Тут его взгляд привлекла дверь стенного шкафа. Он открыл ее и с удовольствием увидел, что это действительно платяной шкаф. Справа на плечиках висели рубашки и два отутюженных хороших костюма - совершенно одинаковые, светло-серые. Слева на полочках лежало свежее белье, носки, носовые платки и все такое.
Носки были темные. Дядюшка вынул одну пару. Явно ненадеванные, хотя и не сшитые ниточкой. "Интересно, - подумал Григорий Иванович, - что же, он каждый раз новые носки надевает? А рубашки?" Однако при ближайшем рассмотрении он пришел к выводу, что рубашки были уже стиранные, но прекрасно накрахмаленные и отглаженные.
Выбрав рубашку, белье и носки, Григорий Иванович оделся. Прохладный душ, чистое белье, хороший костюм придали ему бодрости и уверенности.
Он подошел к окну. Внизу по внутренней части Кремля ветер гнал желтые листья. На постах стояли охранники, где-то вдали виднелся знакомый с детства силуэт царь-колокола. Григорий Иванович вздохнул полной грудью, расправил плечи и решительным шагом направился в кабинет.
Он был готов к любым свершениям. Пусть ему придется сложить голову ради своей страны, в эту минуту он был готов на все. "Бедная Зина", - мелькнула в голове мысль, но тут же исчезла.
Папки по-прежнему стопкой лежали на краю стола, но Григорию Ивановичу показалось, что они сложены как-то ровнее, чем он сам это сделал вчера. В ожидании, когда кто-то появится, он хотел было сесть за стол, однако в этот момент в дверь постучали.
- Да, войдите, - "государственным" грудным голосом пригласил дядюшка.
Дверь открылась. Честно говоря, Грязнов-старший ожидал увидеть на пороге вчерашнего референта Панова, однако появился совершенно другой человек. На миг дядюшка запаниковал, поняв, что этого лица не было в полученных им личных делах.
- Доброе утро, Андрей Степанович, - сказал вошедший.
- Доброе утро, - мрачно ответил дядюшка. - А где Павел Сергеевич?
- Он приболел, взял больничный. Перенапряжение, - объяснил незнакомец. - Позвольте представиться: Валерий Олегович Рыбников. Буду с вами откровенен - после вчерашних событий мы решили временно усилить вашу охрану. Теперь я буду постоянно находиться при вас. Вы же понимаете, то, что имело место вчера, - беспрецедентно. И генерал Шилов очень обеспокоен событиями.
- Согласен с вашими мерами, - кивнул головой Григорий Иванович. - Я и сам вчера думал над тем, кого из своих ближайших помощников следует поставить в известность, - он указал рукой на стопку папок с личными делами.
- Никого не надо ставить в известность, - покачал головой Рыбников.
- Но как же мои референты, помощники? - спросил "Президент". - Поймите, что бы ни произошло вчера, моя работа не должна останавливаться. У меня переговоры, время расписано на несколько дней вперед. Мне трудно все удерживать в памяти. Поэтому от помощи референтов я не могу отказаться.
Если бы у Григория Ивановича была возможность остановиться и посмотреть на себя со стороны, он бы и сам поразился той уверенности, с которой сейчас вел роль Президента России. Но он был не просто прирожденным актером, но и патриотом своей страны. Это и придавало ему сил.
- Разумеется, Андрей Степанович, разумеется, - поспешил уверить его Рыбников, - ваши референты никуда не денутся. Но при вас также все время буду я.
- Не возражаю, - кивнул головой "Президент". - У меня сегодня телефонный разговор с украинским Президентом, конечно, тут бы мне понадобился Панов, но раз он заболел...- Григорий Иванович пожал плечами и задумался: - Тогда нельзя ли пригласить ко мне референта по Латинской Америке, уточнить кое-что надо - вечером у меня встреча с послом Венесуэлы. Это же страна-производитель нефти, так что нам будет о чем поговорить.
Григорий Иванович замолчал, стараясь определить, какое впечатление он произвел на охранника. Тот только понимающе кивнул головой.
- Я говорю об Игоре Хлебопекове, - продолжал Григорий Иванович, радуясь, что вчера назубок выучил имена своих помощников. - Я надеюсь, он не заболел.
- Я узнаю, - кивнул головой Рыбников, - думаю, что он здоров.
- Вот-вот, узнайте, - сказал "Президент". - И, раз вы взяли инициативу в свои руки, распорядитесь, чтобы унесли эти папки. Они мне пока не нужны.
Что-то нерешительное промелькнуло в глазах Рыбникова, на миг дядюшке показалось, что он удивлен, но в следующий же момент охранник кивнул головой и сказал:
- Сейчас распоряжусь.
Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
На миг, только на самый короткий миг, на лице "Президента" промелькнула озорная, почти мальчишеская усмешка: "Во как мы их, Гришка". Но эта усмешка тут же погасла, уступив место самой серьезной сосредоточенности, которая единственно и пристала главе государства.
Через пару минут Рыбников вернулся и доложил, что Игорь Хлебопеков придет через полчаса.
- Отлично, - сказал "Президент", - у нас как раз будет время позавтракать.
- Ну, заходи, Костя, - сказала Романова, - ты уж прости, что я на тебя накричала. Нервы совершенно ни к черту. Ну что там у тебя, выкладывай.
- Ладно, не извиняйся,- махнул рукой Меркулов,- все понимаю. Но я сразу к делу.
- Кофе будешь? Ты мне скажи, труп-то тебе зачем понадобился? - спросила Романова; ответа на первый вопрос она не дождалась, бросила в чашки по две ложки растворимого кофе, налила кипятку, размешала и жестом предложила Меркулову.
- Сейчас я тебе все объясню. Помнишь это дело по убийству Карапетяна? Как подозреваемого в Калуге милиционер опознал?
- Ну конечно, помню. Гамлет из Подольска.
- Вот-вот. Подозреваемого взяли. А поскольку Карапетян прописан был в области да хвосты у них тянулись куда-то в Краснодарский край, дело передали в российскую прокуратуру. Ну и известно, что этот подозреваемый, Сергей Саруханов, молчит. Не то чтобы все отрицает, а вообще молчит. Дело по оперативной линии вел Шведов, и так все там напугал... но об этом после. И вот меня тут Саша Турецкий попросил разобраться с Сарухановым. Он ведь - банкир.
- А Сашок у нас теперь как раз банкирами интересуется. И их женами тоже, между прочим, - заметила Романова. - Особенно интересными.
- Ну, интересными он всегда интересовался, - усмехнулся Меркулов, - но сейчас дело не в этом.
Меркулов в двух словах рассказал Романовой про Саруханова и его поведение во время допроса.
- Понимаешь, Шура, ты, как всегда, скажешь, что факты неумолимее психологии, но в данном случае у нас ведь нет и фактов. У меня сложилось впечатление, что Саруханов невиновен, но знает убийц и считает их всесильными. Мне казалось, что он преувеличивает. Это ведь бывает.
- Еще бы. Как говорится, у страха глаза велики, - кивнула Романова.
- Но оказалось, что он был прав. Уходя, я попросил перевести Саруханова в тюремную медсанчасть, мне показалось, что он находится на грани нервного срыва. Так вот, вместо этого его поместили в камеру к рецидивистам, которые его чуть не убили. И убили бы, если бы не один контролер СИЗО.
- Вот это меня больше всего удивляет в твоей истории, Костя, - сказала Романова, прихлебывая кофе. - Уж если решили его убрать, так тут никакой контролер не поможет.
- Значит, Саруханову повезло. Контролер запер его в одиночке, где он сидел до этого, а когда его смена закончилась, рано утром позвонил мне. Дело очень серьезное, Шура. Люди, которые хотят, чтобы Саруханов молчал, видимо, действительно очень сильны. Я-то не поверил ему, а зря.
- Ну заберем его на Петровку для допроса, а там как-нибудь спрячем. Умер, сбежал, убит при попытке к бегству. Да мало ли чего.
- Документы другие, - подсказал Меркулов.
Романова оперлась щекой о руку и горестно вздохнула:
- Костя, подумай, с каких это пор нам приходится действовать, как будто мы преступники. Это же их штучки, а не наши.
- Знаешь, Шура, - сказал Меркулов, и на его лице появилось выражение, которого Романова еще никогда не видела, - когда преступники - это само государство, нам приходится действовать любыми методами, чтобы спасти невинных.
Глава тринадцатая СОВЕТ БЕЗОПАСНОСТИ
1
Впоследствии и сам Григорий Иванович удивлялся той легкости, с которой ему далась роль Президента. Самым трудным был первый вечер, затем все пошло как по маслу.
Телефонный разговор с Украиной прошел без сучка, без задоринки. "Российский глава" держался той тактики, которую ему вчера подсказал референт по ближнему зарубежью. Он разговаривал очень доброжелательно, не забывая, впрочем, что он одновременно, так сказать, "старший по званию", но при этом не давал никаких конкретных обещаний. Мол, все будет хорошо, разумеется, сотрудничество необходимо, но ни о каких конкретных шагах он говорить пока не готов.
Затем после непродолжительного отдыха он отправился на заседание Совета безопасности, которое проходило здесь же, в Кремле. На Совете присутствовали все силовые министры, а также еще какие-то люди в штатском, которых Григорий Иванович не знал, но и показывать этого, разумеется, не стал. Заседание было закрытым, и одним из важнейших вопросов была проблема с Чечней.
Галкин высказывался очень резко. Говорил о наглости чеченского босса Дешериева. "Да если у нас каждый генерал объявит себя Президентом, что ж тогда будет!"
"Кончится все Московским княжеством!" - сказал кто-то.
"Чечня подаст пример, а потом все разбегутся. Хватит Россию разваливать!"
"Да раньше они и никнуть не смели".
Григорий Иванович был согласен с говорившими целиком и полностью. Его и самого раздражала какая-то глупая мягкотелость властей. Мало того, что эти чернозадые заполонили Россию. Где их только нет! Даже в Ольге организовали кооператив "Адыгея", понаставили коммерческих палаток и продают все по бешеным ценам. Когда появилась первая, Зина мимо проходила, так у нее от этих цен аж глаза на лоб полезли. Правильно говорят товарищи - надо их наконец к ногтю прижать.
Пока остальные говорили, Григорий Иванович присматривался к тем, кого знал в лицо по газетным статьям, по выступлениям на телевидении. Вблизи они все казались немного не такими, как на расстоянии. Одновременно простыми - обычные люди в комнате, но в то же время у них проявлялись какие-то иные, незнакомые черты. Взять, например, шефа безопасности Степанова. Он Грязнову-старшему не понравился. Сухарь какой-то и, кажется, очень себе на уме. Сидит, губы поджал, говорит мало, все больше слушает. Милицейский министр Еркин поживее, но его сильно портило в глазах Григория Ивановича то, что уж слишком он был похож на их замполита. А был тот, между прочим, скотина скотиной.
А вот Галкин пришелся Григорию Ивановичу по душе. "Парень свой в доску", - подумал он, когда Галкин начал говорить. Настоящий офицер. Молодой, конечно, но ведь уже Герой Советского Союза. За просто так такую награду не получишь. Да и то, что говорил министр обороны, было очень созвучно мыслям и чувствам самого Грязнова-дядюшки. Вся эта игра в демократию не нравилась ему с самого начала. Виданное ли дело - взяли и развалили такую державу, а теперь еще с Чечней миндальничают. Хватит того, что Прибалтику профукали. Украину же со всякими там Кавказом и Средней Азией дядюшка не считал окончательно потерянными.
Поэтому, когда настала пауза, Григорий Иванович приосанился и тем голосом, которым он обычно вещал на постановках "Августа 91-го", сказал:
- Я выслушал разные мнения и хочу высказать свое. Вопрос с чеченскими бандформированиями надо решать. И решать его надо сейчас. Если понадобится - военными мерами. Мы не можем мириться с развалом России. Россия должна оставаться неделимой.
Григорий Иванович не мог не заметить, что на большинство присутствующих его небольшая речь произвела самое благоприятное впечатление.
- Я давно говорил, надо применять силу! - сурово сказал Галкин. - Грозный мы возьмем в два дня и раздавим на месте это осиное гнездо. Пора решать чеченскую проблему.
- Я уверен, российский народ нас поддержит, - вторил ему "Президент", - все уже давно устали от наглости этих бандитов.
Когда Совет закончился, Григорий Иванович решил подойти к Галкину. Хотелось поближе познакомиться с этим отличным парнем, которым оказался министр обороны.
- Нил Сергеич, - сказал он, - хорошо бы нам поподробнее обсудить чеченскую проблему. Может быть, встретимся как-нибудь в более простой обстановке.
- Андрей Степанович, разумеется, - расплылся в улыбке Галкин, - давно пора нам подумать, что делать с этим зарвавшимся пилотом Дешериевым. Тоже мне...
Он употребил одно крепкое выражение, характеризуя бывшего генерала авиации. Это произвело на Григория Ивановича совсем отрадное впечатление. "Есть и в Кремле нормальные ребята", - подумал он.
- А еще я хочу познакомить вас с новым военным оборудованием. Поразительная штука, - Галкин улыбнулся. - Новейшая разработка по линии ПВО.
Григорий Иванович заинтересовался - то, что касалось ПВО, он принимал близко к сердцу.
- Стоит вражеской ракете войти в наше пространство, этот прибор тут же ее усечет и выдаст на экран полную характеристику.
- Хотелось бы посмотреть, - удивленно покачал головой Григорий Иванович.
- Я вам могу сегодня же показать.
- Не возражаю. После обеда с послом Венесуэлы. Я попробую этого посла поскорее спровадить, ну и потолкуем, - кивнул головой "Президент".
2
День выдался солнечный. Алексей предложил Анне Федоровне вымыть наконец окна и закупорить их на зиму.
- Мне сын обещал, - глядя в сторону, тихо ответила она. Алексею не понадобилось приглядываться к облупленной замазке и отклеившейся бумаге. По голосу Анны Федоровны было ясно, что обещание сына на днях справит юбилей. Как минимум, пятилетний.
Пора было брать дело в мужские руки.
- Зачем беспокоить занятого человека, - сказал он без малейшего намека на иронию. - Сами управимся.
И тут же выставил Анну Федоровну в гости к соседке Оле и ее мужу, очкастому интеллигенту из Герценовского института. Стрельнул у Тараса заимообразно пузырь нитхинола (тот держал его для своих "Жигулей") и принялся отдирать от стекол первородный грех. И процесс, как говорится, пошел. Скоро Анна Федоровна с Олей варили на кухне клейстер, Олин муж Гриша подавал тряпки и завистливо возмущался самонадеянностью Алексея, преспокойно расхаживавшего по карнизу четвертого этажа.
Алексей вполуха слушал его и думал о том, как повезло не ценившего этого дурачку. Если сравнить Гришин мир с тем, в котором жил он сам, получалось, что обитали они на разных планетах. Гриша не умел ни драться, ни стрелять, он боялся высоты, опасался хулиганов в подъезде и много чего еще, он спешил домой к жене и таскал из молочной кухни теплые бутылочки для малыша. Чего, спрашивается, еще не хватает? Квартиры на двух уровнях, дачи, машины?.. Ну я же и говорю - дурачок.
"Шарп", настроенный на "Европу Плюс", тихонько ворковал, пристроившись на табуретке.
-...Группа "Сплошь в синяках" ! - жизнерадостно объявил диктор.
- Ну вот! - обреченно прокомментировал Гриша. - То "Ногу свело", то "Лесоповал", а теперь еще и "Сплошь в синяках". Чего только не выдумают от безделья. Может, выключим?
- Не надо, - сказал Алексей. - Пусть болтает, лишь бы не про политику.
Из приемника послышался гитарный аккорд.
Чернеет вода, клубится серый туман.
Под небом беззвездным холодный спит океан.
Кроваво горит вдали последний закат.
Полгода спустя вернется солнце назад.
Скользит его отблеск по краю вечного льда.
Клубится серый туман, чернеет вода.
С востока грядет, наползая, кромешный мрак.
По океану неспешно плывет гора.
Хрустальные грани хранят неслышимый звон.
Зеленые глыбы дробят багровый огонь.
Чудес не бывает и не было никогда,
Но чудится светоч живой под толщами льда.
И даже когда затянет ночь небосклон,
В прозрачной пещере будет гореть огонь.
И отблеск будет бежать по черной воде,
И кто-то направит корабль к далекой звезде.
И будет ему светить надежды маяк,
Пока над головой не сомкнется мрак,
И не приснится последний, волшебный сон
Про айсберг, в котором горел зеленый огонь.
Солист "Синяков" из кожи лез, имитируя покойного Цоя, но Алексей все равно пожалел, что это не кассета. Надо будет, решил он, посмотреть по ларькам, ведь наверняка где-нибудь попадется. Он подумал еще немного и усмехнулся про себя, полируя верхнее стекло. С ним уже бывало такое. Западал в память хвост случайно услышанной песни, и воображение дорисовывало все остальное. Так что, когда удавалось раздобыть запись, наступало разочарование.
- Кажется, - сказал Гриша, - я понял, почему молодежи нравятся иностранные песни.
- Ну и?.. - рассеянно спросил Алексей.
- Когда не знаешь языка, легче воспринимать все вместе, как музыку. И даже если понимаешь, по-английски дебильность текстов все-таки не так очевидна.
Алексей спорить не стал. Он вообще не любил спорить.
По окончании трудов Гриша был отправлен в магазин за кефиром, и Анна Федоровна нажарила оладьев на всю честную компанию. Крутой Тарас, которому вернули ополовиненный пузырь нитхинола, в ответ на приглашение пробурчал, что ему, мол, не положено по диете. Однако потом явился на запах и даже выставил две банки сгущенки.
Под конец оладьев Анна Федоровна включила телевизор, коротавший век на комоде. Как все пожилые люди, она решительно не могла обходиться без новостей. ("Алеша, ну откуда у вас подобное безразличие? Это ведь наша жизнь!") Алеше было глубоко наплевать на такие мелочи, как Дума и правительство, но раздел городской хроники заставил его мгновенно навострить уши.
-...Да неужели вы меня по-человечески не понимаете? - возмущалась с черно-белого экрана мордастая тетка. - Эти баночки... такие яркие, вкусные... а зарплата! А у меня внуки, они тоже хотят!..
Тетку звали Алевтина Викторовна Нечипоренко. Как выяснилось, возглавляемый ею доблестный коллектив умудрился распихать по сумкам чуть не половину деликатесов,
присланных сердобольными немцами для детского дома. Доисторический "Рекорд" красок не передавал, но Алевтина Викторовна явно была пунцовой от неподдельной обиды. Она даже и не думала отпираться. Она ИМЕЛА ПРАВО. Ее внуки ХОТЕЛИ.
Сволочи все!!! - кричал ее взгляд. Всех бы порошком, как тараканов, чтоб, кому получше, воздухом дышать не мешали...
"Сука, - думал человек, назвавшийся Алексеем Снегиревым, глядя, как болтаются у нее в мочках ушей тяжеленные золотые серьги. - Внуки у нее. И тоже хотят. Сука".
Их взгляды встретились, и телевизор не выдержал взаимного напряжения. В нем что-то громко щелкнуло, запахло жареным электричеством, и пропала сперва картинка, а потом и звук. Кот мяукнул и удрал под кровать. Тарас, сидевший ближе всех, проворно выдернул вилку.
Когда телевизор остыл, мужчины притащили авометр, и Алексей - кто тут у нас инженер-электрик? - долго рылся в пыльных ламповых недрах. Звук в конце концов появился, но изображение восстановить так и не удалось.