Последний вопрос ударил Саруханова, словно током. Он боится? Мог ли он показать это женщине, тем более такой прекрасной, тонкой, женственной? Он лучше бы умер, чем признался в своих страхах, тем более что они были, эти страхи.
- Я ничего не боюсь, - сказал он, прижимая ее к себе. - И мы, конечно, можем выйти на улицу. Хоть сейчас.
- Сейчас не стоит, - улыбнулась Татьяна, - а вот через час рассветет. Я так люблю раннее утро...
3
Саруханов не сразу понял, что произошло. Сзади на него прыгнули двое. Он обернулся и ударил одного, судорожно ища глазами Татьяну. Ее нигде не было. "Хорошо, что ей удалось уйти, - подумал он. - Засада", - мелькнула вторая мысль. Он вспомнил телефон на кухонном столе. Но эта мысль промелькнула и сразу же улетучилась - потому что в руках у одного из нападавших блеснул нож.
Полоснуло, но боли не было. Сергей ждал нового удара, но его не последовало, напротив, стало легче дышать. Он с трудом приподнял голову и увидел бегущего Турецкого.
Турецкий сломя голову влетел в переулок. Положение было критическим. Саруханов тихо сползал по грязно-желтой стене, перед ним в боевой стойке стоял плечистый молодой парень, и с конца широкого ножа на асфальт капала кровь. Парень, видно, только что нанес удар и теперь как будто раздумывал: то ли для верности пырнуть Сергея еще, то ли выбросить орудие преступления и смываться. Второй, державшийся несколько сбоку, обернулся на звук шагов.
- Стоять!.. Мать вашу!!! - во все горло заорал Турецкий, надеясь не столько отвлечь боевиков, сколько рассчитывая разбудить кого-нибудь за темными окнами. Ибо все предыдущее, как он понимал, произошло очень тихо и быстро.
Парни переглянулись. Первый кивнул второму, и второй упругими скачками двинулся навстречу Турецкому. В его руке словно сам собой возник нож с лезвием по верхнему краю.
Для раздумий у Турецкого времени не оставалось, и только благодаря этому он встретил боевика по всем правиламм. Ушел с линии атаки, успел подхватить мелькнувшую руку, крутанулся направо и заломил парню кисть. Дальше полагалось бросать башкой оземь, но в самый решительный момент недолеченное плечо предательски екнуло, рука безвольно обвисла, и вместо броска получился какой-то бездарный толчок. Парень упруго перекатился назад и мгновенно вскочил. Его напарник покинул обмякшего Саруханова (Турецкий заметил, что глаза у Сергея закатились) и двинулся на помощь второму. Не то чтобы тот не мог справиться сам - бывалые ребята уже поняли, что во второй раз уйти от ножа он вряд ли успеет. Просто шум, который в самом деле кого-нибудь мог разбудить, требовалось прекратить, и побыстрее.
Турецкий понял, что погиб, судорожно вскинул здоровую руку ко рту, собираясь хотя бы засвистеть... и в это время из-за угла дома вышел человек с красным рюкзаком за спиной, а на улице еле слышно заворчала мотором отъезжающая машина. Турист, сообразил Саша. Возвращается домой с уик-энда в лесу или на байдарке. Черт носит их в такую погоду. Господи, только его тут еще не хватало!..
Второй, не оглядываясь, продолжал теснить Турецкого в угол двора. Первый развернулся к туристу и сделал в его сторону угрожающее движение ножом: дескать, вали по-хорошему, да смотри, покрепче забудь все, что видел и слышал. Турист сперва удивленно остановился, потом сбросил рюкзак и пошел навстречу боевику.
Второй самоуверенно покосился назад, посмотреть, в чем там заминка у первого, на миг отвлекся, и Турецкий все-таки успел нырнуть под блестящее лезвие, рванувшееся к его горлу. Он увидел несущийся навстречу асфальт, выставил больную руку для кувырка и понял, что теперь уже наверняка погиб, ведь рука сейчас подогнется. Однако рука не подогнулась, и Турецкий получил еще секунд пять жизни. Вряд ли больше. Он лежал на спине и, несмотря на мелькавшие в глазах огоньки, теоретически все-таки был еще не совсем беспомощным, но...
На самом деле он был им не нужен. Скорее всего, они просто бросили бы его и сбежали, если бы не турист. Раздался жуткий крик. Турецкий и второй боевик обернулись. Турист стоял на коленях над распластанным первым и, согнув ему ногу, энергично поворачивал ступню. Нож валялся на асфальте метрах в пяти. Парень кричал без слов, как раненое животное.
Вот теперь в ближайших домах наверняка уже вовсю крутились телефонные диски. Мужчина выпустил потерявшего сознание боевика, тут же каким-то непостижимым образом оказался на ногах и немедленно прыгнул ко второму.
Второй сразу понял, что лучше не подпускать его к себе. Он метнул нож, но от потрясения и испуга промахнулся. И со скоростью спринтера рванул прочь.
Мужчина не стал его догонять.
- Живой? - спросил он, останавливаясь над Турецким.
- Да вроде, - отозвался Саша. - Спасибо...
Он мог бы поклясться, что ни разу не ударялся головой, но факт оставался фактом - с разбитого лба по лицу текла кровь. Он вспомнил о Саруханове и поспешно поднялся.
Когда он подбежал к Сергею, тот застонал и повернул голову.
- Держись, - сказал Турецкий, осознавая, что весь бой длился мгновения. - Сейчас "скорую" вызовем.
Мужчина вынул из рюкзака тонкий шнур и деловито вязал первого, не забыв охватить петлей изувеченную ступню. Боевик дергался и хрипел от боли. Саруханов прижал вялую руку к тому месту, куда попал нож. Ладонь окрасилась кровью.
Турецкий видел, что под телом Сергея расползалась густая темная лужа. Быстро и осторожно он стащил с него куртку и, разорвав рубашку, попытался крепко перетянуть грудь - удар пришелся под ребра.
- Что ж ты, дурак, выходишь, ведь предупреждали!..- приговаривал Турецкий, торопливо накладывая повязку. - Да и времечко выбрал!
- Она, - одними губами выдавил Саруханов.
Турецкий вмиг понял, о ком шла речь...
- Сука!.. - взвыл он. - Значит, и тебя вокруг пальца обвела!..
- Она видела фоторобот, - сказал Саруханов и потерял сознание.
Саша завертел головой, ища глазами "туриста", но того нигде не было видно. Не было и красного рюкзака.
- Гражданка Бурмеева, вы арестованы.
Собственно, Татьяна не слишком удивилась, когда час спустя открыла дверь и увидела на пороге двух милиционеров, а с ними следователя Сашу Турецкого, не поразила ее и услышанная фраза.
Долгое утро все еще никак не кончалось. На Татьяне был тот же брючный шелковый костюм, который она надела, выходя из дома вместе с Сергеем. Из комнаты выглянула заспанная растрепанная Корина в халате, казавшаяся от этого старше и бестолковее.
- Что такое, Танюша? - спросила она, удивленно глядя на людей в милицейской форме и все еще не понимая, как они оказались в прихожей.
- Сергей решил выйти, на него напали. Он в больнице. Я была с ним. Меня везут на допрос, - очень кратко изложила Татьяна суть дела, опустив лишь ту деталь, что сама она арестована.
- Как же так! Сережа! - всплеснула руками Корина. - Ему же нельзя было выходить.
- Устал сидеть дома, - пожала плечами Татьяна.
- А они его караулили, подлецы! - воскликнула Корина и, обратившись к Турецкому, с которым она разговаривала всего несколько часов назад, спросила: - Как он? Куда его увезли?
- В Склиф, - ответил Турецкий, - положение тяжелое. Очень большая потеря крови.
- Мерзавцы! - Корина погрозила кулаком в пространство.
Турецкий в изумлении наблюдал, что на лице Татьяны решительным образом ничего не отражается. Трудно было даже представить себе такое самообладание. Она выглядела озабоченной, подавленной, но никак не виноватой. Судя по ее виду можно было скорее предположить, что она переживает из-за Саруханова, чем то, что она опасается правоохранительных органов.
- Не беспокойтесь, Корина Аршавировна, - сказала она, - все будет хорошо. Пойдемте, - кивнула она милиционерам, так и не посмотрев в сторону Турецкого.
Турецкий шел домой, стиснув зубы. Плечо, еще не окончательно зажившее, отчаянно разболелось. Во время драки он забыл о нем, но теперь оно ответило ноющей болью. Но главное было не это - физическая боль далеко не всегда самая мучительная. И сейчас Турецкий был даже рад, что болело плечо - это отвлекало от другой боли - от смеси обиды, досады и ярости, переполнявшей душу.
Как он мог влюбиться в эту женщину! Продажную, лживую, подлую. И при этом обладавшую лицом ангела. Она смеялась над ним, как смеялась и над другими, ни на минуту не сомневаясь в себе. Она шла в полном смысле слова по трупам влюбленных в нее мужчин, пользуясь своей властью над ними. Но кроме ненависти и презрения к Татьяне Турецкого мучили презрение и ненависть к самому себе. Что же он, оказывается, не может устоять ни перед одной хорошей фигурой и смазливым лицом? Что заставило его мечтать об этой женщине? Сейчас ему трудно было поверить в это, но ведь был подлый момент, когда он был готов ради Татьяны бросить Ирину с дочкой. Турецкому хотелось верить в то, что он все же никогда бы не пошел на это, но какой-то голос внутри нашептывал, что, если бы Татьяне этого очень захотелось, если бы Турецкий был ей нужен, она скорее всего добилась бы того, чего хотела. Какое счастье, что он принадлежит к не интересующей ее касте бюджетников-голодранцев.
И еще мучило запоздалое раскаяние перед Ириной. Ведь она-то предана ему до гробовой доски. "Все,- принял ТВЕРДОЕ решение Турецкий,- воскресенье проведу с семьей. А то они меня совершенно не видят. Скоро дочка забудет, как выглядит ее родной отец".
Он подошел к дверям своей маленькой квартирки, открыл дверь.
- Папа, папочка! - закричала дочка.
Турецкий поднял ребенка на руки и сразу скорчился от боли - плечо. Он осторожно поставил девочку на пол.
- Погоди, я сейчас умоюсь, а то видишь, какой папа грязный.
- Саша, что-то случилось? - встревожено спросила Ирина. - У тебя такой вид... Ты дрался?
- Да, - махнул здоровой рукой Турецкий. - Брали одного типа, который немножко сопротивлялся. Ничего особенного. Только вот плечо что-то недовольно.
Ирина помогла ему стянуть с больной руки куртку, свитер и рубашку.
- Иди умывайся, - сказала она, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Она по опыту знала, что если муж сам не вдается в подробности, то лучше его и не расспрашивать. - У меня сегодня на обед грибной суп.
- Милая ты моя, - Турецкий с нежностью обнял жену здоровой рукой, - какой ты у меня молодец.
Он смотрел на жену совершенно другими глазами и не понимал, как мог он хотя бы на миг подумать, что может расстаться с ней, ведь на всем белом свете не было у него человека ближе и роднее, чем она.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОДИНОКИЙ ВОЛК
Человеку, назвавшему себя Алексеем Снегиревым, было тридцать шесть лет. Последние двенадцать из них он был киллером. Затесавшись среди мирной толпы пассажиров, в бывший Ленинград приехал наемный убийца. Приехал с подлинным российским паспортом, сделанным по его просьбе израильтянами. Приехал потому, что здесь у него были заказчики. Но это - во-вторых.
Во-первых, это был его родной город.
В тебя когда-нибудь стреляли свои?..
Полет с четырнадцатого этажа занимает примерно три с половиной секунды. Хватит времени сообразить, откуда взялась пуля, пробившая легкое. Наверное, она уже вращалась в стволе, когда ты ощутил нечто и потому начал двигаться в сторону. Поэтому и получил ее не в сердце.
Санька Веригин работал в американском стиле и целился исключительно в корпус, считая все остальное непрофессионализмом. Твой напарник, которому ты в силу врожденного идиотизма верил как себе самому. "Почерк" которого ты узнал бы из тысячи.
Сначала ты обрадовался, что угодил все-таки в воду, а не на асфальт...
Тебя когда-нибудь подвешивали в белоснежном кафельном уголке большого светлого помещения, похожего на научную лабораторию? Выколупывали без наркоза Санькин презент? Заправляли на его место провода с электричеством?..
И самое забавное - ты какое-то время еще надеялся, что тебя выручат. Потому что идиотом родился. Да к тому же знал, как это делается. Самому доводилось участвовать Все происходит до безобразия буднично. В некоторый момент без лишнего шума открывается дверь, и тебя подхватывают на руки, коротко шепнув в ухо: "Живой? Держись..."
Ты надеялся. Хотя в минуты просветления сам отлично понимал, что зря. Ты девяносто девять раз видел это в дурнотном подобии сна. Видел в таких подробностях, что явь не сразу достигала сознания. И самое забавное: вызволять тебя все девяносто девять раз являлся именно Санька.
Ты слышал его голос. Ты осязал прикосновение его рук. Чувствовал его запах.
Господи, да через полгода такой жизни даже клинический идиот сообразит, что значит акт доброй воли.
Это когда изменяются обстоятельства и советской родине становится до зарезу нужен доктор Морис Ботамунда, провозгласивший социалистическую ориентацию.
Когда твой напарник Санька получает отдельные указания, а тебя сдают с потрохами. Потому что доктор Ботамунда выдвинул некоторые условия. Доктору Ботамунде, надумавшему строить социализм, в частности, понадобился ты - человек, который, миновав хорошо подготовленных телохранителей, угомонил командующего войсками суверенной республики. Докторского единоутробного брата.
Бывшего царька племени атси, а ныне президента Республики Серебряный Берег устроило бы и мертвое тело. Но живое, конечно, подошло еще больше.
Акт доброй воли - это когда за тобой никто не придет. Вот что это значит.
Такие дела.
Они там вовсю сочетали прогресс с красивыми традициями старины. И настал день, когда тебя извлекли на свет Божий и повезли бросать в боковой кратер священного вулкана Катомби. К тому времени ты уже месяца три разыгрывал помешательство. Ходил под себя, пускал слюни и часами лежал на бетонном полу, свернувшись в позе зародыша. Наверное, поэтому солдат в грузовике оказалось всего только шестеро. Плюс офицер в кабине. И никто из них понятия не имел о том, что кое-какие остатки былой формы у тебя еще сохранились.
Офицер умер последним, успев всадить в тебя пулю. Следы, оставленные у края, неопровержимо свидетельствовали, что вы с ним сцепились в борьбе и вместе сорвались в дымные недра. На самом деле ты снял с него форменную рубашку, разорвал ее пополам и замотал ноги, чтобы можно было хоть как-то ступать ими по земле.
Ты знал, что за горами начиналась пустыня. А по пустыне кочевало племя мавади, с которым у доктора Ботамунды имелись легкие разногласия. Разногласия касались то ли нюансов строительства социализма, то ли обстоятельств съедения чьего-то прадедушки лет двести назад. То есть стрельба, насколько тебе было известно, велась почти беспрерывная. И ты понял, что судьба наконец-то подкинула, тебе шанс.
Через три недели мавади нашли в песках белого человека, бредившего на неведомом им языке. Белый человек умирал от ран и жары, и молодые воины вытащили кинжалы, чтобы сделать ему последнее благодеяние. Но Мать племени удержала своих детей. Тебе дали немного воды, смазали раны едкой смолой и подняли тебя на верблюда.
А еще через несколько месяцев лидер социалистической революции, народный герой Серебряного Берега доктор Морис Ботамунда был злодейски убит агентами западных разведслужб. Ты спрятался там, где спрятаться было нельзя. Охранники президента прошли с собаками в метре от тебя, но не забеспокоились ни собаки, ни люди. Потом коротко гавкнул "марлин", несомненно заслуживавший доверия больше, чем кто-либо из людей. И мозги царька племени атси залепили темные лица телохранителей.
В отличие от Саньки, ты предпочитал целиться в голову.
Скрыться с места покушения было невозможно. Ты скрылся. На прощание мавади вручили тебе старинный горшок, набитый необработанными изумрудами. Ты пытался отнекиваться. Это не плата, сказала Мать племени. Это подарок.
Знай, белый сын, сказала она, пока будет жив хоть один воин мавади, каждый год в первый день Месяца Гроз к подножию Спящего Великана будет приезжать всадник.
Знай, белый сын, где бы ты ни был, тебя всегда ждет любовь и забота под кровом черных шатров у священного очага...
Когда тебе время от времени дарят необработанные изумруды, в жизни появляются определенные перспективы. Сами собой находятся очень дорогие и хорошие клиники. И в них врачи, не только не любопытные, но и страдающие замечательными провалами в памяти. Можно вставить новые зубы. Все тридцать два. Можно не торопясь обсудить с хирургом эскизы и скроить из бесформенной котлеты вполне пристойную внешность. Много чего можно сделать хорошего.
С тех пор ты не единожды гостил у мавади. В первый раз перестал жить правительственный чиновник, вздумавший пустить налево гуманитарные медикаменты, предназначенные кочевникам. Чиновного воришку нашли без каких-либо признаков насильственной смерти в личном кабинете, куда совершенно точно не входил никто посторонний. Во второй раз умерли двое полицейских-атси, отобравшие корзину фиников у молодого мавади. Некто подстерег их в переулке и размазал стражей порядка по глухой глинобитной стене.
Стоит ли корзина фиников двух человеческих жизней?
Спросим иначе. Стоит ли дальше жить людям, способным из-за корзины фиников унижать человека?
Определенно не стоит.
На сей раз мавади не удалось вручить тебе никакого подарка. "Это для других я делаю дело за деньги, - сказал ты Матери племени,- А здесь я исполняю свой долг. Свой долг сына".
У тебя тогда уже была неплохая репутация в определенных, как говорится, кругах. И заказчики по всему миру. Если ты брал контракт, объект мог ставить последнюю точку. Но иногда ты говорил "нет", и твой отказ встречали с пониманием и уважением.
Вопрос о корзине фиников ты каждый раз решал сам.
Наемные убийцы твоего класса имеют право на некоторую придурь...
Это очень здорово, когда твои услуги оплачивают не только деньгами, но и информацией. Здорово, когда в должниках у тебя оказываются не только отдельные граждане, но и некоторые государства.
Последнее - с тех пор как в аэропорту Бен-Гурион без большого опоздания приземлился авиалайнер, на котором ты летел отдохнуть, и четверо усатых смуглолицых красавцев спустились по трапу, бережно неся перед собой переломанные руки. Изначально их было пятеро, но пятого, то есть пятую, ты убил. В принципе ты ничего не имел против арабского возрождения. Однако и совесть надо иметь.
В общем, ты выяснил, что на благословенные Канары, утопающие, как известно, в цветах и в океане, собирался приехать некто Антон Андреевич Меньшов. Перспективный молодой бизнесмен, сделавший состояние на торговле компьютерами.
Ты все рассчитал наперед, ты знал, как, где и когда ЭТО случится. "Здравствуй, Санек", - скажешь ты ему. А он тебе... А вот это посмотрим.
Может, сначала поговорим.
Когда-то вы с ним работали примерно на равных. Теперь он был для тебя не противник. И наверняка сразу это поймет. Потому что сам из профессионалов.
Саньку, однако, на два дня задержали в Москве дела, и первой прилетела его жена. Ты околачивался среди встречавших и сразу узнал ее по фотографиям. Она держала в руке бумажку с заготовленными иностранными словами и озиралась с радостно-растерянным видом, явно переваривая детские впечатления о Сочи. Младшая девочка, несколько неуверенно ставившая ножки, бдительно стерегла чемодан и две большие сумки. Старшая жаждала пустить в ход свой школьный английский и обижалась, потому что мама не принимала ее всерьез.
Ты подошел...
Вот это и называется по-русски - черт попутал.