"Да он, кажется, пытается меня допрашивать", - подумал Холмин и сказал:
- Это не я утверждаю, а участковый милиционер, который нас арестовал. После допроса он меня выпустил, а мой товарищ им задержан.
На лице старца явственно проступило чувство облегчения и он снова заулыбался.
- Теперь я понимаю. Неприятность у вас большая, но не падайте духом. Власти во всем разберутся. Господу Богу молитесь.
- Федор Матвеевич! Как же духом не падать? - жалобным тоном заговорил Холмин. - Власти могут разбираться и месяц и два, а дело у нас будет стоять. Меня мое начальство за это по головке не погладит. Нас специально прикрепили к этому селу по заготовкам пуха и пера, а здесь такое творится…
- Что творится?
- Какие-то бродячие мертвецы людей до смерти пугают. Разве вы не слышали об этом?
- Слыхал. Болтают люди.
- Очень много болтают, Федор Матвеевич. Вот, например…
И, глядя ему прямо в глаза, Холмин произнес слова, услышанные им и Дохватовым в доме сумасшедших:
- "Молодой месяц взойдет на небе. И встанут из гробов мертвецы. И скажут: "Идите!" А кто не пойдет - да будет проклят. И помрет лютою смертью. И сгорит в геене огненной".
Старец вскочил с лавки и в волнении зашагал по комнате. Холмин с жадным интересом наблюдал за ним. Старец вдруг резко остановился и, повернувшись к нему, спросил в упор:
- Откуда вы это знаете?
- От людей, - спокойно ответил репортер.
- Какие люди вам это говорили? Где? Тут? в нашем селе?
- Да. В Доме колхозника.
- Не слушайте болтунов, - средито бросил старец.
Его лицо, за несколько минут до этого приветливое и улыбавшееся, теперь было нахмуренным, озабоченным и злым. Он снова заходил по комнате, опустив голову и о чем-то раздумывая.
- Кто мог придумать такую бессмыслицу? - спросил Холмин.
Старец не понял его вопроса.
- Какую?
- О молодом месяце и мертвецах.
Не оборачиваясь к нему, старец объяснил неохотно и скупо:
- Это не бессмыслица, а старинное пророчество. Его произнес протопоп Аввакум, но когда и по какому поводу - нам неизвестно, До нас это не дошло, затерялось в веках.
- Вот как? Интересно, - заметил репортер.
Походив по комнате, старец сел на лавку у стены. По его лицу, опять расплывшемуся в медовой улыбке, было видно, что он обдумал и принял какое-то решение. Погладив Холмина ласковым взглядом, он сказал:
- Дело ваше, молодой человек, вы мне объяснили. Но что же вы от меня хотите?
- Я надеялся и надеюсь, что вы сможете мне помочь, - ответил Холмин.
- Помочь? Как и чем?
- После этого несчастного случая с гармонистом дубовичане на меня будут смотреть, как на чорта. В результате мои заготовки пуха и пера могут сорваться. А это задание - государственное. У вас в селе много староверов. Вот если бы вы им… посоветовали…
- Что?
- Сдавать мне пух и перо. Ведь вы не против того, чтобы помочь советской власти?
- Несть власти, аще не от Бога. Так сказано в Священном Писании, - наставительно прогудел старец.
- Следовательно и советская власть от Бога? - спросил репортер.
- От Бога.
- А колхоз?
- От Бога.
- Вот и отлично. Значит, вы мне поможете?
Старец пересел на лавку к Холмину, легонько хлопнул его по колену своей волосатой толстопалой рукой и, поглаживая глазами, пообещал мягко и ласково:
- Помогу. Вам нужно помочь. Тем более, что вы неопытный заготовитель. Скажите мне, сколько вам требуется пера и пуха, адрес вашей заготовительной конторы и вашу фамилию.
Двусмысленный намек старца и его неожиданные вопросы застали Холмина врасплох. Адреса областной конторы "Заготпухперо" он не знал; в его фальшивом служебном удостоверении этот адрес не был указан. Репортер мысленно выругал себя за оплошность:
"Дурак! Нужно знать точно место службы того, под чьим видом действуешь. И в запасе подходящие фамилии иметь".
Надо было выпутываться из создавшегося щекотливого положения и Холмин попробовал выпутаться. Он назвал первый, пришедший в голову, адрес и вымышленную фамилию, похожую на его настоящую:
- Наша контора помещается на Советском проспекте № 76. Фамилия моя - Колбин. На первое время нам было бы достаточно полцентнера перьев и килограмм десять пуха.
- Хорошо. Вы это получите. Мои люди, дня через три-четыре, привезут пух и перья к вам в контору. Деньги можете уплатить им. А вам мой совет: завтра же уезжайте из Дубовского. Тут вам делать нечего, - произнес старец строго, с повелительными нотками в голосе.
Холмин сделал удивленное лицо.
- Как завтра? Ведь командировка сюда у меня на целую неделю.
- А вы доложите своему начальству, что за сутки управились. Оно вас похвалит и, может быть, даже премию выдаст.
- Но должен же я, хотя бы, познакомиться как следует, с местом моей командировочной работы.
- Вот завтра до вечера и познакомитесь. А с вечерним поездом уезжайте. К вокзалу, через кладбище, итти не бойтесь. Вас не тронут никакие… мертвецы.
Репортер подумал и сказал:
- Пожалуй, Федор Матвеевич, вы правы. Я так и сделаю.
Старец слегка подмигнул ему.
- А если вас в городе будут спрашивать о селе Дубовском, то скажите, что у нас тут все в порядочке.
Окончание последней фразы резнуло Холмина по слуху - оно было слишком советским и в устах староверческого начетчика прозвучало непристойно, Репортер еле удержался от возгласа удивления. Старец зевнул, прикрыв рот рукой, и сказал:
- А теперь вы, наверно, устали? Где остановились на ночлег?
Холмин развел руками.
- Пока еще нигде.
- Если хотите, то можете переночевать в семье Карповых. Они живут в четвертой хате по этой же улице, с правой стороны от меня. Веры не нашей, но люди хорошие. Скажете, что я прислал.
- Большое спасибо.
Поняв намек старца на то, что пора уходить, Холмин встал и начал прощаться. Ушел он раздосадованный тем, что староверческий начетчик так быстро и легко "раскусил" его инкогнито. Однако, репортер утешался мыслью, что и ему кое в чем удалось раскусить этого странного моложавого "старца".
На улице Тюха-Митюха встретил Холмина тихим свистом из подворотни и вопросом:
- Ну, как, товарищ нач… извиняюсь, товарищ Холмин? Все в порядке?
- В порядочке, - ответил ему репортер словами староверческого начетчика. - Мне предлагают ночлег у Карповых, живущих приблизительно вон там. Как по-вашему, можно у них переночевать?
- Можно. Хата просторная, теплая.
- Не пристукнут они меня ночью?
- Не должны бы. Люди тихие, смирные, проверенные.
- Тогда я у них и заночую. А вы, Дмитрий Лукич, пожалуйста, предупредите товарища Дохватова, что навещу я его завтра перед вечером.
- Слушаюсь!..
6. Мертвецы встают из гробов
Дождь, поливавший Дубовское всю ночь, к рассвету кончился и небо прояснилось.
Для Холмина эта ночь была довольно беспокойной и почти бессонной. Хотя участковый милиционер и заверил его, что Карповы люди тихие и проверенные, но репортер все же опасался, как бы с ним у них чего-либо не произошло. Однако, не произошло ничего. Муж и жена Карповы оказались гостеприимными, но очень запуганными колхозниками и перед Холминым робели. Утром они угостили его вареной картошкой "в мундирах" и кипятком с солью.
- Вы уж не обессудьте, - сказала при этом жена. - Ничего больше у нас нету.
- На трудодни мы еще не заработали, - с угрюмой грустью добавил муж.
Холмин поспешил заявить, что этот простой завтрак был очень вкусен и ему понравился. Лица Карповых немного повеселели. Он попытался расспросить их о бродячих мертвецах, но на все его вопросы они отвечали испуганно и уклончиво.
- Не знаем. Не видали. Не слыхали. Это дело не наше.
Простившись с ними и поблагодарив их за гостеприимство, Холмин пустился в "зоготовительный" обход сельских домов. Обитатели их встречали его недружелюбно. В первом же из них худая сердитая женщина, замахав на него руками, закричала:
- Нету и нету! Курей-утей порезали да поели. Пух-перо на подушки пущены. Нету и не будет!
Из второго дома его выгнали, заявив при этом:
- С городскими табашниками да винопийцами мы и знаться не хотим. От них разврат и колхоз.
В третьем доме седобородый старик, выслушав "заготовителя", сказал:
- Перо на мне, мил человек, - сам видишь - не растет. Пуха на телесах я тоже не имею. Может, бороду мою заготовишь?
От бороды Холмин отказался. Старик спросил, иронически усмехаясь:
- Знать советская власть до наших бород покудова не дошла?
- Нет, дедушка. Не дошла, - подтвердил репортер.
- Ну и на том спасибо, - произнес старик со вздохом.
Подобные встречи повторялись и в других домах. Однако, неудачное начало обхода не обескуражило Холмина. Он, в достаточной степени, обладал упорством и профессиональными способностями репортера быть навязчивым собеседником и вступать в разговоры с незнакомыми людьми. Переходя из дола в дом, ему удалось соблазнить некоторых дубовичан обещаниями, вместо уплаты денег за пух и перья, "отоваривать" их керосином, спичками, мылом, гвоздями, иголками, нитками и другими, не менее ценными для советской деревни, вещами. После таких обещаний можно было беседовать не только о пухе и перьях.
Во время своего "заготовительного" обхода, Холмин столкнулся с некоторыми странными обстоятельствами бытия дубовичан. Например, в большинстве они были против колхоза, но, тем не менее, вступали в него, хотя их к этому, как будто, никто не принуждал. В ответ на вопросы репортера о причинах этого, люди или отговаривались незнанием, или же отмалчивались…
* * *
В сельсовет к Дохватову, изнывавшему от скуки и разговоров с участковым милиционером Холмин явился в сумерки. Агент Уголовного розыска встретил его вздохом облегчения и словами:
- Где пропадал, Шура? Я уж было думал, что бродячие мертвецы тебя к себе в могилу утащили.
- Пока еще не пробовали. Может быть, в нынешнюю ночь утащат.
Затем, рассказав вкратце агенту и милиционеру о своих встречах со староверческим начетчиком и дубовичанами, он объявил:
- Сегодня ночью, товарищи, я должен отсюда уезжать.
Удивленный Дохватов засыпал его вопросами:
- Как уезжать? А Дело? Кто его будет расследовать? Я один, что ли? Ты что, сдрейфил? Хочешь мне всех бродячих мертвецов навязать? И думаешь, что это для меня ясно-понятно?
- Успокойтесь, Василь Петрович, - остановил его Холмин. - Вы задаете мне сразу столько вопросов, что половину их, по крайней мере, можно и перезабыть. Сейчас я объясню вам все по порядку.
- Ну-ну, давай, - пробурчал агент.
- Для тех, кем мы сейчас интересуемся и кого дубовичане называют бродячими мертвецами, нужно создать видимость моего отъезда, - сказал репортер. - Вернее видимость подготовки к отъезду. И создать именно сегодня, до отхода вечернего поезда. Тогда, может быть, бродячие мертвецы покажутся нам сегодня же.
- Постой, постой, - перебил его Дохватов. - Насколько я помню, они показываются только в новолуние.
- Возможно, что они сделают для нас исключение из своего правила. Тем более, что ночь для этого кажется, будет подходящей, - указал Холмин за окно.
Агент и милиционер взглянули туда. На вечернем небе собирались густые осенние тучи. Тюха-Митюха вздохнул.
- Опять дождь будет. Надоел проклятый.
- И придется вам, Дмитрий Лукич, под этим дождем мокнуть на кладбище, - заметил репортер.
Физиономия милиционера вытянулась.
- Что, участковый, сдрейфил? - насмешливо спросил агент.
- Не то, чтобы это самое, товарищ нач… извиняюсь, товарищ Дохватов. Только не приходилось еще с мертвецами дело иметь, - ответил Тюха-Митюха, беспокойно заерзав на стуле.
- Это и не понадобится. Они не более мертвы, чем мы с вами, - успокоил его Холмин.
Милиционер несколько повеселел.
- В таком разе, я и на кладбище мокнуть: "всегда готов!" По-пионерски, значит.
- У меня такой план, - продолжал репортер. - Вы вдвоем, за два с половиной часа до отхода поезда, отправитесь на кладбище и засядете там в кустах возле ворот со стороны вокзала. Сидеть тихо и смирно, без разговоров и курения. Впрочем, не мне вас учить. Полчаса спустя после вашего ухода я пойду, не торопясь, на вокзал через кладбище. А что будет дальше - посмотрим. Без моего сигнала прошу не стрелять. Если это потребуется, я крикну.
- Думаешь, будет стрельба? - спросил Дохватов.
- Возможно, - ответил Холмин. - Электрический Фонарик у вас, Василь Петрович, в порядке?
- Пока действует. Батарейка новая.
- Да, кстати, - сказал репортер, - я успел сегодня побывать и на кладбище. Никаких тайников мною там не обнаружено.
- Это так, - подтвердил милиционер. - Там тайников нету. Мне все кладбищенские места хорошо знакомые.
- Как, товарищи? - спросил Холмин. - Согласны вы с моим планом?
Милиционер поспешно и подобострастно закивал головой.
- Мировой план.
На лице Дохватова отразилось сомнение.
- Ну, а если этот план сорвется? Если бродячие мертвецы - или кто они там такие - нам не покажутся? Тогда что?
- Тогда придумаем что-нибудь новое, - ответил репортер на вопросы агента. - Но, надеюсь, что план не сорвется, если о нем, кроме нас троих, никто не будет знать. Даже ваши осодмильцы, Дмитрий Лукич.
Дохватов погрозил милиционеру пальцем.
- А если они узнают, то не забывай, участковый, что я тоже власть на местах, Я тебя самого могу превратить в мертвеца, но не бродячего. Ясно-понятно?
Тюха-Митюха испуганно втянул голову в плечи…
* * *
Холмин шел на вокзал, не торопясь, заговаривая с редкими прохожими, встречавшимися на улицах:
- Добрый вечер! Всего хорошего. Счастливо оставаться.
Некоторые останавливались, спрашивали:
- Уезжаете?
Он отвечал с подчеркнутой бодростью:
- Уезжаю. Домой. Надоел мне ваш дождь. Вот на вокзал иду.
- Обождали бы до утра, - советовали ему.
- А чего ждать? - с наигранным удивлением спрашивал он.
- Мало ли чего? Ночь-то темная. Всяко может случиться.
- Ничего. Мне к темным ночам в командировках не привыкать, - хвастливо говорил он.
Люди пожимали плечами, укоризненно и сочувствующе качали головами и, пожелав ему счастливого пути, торопились удалиться.
Так Холмин "создавал видимость своего отъезда", расчитывая, что весть об этом, через кого-либо из прохожих дойдет до тех ушей, до которых он хотел, чтобы она дошла.
На полпути к кладбищу он остановился и закурил. Постоял минут пять, разглядывая вечернее небо с нависшими тучами и насвистывая "Яблочко" потом отбросил окурок и пошел дальше. У кладбищенских ворот выкурил вторую папиросу. Торопиться никак не следовало; бродячим мертвецам надо было дать время для "подготовки".
С неба начал сеять осенний дождь: мелкий, холодный и противный. Холмин поежился, втягивая голову в плечи и пожалел, что у его ватной куртки нет воротника.
Ржавые кладбищенские ворота, по-видимому, давно уже не закрывавшиеся и еле держащиеся на верхних петлях, вделанных в стены, монотонно и жалобно поскрипывали от порывов ветра. Потоптавшись возле ворот еще несколько минут, Холмин решил, что времени прошло достаточно и пошел через кладбище к вокзалу. Было не очень темно, но, от бившего в лицо и слепящего глаза дождя, приходилось двигаться почти ощупью; то и дело репортер невольно сворачивал с дороги и натыкался на кусты, могильные холмики, поломанные ограды и покосившиеся кресты. Так, не без труда, добрался он до противоположных ворот, в полутора километрах от которых был расположен вокзал полустанка, "Что же делать дальше? Поворачивать обратно?" - подумал репортер, остановившись перед воротами.
Вокруг все было тихо спокойно и жутко. Необъяснимо жутко до такой степени, что если бы Холмин не знал, что где-то рядом, в кустах сидят Дохватов и Тюха-Митюха, он поспешил бы убраться отсюда.
"Бродячие мертвецы наверно передумали и не появятся. Таким образом, наш план, пока что, сорвался. - продолжал думать Холмин. - Что же, все-таки, делать? Вызвать из кустов моих неудачных охотников за мертвецами и отправляться по домам? Или еще подождать?"
Здесь течение мыслей репортера было прервано звуками тихих, медленных шагов, раздававшимися за его спиной. Он быстро обернулся и остолбенел. По кладбищенской дороге, сквозь пелену мелкого дождя, медленно, как бы плывя в воздухе, двигались прямо на него две беловато-серые, расплывчатые фигуры. Одна из них была среднего человеческого роста, другая повыше. В верхней части каждой фигуры светилось пятно неподвижным бледно-желтым светом.
Когда они приблизились на расстояние двух десятков шагов, Холмин разглядел эти пятна. Они представляли собою очертания мертвых человеческих черепов: четыре темных дырки посредине, вместо глаз, носа и рта, а вокруг - слабый, неподвижный свет, окруженный черной каймой.
От этого зрелища Холмин невольно задрожал, хотя и был подготовлен к чему-либо подобному. Лихорадочный озноб, - неприятный, холодный и скользкий, - пополз по всему его телу. Он сделал несколько шагов назад. Фигуры продолжали приближаться. Он отступил еще. Фигуры остановились и от одной из них, - той, что была пониже, - вытянулось вперед что-то длинное, плохо различимое за пеленою дождя, но смутно похожее на руку. По кладбищу разнесся гулкий, знакомый Холмииу голос:
- Идите!. Идите… в колхоз!
Наступила короткая пауза, а затем репортер… расхохотался. Он мог ожидать всего, но только не этого. Мертвецы, вставшие из гроба, в роли колхозных агитаторов! Это было слишком неожиданно и слишком смешно. Приступ смеха, однако, длился у него недолго: каких-нибудь две-три секунды. Смех сменила ярость. Глубоко в груди, возле самого сердца, Холмин болезненно ощутил жгучий, быстро растущий комок злобы на тех, кто так по-шарлатански, с таким бесстыдством и цинизмом используют для советской власти мертвецов и древнее староверческое предсказание, доверчивость дубовичан и их суеверность. И не помня себя от ярости, он закричал:
- Василь Петрович! Стреляй! Участковый - пли!
Инстинктивно пригнувшись, Холмин ждал выстрелов, но их не последовало. В кустах по-прежнему были тишина и безмолвие.
"Неужели Дохватов и милиционер лежат в кустах убитые? Тогда и мне конец", - мелькнула в голове репортера тоскливая мысль.
В это мгновение он с радостью увидел, что одну из фигур - более низкорослую - ему, как будто, удалось напугать своим криком. Она метнулась в сторону, но другая - высокая - испустив не человеческое, а скорее звериное рычание, ринулась на него. Холмин сжал кулаки, приготовившись защищаться, и отчаянно, не надеясь на ответ, крикнул еще раз:
- Да стреляйте же! Скорее!