- Еще обнаружили угнанный "БМВ", цвета "сафари", номер мотора 20937508, - завершил рассказ князевец.
- А вот за это спасибо, ребятки, - только теперь на лице Романовой промелькнуло подобие улыбки. - Потерь нет?
- Почти нет. Единственному пострадавшему с нашей стороны первая ветпомощь оказана. Жить будет.
- Как это? - опешила Шура.
- В перестрелке удольский племенной бык Генерал потерял левый рог и получил небольшую царапину.
3
- И правда, юмористы, - повесив трубку, сказала Романова Любочке.
Люба, как лицо менее официальное, получила более детальное изложение "пленения" московских боевиков на просторах Нечерноземья. История вышла и в правду довольно комичная. Сдерживая смех, Люба пересказала Романовой то, что она услышала раньше.
Угнанный "Москвич" был замечен постом ГАИ на шоссе Москва - Нижний Новгород. Далее он свернул на проселок в сторону села Удолы, где его и догнала опергруппа. Село было большое и состояло из двух частей, до сих пор именовавшихся в народе Удолы Барские и Удолы Вольные. В ложбинке, разделявшей две части села, и разыгралось сражение. Боевики забуксовали в глубокой канаве, и стражи порядка подкатили как раз в тот момент, когда двое изо всех сил пытались подтолкнуть машину сзади, а третий упирался плечом в открытую переднюю дверь. Трудно придумать ситуацию, более удобную для задержания. Милиционеры по-хозяйски подкатили вплотную к "Москвичу", не торопясь вышли.
- Ну что, ребята, помочь? - спросил лейтенант, вынимая пистолет из кобуры. Водитель же как раз в этот момент и очередной раз попробовал газануть, и неожиданно освободившееся из плена колесо выкинуло половинку кирпича прямо в стекло милицейской машины. Звон разбитого стекла приостановил операцию, инициатива ускользала из рук милиции. Боевики были уже в машине и начали разворачиваться, отстреливаясь. Но неожиданно на их пути возник племенной бык Генерал, гордость Удолов. Машина приближалась к нему на первой передаче, постоянно сигналя. Звук Генералу не понравился, он наклонил голову и пошел на супостата. При этом заревел так, что звука клаксона уже не было слышно. Пришедшие в себя оперативники прострелили задние колеса пытавшегося ускользнуть "Москвича". Поняв, что машина им больше не послужит, двое боевиков выскочили и, прикрываясь автомобилем, попытались отстреливаться.
Однако в тылу у них находился Генерал, который не собирался покидать поле боя и, только слегка приглушив свой рев и перейдя с баритона на густой бас, неторопливо приближался. Один из боевиков выстрелил в голову надвигавшегося на него чудовища. Пуля раздробила левый рог; это на несколько секунд задержало нападение, но судьба стрелявшего была уже решена. Не обращая внимания на милицию, он вскочил и с криком, выдававшим неподдельный ужас, бросился куда глаза глядят. Бык ринулся за ним. К счастью для боевика, Генерал поддел его оставшимся рогом на краю какого-то котлована, и он, сорвавшись с рога, полетел в заполнявшую его вонючую жижу.
Между тем выстрелы возле машин прекратились: один боевик был застрелен, а тот, что оставался в машине, сдался без боя и уже стоял в наручниках.
Генерал оказался доволен первыми результатами сражения, но сердит был не на шутку. Барахтавшийся противник его больше не интересовал, теперь он двинулся на остальных участников сражения, колеблясь, с кого бы начать. Оперативники, как государственные служащие, не решились применять оружие против народного достояния и ретировались в автомобиль, затащив туда же и задержанного. Генерала это вполне устраивало, в отличие от милиционеров он не понимал ценности государственного имущества и атаковал милицейские "Жигули" в лоб.
- Гена, Гена! - кричал подбегавший к полю боя мужичок в распахнутой телогрейке, из-под которой виднелось голое тело. - Ну что ты, маленький, ну что ты, хороший! Чего ты с ними связался, пошли, я тебе лучше комбикорму задам.
Генерал обернулся на голос, что-то промычал, видно, жаловался на обидчиков. Мужик подошел уже вплотную к своему подопечному, ласково потрепал его за ухо, потом щелкнул по носу:
- Ну, дуралей, что теперь с рогом-то будем делать? Пошли, пошли.
Бык тяжело вздохнул, засопел и отправился было за хозяином. Но он чувствовал, что для полной победы ему чего-то недоставало. Он повернулся к автомобилю, полному этих назойливых существ, поддел его под левый порожек здоровым рогом и опрокинул на бок. После чего не торопясь зашагал за мужичком. Пройдя метров двадцать, он обернулся, кратко проревел, что он думает о своих презренных противниках, и, уже не оборачиваясь, бодро зашагал за обещанным комбикормом.
Некоторое время на поле боя стояла полная тишина. Потом, чертыхаясь, оперативники выбрались из машины, поставили ее на колеса. Выловили из котлована уже не сопротивлявшегося последнего боевика и стали собираться в обратную дорогу.
Это было непростой задачей. Оказалось, что при первой атаке на милицейский автомобиль Генерал-Гена пробил рогом радиатор. В результате в обратный путь они отправились на машине покойного Афонина, переставив на нее колеса со своего "Москвича". Всем разместиться там не удалось. Двоих кто-то из местных подкинул до поста ГАИ, и они прибыли в Князев первыми. В результате, когда машина с задержанными, потерявшая по дороге глушитель, который, как выяснилось, был прострелен вместе с задними колесами, с ревом вкатила во двор отделения милиции, их с хохотом встречал весь личный состав. Главарь боевиков потирал скованными руками разодранную утром щеку, которая уже начинала гноиться, и время от времени злобно повторял: "Вот скотобаза!" После купания он источал такое зловоние, что его, против правил, прежде чем допрашивать, отправили в душевую.
"Усталые, но довольные все вернулись с задания невредимыми", - так, по словам Любочки, закончил свой рассказ "юморной" князевец.
- Надо бы Генерала в звании повысить, неизвестно, чем бы это без его помощи кончилось, - сказала Романова, выслушав всю историю. - Ладно, займемся делами.
Она сверила номер с тем, который ей продиктовал Турецкий. Сомнений не оставалось - машина того парня из Останкина.
И только тут она вспомнила про пейджер. Что-то он замолчал... Или они обо всем догадались. Не слишком ли догадливые?
Глава четырнадцатая ЧУЕШЬ, ЧЕМ ПАХНЕТ?
1
На следующий день, вернувшись из Можайска, Турецкий отправился в кабинет криминалистики к Моисееву.
Старый криминалист казался чем-то встревоженным. Он то и дело потирал руки, поправлял очки и вообще вел себя как-то неуверенно. Турецкому было нетрудно догадаться, в чем дело, ведь он уже знал, кто именно изображен на фотографии.
- Вы знаете, Саша, я сделал не менее десяти вариантов этих лиц, и... сходство...
- Не волнуйтесь, Семен Семенович, - улыбнулся Турецкий, - я знаю, на кого они похожи. Собственно, не похожи, а они и есть. Эти варианты вы спокойно можете уничтожить. Я думаю, так будет даже лучше. А вот третий...
- Но там же шесть человек!- возразил Моисеев. - Четыре молодых человека и две девушки.
- Так вы их всех состарили?
- Конечно, вот посмотрите.
Турецкий взял в руки шесть фотографий. На каждой из них был изображен человек среднего возраста, лет пятидесяти пяти. Об искусстве Моисеева Турецкий мог сейчас судить со всей очевидностью - потому что с двух портретов на него смотрели люди, с которыми он разговаривал совсем недавно - Валентина Андреевна Лисицына и Вячеслав Тимофеев, он же Попердяка. Не узнать их было невозможно, хотя, конечно, "постаревшие" портреты немного отличались от реальных людей. Валентина Андреевна была без очков, и лицо ее казалось более радостным, оптимистичным, чем было на самом деле. Тимофеев же был таким, каким, возможно, стал бы, сложись его жизнь по-иному, если бы не было ни обвинения, ни суда, ни десяти лет тюрьмы. В нем не было озлобленности и ненависти, хотя элемент ерничества, какого-то юродства все же имелся. Это у Попердяки было всегда.
С двух других фотографий на Турецкого смотрели, непонятно чему улыбаясь, начальник спецохраны Президента Шилов и чуть ли не первое лицо в финансовой системе России Константин Корсунский. Они были узнаваемы однозначно, но все же немного не похожи на себя - у Шилова взгляд был вовсе не таким тяжелым, как в действительности, и если в реальной жизни он производил впечатление резкого, даже грубого человека, то на портрете, сделанном Моисеевым, он был мягче, человечнее. А Корсунский так и вовсе был похож не на нынешнего финансиста, человека умного, осторожного и опасного, а на какого-то профессора, витающего в эмпиреях. Такого Костю когда-то и полюбила будущая учительница Валя Лисицына, и это вовсе не казалось удивительным.
"Да, - подумал Турецкий, взяв в руки последний, шестой портрет. - Ведь здесь Вера еще жива. Они еще не преступники, они еще не знают, что ждет их впереди".
А вот и Вера, которой не суждено было дожить до пятидесяти. Она так и осталась пятнадцатилетней. С фотографии на Турецкого смотрело обычное, самое среднее женское лицо. Да Вера и не обещала стать красавицей, но она могла стать нормальной женой и матерью, работала бы, вела хозяйство и стала бы вот такой - теткой с добродушным лицом. Но не стала.
И, наконец, Алексей, двоюродный брат Шилова, тот самый, которого Тимофеев назвал самым опасным и которого ненавидел больше всех.
Это был мужчина с крупными чертами лица, причем не сказать, чтобы неприятными. Лицо казалось волевым, хотя и грубоватым. Рот был крепко сжат, глаза смотрели сурово. "Ну да, он ведь только что вернулся с зоны, - подумал Турецкий. - Каким же он, интересно, стал теперь?"
Саша снова разложил всех шестерых перед собой. Он вглядывался в лица, какими эти люди могли стать, если бы их жизнь сложилась немного иначе. Здесь они, несмотря на то что стали старше на сорок лет, сохраняли оптимизм молодых, это выражение не смог убрать никакой компьютер. В жизни, судя по тем лицам, которые Турецкий знал реально, они были совершенно иными.
В сущности, сейчас из всех шестерых его интересовало только одно лицо - таинственного Лехи, Алексея Шилова, двоюродного брата начальника войск спецохраны и большого преступного авторитета.
- Ну что, Саша, как вам результаты? - спросил, подходя к Турецкому, Моисеев. - Впечатляют, не правда ли?
- Да, - задумчиво ответил Турецкий. - Но сказать по правде, Семен Семенович, они не стали для меня неожиданностью.
- Значит, пресловутый "черный вторник" все-таки вышел не случайно, - задумчиво сказал Моисеев. - Я говорил вам, помните, что курс доллара это не такая простая штука. Кое-кто очень даже нагрел руки на этом деле. Вот вам мой совет: проверьте, какие банки потеряли на этом, а какие выиграли. Всегда, конечно, есть элемент случайности, но эта акция планировалась.
Турецкий вспомнил тот "отстрел банкиров", которым занимался до ранения. Действительно, сразу же после "черного вторника" все закончилось - не было ни заказных убийств, ни взрывов под дверью, ни взлетевших на воздух машин. Значит, Скронц готовил почву для своей гигантской финансовой аферы. И банки должны были сыграть так, как-то было выгодно ему - выставить такой спрос, который бы значительно превосходил предложение на валюту, что по естественным экономическим законам приводит к резкому повышению цены доллара и других твердых валют.
- Видите, люди пошли на это, - тихо сказал Моисеев. - Жизнь она дороже.
- Это же какие у него были прибыли? - пробормотал Турецкий.
- Большие, Саша, - ответил Моисеев и печально покачал головой. - Я думаю, даже больше, чем вы можете себе представить. Он ведь, зная о зигзаге курса заранее, все рассчитал. И продал задорого, а потом снова купил уже задешево. Самая простая финансовая операция.
- Спекуляция это самая простая, - ответил Турецкий.
2
Последние дни Александра Ивановна не находила себе места. Не было и дня, чтобы в МУРе не случалось какого-нибудь чепе, мелкого или крупного. Романова даже удивлялась самой себе - раньше, если бы случилось что-то вроде пропажи пейджера из муровского сейфа или побега Татьяны Бурмеевой, она бы, наверно, подала в отставку, а теперь вот ничего - работает. Однако ясно было одно - в ГУВД или в МУРе есть предатель, и, возможно, не один, а целая организация. И, безусловно, их глава - не уборщица и не постовой милиционер, а кое-кто повыше. Романова вспоминала всех своих сотрудников и всякий раз думала: "Нет, ну разумеется, не он. Мы же во стольких передрягах вместе бывали".
Вот и получалось, что всерьез заподозрить решительно некого, а Татьяна Бурмеева бежала, и сделать этого без помощи кого-то из Главного управления или из МУРа, причем человека, облеченного властью, она не могла. Потом прямо из сейфа пропал этот пейджер, будь он неладен. Кто, спрашивается, мог совершить кражу прямо в здании на Петровке, 38?
И что делать? Устанавливать внутреннюю слежку, провокации, проверки? Романова знала, что так принято делать во всех странах мира, в том числе и в тех, которые славятся
с моей демократией. И тем не менее силовые структуры должны оставаться силовыми. В США, например, нередки случаи, когда полицейских лишают права работать в полиции, - в частности, за должностные нарушения.
Романова села за стол и закурила. Она думала все о том же - что творится в подчиненном ей учреждении. "Я трачу больше времени на поиски нечестных милиционеров, чем на розыск преступников, - в раздражении подумала Шура. - И вот к чему мы пришли - Президент страны находится неизвестно где, скорее всего его похитили преступники, уголовный розыск ничего не может поделать, а страна живет - как будто ничего не случилось. Это же немыслимо! Такого в истории не бывало!"
Вошла секретарша и доложила:
- Александра Ивановна, к вам Турецкий.
- Проси, - кивнула Романова и вздохнула с облегчением: "Может, Сашок чего придумает. Он у нас голова".
Когда Турецкий вошел в кабинет, она сказала:
- Сашок, это что же получается? У меня под носом делают все что хотят! Бурмеева твоя сбежала, Саруханов в больнице умер. Пейджер этот пропал. Доколе, Саша! Кстати, нашли эту машину-то твоему протеже из Останкина, слыхал?
- Вот видишь, Шура, - тоже дело. А тебя послушать, так...
- А ты послушай, послушай... Раньше мы как говорили - мы на страже порядка и законности. А сейчас? Ты погляди, что делается. Мы, эти самые стражи, получаем по триста тысяч, то есть тютелька в тютельку прожиточный минимум, это на одного человека, заметь. А преступники, как их только теперь ни называют - авторитеты, депутаты, делегаты, себе в Вене особняки покупают, на иномарках разъезжают. А в тюрьмах что делают - живут, как короли, как нам и не снилось. Им там и девочки, и марафет, и все, чего они захотят. Да они и не сидят ничего, мы, уголовный розыск, их ловим, ночей не спим, не едим нормально, а их потом, глядишь, под залог выпустили! Да что говорить! Ты поди на Ваганьковское кладбище, там, где Высоцкий лежит, теперь бандитов хоронят. Уж с десяток, наверно, там лежат.
И хоронят-то как - с почестями, с помпой! Мы помрем или от их же пули ляжем, нас так не будут хоронить - сунут в болото где-нибудь на Домодедовском, и прощевай.
- Да ну, Александра Иванна, хватит себе душу травить. - Турецкий подошел и неожиданно для самого себя обнял за плечи грозную начальницу Московского уголовного розыска.
- Ладно, Сашок, не буду, - шмыгнула носом Романова. Она села за стол и снова взялась за сигареты. - Ну что у тебя там, выкладывай.
- Ты насчет пейджера не беспокойся, - сказал Турецкий, - кто его взял, мы узнаем рано или поздно. Пейджер нас теперь не очень волнует. Кстати, сообщения по нему прекратились почти сразу. Видно, после того как я выехал в Князев, они поняли, что я слышал про Скронца и Пупотю. А кроме как по пейджеру мне узнать их кликухи неоткуда.
- Ну вот, видишь, - снова прервала его Романова. - Сразу же все пронюхали. Как? Каким образом?
- Погоди, Шура, не кипятись. Скронц и Пупотя - это господа Корсунский и Шилов. Теперь тебе понятнее?
Александра Ивановна некоторое время смотрела на Турецкого в упор. Мозг мгновенно заработал - Романова сопоставляла факты, вспоминала детали, взвешивала догадки.
- Да, это вполне возможно, - сказала она, наконец. - Мы могли догадаться об этом и раньше.
- Могли, но, вишь, мы все-таки обычные люди, - ответил Турецкий. - По отдельности-то они и раньше приходили в голову. Главное другое - теперь мы знаем, что они действуют сообща.
- Это проясняет ситуацию, - заметила Романова и после минутного молчания спросила: - Так, думаешь, они хотят устроить государственный переворот?
- Да, но не такой громкий, как собирались сделать гэкачеписты или Руцкой с Хасбулатовым. Там было слишком много шума, это сразу привлекло большое внимание ко всему, что у нас тут происходит. А так все можно сделать совсем просто - убрать Президента, причем опять же тихо, сымитировав естественную смерть или несчастный случай. Это делает Пупок. Одновременно с этим Скронц устраивает панику в финансовых сферах. Таков, видимо, был их расчет. Теперь их планы, разумеется, поменялись. Президент у них в руках, и кто знает, что они там затевают.
- Нет, ты только представь себе! - воскликнула Романова, но, тут же спохватившись, перешла на шепот: - Президент похищен, он где-то тут, под Москвой, а мы сидим и даже не знаем, к чему подступиться. Это просто бред какой-то. Если бы лет пять, да что там, если бы мне два года назад сказали, что так будет, я бы не поверила, шуткой бы дурной посчитала. И вот тебе. - Она снова задумалась. - Значит, Шилов сам похитил Президента. А как же дядюшка? Он-то ведь не догадывается, что Шилов - враг, и наверняка все уже ему выложил.
- Да ему и выкладывать-то особо нечего, - махнул рукой Турецкий. - А так он справляется. Шилов с Корсунским должны быть довольны. Я узнавал через Дроздова - к нему какого-то нового помощника приставили, который от него ни на шаг не отходит.
- Вот видишь, взяли в оборот. То-то я смотрю на его выступления, так прямо плакать хочется.
- Не плачь, Шура. Все не так безнадежно. Освободим настоящего Президента...
- Ты что думаешь, эти твои деятели, - Шура сделала красноречивый жест наверх, - держат его на собственных дачах? Как бы не так. Даже если бы я могла, их дачи были бы последним местом, где бы я стала искать. Они не дураки, я уверена, что у них все продумано, на любой случай.
- Я знаю, кого нам нужно найти. - Турецкий вынул портрет "постаревшего" Лехи в трех различных вариантах. - Если мы найдем вот этого, найдем и Президента.
Романова в течение нескольких минут вглядывалась в снимок.
-Что-то вроде знакомое есть, судим, наверно. Можно, конечно, по нашим старым кадрам разослать, может, его кто и вспомнит. А имя, фамилия?
- Шилов. Алексей Шилов. Но свою фамилию и имя он скорее всего сменил.
- Но он в Москве?
- Кто ж его знает? Но, по-видимому, да.
- Конечно, если разослать портрет по отделениям, его узнают, но я, Саша, боюсь. У нас, сам знаешь, что тут творится. Я с тобой разговариваю в собственном кабинете и опасаюсь, как бы вслух не сказать лишнего, а вдруг мне уже подслушивающую аппаратуру поставили. Понимаешь, после истории с пейджером этим и с твоей Татьяной я уже ничему не удивлюсь. Если мы вынесем снимок из этой комнаты, этот самый Алексей через полчаса узнает, что за ним охота. Так что этот путь отпадает.