Больше всего Алексею понравилось в Хост-Имаме. Это необычное место находилось на севере, почти на краю города. Было приятно оказаться там, выбравшись из лабиринта глиняных улочек. Большая лужайка в окружении старых огромных карагачей. Журчащий арык. И относительное малолюдье. Мавзолей Абу-Бакара Каффаля, мечеть Тилля Шейха и медрессе Барак-хана чем-то даже напомнили изумительные самаркандские святыни, хотя и были много скромнее. Абу-Бакар-ибн-Исмаил-Каффаль-Шашский, со слов капитана, был насадитель ислама в Ташкенте. А его мавзолей – древнейшее здание во всем городе. Удивительнее всего то, что по четвергам здесь читает Коран один из прямых потомков святого! Рядом с могилой Абу-Бакара обнаружилось еще шесть надгробий одиннадцатого века. Особняком стояла мечеть Намазгох – "Место молитвы". Она используется один раз в год, в праздник летнего жертвоприношения, и молятся в ней только приезжие, оставившие свой дом – купцы, паломники, сарбазы.
Отдохнув в тихом уютном Хост-Имаме, негоцианты простились со Скобеевым. Тому пора было на службу, а им уже хотелось обратно в номера. Пока ехали, стемнело. Это позволило дяде Разаку доставить седоков прямо до места. Купцы сбросились по рублю, и сарт уехал счастливым. С его племянником туристы простились еще на мосту через Анхор, где пролегала граница между туземным и русским городом. Шалтай-Батыр со своими невинными детскими хитростями глянулся Лыкову. И он спросил:
– А что за имя у тебя такое странное? Ведь батыр означает "воин". А какой из тебя воин?
Парень захлопал длинными девичьими ресницами:
– Ай! Это в честь деда. Он был знаменитый палван!
– Борец?
– Да, по-вашему борец. Ай, сильный и смелый был! Всех побеждал. Сорок лет никто в Ташкенте не мог его побороть. Каждый кураш он выигрывал. Из других городов приезжали – тоже не побороли! Вот! Меня и назвали. Некоторые, конечно, смеются… Зато я умный!
Лыков улыбнулся и отпустил парня.
Перекусив в буфете холодной бараниной, лесопромышленники улеглись спать. Завтра пятница. Сарты гуляют, а русские работают. Все присутственные места открыты. Предстоит важный разговор с подъесаулом Кокоткиным. Надо подготовиться.
Утром приятели разделились. Титус пошел в дирекцию строящейся железной дороги Ташкент – Самарканд. Вдруг там заинтересуются ветлужским лесом? И они обойдутся без интендантов. А Лыков направился беседовать с подъесаулом. Для солидности он вдел в пройму сюртука георгиевскую ленту. Туркестаном управляют военные, а всякий военный человек неравнодушен к такому отличию.
Начало было хорошее. Алексей подошел к окружному интендантскому управлению на Владимирском проспекте, и часовой сразу сделал на караул по-ефрейторски. Уважают! Через пять минут лесопромышленник уже сидел в кабинете знаменитого подъесаула. Гость и хозяин внимательно рассмотрели друг друга, и Кокоткин ехидно ухмыльнулся:
– "Георгием" решили поразить? Думаете, я вам входной билет подешевле сделаю? Ха-ха! Как бы не так!
Лыков сразу понял, что разговора не получится. Сидящий перед ним субъект хоть и носит погоны, но офицером в настоящем смысле этого слова не является. И живет согласно давнего интендантского девиза: "Не зевай!".
Объяснение не заняло и пяти минут. Подъесаул держал себя нагло, как человек, которого не объехать. Он прямо заявил:
– Хотите поставлять сюда лес – платите! Тариф такой. Тысяча рублей и обед в "России" – это аванс. Как говорят здесь – селяу. Только чтобы я удостоил вас своим вниманием. Не понравитесь – тысяча все равно остается у меня. Насчет обеда: я люблю телятину под соусом из петушиных гребешков. Имейте в виду… Если вы мне за ужином понравитесь, тогда начнем оговаривать детали. А нет, так езжайте домой. У вас тут никто ничего без моего разрешения не купит!
Алексею очень хотелось окоротить распоясавшегося мздоимца. Но он сдержался. Дело важное, и ссориться со здешними заправилами не стоит. Он, Лыков, теперь частное лицо. И преследует личный корыстный интерес. Чиновник особых поручений Департамента полиции мог поставить на место многих и, случалось, ставил. А сейчас надо терпеть.
Ему вспомнилась февральская поездка на Кавказ. Там тоже мало леса, и тоже все решают военные. И в правлении Дагестанской области сидят такие же взяточники, как и тут. Но действовали они тоньше. Интендант предложил Лыкову официально представить свою цену на строительный лес. Тот написал: четыре с полтиной за кубическую сажень. Вечером в шашлычной к Алексею подсел субъект в партикулярном платье и предложил сделку. Лыков продает материал ему. За четыре рубля. Тогда возьмут много, и конечный потребитель – та же армия. Но полтинничком надо пожертвовать… А если нет, то и поставки не будет.
Раздосадованный лесопромышленник послал его подальше. Хотел морду набить, но сдержался. А утром от того же интенданта услышал отказ. Потому что у другого поставщика такой же лес стоит четыре рубля тридцать копеек.
Лыков понял, что его обвели вокруг пальца. И надо было убавить спеси и пожертвовать полтинником. Но хотя бы интенданты соблюдали внешние приличия: конкурс, цена, посредник… Этот же парнишка говорил через губу и никого не боялся. Называл все своими именами, а тысячу требовал за одно лишь потраченное время. Действительно, Туркестан – страна чудес! То, что невозможно даже на Кавказе, здесь в обычае.
Дагестанскую проблему Лыков тогда решил. Он явился на прием к начальнику области и выложил письмо из штаба Кавказского округа. Не от генерала, от полковника, но с большим влиянием. И контракт в итоге подписали, хоть и выцыганили три тысячи сверху. Алексей отдал, поскольку это было по-божески… Там тоже люди, пусть подлатаются. Собственно, бывший сыщик потому и поехал сюда – надеялся снова обойтись малой кровью. Вышло на Кавказе, выйдет и здесь. Что-то надо отдать, не без этого… Пора идти к Хорошхину. Штабист подскажет, как договориться с интендантской шайкой.
Но все равно было досадно. Будто дерьма наелся! Отставной сыщик холодно простился с собеседником, обещав подумать. Хотя про себя уже все решил… И отправился в штаб округа. Путь его лежал через Константиновский сквер. Высокие карагачи, мастерски обстриженные в форме шара, очень украшали площадь. На месте прежней могилы Кауфмана теперь стоял нелепый памятник. На основании из снарядов установили три орудия дулами кверху, а на перекрестье стволов положили самый большой снаряд, дополненный крестом. И воткнули рядом два георгиевских знамени. Полотнища выцвели, ядра раскатились, но это никого не беспокоило…
Начальник штаба Туркестанского военного округа генерал-майор Хорошхин принял посетителя сразу. Здесь лента в петлице произвела нужное впечатление. Генерал прочел рекомендательное письмо за подписью Таубе и спросил:
– Чем я могу быть вам полезен?
Лыков коротко рассказал о своем деле и о недавней беседе с Кокоткиным. В сдержанных выражениях, но откровенно. И завершил рассказ просьбой помочь обойтись без подъесаула. Хорошхин вздохнул.
– Виктор Рейнгольдович характеризует вас как порядочного человека. Хорошо зная полковника Таубе, не сомневаюсь, что так и есть. Но помочь вам не могу, увы. Я сам здесь меньше года. И мои дела – штабные и отчасти строевые. Интендантская часть никак мне не подчиняется.
– А поговорить с генерал-лейтенантом Ларионовым, чтобы он принял меня, вы можете?
– Могу. Но он не примет.
– Почему же, Михаил Павлович?
– Здесь, Алексей Николаевич, заведены такие порядки. Люди зарабатывают огромные деньги. И они не станут делать исключений ни для меня, ни для вас.
– Ясно. А если мне пойти на прием к генерал-губернатору?
– Бесполезный ход. Вревский отошлет вас к Ларионову, а тот опять к Кокоткину. Еще и цену задерут за строптивость!
– И других способов решить вопрос нет?
Генерал скривился, как от зубной боли.
– Есть еще один. Вы можете встретиться с мисс Грин. Слыхали о такой? Если сумеете с ней договориться, то Вревский спустит в интендантское управление нужную директиву. Тогда, конечно, они возьмут под козырек.
– А… тарифы мисс Грин вы случайно не знаете? Извините мою бестактность, но я чужой здесь, мне даже не у кого спросить!
Начальник штаба неожиданно смутился. И даже заново пробежал глазами письмо Таубе. Словно хотел убедиться, точно ли Лыков порядочный человек… Потом спросил:
– Алексей Николаевич, вы женаты?
– Да. А что?
Тут до него дошел скрытый смысл вопроса, и он воскликнул:
– Не может быть!
– Увы, это Туркестан, – ответил Хорошхин словами капитана Скобеева. – Мисс Грин возьмется помочь вам, только если вы ей понравитесь. Как мужчина. Деньги при этом она тоже примет, иначе никак. Тарифы чуть меньше, чем у Кокоткина, а результат тот же.
Обескураженный Лыков вернулся в номера. Теперь у него было чувство, что он наелся дерьма дважды, и на первое, и на второе. В комнате уже сидел Титус. Он, как и Алексей, пришел ни с чем. Железнодорожные инженеры – самые вороватые на Руси. Но не в Ташкенте! Визитеру разъяснили, что без согласия подъесаула Кокоткина у него не купят и веников в баню. А о шпалах на сотни тысяч рублей даже смешно говорить…
Друзья приуныли. Алексей попытался упросить своего друга заняться англичанкой.
– Ты мужчина видный, упитанный, не то что я. Сходи, а? Не съест же тебя эта баба!
Но Яан ловко уклонился от такой чести:
– Не мой вопрос! Кому идти на самопожертвование, как не хозяину дела? Будущее детей, то да се… За такое и штаны снять не жалко! А приказчик за ради чего жертвует?
Так ничего и не решив, приятели снова расстались. Титус ушел обедать с интендантом из штаба корпуса. Вдруг тот выдаст военную тайну про какие-нибудь обходные маневры? А Лыков остался думать. Началось полуденное пекло, и он разделся и прилег, чтобы лучше думалось. Алексей стал уже дремать, как вдруг за стеной раздался странный звук. Не то крик, не то всхлип… Встревоженный Лыков, как был, в подштанниках, вышел в коридор. И вовремя. Из двери номера хлопкового торговца появился человек. По виду туземец, а по выражению лица – головорез. В руках он держал знакомый портфель.
– А ну стой! – рявкнул Лыков и попробовал схватить незнакомца. Но не успел. Следом из номера выскочил белобрысый русак и преградил ему путь.
Белобрысый был среднего роста, но атлетического сложения. Шея – как у быка! В плечах он не уступал Лыкову и выглядел очень уверенным. Бывший сыщик вцепился ему в ворот. Белобрысый усмехнулся:
– Дядя! Я два батмана подымаю! Куды ты лезешь, дурак?
Пока лесопромышленник думал, что такое эти батманы, крепыш легко разжал его неслабые пальцы и дернул плечом. Лыков не успел закрыться, и сильная оплеуха сбила его с ног. Бац! Он с трудом встал на колени, потом поднялся, держась за стену. В глазах расходились цветные круги. Давно Алексей так не получал!
Кое-как бывший сыщик выбрался на крыльцо. Прямо перед его носом сорвалась с места пролетка. Бегать по городу в исподнем Лыкову не хотелось. А биться одному с тремя, в числе которых явный богатырь, тем более. Да и не успевал он уже. Единственное, что Алексей смог сделать, – оторвать с задней стенки пролетки жестяной номер. Злодеи умчались, а лесопромышленник остался стоять – без штанов, но с номером в руках.
Стоял он, конечно, недолго. Нужно было срочно выяснить, что там с Христославниковым. Жив ли он вообще? Охая и держась за голову, Лыков явился в комнату соседа. Степан Антонович лежал поперек кровати с перерезанным горлом…
Что делать? Алексей послал перепуганного коридорного за полицией. Пока тот бегал, он обыскал номер, но не нашел ничего стоящего. Как быть с оторванной жестянкой? Это улика. Если действовать быстро, можно выйти на убийц. Но кто станет слушать торговца лесом? До вечера будут снимать с него показания, переспрашивать и бездарно упустят время. Был бы Иван Осипович, он бы сразу сообразил. Но Скобеев сидит у себя в туземной части и появится к шапочному разбору.
Тут в коридоре застучали сапоги, и в номер ворвался… капитан Скобеев.
– Ох ты, Господи Христе сыне Божие…
Полицмейстер снял фуражку и перекрестился на тело доверенного.
– Кто ж его так? И портфель исчез? Алексей Николаевич, что у вас с лицом?
В комнату полезли еще люди в погонах и начали, как заведенные, креститься. Лыков отвел Ивана Осиповича к окну и показал ему номер:
– Вот. Я успел оторвать, покуда они уезжали.
– Ну-ка, ну-ка… Стало быть, вы их видели?
– Видел и пытался остановить. За что и получил добрую плюху. Но это счастье, что вы здесь! Надо торопиться. Узнаем в полиции адрес извозчика и нагрянем. А эти пусть пока бумажки оформляют.
– Ага! – Глаза капитана сверкнули знакомым огнем. – Вильгельм Оттович!
Подошел молодой офицер в кафтане с петлицами пристава.
– Это господин Лыков. Я его забираю. У него есть важные сведения, требующие проверки.
– Конечно, Иван Осипович! Все равно дело вам поручат.
– Вы тут все закончите: врач, обыск, протокол… Вечером я вас найду и заберу бумаги. Не прощаюсь!
– Как вы здесь оказались? – спросил Алексей, усаживаясь в пролетку полицмейстера. – Я, имея такую улику, мечтал об этом. И готовился к долгому объяснению с незнакомыми людьми…
– Повезло, – ответил Скобеев. – Зашел по делам к Аленицыну, а тут сигнал: убийство! Да где – в номерах "Восток"! Я сразу понял, что кого-то из вас. Ехал и думал: кого? Лишь бы не лесных, прости Господи мне этот грех… Степана Антоновича тоже жаль!
– Конечно, жаль, – согласился Лыков. – Но теперь надо отыскать убийц. Ведь в портфеле было сорок тысяч!
– Сорок тысяч! – ахнул капитан.
– Именно. И делать надо все пулей. Если извозчик не заметил, что я оторвал ему номер, тогда шансы есть. Скорее всего, он сообщник. В Петербурге мы называем таких "черными" извозчиками. По горячим следам раскрываются девять из десяти преступлений!
– Это я уж понял, Алексей Николаевич! Вот у меня о том годе был случай…
Но рассказать о случае капитан не успел – они приехали в канцелярию полицмейстера русской части. Быстро выяснилось, что Скобеев распоряжается здесь, как у себя дома. И команды его выполняют бегом. Очевидно, что по тяжким преступлениям капитан отвечал за весь Ташкент.
Личность извозчика установили в пять минут. Захар Талдыкин проживал на Выставочной улице, о которой капитан сказал, что она лихая и народ там опасный. Поэтому Иван Осипович усадил в "линейку" трех городовых – больше под рукой не оказалось – и велел им следовать за своей пролеткой. Два экипажа помчались на юго-восток.
Алексей немного волновался. Два года уже, как он не проводил задержаний. Вдруг разучился? Недавнюю схватку возле курганчи он за настоящее дело не считал. Капитан тоже был серьезен.
– У вас, Алексей Николаевич, и "георгий" имеется! – сказал он, покосившись на ленту. – А молчали…
– Это солдатский, – стал оправдываться бывший сыщик.
– Какая разница! "Георгий" есть "георгий". У нас во всем Первом батальоне таких лишь два.
– Скажите лучше, что такое батман? – переменил разговор Лыков.
– Батман? Туземная мера веса, примерно одиннадцать пудов. А что?
– Да парень, что угостил меня кулаком, сказал, что поднимает два батмана.
– Ого! Тогда я знаю, кто он. Среднего роста, белобрысый? Беглый дезертир Абнизов, известный силач. Других таких нет. Черт! А нас всего пятеро! Мы с ним не справимся!
– Ну, Иван Осипович, это предоставьте мне, – хмуро заявил Лыков. – Я его должник. Вы уж не вмешивайтесь, ладно?
– Да вы не поняли! Абнизов мне две засады раскидал! Теперь все городовые его боятся. Что вы один с ним сделаете?
– Ничего особенного. В муку изотру… мелкого помола.
Скобеев помялся и сказал:
– Вы слов на ветер не бросаете, я уж понял. Но с вашей ли комплекцией тягаться? В случае чего стреляйте в ногу, или хоть в голову, черт бы с ним, негодяем!
Он запнулся, вспомнив, какие бицепсы высовывались у Лыкова из-под простыни, когда они полуголые ехали железной дорогой. И протянул с надеждой:
– Хотя…
Тут они подъехали к домику с синими воротами. Капитан махнул городовым рукой: тихо! Скобеев вынул "смит-вессон", Лыков – свой "веблей". В калитку они вошли бесшумно, а у двери случилась заминка. Иван Осипович, как тогда, под Джизаком, намеревался войти первым. Пока он воинственно топорщил усы, лесопромышленник положил ему сзади руку на плечо.
– Пустите-ка меня вперед.
– Вот еще! Я на службе и офицер. Как это я пущу на пули штатского?
– Но у меня опыта в таких делах больше!
– Но вы в отставке!
Ситуация делалась комичной. Два храбрых человека спорили между собой, кому первым поставить жизнь на кон. А внутри вооруженные люди уже готовились к бою.
– А у вас двое детей! – вспомнил Лыков.
– У вас трое, сами говорили, – парировал полицмейстер.
– Ну… а вас не били по голове, как меня! Обидно, съевши лизуна, не дать сдачи!
Пока Иван Осипович думал, что ответить на это, Алексей прошмыгнул мимо. Ну, берегись! Ударом ноги он выбил дверь и ворвался в комнату.
Там оказалось трое, и все были ему знакомы. Извозчик в синей чуйке сразу бросился на колени и поднял руки. Белокурый крепыш оскалил зубы и выставил вперед кулаки. А сарт с лицом душегуба выхватил кинжал и кинулся на Лыкова.
Человек с кинжалом очень опасен, и Алексей, не раздумывая, выстрелил ему в правое плечо. Пуля посадила туземца на задницу.
– На! – Лыков ударом сапога в голову надолго вывел головореза из игры. Потом убрал револьвер за спину, стал напротив крепыша и спросил: – Это кто тут по два батмана подымает?
– Ну я, – с вызовом ответил противник. – Сколько вас там? А берегись!
– Дай-кось я тебя поучу, дурака.
– Тридцать лет живу, никто меня не учил, – заявил Абнизов.
– Теперь пора.
Лесопромышленник схватил дезертира за ворот. Тот ухмыльнулся и положил свои ручищи сверху. Два силача сцепились, засопели – и через минуту разжали хват. Оба были озадачены. Потом решили пригнуть друг другу шеи, и опять ничего не вышло. Соперники были равны по силе, никто не мог взять верх. Скобеев с городовыми хотели вмешаться, но медлили – им самим уже стало интересно.
– Тебе, дуболому, ляжку прострелить? – тяжело дыша, спросил Алексей и полез за спину.
– Эх, барин, так-то нечестно будет! – укоризненно ответил дезертир. – Давай хоть на кулачки.
– Я тебе, шильник, сейчас дам на кулачки! – крикнул Скобеев и шагнул вперед. Но Алексей остановил его:
– Учить так учить! Начинай.
Абнизов прицелился и пустил кулак. Лыков увернулся и угостил по корпусу. Ему показалось, что удар пришелся в кирпичную стену! Но белобрысый отскочил, потирая ребра.
– Однако…
Хук сбил ему дыхание. На Алексея между тем накатила холодная ярость.
– Не учили еще, говоришь? – вполголоса, раззадоривая сам себя, сказал он. – Что чужое брать нехорошо… Что людей убивать нельзя… Не учили? Ну так я сейчас дам урок!