ее окончательно развеселило, - где вы предпочитаете вести допрос - на кухне или в гостиной?
- Да почему же вы все настаиваете на допросе, - даже возмутился он, - а если говорить за чашкой чая, то лучше на кухне, - тут он снова улыбнулся, - а то я непременно залью вам ковер или кресло. Мама меня иначе как "свинтусом" не зовет. Говорит, когда рожала, не сообразила, что в год Свиньи дело было… Вот теперь и пожинает плоды.
- Тогда, конечно, на кухне! - решила хозяйка.
Нет, Терещенко определенно милашка. Алена почувствовала себя совсем уверенно. Пристойный молодой человек, да еще и застенчивый к тому же, - это просто находка. На кухне она усадила его за стол, включила чайник и села напротив, сложив руки на коленях, как школьница. Ей еще не доводилось вот так общаться с настоящим следователем, поэтому она немного нервничала.
Он, видимо, тоже, хотя совершенно неясно почему.
Она почувствовала, как на нее предательски нахлынула волна какой-то непонятной материнской нежности к следователю. Очень захотелось его накормить, только вот нечем - холодильник, как всегда, пуст. "Жаль, что я не первоклассная хозяйка, да какая там первоклассная! Я вообще не хозяйка!" Она вздохнула и решила, что раз уж ужина нет, то ее долг хотя бы поддержать разговор:
- Итак, с чего начнем?
Он тоже вздохнул:
- В ту ночь вы были одна?
- Вообще-то, да. А что вы хотите этим сказать? - Она даже покраснела. Ничего себе, парень смущается, а такие вопросы задает!
- Да ничего я не хочу сказать. - И тут он покраснел. - Просто хочу выяснить, был ли еще свидетель.
Алена подавила в себе праведный гнев:
- Я живу одна! Раньше я жила с родителями, но потом отца назначили пресс-атташе при российском посольстве в Вене. Мама, разумеется, с ним поехала, а я тогда на пятый курс университета переходила, жалко было бросать. В общем, меня скрепя сердце оставили. Теперь то я к ним, то они ко мне, но по большей части общаемся посредством электронной почты. - Алена тараторила без умолку, попутно разливая чай, выставляя на стол вазочки с печеньем и конфетами и с неприязнью к себе сознавая, что действительно ведет себя как мамаша, этакая курица-наседка.
Он кивал, но пока ничего не записывал. Видимо, ее болтовня не представляла для следствия существенного интереса.
- А сейчас вы на каком курсе? - Ему все-таки удалось вклиниться в секундную паузу.
- Ну, вы мне льстите! Я уже второй год работаю.
Терещенко снова понимающе кивнул, взял чашку, подул и изготовился насладиться угощением.
- Я журналистка.
Тут он неестественно дернулся, потом замер и медленно опустил чашку на стол.
- Здорово!
По его виду нельзя было сказать, что известие его страшно обрадовало.
- Отчего же такая нелюбовь к прессе?! - праведно возмутилась Алена.
- Почему же нелюбовь, - он заставил себя улыбнуться. - Просто, понимаете… о ходе следствия нельзя писать. Это может навредить делу… - Он старался казаться внушительным, но, заметив ее ухмылочку, совсем по-мальчишески воскликнул: - Ну надо же так вляпаться! Главная свидетельница - и журналистка! В дурном сне не приснится!
- Э-эй! - Она помахала рукой. - Я же не в "Московском комсомольце" работаю. Жареные факты - не моя специализация. Успокойтесь, пожалуйста. Я редактор "звездного отдела" в солидном журнале "Оберег". Пишу о всяких знаменитостях, и если бы даже захотела написать о вашем убийстве, все равно у меня бы эту статью не взяли. Да и писать пока не о чем.
- Вы меня успокоили, - он приложил ладонь к груди, где под пиджаком непременно должно было стучать сердце. Потом снова взял чашку и поднес ее к губам.
- А почему вы думаете, что убийца - Генка Харитонов?
На сей раз при конвульсиях он расплескал треть чашки на салфетку.
- Ой, - она испуганно прикрыла рот рукой, только теперь осознав свою оплошность.
Но было поздно, Терещенко уставился на нее круглыми от удивления глазами:
- Я думаю?!
- Ну, я-то так не думаю, - пожала она плечами с видимым безразличием.
- А что вы думаете?
- Я ничего не думаю. Это вы его на допросы таскаете.
- Я так понимаю, что вы с ним уже пообщались. - Терещенко перестал улыбаться - наоборот, его лицо стало до предела серьезным, даже строгим, отчего Алену мелко заколотило.
- Сегодня столкнулись на лестничной площадке. Он очень нервничает.
- А кроме того, что он нервничает, что еще вы можете о нем сказать?
Она пожала плечами:
- Противный тип. Я бы за такого замуж не пошла.
- Это почему же? - Похоже, он уже пришел в себя, даже улыбаться начал.
- Ну… - она задумалась на мгновение. - Во-первых, он не герой моего романа. Да и вообще, кроме Ляльки, которой почему-то крышу снесло, вряд ли найдется женщина, способная испытывать к Генке нежные чувства. Он из разряда тех людей, которых называют занудами. И этим все сказано.
Терещенко что-то чиркнул в своем блокноте и снова внимательно посмотрел на нее. Так внимательно, что у Алены дыхание перехватило. Ей вдруг показалось, что сейчас он откроется ей в чувствах или еще что-то в таком роде, но вместо этого он всего лишь спросил:
- Они ладили между собой?
- Ах, они… Харитоновы… - разочарованно протянула она, понимая, что почему-то начинает раздражаться.
- Ну да, Харитоновы, - постарался подбодрить ее следователь. - Как, на ваш взгляд?
Дополнительный вопрос ее совершенно не подбодрил, наоборот, разозлил еще больше. Она не могла ответить, почему этот диалог вызывает в ней бурю негативных эмоций и ощущение разбившихся надежд. Что, собственно, она ожидала от следователя, явившегося к ней, чтобы побеседовать, пусть и в неформальной обстановке? Если она решила, что он в нее влюбился в ту ночь, когда приехал на место убийства Ляльки, то она полная дура. В конце концов, что, у него больше забот нет, что ли?!
"Если ты о нем думаешь больше, чем нужно, это еще не значит, что и он делает то же самое!" - попыталась вразумить себя Алена, но злость на Терещенко не проходила. На Терещенко, а заодно и на весь мир. "Точно пора лечиться!" - последняя здравая мысль не подняла настроения, и она раздраженно ответила:
- Да какое там ладили! Мне кажется, что Генка женился на Ляльке по расчету - он не москвич, а у нее отдельная двухкомнатная квартира, папа у нее с недавних пор стал неплохо зарабатывать, ну и Лялька тоже как-никак деньги в дом приносила. Что еще нужно мужику? Кто скажет, что он плохо устроился?
- Н-да… - он погрустнел, - у вас странный взгляд на жизнь.
- Разумеется! - Она почувствовала, как что-то колет ее в самое сердце. Наверное, совесть. Но тем не менее она закончила мысль, ради которой и подставила Генку. - Все мужики одинаковые: говорят о чувствах, а сами думают, как бы получше в этой жизни приспособиться.
- Не все же альфонсы, - как-то неуверенно хмыкнул Терещенко.
- Не альфонсы, так бабники, - отрезала Алена, с горечью понимая, что теперь всяческие надежды на хотя бы дружбу с красавчиком-следователем рухнули.
- И вы решили, что я подозреваю Харитонова в убийстве собственной жены, исходя из тех же постулатов? - неприязненно усмехнулся он.
К этому моменту Алена окончательно раскаялась и даже успела пожалеть Генку. Ну и чего она на него взъелась?! Ведь он же ни при чем. Она сама виновата в том, что понадеялась, будто бы Терещенко ни с того ни с сего воспылает к ней романтическими чувствами. Глупо, кстати, понадеялась! Теперь она выглядит в его глазах корыстной особой или, по меньшей мере, взбалмошной истеричкой.
- Ладно, - вздохнула она, - я ничего не имею против Генки. У него нет поводов для убийства. По крайней мере, я не вижу таких. Гнусный характер - это ведь еще не причина убивать любимую жену, когда прожил с ней всего два года! Надоесть она ему не успела… еще. Да и не собирался он с ней расставаться.
- А ссора накануне убийства, вы же сами говорили?
- Подумаешь, ссора! Они и раньше ссорились, он уходил дня на два, потом возвращался.
- А кто мог знать про то, что деньги в квартире?
- Понятия не имею. Лялька наверняка никому из посторонних не рассказывала. А подруг у нее не было. Так, приятельницы в лицее. Но с работы ее попросили, я думаю, что с этими приятельницами она больше не общалась. Родители, наверное, знали, Генка опять же. Кстати, она ведь занимала деньги!
- Да?! - Он снова написал что-то в блокноте, и Алена порадовалась, что хоть эта дополнительная информация слегка реабилитирует ее в глазах следователя.
- Да, - с энтузиазмом продолжила она. - У меня хотела занять, но я могла взять деньги из банка только в понедельник, а она пришла ко мне вечером в пятницу. Она сказала, что в понедельник будет поздно, деньги ей нужны в воскресенье.
- А зачем ей деньги, она сказала?
- Нет, она очень неопределенно хмыкнула, правда, намекнула, что якобы рекламный кошмар скоро прекратится.
- Странно… - Он сунул ручку в рот и в задумчивости уставился на нее.
- Вот и я говорю - странно!
- Удалось ей деньги занять?
- Не знаю. Больше я с ней не общалась.
- Вы же были с ней приятельницами?
- Можно и так сказать.
- Почему же, когда услыхали скандал возле их квартиры, не вышли посмотреть, что происходит?
Теперь Алена имела все основания обидеться. Она даже покраснела от возмущения:
- Уж не знаю, за кого вы меня принимаете, но я не имею обыкновения влезать в чужие семейные разборки. Если ссора выходит за рамки квартиры, по-моему, неприятно продолжать ее на глазах у любопытствующих соседей. И долг каждого нормального человека в такой ситуации - оставаться в стороне.
Он явно смутился и перевел разговор в другое русло:
- Так вы не знаете, зачем вашей соседке нужны были деньги?
- Я думаю, что на машину. Она хотела машину купить, может быть, не хватало.
- Она хотела? Для себя?
- Нет, что вы! - хохотнула Алена. - Она хотела сделать мужу подарок. Сюрприз, так сказать.
- А она понимала в машинах?
- Лялька?! В машинах?! Да она "Москвич" от "Жигулей" не отличала. У Костика спрашивала, какая лучше.
- А кто такой Костик?
- Костик? - Алена замялась, почувствовав себя клубком, который вот-вот начнут раскручивать. Она прекрасно знала правила этой игры - если сказал "а", то "б" из тебя непременно вытянут. Теперь придется рассказать и о Бунине, хотя это уже совсем лишнее для следовательских ушей. - Константин мой приятель. Он заходит в гости. Вот недели две назад зашел, и Лялька зашла за чем-то, за подборкой "Оберега", по-моему. Ну, ее в последнее время увлек наш "семейный" раздел, где всякие психологи, сексологи и прочие изгаляются на тему супружеских отношений. Тогда ее рекламный ролик на экранах еще не появился. Лялька призналась, что хочет купить мужу автомобиль сюрпризом, а поскольку Костя за рулем уже лет десять и других знакомых, которые знали бы о машинах так же хорошо, как он, у нее нет, то попросила его посоветовать. Ну, он сказал тогда, что "Жигули" не в пример лучше "Москвича", и пообещал помочь выбрать.
- И больше он с ней не общался?
- Нет. Если бы общался - он бы рассказал. Мы все время шутили, что Лялька своему мужу такое в подарок преподнесет, что он не обрадуется. Купит какую-нибудь рухлядь втридорога, ну и все такое.
- Константин Бунин… кто он? - Терещенко записал что-то в блокнот. Алена прокляла себя в этот момент. Если даже Бунин никакого отношения к убийству Ляльки не имел, то ее-то он точно шлепнет. Еще бы - так подставить человека! Да он сроду никаких отношений с милицией не имел. Теперь вот, по вине ее длинного языка, непременно заимеет!
- Кто бы он ни был, Лялька со своими тремя тысячами его не интересовала, - отчеканила она.
- А все-таки?
- Он работает в рекламном агентстве. Организовывает презентации, фестивали и прочие мероприятия под спонсорство. Словом, сводит спонсоров и нуждающихся в них людей. Вполне законно, между прочим. Он за неделю больше зарабатывает, так что убивать за две с половиной тысячи не стал бы.
- За три.
- Взяли-то только две с половиной.
- Чувствую, что общение с Харитоновым прошло очень конструктивно. А почему вы чай не пьете? - Он вдруг улыбнулся и взял из вазочки шоколадную конфету.
- Что-то расхотелось, - буркнула Алена. Милашкой он ей больше не казался.
- Тогда давайте поговорим о Геннадии Харитонове.
- Да что о нем говорить, - она совсем скисла. - Я и так уже всех с потрохами сдала.
- Странное у вас отношение к милиции. Можно подумать, вы полжизни за решеткой провели. Между прочим, со мной даже рецидивисты откровеннее держатся. - Взгляд его просто лучился доброжелательностью.
- Не сомневаюсь. - Ей было не до его взглядов. Она уже видела разъяренную физиономию Бунина.
- Ну хорошо, - Терещенко встал и развел руками, будто бы извиняясь за причиненные неудобства, - не стану вам больше надоедать.
Алена поспешила проводить его в прихожую. Там он еще раз обернулся:
- Если все-таки придет что-нибудь в голову, позвоните. - Он покопался в нагрудном кармане пиджака и, выудив из него визитку, вручил ей. - Кстати, не знаете, почему вдруг Ольга Харитонова заинтересовалась "семейным" разделом вашего журнала?
- Понятия не имею. Должен же человек чем-нибудь интересоваться. Может, она надеялась Генку перевоспитать…
- А в журнале "Оберег" рассказывают, как это сделать? - усмехнулся Терещенко.
- Да есть у нас одна деятельница - посмотрит мелодраму какую-нибудь, потом сюжет перекатает, сделает поправки на нашу действительность и выдает за письмо читательницы. Чего только не переписывала уже - она у нас любительница видео. Даже "Красотку" умудрилась втиснуть в свою колонку. Кто не знает, почему-то принимают за чистую монету, мол, чего в жизни не бывает.
- Вот как, значит, журналисты работают.
- Не все, конечно. - Она нахмурилась и решительно открыла дверь. - Идите ради бога, а то я себя уже сексотом чувствую.
Глава 9
В многочисленных коридорах студии "Мосфильм" было, как всегда, полутемно, холодно и пустынно. Творчеством тут уже лет десять не пахло, а пахло сыростью, грязными плевательницами, забитыми представляющими уже антикварную ценность окурками, пыльными лестницами и еще какой-то дрянью. Алена шла по одному из таких длинных коридоров, ежась от затхлой сырости. Неуютно здесь было. Гулкий стук ее каблуков разлетался во все стороны, разбиваясь о грязно-зеленые стены и оседая на грязном полу. Она не любила "Мосфильм", находя это скопище беспорядочно соединенных между собой зданий самым ужасным строением в городе. Проще всего здесь было заблудиться, отыскать же нужный кабинет без навыков следопыта или не имея разряда по спортивному ориентированию совершенно невозможно.
С каждым посещением студии она все больше утверждалась во мнении - архитектор, который это построил, либо изначально был импрессионистом, либо, никакого отношения к модернизму не имея, сошел с ума уже во время грандиозного строительства. Нормальный человек такого здания сотворить не мог бы. И дело тут не в отношении к импрессионизму как направлению в искусстве (Алена, кстати, очень любила и Моне, и Дега, и даже Пикассо), но всему же есть предел! По ее разумению, люди должны жить и работать в удобных зданиях, где просто найти вход и выход, где третий этаж в одном подъезде не соответствует пятому в другом, и когда заходишь в лифт, то точно знаешь, что попадешь на пятый этаж, нажав соответствующую кнопку, а не на четвертый или седьмой, как на "Мосфильме".
Кроме странной планировки, здание это имело еще одну неприятную особенность - каждого, кто сюда заходил, охватывало чувство, что он попал в далекое постядерное будущее, когда из всех существ, живших некогда на планете, остались лишь тараканы. Тут Алена всякий раз задавалась одним и тем же вопросом: как в таком сюрреалистическом кошмаре можно что-то творить, а тем более снимать кино. Правда, последние картины свидетельствовали о том, что снимали их именно на "Мосфильме" - до того они все были гадкими, безвкусными и по большей части жестокими.
Сейчас, как и всегда здесь, ей стало нестерпимо тоскливо и очень захотелось на улицу - к народу, к теплому ветру и шуршанию листвы. И тут в самом конце коридора она увидела стайку девушек. Именно стайку, не группку и не толпу. Девушки оживленно ворковали, их бодрые голоса разносились далеко за пределы видимости. Алена поспешила к ним, радуясь, что наконец-то избавлена от мучительного одиночества. Подойдя ближе, с удивлением обнаружила, что девушки сгрудились как раз у дверей студии "Степ", которая являлась конечным пунктом ее путешествия. Она едва успела поравняться с ними, как дверь отворилась, и строгая дама холодным голосом, который Алена тут же узнала, приказала:
- Заходите.
Все стали просачиваться в кабинет, и вскоре Алена осталась одна в коридоре. Дама лет сорока с удивительно молодым, но беспристрастно холодным голосом требовательно оглядела ее поверх модных очков в тонкой золотой оправе и осведомилась:
- А для вас особое приглашение требуется?
Алена пожала плечами, но решила не сопротивляться. К тому же, как ей подсказала интуиция, в этом случае сопротивление было абсолютно бессмысленным.
В небольшом помещении расселись кто где смог. Алене достался валик большого кожаного кресла. Там она и притулилась, держась скромно и ненавязчиво. Девушки тихо переговаривались между собой, кое-где даже раздавались приглушенные смешки. Но в общем чувствовалась некая деловая сосредоточенность. Минут через пять из смежной комнаты вышел долговязый парень болезненного вида. Он оглядел собравшихся строгим, расфокусированным из-за легкого косоглазия взглядом и неожиданно тепло улыбнулся.
Получилось эффектно, как у конферансье перед началом концерта. Все тут же облегченно вздохнули и слегка расслабились.
- Очень хорошо, - одобрительно кивнул парень, потирая свою аллергически-красную щеку. - Мы с вами уже знакомы. Все вы прошли отборочный конкурс и знаете, что нам предстоит тяжелая, изнурительная работа.
Проговорил он эту фразу довольно бодрым голосом, отчего Алене стало не по себе.
- Меня зовут Николай, - он слегка поклонился. - Для тех, кто забыл.
Девушки зашушукались, но этот процесс был сразу же подавлен. Николай поднял руку, призывая всех к вниманию:
- Значит, так. У нас серьезное дело, поэтому нам с вами нужна дисциплина, ответственный подход к репетициям и съемкам - с вашей стороны, ну а с моей - все остальное. Я, как вы помните, режиссер. Теперь о нашей съемочной группе. Саша, Марина! - позвал он, обернувшись к дверям смежной комнаты.