- Павел упал и офицеры принялись избивать его ногами и тростями. Под конец они додушили его шарфом.
- К чему вы все это? Имеет ли это отношение к…
- Еще как имеет! Задумывались ли вы над тем, почему при Екатерине Россия влезла в громадные долги, при Павле треть этого долга была возвращена, а после него, до самой революции, императоры так больше не копейки и не выплатили?
- На ваш вопрос я отвечу совершенно честно: никогда в жизни я не думал над этой проблемой.
- У нас в музее есть архивная книга учета пошлин, взимавшихся на Петербургской таможне. Когда в страну повалили мальтийские кавалеры, то их имущество описывалось очень тщательно. Вплоть до какого-нибудь перстня или висящей на боку шпаги. Даже у генерального Магистра перетряхнули весь личный багаж. И только сорок две подводы, которые были ввезены слугами Магистра, осматривать было запрещено. По личному указанию Павла.
- А что было в этих подводах?
- Никто не знает. И куда они делись - тоже никто не знает. Вообще никто.
- То есть вы считаете, что на подводах в Питер ввезли золото Тамплиеров?
- Почему нет?
- Сорок две подводы золота?
- Ага.
- Это не реально. Вы представляете, о каких бабках идет речь?
- В том-то и дело.
Долгая пауза. Слышно бульканье и звон бутылок.
- Допустим. Да-да. Я выпил до дна, а вы?… Допустим, все так и было. Я готов даже поверить, что такое количество кэша можно провезти через всю Европу. Но где его хранить? А? Это ведь не кошелек, чтобы его спрятать под пол и никто не узнает. Это же, наверное, несколько тонн металла!
- Логично мыслишь! Не перейти ли нам на ты?
Долгая пауза. Слышно бульканье и звон бутылок.
- Оглянись. Что ты видишь?
- Где?
- Здесь. Вокруг. Что видишь?
- Ну, стены… вас… в смысле - тебя. Ты имеешь в виду, что я косой?
- Я имею в виду, что ты стоишь посреди Михайловского замка.
- И чего?
- А того! Налей. Ага.
Слышно бульканье и звон бутылок.
- Замок проектировали несколько лет. Сменили шестнадцать проектов. Причем, каждый следующий был более дик, чем предыдущие. Ты ходил по этим коридорам, скажи: здесь можно жить?
- Ну, не очень, конечно, удобно…
- Здесь НЕВОЗМОЖНО жить! Дворец не приспособлен для жизни. Во-первых, он в любое время года абсолютно сырой. Императрица Мария Федоровна слегла от ревматизма через две недели после переезда. Наследники престола постоянно ангинили. Во-вторых - планировка. Это же ужас!..
- Короче! Каков же вывод?
- Павел и не планировал здесь жить. Замок строили просто, как декорацию. Только, как ширму, за которой можно спрятать золото Тамплиеров.
- Оно до сих пор здесь лежит?
- Я надеюсь.
- (шепотом) Где-то здесь, да?
- Да.
- Дай прикурить.
- А здесь можно?
- Не знаю.
Сопение… Щелканье зажигалкой.
- Ну ладно. Убедил. Сокровища зарыли здесь. Но ведь их давно могли выкопать, логично?
- Логично. Но вряд ли.
- Почему?
- Замок ведь только проектировали долго. А построили быстро. Архитектор, которому поручили работу, был спецом не по замкам, а по подземным коммуникациям. И за четыре дня до торжественного окончания работ, он умер. У архитектора разорвалось сердце. А строители (крепостные крестьяне) были в темпе переброшены в Сибирь.
- Понимаю.
- Когда Павла замочили, заговорщики пытались найти сокровища. Это видно по документам. Некоторых мальтийцев пытали. Одному залили в ухо три ведра кипятка. Но ничего не нашли. И из страны Орден выгнали.
- Разве в ухо может влезть три ведра?
- При Николае Первом замок разобрали чуть не по кирпичикам. Отсюда в Зимний дворец вывезли весь антиквариат, выломали перекрытия, снесли крепостные валы. А сокровищ так и не нашли. И вот здесь начинается самое интересное.
- Да?
- Понимаешь, я ведь не просто так тебе все это рассказываю. То, что произошло в этой комнате двести лет назад - это только начало. А вот дальше…
- Что?
- Дальше начинается такое дерьмо собачье, что ты…
- (визгливый женский голос) Что это вы тут делаете, а? Нет, что это вы здесь делаете?
- Погодите, мамаша!
- Милиция!
На этом фонограмма прерывается.
6
За три с половиной часа до допроса
Если сказать об Управлении одним словом, то это будет слово "надежность". Майору не часто доводилось здесь бывать. Но каждый раз он испытывал одно и то же: успокаивающее чувство, что дела идут так, как и должны идти. Да, лично у него не все и не всегда получается гладко. Но это не важно. Те, кто занимают кабинеты в этом здании, держат руку на пульсе. И если ситуация начнет совсем уж выходить из-под контроля, они вмешаются и восстановят порядок. Натянут хромовые сапоги, достанут из сейфов хорошо смазанные наганы, подъедут на место и вышибут плохим парням мозги.
Быстро и надежно.
Поднимаясь по мраморной лестнице, майор поймал себя на том, что непроизвольно улыбается. Ну, да. Быстро и надежно. Смазливый адъютант генерала сказал, что его уже ждут. Майор одернул форменный китель, на мгновение задержал дыхание, а потом постучал в дверь.
- Разрешите войти?
Генерал сидел за столом. Стол у него был просто огромный. А полномочия, которыми располагал хозяин стола, были еще огромнее.
- Проходи.
- По вашему приказанию…
Генерал устало махнул рукой:
- Проходи-проходи. Садись.
Все в кабинете было стерильно и грозно. Потому что власть и должна была выглядеть именно так: чистой и внушающей трепет. На столе у генерала не было ни единой лишней бумажки, а в самом помещении ни единого лишнего предмета. Стол, стулья вокруг стола, громадные окна. За окнами шел дождь.
Генерал подождал, пока майор сел и достал из папки бумаги. Не меняя положения, просто смотрел в его сторону, голубыми, здорово выцветшими от времени глазами. Жилистый, очень тощий, с лицом, покрытым глубокими морщинами, он напоминал старую черепаху. Несколько лет назад, сидя в выходной дома и щелкая от нечего делать пультом от телека, майор наткнулся на канал Discovery, где шла передача про хищных амазонских черепах. Молниеносным броском те пополам раскусывали здоровенных рыбин. Теперь он не сомневался: возникни такая необходимость, и генерал точно так же далеко вытянет свою кадыкастую шею из скрытого под кителем панциря и откусит любую нашкодившую голову.
На столе перед генералом лежал написанный им, майором, рапорт. Генерал посматривал на лист бумаги с очень недовольным видом. Слева от него сидела женщина-офицер. Тоже в форме, тоже очень подтянутая и тоже пока молчащая. Руки она сложила на столе перед собой. Маникюр у нее был ярко красным. В ее сторону майор решил пока не смотреть.
- Что ж ты, майор? На собственного подчиненного рапорт пишешь.
- Так точно, товарищ генерал.
- Как-то это не по понятиям. Сам справиться не можешь? Что ж ты тогда за руководитель-то?
- Я могу справиться с собственным подчиненным. Но в данном случае мне нужна санкция.
- Зачем? За все, что происходит в отделе, отвечает руководитель отдела. Иди и сам разбирайся. Начальство не впутывай.
То, что разговор начнется именно с этого, майор знал с самого начала. Еще накануне вечером он пытался хотя бы для себя сформулировать, чего именно станет просить у всемогущего генерала с кадыкастой черепаховой шеей. Но найти правильных слов так и не смог, поэтому теперь ему приходилось импровизировать.
- Можно начистоту?
- Конечно.
- Понимаете, я ведь в органах с детства мечтал служить. Слово "офицер" для меня всегда было… ну, не знаю… как будто, кто не офицер, тот и не человек. Потому что я всегда верил, что в мире есть порядок и его нужно защищать. Иначе никак. Извините за пафос, но я ведь и до сих пор так считаю. Потому что иначе во всем этом нет никакого смысла, понимаете? Может, это, конечно, и звучит немного по-детски, но я все еще верю, что только служба делает из всех нас настоящих мужчин. Есть приказ - дальше рассуждать не о чем. Иди и выполняй. Или умри. А этот… понимаете… не могу я с ним.
- Что не так?
- С ним, товарищ генерал, все не так. Он открыто плюет во все, что для меня… э-э-э… дорого.
Майор хотел сказать "во все, что для меня свято", но сдержался. То, что он говорил, и так не лезло ни в какие ворота. Генерал, впрочем, слушал внимательно, кивал головой и соглашался. Может быть, все это и не стоило произносить вслух, но с другой стороны майор надеялся, что руководитель его Управления все-таки понимает, о чем речь.
- Что конкретно тебя не устраивает?
- Не знаю, как объяснить. Его глумливую физиономию видеть нужно. Одевается черт знает как. Живет черт знает как. Что у него в голове творится? Он ведь даже в армии не служил. Ходит в каких-то кедах дурацких. Если честно, я вообще не понимаю, зачем такого человека, взяли в органы. Он не такой, как мы. Неуправляемый. Для меня "честь" и "долг", это не просто слова. И я думаю, для вас, товарищ генерал, тоже. И вот, для остальных офицеров (он кивнул головой в сторону так ни слова и не сказавшей женщины в форме). А для него все не так. Он будто инопланетянин. И я прошу его убрать.
- А работать как станешь? Твой отдел чем занимается? (генерал отпустил глаза на лежащий перед ним рапорт и прочитал: "правонарушения… где это?.. а! вот!.. в сфере истории и искусства"). Как я понимаю, консультант тебе все равно необходим.
- Не могу я с ним больше. Уберите его из моего отдела. Пожалуйста.
Генерал встал из-за стола, подошел к окну и помолчал. Тишина в кабинете висела такая, что если прислушаться, то, наверное, можно было услышать, как за окном тяжело стучит сердце смертельно больного города. Потом генерал вернулся на место и еще раз перечитал рапорт.
- Ладно. Не помню, вы знакомы? Это мой старший помощник, офицер Вакулина. Она съездит с тобой, взглянет на твоего гуманитария. Если он действительно позорит органы, то долго у нас не загостится. Это все.
- Разрешите идти?
- Идите.
7
Стогов сидел на скамейке в садике за зданием Кунсткамеры, слушал, как на землю капает дождь, и думал… на самом деле он не думал ни о чем.
(Возможно, сегодняшний день является юбилейным. Скажем, стомиллиардным от сотворения мира. День неплохо начался, много чего обещал. Утром кое-где в облаках виднелись просветы, и дождь казался вроде бы не таким беспросветным, как накануне. Но всего через несколько часов этот день закончится, - так же бездарно, как закончились и все предыдущие дни. И выяснится, что смысла в нем было даже меньше, чем в предыдущих.)
Вокруг скамейки, на которой он сидел, были набросаны пустые бутылки. Похоже, вчерашняя вечеринка у местных забулдыг удалась. Стогов думал, что всего несколько лет назад пустые бутылки были неплохим источником дохода. После каждой вечеринки их обязательно сдавали обратно в магазин. Таким образом часть потраченных средств удавалось вернуть. А вот сегодня бутылки никто уже не сдает. Метафора проще некуда: если ты бездарно потратил то, что имел, не жди, будто хоть что-то из потраченного удастся вернуть.
Капитан подъехал к половине одиннадцатого. Выглядел он помято. Не здороваясь, плюхнулся на скамейку и закурил. Локтем сдвинул чуть в сторону стоявшую на скамейке картонную коробку. По небу ползли облака, планета понемногу вращалась вокруг оси, а они вдвоем просто сидели рядом, молчали, ежились от холода и выпускали дым через зубы.
Потом Осипов все-таки произнес:
- По-английски слово "пиво" пишется почти так же, как слово "медведь". Разница всего в одну букву, а произносятся эти слова совсем по-разному.
- Я смотрю, вчера ты повеселился на славу.
- Ты называешь этот ужас словом "повеселился"? Я даже не помню, как добрался домой.
- Аспирант рассказал чего-нибудь интересного?
- Нет.
- Что значит, "нет"?
- Это то же самое, что "да" только наоборот.
- Вообще ничего не сказал?
- Не знаю. Может, чего и сказал. Только я был не очень трезв и не запомнил. По крайней мере, письменного признания, насчет того, что залез в собственный музей и отрубил там какому-то чилийцу в спортивном костюме голову, он мне не оставил. Как отчитываться майору, ума не приложу.
- Холодный компресс к своему уму приложи. Может, появятся какие-нибудь соображения. С чего ты вообще взял, что аспирантик имеет отношение к убийству?
- Я не взял. Просто я разрабатываю все версии. Как учил наш непосредственный начальник, товарищ майор.
Он еще раз подвинул локтем картонную коробку и вздохнул:
- Если бы этот парень сам во всем бы признался, было бы здорово. Приезжает майор, а у нас, - хоп! Дело уже раскрыто!
- Во сколько он приедет?
- Понятия не имею. Но звонил уже с самого утра. Результатов требует.
- Орал?
- Анал. Блин! Что он все-таки за человек? Только и знает, что всем окружающим мозг выносить. И убери ты свою коробку!
- Это не моя коробка. Чего ты разорался?
- А чего она мне под руку-то все лезет?!
- Не стоит так нервничать. Ну, стоит коробка. Забыл кто-то.
- Это не твоя? Я думал твоя. Выкини ты ее тогда. Чего она тут стоит?
Стогов покосился на коробку. Действительно, с чего бы это на скамейке стоять такой большой и вроде бы бесхозной коробке? Когда утром он садился на скамейку, стояла тут эта коробка или нет? Он пытался вспомнить, но не мог.
Стогов поднялся со скамейки и посмотрел на Осипова. Тот был помят, небрит и выглядел жалко. А стоявшая рядом с ним коробка была большой, почти новой и не понятно, откуда взялась. Стогов аккуратно двумя пальцами приоткрыл крышку. После этого другой рукой наклонил коробку к себе.
Внутри, неудобно завалившись на бок, лежала отрезанная человеческая голова.
8
Майор и сопровождавшая его фифочка в офицерской форме подъехали на место к полудню. Звук их шагов далеко разносился по пустым залам Кунсткамеры. Цок-цок-цок, - печатала шаг женщина-офицер, кланг-кланг-кланг - вышагивал майор. Обувь у обоих была начищена до блеска. Прямая осанка, ни единой погрешности в одежде, подбородки решительно вперед. Встречавшиеся им по пути милиционеры смущенно опускали глаза и делали шаг в сторону.
Осипов ждал их во взломанном накануне зале. Спиной он облокачивался на чучело носорога с отломанным рогом. Безголовый труп увезли еще вчера, но в остальном тут постарались ничего не трогать. Обстановка производила впечатление полного хаоса. Мысли в голове Осипова тоже. Думал он о том, что по пути нужно было купить жевательной резинки, а он, дурак, не купил.
Стогова капитан попросил быть рядом и подстраховать, если что. Хотя про себя отлично понимал: какая тут к едрене-фене подстраховка? Майор его просто уничтожит. И будет, в общем-то, прав.
Майор зашел в зал, и сразу стало как-то меньше воздуха. Он не торопясь осмотрел разбросанные по полу предметы. Потом нашел на полу опрокинутый стул, поставил его в самом центре помещения и сел. Молчаливая офицерша пристроилась у него за правым плечом.
- Доложите о ходе расследования.
Осипов попытался сообразить, с чего бы лучше начать. С первого раза сообразить не удалось и он просто громко сглотнул.
- Короче… Вчера ночью… приблизительно в три часа… через вот это окно…
- Где рапорт?
Осипов сглотнул еще раз.
- Я не успел составить. Но буквально через двадцать минут…
- Протокол осмотра места происшествия?
- Тоже не готов. Но через минут… двадцать… вернее сорок.
- Результаты экспертизы?
- Какой экспертизы?
- Вы заказывали результаты экспертизы?
- Нет. А нужно было?
- Хорошо. Свидетели опрошены?
- А тут нет свидетелей.
- Ни одного? Жителей окрестных домов опросили?
- Это же Кунсткамера. Тут нет окрестных домов.
Майор повернул голову к женщине-офицеру. Вслух произносить фразу "Ну, что я вам говорил?", ему не понадобилось. Все, в общем-то, и так было очевидно.
- Какие вообще мероприятия проведены?
Осипов радостно заулыбался:
- Сегодня утром мною… и вот, сотрудником нашего отдела Стоговым… была обнаружена отрезанная человеческая голова. В садике.
- И что?
- Как раз перед тем, как вы приехали, мы собирались съездить в морг приставить ее к телу.
- Зачем?
- Ну, как? Есть отдельно голова, и есть тело. Мы хотели посмотреть, являются ли они частью одного, так сказать организма.
Все это время Стогов просто стоял у окна и глядел наружу. Дождь, ударяясь о стекло, выстукивал странный ритм. Некоторое время Стогов прислушивался, но опознать мелодию так и не смог. Курить хотелось просто ужасно.
Майор переговорил со своей строгой спутницей. Диалог вышел долгим. Потом та, наконец, кивнула:
- Полностью согласна. Где я могу сесть, заполнить бумаги?
Майор посмотрел, как она выходит из комнаты, плюхнулся обратно на стул и улыбнулся улыбкой абсолютно счастливого человека.
- Все, умник. Считай, что ты уволен.
Капитан встрепенулся:
- Я?
- При чем тут ты? Ты иди, заполняй бумаги. Я о гуманитарии.
Стогов не торопясь, к нему повернулся. У него был ужасно усталый вид. Хотя может быть дело просто в освещении: через давно немытые стекла внутрь помещения попадало слишком мало света.
- Уволен? Тогда я схожу на улицу. Выкурю на прощание сигарету.
К двери он шагал аккуратно, стараясь не наступать на разбросанные по полу экспонаты. Сделать это было не просто: бумаги ровным слоем покрывали весь пол. Выброшенные из стеллажей допотопные ведомости, бланки хранения, обрывки рукописей, личные бумаги умершего хранителя, какие-то письма и старые фото. Выходя из зала, Стогов подумал, что возможно где-то среди этих фотографий может быть и карточка с его лицом многолетней давности. Может быть, на этой карточке он даже улыбается. Но пытаться разглядеть ее под ногами он не стал. Просто вышел из зала и аккуратно закрыл за собой дверь.
Стоять на улице было холодно. Этот день неплохо начинался, много чего обещал. Утром кое-где в облаках виднелись просветы, и дождь казался вроде бы не таким беспросветным, как накануне. Вот только к концу этого дня он, похоже, останется совсем без работы. Плохой, низкооплачиваемой, нелюбимой, но работы. В конце концов, он успел к ней привыкнуть.
Он докурил сигарету, раздавил ее крошечный трупик подошвой и тут же прикурил следующую. Впрочем, ладно. По небу ползли облака, планета понемногу вращалась вокруг оси, а жизнь продолжалась. Он поднял глаза: даже вчерашние ханурики снова выползли из нор и заняли место на мокрых скамейках. Им день обещал еще меньше, чем ему.
За спиной хлопнула дверь. Осипов негромко попросил зажигалку.
- Похоже, ты крепко его достал.
- Похоже.
- Хорошую работу сейчас найти ох, как не просто.
- Это у вас тут что ли хорошая?
- А чего? Соцпакет. Отпуск тридцать рабочих дней.
- У меня вся жизнь отпуск.
- Куда пойдешь-то?
- Не знаю. Может, вернусь работать в музей. Попрошу себе маленькую должность. Например, охранять чучело носорога с отломанным рогом.