- Разумеется, будет, - сказал Базальгетт, восприняв вопрос как призыв сойти с помоста и встать посередине канала. - Этот участок должен собирать излишки дождевой воды и направлять их в реку.
- Дождевые, а не сточные воды? - послышался голос сзади, в котором я узнал Перри.
- Верно. Дождевые водостоки вроде этого отделяют излишки дождевой воды от основной системы. За шесть часов работы система может справиться с уровнем дождевой воды, не превышающим четверть дюйма. Если этот уровень будет превышен, то к работе подключится ливнеотводный канал. Любые нечистоты, поступающие с дождевой водой, будут обработаны и не станут представлять никакой угрозы.
- Насколько высока вероятность, что источником холеры становится зараженная вода? - спросил Рассел, глядя на сэра Бенджамина.
- В этом нет нужды сомневаться - доктор Сноу представил достаточно доказательств. Думаю, все вы видели карикатуры в газетах, где смерть в виде скелета наливает детям в чашки воду из колодца. Холера распространяется не через зараженный воздух или, как некоторые это называют, через миазмы. Люди заражаются, когда пьют грязную воду. Я не сомневаюсь в этом и, думаю, доктор Филиппс согласится со мной.
Я кивнул, немного удивившись, что он ищет у меня поддержки, хотя знал, что не все разделяли его точку зрения. Мисс Найтингейл считала источником заразы миазмы.
- Спасибо за разъяснения, сэр Бенджамин, - сказал Базальгетт. - Мы признательны за вашу поддержку. Я должен также добавить, господа, что план работы еще не до конца утвержден. Вы находитесь на пробном участке, выстроенном как доказательство того, что данный проект вполне может быть реализован.
- Подобная система необходима для здоровья населения, - подхватил Брюнель. - Но ее строительство - лишь вопрос времени.
Базальгетт с благодарностью кивнул ему, и мы двинулись вперед, больше не задавая вопросов.
- А теперь, если мы пройдем чуть дальше по туннелю, перед вами откроется замечательный вид.
Мы двигались по двое, освещая себе дорогу лампами. Один из нас шел по мостку, второй - по каналу. Но наше путешествие в темноте длилось недолго. Туннель плавно повернул вправо, а когда снова начал выпрямляться, высветилась безукоризненная кирпичная кладка справа от нас.
Вскоре в лампах отпала необходимость, поскольку дневной свет у входа в туннель был ярким, как знаменитый свет рампы Гёрни. Мы собрались у самого края туннеля, за которым начиналась река. Вода плескалась о каменный желоб, откуда в реку должна была стекать дождевая вода. Те, кто стоял впереди, подошли прямо к желобу, остальные заглядывали через их плечи. Я не помню момента, когда бы подходил так близко к воде, даже в тот день, когда Брюнель пытался спустить на воду свой гигантский корабль. Теперь он покачивался на воде недалеко от нас, как огромный кит, наконец-то выбравшийся с отмели. Вверх по течению находился Лайм-хаус, тусклые стены его домов поднимались над рекой подобно скале. Прямо напротив нас был Миллволл, располагавшийся на Собачьем острове. Там до сих пор еще жили одна-две семьи, зарабатывая тем, что перемалывали на старых ветряных мельницах зерно, которое им доставляли по реке.
Каким бы захватывающим ни был открывавшийся перед нами вид, но исходившее от реки зловоние заставило поморщиться даже тех из нас, кто привык к запахам в морге. Здесь действительно пахло моргом, причем трупами, которые пролежали очень долго. В этот момент стоявший впереди всех Рассел заметил источник омерзительной вони.
- Что за черт? - спросил он, отшатнувшись назад.
На поверхности воды, у самого края водостока, плавало тело - голая спина поднималась из воды. Пол утопленника можно было определить только по спутанным темным волосам - тело утратило форму и напоминало разорвавшийся пакет с мелом. Возникла опасная ситуация, поскольку кто-то из нас мог упасть в воду - передние ряды стали пятиться, а задние теснили их, желая получше рассмотреть, что же там случилось.
- Джентльмены, прошу вас, успокойтесь! - послышался строгий голос, и это говорил не Базальгетт. К моему удивлению, это был мой голос. - Отойдите от воды. Базальгетт, уведите всех подальше от края и вызовите полицию.
Все устремились обратно в туннель. Пока голоса собравшихся тревожным эхом разносились под кирпичными сводами, я присмотрелся к трупу.
- Что вы делаете, доктор Филиппс? - спросил сэр Бенджамин, отставший от группы. Похоже, он был совершенно сбит с толку.
- Пытаюсь вытащить тело, - сказал я, совершенно не представляя, как это сделать, не дотрагиваясь до трупа.
Я думал, что он хочет остаться, но Броди заявил, что собирается позвать помощь, и последовал за остальными в туннель.
Я очень надеялся, что наша прошлая встреча с инспектором по поводу дела о пропавших сердцах будет последней, однако я ошибся. Тарлоу закрывал рот носовым платком, и это заставило меня с содроганием вспомнить о нашем прошлом разговоре.
- Опять то же самое?
- Боюсь, что да, инспектор, - сказал я, кладя брезент на место. - Содержимое грудной клетки было извлечено.
- Как давно… она умерла?
- Трудно сказать. Возможно, недели три назад, а может, и меньше. В реке процесс гниения происходит быстрее.
- Что еще вы можете сказать про нее?
- Извините, инспектор, но труп слишком сильно разложился.
Тарлоу вышел из-под навеса, где лежало тело и откуда его должна была забрать полиция.
- Нам очень повезло, что вы снова оказались рядом и смогли нам помочь. Только на этот раз все по-другому - теперь вы находите труп, а не я привожу вам его, не так ли?
- На самом деле первым его увидел мистер Рассел, - сказал я, стараясь особенно не оправдываться.
Страшная находка омрачила нашу экскурсию, на смену радостному волнению пришло гробовое молчание. Мы, не проронив ни слова, наблюдали за полицейским, возвращавшимся к своему фургону.
- Он даже не предпринял попытки допросить нас, - сказал позднее Витуорт таким тоном, словно жаловался на нерадивого хозяина.
Несмотря на печальное происшествие, канализационная система Базальгетта выглядела весьма многообещающей. Единственная проблема заключалась в том, что на ее постройку должны были уйти годы. Никогда еще горожане так не радовались наступлению холодной зимы, которая пришла на смену жаркому лету. И в этом не было ничего удивительного - ведь страшной эпидемии холеры все-таки не случилось.
Однако не все новости были столь обнадеживающими. В ноябре я получил письмо, которое заставило меня покинуть Лондон и сосредоточиться на личных медицинских проблемах.
Мой дорогой Джордж!
Я пишу тебе с тяжелым сердцем, но вынуждена сообщить, что наш отец серьезно болен. Я знаю, как ты занят работой в больнице, поэтому до сих пор не беспокоила тебя. Однако сегодня доктор Биллинг, как обычно, пришел к нам и после тщательного осмотра заявил, что отец уже не поправится. Возможно, он проживет еще несколько недель или даже месяцев, но, по словам врача, скорая смерть неизбежна. Поэтому я умоляю тебя приехать домой и повидаться с ним, как только появится возможность. Будет лучше, если ты найдешь время осмотреть его. Ты прекрасный врач, Джордж, и мне так хотелось, чтобы твоя забота хотя бы на время вернула ему утраченное здоровье. Жду твоего ответа. Мы уже давно не виделись с тобой, и надеюсь, что это положит конец нашей разлуке.
Твоя любящая сестра
Лили.
Сэр Бенджамин отнесся к моему положению с неожиданным сочувствием. Было видно, что он переживает за моего отца. В свое время их пути уже пересекались. Некогда у отца была практика в Лондоне, и сэр Бенджамин некоторое время работал под его началом. Раньше я много думал над тем, было ли связано их давнее знакомство с назначением, которое я получил в больнице. Я надеялся, что нет. По крайней мере об этом говорило не слишком доброжелательное отношение ко мне со стороны сэра Бенджамина. Он почти не раздумывал, посочувствовал мне и заявил, что я могу отсутствовать столько времени, сколько это будет необходимо, чтобы обеспечить моему больному отцу надлежащий уход. Сэр Бенджамин попросил меня передать отцу его самые лучшие пожелания и на прощание заверил: "Поезжайте спокойно и не переживайте за больницу. Уверен, мы сможем справиться и без вас".
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вокзал Паддингтон напоминал огромную пещеру, под сводчатым куполом которого эхом разносились голоса людей и грохот паровозов. Два локомотива стояли неподвижно, выпуская под крышу грязные клубы дыма, которые медленно рассеивались среди брусьев и перекладин. Я купил себе свежий номер "Таймс" в газетном киоске и спросил у дежурного по вокзалу, какой из поездов отправляется в Бат. Следуя его указаниям, я стал пробираться через толпу к дальней платформе. Когда я зашел в первое купе, там уже было много народу.
Раскрыв газету, я попытался отгородиться исписанными мелким шрифтом страницами от окружающего мира. Впервые я не нашел в ней ни одного упоминания о Брюнеле или его корабле. Зато там, как всегда, было много статей о дерзких кражах, ужасных пожарах, отчет коронера о нескольких самоубийствах и случаях помешательства, заметка о последнем кровавом мятеже в Индии и, наконец, к моему большому огорчению, статья об изуродованном теле женщины, которое выловили из грязных вод Темзы.
Тело обнаружили всего сутки назад, ровно через три недели со времени последней страшной находки. В короткой заметке не упоминалось о предыдущих трупах, выловленных из реки, однако эта журналистская оплошность меня ни капли не обрадовала, поскольку я прекрасно понимал, что въедливый и проницательный Тарлоу сделает совершенно определенные выводы по поводу моего отъезда из города, совпавшего с недавними событиями. Теперь я был уверен в том, что он подозревает меня. И эта мысль доставляла мне дополнительное беспокойство перед возвращением домой, которого я боялся, как и любой сын, переживающий за здоровье своего отца.
Поезд тяжело и медленно пополз через темное ущелье из кирпичных стен и домов, прокладывая себе путь через бесконечный лабиринт Лондона. И все же вид города угнетал меня не так сильно, как содержание газеты. Когда мы стали подъезжать к окраине, склады и фабрики уступили место жилым домам. За окном летели дым и искры от локомотива, но когда поезд набрал скорость и пар рассеялся, моему взору открылись зеленые поля и холмы.
В газете не было упоминаний о Брюнеле, но присутствие этого человека ощущалось повсюду. Он сам об этом не раз говорил. Все: вокзал, с которого началось мое путешествие, рельсы, шпалы, мосты и туннели - было создано по его проектам. Он собственноручно отмерял каждый дюйм дороги, по которой мы теперь мчались с бешеной скоростью. Без Большой Западной железной дороги мое путешествие заняло бы куда больше времени. К тому же мне пришлось бы ехать по ухабистой дороге в неудобном экипаже, поэтому я испытывал чувство благодарности к инженеру.
Мы проехали станции в Суиндоне и Чипенхэме, затем солнечный свет внезапно погас, когда мы въехали в туннель и поезд загрохотал под низким каменным сводом. В ушах у меня потрескивало, словно там лопались пузырьки под тяжестью находившейся над нами земли. Поезд долго летел через кромешную тьму и мчался не меньше мили по каменному туннелю. Мы все ехали и ехали, вжавшись в свои сиденья, как мыши в брюхе ползущей по земле змеи. Я смял в руках газету и был даже рад, что не вижу ее. Теперь я смотрел на летевшие за окном искры, напоминавшие вихрь кружащихся в воздухе светлячков. Мы были в туннеле Бокс - еще одном творении Брюнеля. Когда он приступил к постройке самого главного участка своей дороги, то решил, что такая маленькая помеха, как холм, не заставит его отклониться с намеченного пути. И не важно, сколько средств пришлось бы на это потратить. Потребовалось два года работы, и одному Богу известно, сколько рабочих погибло под завалами при строительстве туннеля.
Как всегда, нашлись люди, усомнившиеся в целесообразности данного плана. Брюнель едва сдерживал смех, когда рассказывал мне о невероятно титулованном докторе Дионисе Ларднере. Без сомнения, этому заслуженному врачу заплатили конкуренты инженера. Доктор заявил, что, учитывая скорость, с которой двигается поезд, и высоту туннеля, результаты для пассажиров могут быть самыми плачевными - они все погибнут от удушья, прежде чем снова окажутся на поверхности. Разумеется, у Большой Западной железной дороги нашлись и другие недоброжелатели. В их числе был ректор, а также члены ученого совета колледжа Итон. По их мнению, железная дорога могла способствовать тому, что их состоятельные ученики стали бы чаще посещать лондонские дома терпимости.
К счастью, и я, и другие пассажиры были живы к тому моменту, когда поезд достиг другого конца туннеля. Вскоре после этого мы прибыли в Бат.
Поиски кучера, который захотел бы отвезти меня на другой конец города, заняли больше времени, чем я ожидал. Наконец мне удалось найти фермерскую повозку, запряженную тощей клячей. Кучер имел весьма неопрятный вид и по части выпивки, без сомнения, в два счета обставил бы старину Уильяма. Тряская повозка покатила по извилистой дороге вдоль пологих холмов. Несмотря на розовое сияние вечерних сумерек, воздух был довольно холодным. Стояла тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием колес телеги, щебетанием птиц в ветвях деревьев да мычанием коров в полях. Все это так отличалось от шумного и суетливого Лондона, что я с трудом верил в реальность происходящего.
Однако умиротворяющий пейзаж не избавил меня от нервного напряжения, усиливающегося по мере того, как я приближался к дому. Одно дело ухаживать за пациентами, страдающими пусть даже самыми страшными заболеваниями, и совсем другое - когда тебе предстоит иметь дело со смертельной болезнью собственного отца.
Вдали показался мой дом - маленькое двухэтажное строение из камня на склоне холма, с дверью, окруженной шпалерой, на которой летом росли розы. Когда я спускался с повозки, то почувствовал, что мягкое место у меня совершенно занемело. Расплатившись с кучером, я перекинул через плечо дорожную сумку и направился к дому. Поднял щеколду и открыл калитку, на которой висела медная табличка с надписью: "Доктор Бернард Филиппс. Прием по предварительной записи".
Разумеется, на деле все обстояло иначе. Для предварительной записи достаточно было открыть калитку и войти во двор. Отец готов был оказать помощь любому пациенту. Когда входная дверь открылась, из-за нее вылетел белый меховой клубок, за которым следовала женщина в цветастом переднике. Это был пес моего отца - невероятно подвижный маленький вестхайленд-терьер. Он прыгал у моих ног, лаял и лизал мне ботинки.
- Джейк, оставь его в покое, - со смехом воскликнула Лили, поправляя на ходу юбку.
Я положил на землю сумку, поприветствовал пса небрежной фразой: "Привет, дружок!" - осторожно отодвинул его в сторону и крепко обнял сестру, потом отступил на шаг и внимательно посмотрел на нее. В ее черных волосах появились седые пряди, а в уголках губ и глаз залегли тонкие морщинки. Она все еще была красива, но разве может брат сказать что-то другое о родной сестре?
- Джордж, я так рада видеть тебя, - вздохнула она, с трудом сдерживая слезы. - Я уже убедила себя, что ты не сможешь приехать. Ты ведь так занят в больнице.
- Я не мог больше жить в разлуке со своей сестренкой!
- Не выдумывай, Джордж Филиппс, - сделала мне добродушный выговор Лили. - Прошел уже, наверное, год с тех пор, как я в последний раз видела тебя.
Она почти инстинктивно дотронулась до моего воротника, поправляя его, как в прежние времена. Мать умерла вскоре после моего рождения, и Лили присматривала за мной и за отцом. Свои обязанности она выполняла с какой-то болезненной самоотдачей. Лили хотела взять мою сумку, но я не позволил и жестом предложил пройти в дом.
- Я попрошу Мэри приготовить чай. Ты должен рассказать мне о Лондоне.
Я повесил пальто на крючок в холле и робко посмотрел на лестницу.
- Как он себя чувствует?
Она побледнела. Лишь в этот момент я увидел, как много морщин появилось теперь на ее лице. Без сомнения, уход за отцом давался ей нелегко.
- Бывало и лучше, - тихо ответила она. - Доктор Биллинг очень любезен - приезжает из Лэнсдауна всякий раз, как у него появляется возможность.
- Я должен подняться наверх и увидеть его.
Она покачала головой.
- Он спит. Сначала выпей чаю, а потом сможешь подняться к нему.
Вероятно, старик был очень плох и Лили старалась оттянуть тот момент, когда я увижу все своими глазами. Я улыбнулся и решил уступить ей.
- Я привез каталог. Если выберешь оттуда платье, я потом пошлю его тебе из города.
Она повеселела.
- Спасибо. А теперь расскажи мне все последние сплетни.
Меня всегда удивлял интерес Лили к подобным вещам.
Ведь сама она вовсе не хотела перебираться в город и поэтому отказывала всем своим городским поклонникам. В конце концов она согласилась выйти замуж за своего давнего ухажера Гилберта Лейтона - веселого коренастого сына фермера, который должен был унаследовать от отца несколько сотен акров пастбищ, а также процветающее дело в области грузовых перевозок. У них до сих пор не было детей, и я начал подозревать, что после смерти матери Лили растратила все свои силы на меня и на отца.
Прежде чем пройти в гостиную, я открыл дверь операционной и посмотрел на полки, заставленные разнообразными пузырьками с порошками, мазями, эликсирами и пилюлями. Свет отражался от этих склянок как от хрустальной люстры. Разумеется, они блестели так ярко потому, что были отполированы заботливой рукой Лили. Пустота в комнате говорила о том, что операционная давно уже не использовалась. Я закрыл дверь.
- А что с пациентами?
Лили ответила из другого конца коридора, держась за ручку двери в гостиную.
- Доктор Биллинг взял их себе, но теперь людям приходится ездить на прием к нему в Лэнсдаун. Он сказал, что нам стоит подумать насчет будущего практики. Отцу нужно найти преемника.
- Я уже давно уговаривал его взять партнера.
- Ты прекрасно знаешь, как он хотел, чтобы ты разделил с ним практику. Но нет, тебе нужно было уехать, чтобы работать в столичной больнице, - со вздохом сказала она.
Я прошел через коридор и оказался в гостиной, с трудом подавив желание рассказать ей о реальном положении дел в больнице.
- Чувствуй себя как дома, - сказала она мне. - Я пойду поищу Мэри.