Вертен кивнул.
- Давайте пройдемся еще. - Гросс улыбнулся. - Думаю, после обеда нам это не вредно. Пусть желудок делает свою работу, а мозг свою. Так вот, после всего увиденного у вас есть еще какая-нибудь версия, кроме маньяка-безумца?
- Сцеживание крови, - вдруг вспомнил Вертен. - Это уже где-то было.
Гросс метнул на него взгляд.
- Так-так…
- Кажется, вы расследовали подобный случай в Пёльнау.
Гросс одобрительно хмыкнул.
- Удивительно, Вертен, что вы помните мои дела.
- Кое-что, конечно, помню, но о тех убийствах много писали газеты. Так что дело это у вас было не из рядовых.
- Вы помните детали?
- Случилось это в Богемии, у деревни Пёльнау. Жертв было две… или три. Убийца их вначале задушил, а затем выпустил всю кровь. Кое-кто в полиции сразу счел эти убийства ритуальными. Если я правильно помню, первое время вы тоже склонялись к этой версии.
Гросс невозмутимо пожал плечами:
- Служебный долг предписывает следователю учитывать все факты, даже неприятные.
- Тогда речь шла о еврейских ритуальных убийствах, - уточнил Вертен.
- Я не антисемит - надеюсь, вы не сомневаетесь. В конце концов, доказательством этого является наша дружба.
- Ну, что касается меня, то я крещен и давно ассимилирован. Помню, вы говорили, что моя фамилия звучит абсолютно по-немецки, а наружность никак не выдает происхождения.
- Да, черт возьми, говорил, - бросил Гросс.
- Кстати, о внешности, - продолжил адвокат. - Неужели каждый еврей обязательно должен походить на сгорбленного алчного ростовщика, персонажа многочисленных карикатур? Нас, Вертенов, например, вряд ли кто выделит в толпе австрийцев.
Он хорошо помнил старания отца сделать из него аристократа. Что означало бесконечные занятия верховой ездой, фехтованием и стрельбой. А весной и осенью, в ущерб занятиям, приходилось на неделю выезжать на охоту. Так молодой Вертен против своей воли окреп телом, стал метким стрелком, искусным наездником и фехтовальщиком, хотя его всегда тянуло к книгам.
- Фамилию Вертен нам выбрал дедушка. Ее носил хозяин, у которого он тогда работал. Уже много десятилетий среди Вертенов нет ни одного иудея. Лишь одни добрые протестанты.
Некоторое время они шли молча, наблюдая за проделками длинношерстной таксы, которая сорвалась с поводка и бегала вокруг своей хозяйки, беспорядочно размахивающей зонтиком.
Привычка подшучивать друг над другом сохранилась у Вертена и Гросса со времен их длительного сотрудничества в Граце. Они сблизились после одного процесса. Вертен тогда проиграл дело, а обвинителем на процессе, и по совместительству следователем, был Гросс. Вертен нашел криминалиста после судебного заседания, чтобы высказать восхищение его работой и попросить поделиться опытом. Польщенный Гросс взял Вертена под свое крыло. Молодой адвокат стал постоянным гостем в его уютном доме в центре Граца, которым умело управляла фрау Адель Гросс.
Так получилось, что Вертен в этой семье оказался как бы посредником между поколениями. Он быстро сблизился с их сыном Отто, который был на тринадцать лет младше его. В свою очередь, Ганс Гросс был на семнадцать лет старше Вертена. Молодому адвокату удалось завоевать доверие Отто и помочь преодолеть сложности, всегда возникающие в трудном подростковом возрасте.
Гросс был благодарен Вертену. У него с сыном отношения не сложились. Когда речь шла о психологии преступников, тут он был мудрец. А вот понять собственного сына оказался не в состоянии. Ганс Гросс был слишком консервативен и пытался воспитывать Отто так, как воспитывал его отец, а отца дед. Он отказывался понимать, что времена изменились и сейчас молодежь пошла другая. Появились юноши крайне впечатлительные, подверженные неврастении. Вертену же это было хорошо знакомо. К сожалению, таким же был и его младший брат Макс. Он закончил свою жизнь типично по-австрийски: застрелился на могиле своего кумира, драматурга Грильпарцера. Вертен приложил все усилия, чтобы судьба брата миновала Отто. Теперь он был рад узнать, что младший Гросс уже на последнем курсе медицинского института.
Все это укрепило дружбу Гросса и Вертена. Многие считали шумного и задиристого криминалиста черствым эгоистом, но Вертен знал, что душа у Гросса мягкая и добрая.
Тявканье длинношерстной таксы отвлекло адвоката от воспоминаний.
- Надеюсь, Гросс, вы не станете проводить прямых аналогий с убийствами в Пратере, - произнес он. - Ведь, если память мне не изменяет, в Пёльнау убийцей оказался почтмейстер, который первое преступление совершил из ревности, а потом убил еще двоих и сцедил кровь, чтобы отвести от себя подозрение.
- Мой долг - проверить все версии. В газетах писали, что у евреев принято на какой-то их праздник добавлять в мацу христианскую кровь. Приходилось учитывать и такое.
Вертен резко остановился.
- Вы что, серьезно? Это же антисемитизм чистой воды. Ритуальные убийства, какая чушь. На пороге двадцатого века.
- Но тела убитых обнаружены в Пратере, - заметил Гросс. - Там рядом еврейский квартал.
- Нет, ну это просто невозможно. Да, я ассимилирован, но по-прежнему еврей и нахожу подобного рода теоретизирование в высшей степени для себя оскорбительным.
- Перестань кипятиться, Вертен, - произнес Гросс ровным голосом. - Расследуя преступление, я ничего не принимаю на веру. Мой подход чисто научный, лишенный предубеждений. Позвольте перечислить, что мне известно. Имеются пять убитых, двое мужчин и три женщины. Возраст разный, от восемнадцати лет до пятидесяти трех, среди жертв есть люди из общества, но есть и из социальных низов. Метод умерщвления - вот единственное, что связывает эти преступления. Убийца ломает жертвам шеи, затем сцеживает кровь, после чего отрезает носы и оставляет тела в одном и том же месте. Отсюда я делаю вывод, что мы имеем дело с мужчиной достаточно сильным, чтобы сломать человеку шею, и достаточно умелым в обращении с ножом или другим весьма острым инструментом, чтобы сделать одинаковые разрезы сонной артерии. Вот все, что я пока знаю, Вертен.
- Но почему он отрезает носы? Это что за ритуал?
Гросс в ответ усмехнулся.
Вертен кивнул:
- Понимаю. Что-то вроде автографа?
- Великолепно, Вертен. У вас действительно первоклассное дедуктивное мышление. Вам не следовало бросать уголовные дела. - Гросс подождал реакции Вертена и, не дождавшись, продолжил: - Вспомните карикатуры на евреев. Что там самое характерное? Да, именно крючковатый нос. Так что не исключено, что это своеобразная садистская форма мести - отрезать носы христианам. Такой автограф мог оставить и еврей.
- Надеюсь, вы выступаете сейчас как адвокат дьявола, не более того?
Криминалист в очередной раз пожал плечами:
- Я всего лишь обозначаю одно из возможных направлений расследования.
- Но ведь Климт не еврей и не антисемит.
- Точно так же, как не являлся ни тем и ни другим почтмейстер, убийца в Пёльнау, о котором вы любезно мне напомнили, - отозвался Гросс. На его лице играла ироническая улыбка. - Но это лишь указывает, что таким способом можно пустить следствие по ложному пути.
Вертен молчал, и Гросс принялся развивать мысль:
- Мой друг, я предвижу в этом деле множество трудностей. Тут самое главное - ничего не упустить. Франция, конечно, прославилась своим "делом Дрейфуса", но, заверяю вас, в Австрии полно своих доморощенных фанатиков-оптимистов. Некоторые из них мои земляки. Родом из Штирии. Взять хотя бы Шёнерера и его соратников, немецких националистов. Или нового бургомистра Вены Карла Люгера, прославившегося своими антисемитскими высказываниями. Достаточно вспомнить его знаменитую фразу: "Кто еврей - решаю я". Если в газетах появятся подробные описания убийств в Пратере, эти господа сразу же объявят их ритуальными. А евреев убийцами. При бургомистре, который проповедует ненависть к евреям с политической трибуны, что может получиться? Правильно, погромы.
Вертен хорошо знал, о ком идет речь. Этот человек, которого мелкая буржуазия любила и называла Красавчик Карл, был политическим шарлатаном и демагогом, использующим антисемитизм для завоевания популярности у венцев. Из-за его взглядов император трижды отказывал ему в утверждении на пост бургомистра.
- Так что сами видите, Вертен, - пророкотал Гросс, - какое у нас положение. Нам нужно раскрыть эти убийства, прежде чем пойдут слухи. Прежде чем некоторые шустрые журналисты раскопают информацию и опубликуют за границей.
- Как адвокат, - наконец подал голос Вертен, - я прежде всего должен доказать невиновность моего клиента, Густава Климта.
- Но это одно и то же, - произнес Гросс с пафосом. - Либо он совершил все пять преступлений, либо ни одного. Потому что иным способом художник никак не мог узнать автограф убийцы.
Некоторые считают, что он повлиял на взгляды жившего в то время в Вене молодого Гитлера. Во всяком случае, сам фюрер это признает в "Майн кампф". Его фразу "Кто еврей - решаю я" любил повторять Герман Геринг. Люгер внес большой вклад в развитие Вены в начале XX века. Его имя до сих пор, несмотря на протесты антифашистов, носят один из бульваров венского Ринга и крупнейшая церковь ("Мемориальная церковь Карла Люгера") на Центральном кладбище Вены.
Внезапно Вертен ощутил беспокойство. Теперь он уже не был уверен, что ему следовало обращаться за помощью к Гроссу. Возможно, и его решение заняться этим делом было опрометчивым. В течение двух поколений Вертены тщательно скрывали свои еврейские корни. А что, если это расследование снова навсегда свяжет его с евреями? Но погибшая ни за что девушка взывала с мраморного стола о возмездии. Он не имел права отказываться.
Глава третья
До пригорода Оттакринг пришлось долго тащиться на трамвае. Видимо, чтобы убить время, Гросс завел разговор о наблюдательности.
- Я полагаю, Вертен, вы обратили внимание на прозектора в морге.
Адвокат тогда был настолько подавлен обстановкой, что запомнил только его заляпанный кровью халат.
- Вынужден признаться, нет, - ответил он.
Трамвай пересек Гюртель, внешнюю кольцевую дорогу города. Дальше пошли построенные за последние несколько десятилетий серые многоквартирные дома, где жил простой люд.
- Вы уверены? - Казалось, Гросс был искренне удивлен. - Друг мой, попытайтесь восстановить в памяти зал в морге. Вызовите в воображении обстановку, освещение, а затем уберите все лишнее. Оставьте только прозектора, сосредоточенного на своей работе настолько, что он не потрудился на нас посмотреть. Вглядитесь в него, Вертен. Ищите что-то красное.
- Гросс, что там может быть красного, кроме крови? - Вертена игра начала захватывать.
Сидящий впереди старик в тирольской шляпе обернулся.
Встретив его вопросительный взгляд, Гросс тронул край своего котелка и вернулся к разговору.
- Нет, нет, Вертен. Не кровь, а родимое пятно. У этого человека на левом виске есть крупное родимое пятно в форме полумесяца. Оно было хорошо видно, когда мы вошли.
Вертен прикрыл на пару секунд глаза, восстанавливая в памяти зал в морге. Увидел руки прозектора, копающиеся в брюшной полости трупа, затем его мысленный взгляд пошел вверх. Вот и родимое пятно.
- Вы правы, Гросс. У него есть родимое пятно, именно в форме полумесяца.
- Вот видите, оказывается, это не так уж сложно. - Гросс улыбнулся. - Кстати, Вертен, наблюдательность нуждается в постоянной тренировке. Вот мне очень помогает изобразительное искусство. Я могу быть надежным свидетелем. - Заметив во взгляде адвоката недоумение, он пояснил: - Часто на допросах свидетели говорят одно, а на суде совсем другое. Сколько раз в моей практике дела рассыпались из-за подобных вещей. Понимаете, люди легко поддаются внушению, особенно если им намекнуть. Бывали случаи, когда дальтоники твердо заявляли, что, например, рубашка на подозреваемом была синяя. Вам известно, что пять процентов взрослых мужчин не могут отличить красный цвет от синего?
- Гросс, опять вы поражаете меня широтой своих знаний.
Криминалист уловил в тоне Вертена сарказм.
- Извините, старина, если я вам наскучил. - Он помолчал с минуту, затем добавил: - Кстати, у прозектора нет никакого родимого пятна. Это вам еще один пример, как легко человек поддается внушению.
Остаток пути к дому Анны Плётцл они молчали.
Она жила в самом конце трамвайной линии, рядом с кладбищем. На узкой улице, в пятиэтажном многоквартирном доме, таком же как все остальные в квартале. Парадная дверь была открыта. Жители здесь обходились без любознательной консьержки, следящей за порядком.
Квартира Анны Плётцл была на пятом этаже, в конце коридора. Перед тем как постучать в дверь, Вертен про себя помолился, чтобы она оказалась дома. Ему очень не хотелось еще раз ехать в Оттакринг для подтверждения алиби Климта.
Пришлось постучать еще два раза, прежде чем дверь открыла улыбающаяся миниатюрная женщина. Впрочем, улыбку быстро сменило хмурое выражение. Она, видимо, ждала кого-то, но явно не их.
- Что вам угодно?
- Сударыня, - проговорил Гросс, стаскивая с головы котелок и слегка подталкивая Вертена, чтобы он сделал то же самое. - Мы явились с миссией от вашего доброго друга герра Климта.
- Вас послал Густль? - недоверчиво спросила она.
Анна была совсем не похожа на бесплотных неземных женщин, которых изображал на своих полотнах Климт. Вертен удивлялся, что мог найти в ней художник. Неказистая, плоскогрудая, над верхней губой темные волоски.
- Разумеется, мадам, он нас послал, - ответил Гросс, но эти слова только усилили ее подозрения.
Вертен извлек визитную карточку.
- Фрейлейн Плётцл, я адвокат герра Климта.
Анна взяла карточку. Рука у нее была огрубевшая, натруженная. Не исключено, что прежде она работала прачкой, подумал Вертен.
- Зачем ему понадобился адвокат?
- Может быть, вы позволите нам войти, и мы все объясним? - предложил Вертен.
- А что тут объяснять?
Появившийся сзади мальчик потянул ее за юбки. Она его отпихнула.
- Иди играй, Густль. Видишь, мама занята.
Анна снова посмотрела на визитную карточку и кивнула:
- Ну что ж, входите.
Далеко идти не пришлось. Почти сразу за порогом начиналась комната, которая, очевидно, служила гостиной, спальней и столовой одновременно. Над неприбранной двуспальной кроватью висело распятие. По кровати и полу были разбросаны детские кубики. В центре комнаты на заставленном грязной посудой овальном столе лежали листки с каракулями ребенка. Тут же валялась и нуждающаяся в стирке женская сорочка.
Вертен был смущен. Он не подозревал, что такая обстановка может быть частью жизни Климта.
- Что он натворил, что ему понадобился адвокат? - спросила Анна. Затем, взглянув на Гросса, добавила: - Даже два.
- Мы призваны ему помочь, - начал Гросс, но она его оборвала:
- Если у него неприятности, пусть разбирается сам. Мне и своих хватает.
Вертен вскочил.
- Никаких неприятностей нет, я вас заверяю. Мы пришли, только чтобы убедиться…
- Я знаю, что значит "убедиться". Не надо мне ничего разъяснять. Кое-что прочитала в книгах.
Она показала на книжный шкаф в углу комнаты.
- Интересно. - Гросс тут же двинулся к шкафу и начал перебирать книги.
- Собственно говоря, нам от вас нужно только одно, - продолжил Вертен. - Чтобы вы подтвердили, что герр Климт действительно был здесь прошлым вечером.
- Чего это ради я буду что-то подтверждать? За кого вы меня принимаете?
- За человека, близкого герру Климту.
- Что значит близкого? Ну приходит он иногда сюда меня рисовать. Но только лицо, учтите. Ничего неприличного.
- Конечно, конечно. А вчера?
Она нахмурилась.
- Оставьте, пожалуйста, меня в покое. Вчера, вчера… ничего я вам не скажу.
- Полно вам скромничать, фрейлейн Плётцль. - Потеряв терпение Вертен повысил голос. - Климту нужна ваша помощь.
- Выходит, у него неприятности. Тогда зачем вы мне солгали? - Она выхватила из рук Гросса книгу и показала на дверь. - Мне неприятности не нужны. Так что уходите.
- Фрейлейн Плётцль…
- Я фрау Плётцль. Господь дал вам глаза, почему вы ими не пользуетесь? Вот же мой сын.
- А где его отец? - спросил Гросс.
- Это не ваше дело. Убирайтесь, или я начну звать на помощь. Таким приличным господам, наверное, скандал ни к чему.
- Мама, - подал из угла голос мальчик, - когда придет дядя Густль? - Он был совершенно не похож на Климта. Слабенький, бледный.
- Убирайтесь! - крикнула Анна. - Немедленно!
Медлить они не стали.
- Ну, и какой итог? - спросил Вертен, когда они вышли на улицу.
- Я полагаю, она все подтвердит, если ее попросит сам Климт. Но на суде свидетельства женщины из низов будут мало что значить. - Он усмехнулся. - А гонора-то сколько. Прижила сына от любовника, который вряд ли при дневном свете осмелится произнести ее имя, и тем не менее озабочена чистотой своей репутации. Не желает помочь любовнику, попавшему в беду.
- Теперь я не сомневаюсь, что Климт действительно был у нее вчера вечером, - сказал Вертен. - Понятно, почему его такое алиби сильно смущает.
- Однако возвращаемся мы не с пустыми руками.
Гросс достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул Вертену. Развернув его, тот увидел грубый карандашный набросок бородача, сильно похожего на Климта, но с рожками и раздвоенным хвостом. Подпись печатными буквами внизу гласила: КЛИМТ.
- Откуда это у вас? - спросил Вертен, протягивая листок обратно.
- Лежал в книге, которую я смотрел у любезной фрау Плётцль. Сомневаюсь, что она ее читала. Скорее всего книгу принес Густав Климт.
- Ну принес и принес. Что в этом такого? Климт читает. В конце концов, он художник, а не варвар.
- Полагаю, что нет. Хотя с другой стороны…
- Пожалуйста, Гросс, не надо. Что это за книга?
- "Гениальный человек".
- Чезаре Ломброзо?