Чем он все это заслужил? И как мог настолько ошибаться в ней? Сдержанная и властная женщина, которой он знал ее, на комковатом матрасе исчезла без следа. В ней не было ни намека на вину из-за того, что она изменяет Лайонелу, - она была далека от этого, - только голод и настойчивость. Этого же она требовала и от него. Кроме нескольких приглушенных слов, ободрявших его, они почти не разговаривали, а паузы между соитиями были короткими интерлюдиями, когда они переводили дыхание. Даже сейчас ему снова хотелось ее, и чтобы уберечь себя от какого-либо опасного поступка, он спустил ноги с кровати и отправился на пляж, чтобы поплавать.
Через час его сумка уже была привязана к сиденью мотоцикла и Макс снялся с места. Летя по старой песчаной дороге, которая вилась через холмы к Мдине, он щурился от ветра и отблесков встающего солнца. До форта Бингемма оставалось с милю или около того, когда вражеский истребитель бесшумно спикировал на него и тропу пересекла полоса смерти.
Первой его мыслью было то, что ангела мести послал Лайонел как воздаяние; и хотя никакие укоры совести не заставили бы его оставить Митци, восемь месяцев Макс не мог сесть на мотоцикл без мысли, что ангел мести подстерегает его.
Стоя здесь, на крыше церкви Святого Иосифа, он видел, что небо над аэродромами испещрено вражескими самолетами. Он не собирался отправляться в Валлетту, прежде чем гул сирен не оповестит, что налет закончен.
Макс попытался с толком использовать время, прикидывая, как действовать, формулируя вопросы и объяснения так, чтобы не вызвать подозрений. Но он не мог игнорировать жестокие совпадения фактов и событий, странное чувство предначертанности. Все дороги вели к "Союзнику", подводной лодке, которой командовал Лайонел Кэмпион, капитан-лейтенант и рогоносец.
Прошло несколько месяцев с того дня, когда он навещал базу субмарин на острове Маноэль, и стоило его мотоциклу пересечь узкую дамбу, как изменения сразу же бросились в глаза. На этот раз его не пропустили небрежным взмахом руки. Охрана остановила его, допросила и едва не развернула обратно. Он понял выражение их глаз, пустой взгляд людей, которые так долго ждут конца, что у них чешутся руки врезать кому-нибудь, даже соотечественнику.
На этот раз их было двое - молодых, стройных и мрачных членов отделения специальной службы, призванных охранять "Талбот" (база подводных лодок была известна и под этим названием). Они смягчились, когда он спросил, слышали ли они, как Викторин Заммит сбил "макки" после налета на их базу. Они, конечно, слышали, но хотели узнать подробности от очевидца. К ним вернулось чувство боевого братства, и они пропустили Макса. Даже помогли ему подтолкнуть мотоцикл, чтобы тот завелся.
Десятая флотилия субмарин располагалась в Лазаретто, в старых зданиях, которые когда-то служили центральным карантином для рыцарей-иоаннитов. Они вытянулись вдоль южного берега острова Маноэль, прямо напротив Валлетты, зажатые между урезом воды и высокой скалой, на которой стоял форт Маноэль. Лазаретто нетронутым стоял тут столетиями, но теперь у него был усталый и явно грустный вид.
Подъездная дорога была изрыта воронками, повсюду лежали насыпанные взрывами кучи земли, пострадала и маленькая часовня, хотя каким-то чудом ее фасад уцелел. Плавучие пирсы, к которым швартовались субмарины, пустые и разрушенные, теперь напоминали пальцы руки, пораженной артритом. Сами здания выглядели еще хуже. С этой точки зрения решение вывести с Мальты то, что оставалось от десятой флотилии, представлялось вполне продуманным.
Квартиры офицеров в дальнем конце Лазаретто не пострадали в такой же степени, и мрачный сержант показал Максу, где находится Томми Равильи. Он пошел к высушенной солнцем лоджии на первом этаже, где несколько офицеров, одного из которых Макс знал по "Юнион-клаб", покуривали, сидя в плетеных креслах.
- Я ищу Томми Равильи.
Большим пальцем ему показали направление.
- Сегодня его каюта в трех дверях отсюда, налево.
Макс уже достаточно овладел морским жаргоном, чтобы понимать: "каюта" - это кабинет, так же как "палубы" - это полы, а "сходить на берег" - значит идти на ланч. Все было точно так же, как в форте Сент-Анджело на стороне Гранд-Харбора, и, когда моряки привыкли, что тут их штаб-квартира, они переименовали корабль "Святой Анджело" в "Каменный фрегат". И желание заорать "Вы сейчас на суше, а не на этом проклятом корабле!" никогда не покидало Макса.
Одна часть коридора, по которому он шел, была открыта небу, а дверь в кабинет Томми висела на верхней петле.
Томми сидел за столом и точил карандаш ржавым скальпелем.
- Ну-ну-ну… - весело произнес он, когда Макс вошел.
Другие обитатели Лазаретто могли потерять свой обычный лоск, но энтузиазм торговой марки Томми, почерпнутый из "Газеты наших ребят", оставался непоколебим.
- Чему я обязан этим удовольствием, точнее, чести?
- Я просто проходил мимо.
- Брось, мой дорогой друг, мы слишком стары и слишком мудры, чтобы поверить в это.
- Так что мы здесь делаем?
Томми взорвался смехом, бросив быстрый взгляд на свою пыльную империю.
- Бог знает что. Может, отвечаем за грехи предыдущей жизни.
- Я и не представлял, что ты веришь в реинкарнацию.
- Все претензии к моей бабушке. Она любила всю эту чушь. И еще ходила голой до конца дней. "Я считаю, что два пола должны проветривать разницу, которая им присуща", - говаривала она. Выпьешь?
- А что ты можешь предложить?
- Джин или джин.
- А мы это заслужили?
- Уверен, что я-то точно.
Макс подтянул стул:
- Ну, разве что в память твоей бабушки…
Это был плимутский джин, который ценили моряки; армейские предпочитали "Гордонс".
Макс поднял стакан.
- За четвертое мая.
Томми нахмурился, пытаясь припомнить, чем знаменательна сегодняшняя дата.
- Надо что-то отпраздновать, иначе будет обыкновенная пьянка.
Он почти точно воспроизвел звучный бас Хьюго, потому что Томми засмеялся и спросил:
- Так, как поживают старина Хьюго и прекрасная Розамунда?
Томми опрокинул порцию джина, словно возмещая потерянное время. Вражеские действия против базы подводных лодок в последний месяц неотрывно держали его на посту, в удалении от клубов и общих обедов. Как руководитель личного состава штаба, он практически лишился времени для отдыха, особенно когда атмосфера накалилась.
- Эллиот был здесь пару недель назад, - сказал Томми, вновь наполняя их стаканы.
- Эллиот? И чем он занимался?
- Тем, что у него получается лучше всего, - вынюхивал. У меня порой появлялось чувство, будто он считает нас, британцев, всего лишь кучкой тупиц.
- Значит, он не так глуп, как кажется.
Томми улыбнулся:
- Скорее всего, нет. По мнению некоторых наших эллинских друзей, которые были здесь в это время, говорит на вполне приемлемом греческом. Один из них сказал, что помнит его с времен, когда еще не пал Крит.
Это казалось сомнительным. Крит пал перед немцами почти год назад, в мае, за много месяцев до того, как налет японцев на Пёрл-Харбор заставил американцев вступить в эту бойню. Но когда дело касалось Эллиота, нельзя было ни в чем быть уверенным. Несмотря на добродушие и чувство юмора, он был темной лошадкой. Похоже, он бывал везде, жил повсюду, включая Англию, где провел несколько лет учеником школы Чартерхаус в Сюррее.
Макс припомнил один из их ранних разговоров, состоявшийся вскоре после того, как высокий американец объявился на Мальте. Осуждая британцев за врожденное отсутствие у них чувства гостеприимства, Эллиот заметил, что он кое-чему научился у жителей Казахстана.
- Говорю вам, когда в Казахстане незнакомец заходит к вам и просит убежища, вы предоставляете ему стол и кров и не задаете никаких вопросов - ни кто он, ни откуда пришел, ни куда направляется. И даже не спрашиваете, как долго он предполагает оставаться. Ничего. После трех дней вам позволено спросить его, куда он направляется - и все. Все прочее - это оскорбление гостя.
- Вы были в Казахстане?
- В Казахстане есть нефть, - последовал типичный для Эллиота уклончивый ответ.
Макс чувствовал: такая манера поведения служит определенной цели: подчеркнуть, что Эллиот окружен аурой тайны. Все знали, что он имеет доступ к высшему командованию на Мальте. Его неоднократно видели покидающим офисы таинственной службы "Игрек" и еще более таинственного отдела специальной связи, хотя, по словам Томми, большую часть времени Эллиот просто болтался там, наблюдая и слушая.
Но Макс явился не для того, чтобы обсуждать Эллиота, он проделал это путешествие в поисках информации. Помня о своей миссии, он то и дело возвращал разговор к этой теме.
- Как поживают свиньи в Лазарене?
- На удивление хорошо, хотя немного нервничают.
Никто не упрекал подводников за их пунктик - темный нечеловеческий космос, в котором они существовали во время патрулирования, дал им право на любые чудачества, когда оказывались на твердой земле, - но их фанатичная преданность стаду свиней, которых они выращивали, порой подвергалась издевкам.
- А что с ними будет? - спросил Макс.
- С ними?
- Со свиньями, когда вы уйдете.
- А-а-а… - понимающе протянул Томми. - Я-то думал, что ты зашел навестить старого приятеля, а на самом деле тебя интересует только бекон.
Макс улыбнулся:
- Тоже верно.
Томми перегнулся через стол и затушил сигарету в алюминиевой гильзе от немецкого снаряда, которая сейчас служила пепельницей.
- Когда? - спросил Макс.
Томми посмотрел на него:
- Р-34 ушла несколько дней назад. Остальные уйдут на следующей неделе или около того.
- Это все, что останется?
Как офицер информационного отдела, он понимал, что глупо задавать такой вопрос, но знал неумолимую правду: если к нему и относились чуть лучше, чем к обычному журналисту, то "привилегированная информация" достанется ему, только когда это будет выгодно.
- Но лучше не кричать об этом с парапета.
- Конечно, не стоит.
- Даже не думай, что мы счастливы, уходя отсюда. Мы знаем, как это будет выглядеть, какое послание получат мальтийцы.
- Никто не собирается вас упрекать, Томми. Все знают, какому вы подвергались давлению. Половина острова наблюдала за этим со своих крыш.
- То, что происходит, называется "тактическая передислокация", но истина в том, что мы держимся из последних сил.
Преисполнившись уныния, Томми опять потянулся к бутылке джина.
- Есть только одна причина, по которой на вас нацелились, - вы нанесли им большой урон. Роммель не может пробиться в Северную Африку потому, что вы перерезаете его линии снабжения из Италии. Откровенно говоря, я удивлен, что им понадобилось так много времени для осознания этого факта.
- Верно. Если бы они нанесли по нас серьезный удар год назад, то сберегли бы семьдесят пять своих судов.
- Так много?
- Четыреста тысяч тонн водоизмещения.
- Чертовски внушительное достижение, Томми. И здесь найдется, что делать, куда бы вы ни ушли. - Теперь Максу пришлось притворяться.
- В Александрию. Но все равно это выглядит как отступление.
- Нет, не выглядит. И моя работа заключается в том, чтобы заставить людей это понять.
- Пришло время смягчить ситуацию и отлакировать.
- Пусть так, и мне поможет, если на руках у меня будет больше фактов.
- Какого рода?
Макс постарался, чтобы голос звучал как можно небрежнее.
- Не знаю. Полагаю, у тебя есть график выходов всех субмарин.
- Это конфиденциальная информация.
- Я не враг, Томми, и не идиот. Я не стану использовать ничего, что даст представление об оперативной обстановке. Я просто передам те чувства, которые вы испытывали, расскажу, через что прошли… как вам досталось.
Ему не нравилось лгать Томми, но теперь приз был в пределах досягаемости, и он старался не упускать его из виду.
- Не знаю, Макс…
- Это поможет тебе кое-что достичь в жизни.
Томми быстро смерил его взглядом, прежде чем решился выполнить просьбу.
- Будь по-твоему. Но я скажу тебе, что ты можешь, а чего не можешь использовать.
Выйдя из комнаты, Томми быстро вернулся с большим тяжелым томом в кожаном переплете, который бросил на стол перед Максом. Он подтянул стул, и теперь они сидели бок о бок, листая страницы.
Каждая подлодка на Мальте имела свой, доверенный ей район действий, и все подробности ее пребывания на Мальте хронологически фиксировались аккуратным курсивом - изменения в личном составе, сведения о ремонтах, данные с указанием долготы и широты, где она сталкивалась с врагом и чем противостояние завершилось. Порой перечень заканчивался мрачной фразой: "Последнее известное положение" или "Опаздывает, скорее всего, потеряна"; и, видя такие фразы, Томми невольно вспоминал хладнокровную отвагу ребят из "боевой десятой". Многие из них исчезли при обстоятельствах, о которых никогда не станет известно.
Сначала Макс не обращал внимания на эти факты, стараясь добраться до интересовавших его страниц, но трудно было оставаться бесстрастным перед словами, свидетельствующими об отчаянной храбрости или о гибели. Одни субмарины под покровом темноты проскальзывали во вражеские гавани, сеяли там жуткий хаос и, случалось, забывали о своих скудных шансах уйти. Другие бросали вызовы минным полям, выходя на перехват вражеских конвоев, чтобы не позволить им уйти. Ванклин как-то в одиночку вышел против девяти кораблей с тяжелым вооружением и, несмотря на неисправный гирокомпас, который заставлял его вести огонь по силуэтам со скользкой качающейся палубы, потопил три из них, после чего благополучно ушел. "Дельфин", хорошо известный на Мальте, потому что доставлял на остров припасы и персонал, во время одного из своих рейдов пережил восемьдесят семь взрывов глубинных бомб.
Истории одна за другой всплывали в памяти, и Макс был настолько поглощен этой лебединой песнью, что едва не упустил то, что ему было надо.
Придержав руку Томми, он сказал:
- Ага, вот и она, подлодка Лайонела.
- Не человек, а черт-те что. И такая же команда.
- Где они сейчас?
- Ну, если у Лайонела есть хоть немного здравого смысла, то сейчас он лежит в объятиях Митци.
Макс постарался прогнать эту картинку из своего воображения и усмехнулся:
- А команда?
- В прошлом месяце общежитие для моряков разнесло парашютной миной. И теперь между вахтами они обитают в квартирах синдиката в Слиме.
Макс медленно провел пальцем по странице, останавливаясь на деталях боевых действий подлодок под Триполи, но его взгляд фиксировал все.
Семнадцатое февраля и восьмое марта - именно в эти дни были найдены тела двух танцовщиц, погибших при столь подозрительных обстоятельствах, которые заставили Фредди обратиться в офис заместителя губернатора.
Макс старался внушить себе, что лодка Лайонела была на патрулировании, далеко отсюда, в водах Сардинии или в каком-то другом месте. Но в обоих случаях она была в гавани, отдыхая между походами.
- Ну? - сказал Томми.
- А?
Он не слушал.
- Митци… когда мы уйдем… ты присмотришь, чтобы с ней все было в порядке? Пока она не присоединится к нам в Александрии.
- У меня такое чувство, что она вполне способна позаботиться о себе.
- Ох, Митци любит изображать стойкую личность, но она далеко не столь лихая, как кажется.
- Ты полагаешь?
- Я знаю.
Томми задумался. В этот момент за его спиной, скрипнув, открылась дверь.
Одна обойма обходилась в ежедневное жалованье пятнадцати человек. Они быстро поняли, что Макс шутит, и наводчик повернулся к номеру четвертому, который нажимал педаль пуска.
- Ну, Беннет, ты это слышал. - Беннет был лучшим футболистом команды, маленьким и коренастым левым крайним, который мог обвести соперника простым движением плеч. - Ты за все отвечаешь, когда командир батареи отходит облегчиться.
- Полегче с ним, сэр.
- Ну да, Беннет не умеет считать.
- Он не знает разницу между пятнадцатью и шестнадцатью.
- Точно, как его сестра, сэр. Она сказала мне, что ей уже минуло шестнадцать.
Снова смех, снова сигареты и обещание со стороны Макса, что он специально упомянет их в еженедельном бюллетене информационного отдела, чтобы земляки узнали о них.
Он действительно хотел этого. Он был поражен не только точностью их стрельбы, но и чертовской стойкостью. Даже когда бомбы "Штук" летели на них, они были заняты лишь одним - как можно точнее навести пушки на врага. Макс знал, что он бы оцепенел, пережил какой-то метафизический момент, когда его ноги вросли в землю.
Прочность цепи определяется ее слабейшим звеном.
Он повторял это выражение, когда направился в Тарксиен, объезжая воронки на дороге. Он не станет использовать его, но может использовать его смысл, распространяя отвагу одного расчета на всю картину осажденного гарнизона. Еще лучше поручить молодому Пембертону обыграть эту тему. Парень полон желания размять свои литературные мускулы.
Кассары жили в длинном прямоугольном фермерском доме на склоне холма к западу от Тарксиена, в стороне от дороги на Лугу. Здание было уродливым и радовало только большими клумбами ярких цветов, которые окаймляли его со всех сторон.
Макс услышал завывание сирен еще до того, как оказался у входной двери. Оно было достаточно громким, чтобы он получил право войти в дом без стука.
Около дюжины женщин собрались в гостиной, все они были в черном, а некоторые носили faldettas, уродливые черные головные платки, которые предпочитало старшее поколение. Дверь в дальнем конце комнаты была приоткрыта, и сквозь щель он мог различить голые ноги, высовывающиеся из-под белой простыни - кто-то лежал на столе.
Желание тут же развернуться на каблуках было внезапным и сильным, но он совладал с собой.
Одна из женщин вместе с ним вышла на солнечный свет.
- Простите…
Она была молодой, лет двадцати или около того, и говорила по-английски с заметным акцентом.
- Могу ли я помочь вам?
Построение фразы позволяло предполагать, что она работает в каком-то официальном учреждении - медсестра, или учительница, или сотрудница какого-то регионального офиса. Ее звали Нина, и она была кузиной Кармелы.
Макс сочинил историю, которая не могла вызвать слишком много подозрений, и она проглотила ее, предположив, что ему лучше всего поговорить с отцом Кармелы. Они только что получили известие, что гроб для Кармелы уничтожен случайной бомбой по пути из Рабата, вместе с телегой, лошадью и возчиком.
- Виктор говорит по-английски, но я буду рядом, если понадоблюсь вам.
Виктор Кассар выглядел моложе, чем ожидал Макс, хотя его сутулые плечи позволяли предполагать, что он далеко не молод. Он был на задах дома, поливал цветы вместе со своим сыном Джоем. Их молчаливый тандем двигался механически, Джой наполнял лейку отца водой, которую приносил снизу. Зима была неприятной, одной из самых сырых на их памяти, но, по крайней мере, источник не пересыхал.