Макс представился, объяснив, что знал Кармелу по "Синему попугаю" и пришел выразить свое соболезнование в связи с ее смертью. Виктор заметно оживился, тронутый этим поступком, а Макс, солгав, почувствовал себя еще хуже. У него не было выбора. Единственное другое объяснение визита, которое пришло ему в голову, что он является сотрудником новой службы, занимающейся потерями среди гражданских лиц. Впрочем, сошло и первое, пусть даже Макс не вызвал у Джоя симпатии, и тот с мрачной ухмылкой глядел на него. Когда Джой был отослан за прохладительным напитком, Виктор объяснил, что его сын, как и его жена, никогда не одобряли работу Кармелы. Он же, зная, что Кармела хорошая девочка, которая никогда не позволит себе пойти по дурному пути, одобрил ее решение.
Макс сказал то, что Виктор хотел услышать.
- Она была великолепной девушкой, веселой, умной и очень… правильной.
- Правильной?
Он явно не знал этого слова.
- Моральной. Не как некоторые другие девушки, которые там работали.
Виктор просиял. На душе у него стало легче. Память о его покойной дочери в безопасности.
Освежающий напиток явился в виде двух бокалов с амбитом, субстанцией, напоминающей вино, которая все еще была в ходу на острове. Макс сделал маленький глоток ядовитой жидкости и выдавил из себя самую любезную улыбку. Когда Джой удалился, они вдвоем с Виктором сели на выбеленные солнцем деревянные планки, вделанные в низкую каменную стенку.
В долине под ними, как карта Города Мертвых, раскинулось кладбище Санта-Мария-Аддолората с высокими стенами по периметру, дорожками и величественным кафедральным собором в центре. Макс выяснил, что Кассары были многим близко знакомы именно через кладбище. Три поколения их семьи продавали цветы у его главных ворот. Кармела училась торговать, сидя на коленях отца и без труда привлекая всеобщее внимание покупателей - дар, который она, скорее всего, принесла в "Синий попугай".
Упоминание Кармелы дало Максу возможность вернуться к ней в разговоре. Делая вид, будто не имеет никакой информации, он спросил, что на самом деле произошло в ту ночь, о которой идет разговор. Скоро стало ясно, что семья не знает ни точной даты, ни времени, когда тело Кармелы оказалось на улицах Марсы. В суматохе и переживаниях при опознании тела этим, по всей видимости, они не поинтересовались. Это было хорошо. Это значило, что у них нет вопросов без ответа о пропавших сутках между ее исчезновением и днем, когда ее нашли.
Удовлетворившись этой информацией, Макс, не боясь показаться ревнивым воздыхателем, перевел разговор к более деликатному предмету. Он хотел выяснить, упоминала ли Кармела кого-либо из посетителей "Синего попугая".
Виктор признался, что не может припомнить, чтобы дочь когда-нибудь говорила о Максе, но это ничего не значит - у него ужасная память на имена. Однако она явно была не так плоха, судя по перечню других людей, которых он смог припомнить.
Макс старался зафиксировать эти имена в памяти, когда почувствовал беспокойство. Они оба повернулись и увидели группу людей в черном, которая подходила к ним со стороны дома. Впереди шла невысокая и коренастая симпатичная женщина. Это явно была мать Кармелы, и ее глаза горели яростью и горем.
Макс встал, чтобы встретить ее напор и трескотню на мальтийском языке. Грубую лексику она приберегала для мужа, но все время с возмущением показывала рукой на Макса.
Вид Джоя, самодовольно наблюдавшего за происходящим с безопасной дистанции, дал понять, что пришло время уходить. Он явно был тут "персона нон грата" для всех, кроме Виктора и, наверное, Нины, кузины Кармелы, на лице которой была смесь смущения и жалости.
Макс пробормотал извинения, предоставив бедного Виктора его судьбе. Пожилая женщина с морщинистым лицом, отказавшись уступать ему дорогу, вскинула клюку, словно собираясь ударить его. Он посмотрел в ее глаза с молочными бельмами, ожидая удара и едва ли не желая его - в наказание за ту ложь, что он тут выложил.
Может быть, старуха что-то прочитала на его лице, но она опустила клюку и дала ему пройти.
Поездка из Тарксиена к институту Сент-Джозеф прошла незаметно - он отчаянно перебирал в памяти подробности встречи, открытую недоброжелательность близких Кармелы. За все время пребывания на Мальте он никогда не испытывал ничего подобного.
Его секретарша Мария уже сидела за столом, разбирая почту. Эта симпатичная и умная женщина, несколькими годами старше Макса, перед войной работала в департаменте образования. Она обладала бесценными контактами по всему острову и неизменно пребывала в веселом расположении духа. Мария встретила его одной из своих привычных улыбок и новостью, что вице-губернатор только что звонил ему лично.
- Он сказал, в чем дело?
- Голос у него был мрачный.
Это ничего не значило, даже в лучшие времена у него было мрачно-торжественное настроение. А вот личный звонок вызывал беспокойство. Вице-губернатор редко пачкал руки делами, имеющими отношение к информационному отделу, когда у него была целая команда помощников, которые выполняли для него всю черную работу. Должно быть, это было что-то важное.
Через неделю всем им надлежало предстать перед советом правительства Мальты с чашами для подаяний и обосновать расходы для своих департаментов. Вызывало раздражение, что мальтийцы держали кошельки туго завязанными, хотя деньги в них поступали прямо из карманов британских налогоплательщиков, было законченным абсурдом клянчить деньги, живя под бомбами и голодая.
В любом случае бюрократический бегемот, который управлял их жизнью, с начала года процветал, словно питался потоками бомб, а те тонули в бессмысленных бумагах и бесцельных совещаниях. Не подлежало сомнению, что были те, кто и во время войны с комфортом устроились в лабиринтах администрации, но Макс не причислял себя к ним.
Они, как всегда, получат свои деньги, но первым делом им необходимо подготовиться к представлению, которое заключается в том, что придется почтительно сидеть рядом с вице-губернатором. И так далее.
Макс уже отлично усвоил свою роль - Винсент Фалзон из бухгалтерии последние пару недель был по уши занят, разбираясь в гроссбухах и подбивая счета, чтобы у них что-то оставалось на черный день, - но полагал, что лучше самому вникнуть во все детали. Еще ему нужно время, чтобы предупредить Пембертона о расчете "бофоров" и продиктовать два бессмысленных письма - одно генеральному почтмейстеру, а другое - начальнику военной полиции. Лишь после этого он может направляться на встречу.
Консерватория Винценцо Бугейя начала свое существование как сиротский приют для девочек, и, судя по ее размерам, в те ранние дни у нее хватало преуспевающих благотворителей. Она стояла на некотором расстоянии от дороги за металлической оградой с воротами, от которых тянулась внушительная каменная дорожка, а само здание величественно высилось посреди просторного открытого двора. Был и другой двор, скрытый от глаз за часовней с куполом, которая стояла в центре комплекса.
Институт Святого Иосифа притулился в тени Консерватории как бедный несчастный родственник, но то, чего ему не хватало в осанке, с успехом компенсировалось его грубоватым обаянием. Его коридоры кишели ясноглазыми и озорными ребятишками, а не отдувающимися письмоводителями, которые, казалось, были подавлены грандиозностью их нового дома.
После того как их переместили из Валлетты, Макс только один раз посетил резиденцию вице-губернатора, поэтому он заблудился в лабиринте коридоров.
- На второй этаж, и там спросите еще раз.
Этот вежливый совет дал высокий худой мужчина, спешивший по холлу с пачкой досье под мышкой. Пробегая мимо, он даже не удостоил Макса взглядом.
Он сделал и то и другое, когда Макс крикнул ему вслед:
- У вас рубашка из брюк выбилась!
Человек пошарил за спиной свободной рукой и убедился, что его разыграли.
- Я ошибся, - сказал Макс.
Это был детский розыгрыш, но, как ни странно, он успокоил Макса, и он продолжал улыбаться, входя в анфиладу комнат, занятых вице-губернатором и его командой.
Ходжес, привратник департамента, поправляя очки, сидел за своим столом, подравнивая стопку бумаг.
- О, майор Чедвик.
Ходжес сверился с наручными часами, явно разочарованный тем, что не может сделать Максу выговор за опоздание. На циферблате было ровно одиннадцать.
- Я знаю, что это значит для вас, - сказал Макс. - Поэтому и постарался.
Ходжес обладал своеобразным характером - мрачноватый, неразговорчивый маленький человек, всегда безупречно ухоженный. Он был полностью лишен чувства юмора, что порой вынуждало пускать в ход шутку как оружие против него.
- Прошу, - сказал Ходжес, показывая в угол. - Присаживайтесь.
Именно на эту часть комнаты Макс не обратил внимания при входе и лишь теперь заметил, что на низком диване сидит Фредди.
- Что ты здесь делаешь? - спросил Макс, присаживаясь рядом.
- Пока ты не вошел, я и сам не был уверен…
- О господи…
- Именно это я и подумал, когда они появились в госпитале. Я хотел позвонить, но у них была машина, которая ждала меня.
- Не разговаривайте, пожалуйста.
- Почему?
- Сомневаюсь, что должен излагать вам причину, майор Чедвик. - На лице Ходжеса появилась кислая снисходительная улыбка. - Судя по тому, что я слышал, вы двое уже наделали достаточно дел.
Они знали. И не было другого пути, с помощью которого они могли что-то узнать, - не Фредди же проболтался, во что невозможно поверить.
Это была Айрис. Она, и никто иной. Он повел себя как дурак, сразу же доверившись ей. И был вдвойне дураком, когда поверил ее клятвам хранить вечное молчание об этом деле.
- С нами все будет в порядке, - шепотом сказал Фредди. - Если повезет, мы сохраним свою работу на этом богом забытом острове.
Макс попытался подавить смешок. Ходжес вскинул голову, но прежде, чем он высказал упрек, дверь открылась, и человек, которого Макс никогда раньше не видел, сказал:
- Джентльмены…
Макс поймал себя на ощущении, словно вернулся в школу: они с Фредди как два школьника, которых приглашают в кабинет директора для трепки, потому что воспитательница пожаловалась - они болтают после того, как потушен свет.
Скоро стало ясно, что сегодня начальство не собирается пускать в ход наказание. Полковник Гиффорд сидел за столом вице-губернатора, согревая кресло своего хозяина.
- Поздравляю, сэр, - сказал Фредди после того, как они отдали честь. - Я не имел представления…
Плохое начало, подумал Макс. Так же решил и полковник Гиффорд.
- Ламберт, вы думаете, что поступаете умно, обращаясь ко мне таким тоном при данных обстоятельствах?
- Никакого особого тона здесь нет. И не уверен, что знаю, какие обстоятельства вы имеете в виду.
- Садитесь, - устало махнул рукой Гиффорд, не делая попытки представить остальных трех присутствующих в кабинете.
Один был невысоким, коренастым и смуглым, второй - с пламенеющей копной волос. Представлять третьего, сидящего сбоку около окна, не было необходимости. Это был Эллиот. Его лицо ни о чем не говорило.
- Вице-губернатора вызвали по важному делу.
Макс догадался, что тот старается дистанцироваться от грязного дела. Почему бы и нет? Он знал, что у него есть преданный слуга, который будет счастлив пасть на меч, если дела пойдут совсем уж плохо.
- Итак, - продолжил полковник Гиффорд, - все мы знаем, почему вы здесь.
Но что они в самом деле? Макс ни единым словом не обмолвился Айрис о находке наплечного шеврона, указывающего, что к этим смертям имеют отношение британские подводники.
- Мы собираемся все рассказать вам, - проговорил Фредди.
- Я считаю интересным именно это "мы". - Полковник Гиффорд положил ладони на столешницу. - Что заставляет вас думать, будто вы двое имеете основания вмешиваться в это дело?
- Это моя вина, - сказал Фредди. - Именно я втянул майора Чедвика.
- Как благородно с вашей стороны брать на себя вину.
- Это правда.
- Так что же вы собираетесь нам рассказать? - спросил Эллиот, подаваясь вперед на стуле.
Полковник Гиффорд отнюдь не хотел потерять почву под ногами, но Эллиота было не остановить.
- Может, я и ошибаюсь, полковник, но возможно, на свет выйдут кое-какие новые свидетельства.
Все взгляды в комнате были обращены на Макса и Фредди.
- Так они имеются? - потребовал ответа полковник Гиффорд, перехватывая вожжи у Эллиота.
- Имеются, - сказал Фредди.
Он рассказал им все, до самого конца придержав находку наплечного шеврона в стиснутом кулаке Кармелы Кассар.
- И он есть у вас? - спросил полковник Гиффорд, с трудом сохраняя спокойствие.
Макс выудил шеврон из нагрудного кармана рубашки. Встав, он подошел к столу и протянул его. Полковник Гиффорд внимательно изучил этот клочок материи.
- От него не так уж много осталось.
- Достаточно, - возразил Макс.
- Могу ли я?.. - спросил Эллиот.
Шеврон перешел к нему. Затем, прежде чем вернуться к полковнику Гиффорду, прошел через руки двух других мужчин.
- Почему вы не пришли с ним к нам?
Фредди поерзал на месте.
- Может, потому, что, когда я в последний раз был у вас, не увидел никакой реакции.
Полковник Гиффорд полистал лежащую перед ним папку.
- У меня тут ваше заявление, вместе с припиской, что все ваши подозрения переданы полиции.
- В самом деле? Никто не приходил поговорить со мной.
- Полиция была очень обеспокоена.
- Так вы готовы побеспокоить их и на этот раз? Или хотите, чтобы, выйдя от вас, я сам этим занялся?
Штаб-квартира полиции Валлетты была недавно переведена из Сакра-Инфермерии в это здание.
- То, что я хочу от вас, - сухо сказал полковник Гиффорд, - требует минуты разговора с глазу на глаз.
Минута превратилась в пятнадцать минут, в течение которых Макс и Фредди в напряженном молчании сидели в приемной под бдительным оком Ходжеса, который неохотно разрешил им выкурить по сигарете. Фредди позвали обратно в офис. Вскоре он появился в сопровождении одного из безымянных мужчин - маленького и смуглого.
- Теперь можете зайти вы, майор Чедвик, - сказал он, провожая Фредди к дверям.
Фредди успел бросить Максу ободряющий взгляд, который говорил: "Все будет хорошо".
Так оно и было, но только при входе.
Стоило Максу опуститься на стул, как полковник Гиффорд открыл огонь:
- Вы чертов дурак, Чедвик! Ради бога, с чего вы решили стать детективом? Имей возможность, я бы оттаскал вас за уши - мне это под силу, - но майор Пейс решительно встал на вашу защиту.
Макс посмотрел на Эллиота.
- Последнее, что нам сейчас нужно, - это развал в информационном отделе. Но разрешите мне высказаться совершенно ясно: я с самого начала был против вашего назначения, и хочу, чтобы вы считали это отсрочкой, а не прощением.
Максу было приказано выкинуть эту историю из головы и ни с кем не обсуждать под страхом военно-полевого суда. Гиффорд закончил свою речь цветистым выражением:
- Non omnia possumus omnes. He всё мы все можем… или что-то в этом роде.
- Простите, сэр, мой итальянский что-то заржавел.
Макс заметил тень улыбки на губах Эллиота.
- Это латынь. Вергилий. Из "Эклогов".
- Это значит - занимайтесь своей чертовой работой, Чедвик.
Слова эти произнес четвертый мужчина в комнате, с рыжими волосами и розовой, как у лобстера, кожей. Это были первые слова, которые он произнес, и его акцент так и кричал о его аристократическом происхождении, вызывая образы Хейнлейнской регаты, собачьей охоты и чаепития на газоне фамильного замка. Его бледно-голубые глаза были цвета толстого льда и, может быть, такие же твердые.
- Расскажите мне о Лилиан Флинт, - холодным командным тоном потребовал он.
Макса ошеломила эта просьба.
- Что именно рассказывать? Она заместитель редактора "Ил-Берги". И прекрасно справляется со своей работой.
- Ну, кому как не вам знать, учитывая, сколько времени вы проводите с ней.
Макс не обратил внимания на этот намек.
- Да, я считаю полезным проводить с ней время.
- Если не ошибаюсь, ее мать в Италии.
- Совершенно верно. Она находилась в Падуе, когда Италия объявила войну. Но никогда не считала ее своим домом.
- Домом? Я предпочел бы думать, что ее дом там, где ее муж.
Теперь дело было не только в холодных голубых глазах, а в их настойчивом проницательном взгляде, который вызывал беспокойство.
- Она не замужем.
- Почему вы об этом не говорили?
- Я не имел представления.
- Думаю, он профессор археологии в университете Падуи.
- Я тоже так думаю.
- И вы считаете возможным, чтобы человек занимал такой пост в итальянском университете, если не симпатизирует существующему режиму?
- Не знаю.
- А вы попробуйте предположить.
Макс был готов взорваться, но прилагал усилия, чтобы держать себя в руках. Он видел, к чему все ведет. Он занимался боксом в Оксфорде и теперь был на пределе, потому что надоедливые джебы сыпались на него, заставляя потерять осторожность и пропустить сокрушительный удар.
- Поскольку игра стоит свеч, - ледяным голосом сказал он, - я ставлю на кон мою работу, мою репутацию и даже мою жизнь ради лояльности Лилиан.
Рыжеволосый явно развеселился.
- Нет нужды в таком красноречии. Неужели вы хоть на мгновение предположили, что она могла бы работать заместителем редактора, если бы мы не придерживались такого же мнения?
- Так что же вас интересует?
- Меня, майор Чедвик, интересует вот что. Мы ее ценим, нам нравится, что она делает, мы учитываем тот факт, что вдвоем вы работаете слаженно. Она склонна временами действовать, так сказать, по ветру, но читатели ценят ее откровенное мнение, и важно, что она дает выход их раздражению. Вы же смягчаете ее самые экстремальные взгляды. - Он сделал паузу. - Так что, как видите, вы должны быть вполне удовлетворены ходом дела, и будет весьма печально, если пристрастный подход помешает справедливому решению вопроса о ее дальнейшей работе.
Уклончивый дипломатический язык, но угроза проста и ясна: отступи, или мы уберем ее.
Работа значила для Лилиан все. Она мечтала о ней с самого детства, боролась за нее против воли семьи. В ней заключалась ее жизнь, это была единственная точка, на которую она могла опереться в этой Вселенной.
- Думаю, что понял вашу мысль.
- В таком случае можете идти.
Макс заметил, что полковник Гиффорд не был огорчен тем, что этот человек ниспроверг его авторитет, как было с Эллиотом. Похоже, он относился к нему с благоговением.
- Я провожу майора Чедвика, - сказал Эллиот, вставая.
- В этом нет необходимости, - произнес полковник.
- Тем не менее…
Полковник Гиффорд хотел было возразить, но что-то в выражении лица рыжеволосого заставило его замолчать.
По пути к выходу Макс подчеркнуто не обратил внимания на Ходжеса.
- Ты не думаешь, что все прошло хорошо? - весело осведомился Эллиот, когда они оказались одни в коридоре.
Макс был не в том настроении, чтобы беспечно болтать.
- Ради бога, Эллиот, какого черта ты здесь делаешь?