И сейчас же из его груди вырвался вздох облегчения. В кустах, слева от него, один за другим мелькнули яркие и быстрые огоньки и оттуда загремели выстрелы. Стреляли метко. Фигура, метнувшаяся в сторону, споткнувшись о могильный холм, упала и осталась лежать неподвижно. Рычание другой перешло в однотонный, высокий вопль, закончившийся надрывным стоном, и она растянулась у ног Холмина. Из кустов выскочил человек, два мокрых рукава обняли репортера за шею и тревожный голос Дохватова зашептал ему в ухо:
- Ну, как, Шура? Ты целый? Невредимый?
- Целый, - ответил Холмин. - Что же вы так долго не стреляли?
- Так, Шура. Впечатление потрясающее. Я еле, ясно-понятно, опомнился.
- Засветите-ка фонарь, Василь Петрович. Посмотрим, кто это.
Луч электрического фонаря скользнул по Фигуре, лежащей у их ног, и остановился на ее лице. Оно было покрыто пластами странной массы желтовато-белого и серого цвета.
- Маска! Долой ее! - воскликнул Дохватов.
Он осторожно снял маску, передал Холмину и, всмотревшись в лицо, сказал:
- Личность знакомая. Одноглазый Кондратий.
- Да, это он, - подтвердил Холмин. - А кто другой?
- Сейчас поглядим…
Вторая фигура была тоже в маске. Под нею обнаружилось пухлое, мясистое лицо с небольшими усами и русой, кудреватой бородкой.
- Этого я не знаю, - с сожалением произнес агент. - Но ничего. Произведем опрос дубовичан и личность установим.
- Опроса не потребуется. Я его знаю, - сказал репортер.
- Кто же это?
- Здешний старец-начетчик, Федор Матвеевич Глуховских.
- Да ну? Вот так штука, - протянул агент…
Старец был убит, но Кондратий шевелился и слабо стонал. Услышав его стоны, Дохватов бросился к нему. Он стал возле него на колени и, приподняв за волосы его голову, слегка встряхнул ее.
- Ну, ты, бандит! Развязывай язык! Кто придумал эту штуку с бродячими мертвецами?
Осодмилец стонал, не отвечая ни слова.
- Говори, бандит! Или я тебе все зубы наганом выбью! - заревел агент.
Холмин тронул его за рукав.
- Нельзя же так, Василь Петрович.
Дохватов локтем оттолкнул репортера.
- Не лезь, Шура. Теперь я сам управлюсь. Тут дело политическое получается. Мы должны поскорее все выяснить, иначе нам будет плохо.
И он, тряся за волосы голову Кондратия и замахиваясь на нее фонарем, заорал снова:
- Морду разобью! Отвечай! Кто придумал мертвецов?
До слуха Холмина, вперемежку со стонами, еле слышно донесся ответ осодмильца:
- Районный… уполномоченный ГПУ… товарищ Котиный…
Дохватов, пораженный этим неожиданным ответом, опустил фонарь. Холмин подумал и сказал:
- Спросите его об убитом гармонисте.
Агент обернулся к нему.
- Думаешь, он зарезал?
- Уверен в этом.
Дохватов встряхнул осодмильца.
- Ты зарезал гармониста?
- Я, - зашелестели губы Кондратия, - вышел из столовки… спрятался за крыльцом… подождал Пашку… потом ножом…
- Кто приказал убить?
- Старец.
С последним словом изо рта осодмильца вытекла струя крови; тело его дернулось и вытянулось.
- Кончился, - произнес агент, вставая с колен. Он поднял валявшуюся рядом с трупом старца маску и, при свете своего фонаря, начал разглядывать ее.
- Интересно, из чего эта штука сделана? Труха какая-то. В руках крошится. И раньше светилась, а теперь нет.
Холмин внимательно осмотрел другую маску, бывшую у него в руках, и сказал:
- Кажется, я догадываюсь из чего она. Погасите-ка фонарь, Василь Петрович.
Фонарь погас. В темноте обе маски опять начали светиться слабым неподвижным светом.
- Да, это гнилушка, - уверенно сказал Холмин.
- Какая гнилушка? - спросил Дохватов.
- Обыкновенная. Из лесу. Гнилое, трухлявое дерево.
- Верно, Шура. Ловкую штуку они с гнилушкой придумали.
Холмин вспомнил о Тюхе-Митюхе.
- А где же наш участковый милиционер?
- В самом деле, где он? Со мной рядом в кустах сидел. Может, помер со страху? - забеспокоился агент.
Он лучем фонаря провел по кустам. Под одним из них они увидели милиционера, сидящего на корточках, закрыв лицо руками. Рядом на земле валялся наган.
- Эй, участковый! - крикнул Дохватов. - Мертвецкое представление окончено. Вылазь да наган подбери.
Тюха-Митюха вылез из кустов, весь дрожа, и спросил заплетающимся языком:
- Где они?
- Померли. Больше бродить не будут, - успокоил его агент и, вдруг, заторопился:
- Шура! Нам нужно спешно ехать.
- Куда?
- После объясню.
Он сунул маску в руки милиционеру.
- Держи, участковый. Сохранишь, как вещественное доказательство. Другую мы заберем с собой. Трупы не трогать. Поставить охрану из осодмильцев. Окружающее население не подпускать.
- Следовало бы этих мертвецов показать дубовичанам, - заметил Холмин.
- Ты думаешь? - обернулся к нему Дохватов.
- По моему очень невредно. Пусть посмотрят, кто их в колхоз загонял.
- Верно. Участковый! Интересующихся от трупов не отгонять. Пускай только руками не лапают. Желающим давать объяснения. Ясно-понятно?
- Понятно, товарищ начальник.
- Пошли на вокзал, Шура, Может, еще успеем к поезду…
7. Товарищ Котиный
- Куда мы едем? - спросил Холмин Дохватова.
Отдуваясь и вытирая пот со лба, агент сказал: - Погоди, Шура. Дай немного передохнуть. Совсем запарился…
Им повезло. Поезд "выбился из графика" и через полустанок проходил с опозданием. Агенту и репортеру удалось на-ходу вскочить в последний вагон. Сунув под нос обер-кондуктору свое служебное удостоверение, Дохватов потребовал:
- Отдельное купэ.
Это его требование было сейчас же выполнено.
- Едем мы, Шура, - заговорил агент, отдышавшись, - в районный центр, к самому товарищу Котиному.
- Зачем?
- А затем, чтоб в тюрьму не сесть?
- В тюрьму? За что же нас туда сажать?
- Есть за что. Уголовное дело с бродячими мертвецами превратилось в политическое. Поскольку же в нем замешан районный уполномоченный ГПУ, то он очень захочет нас изолировать. А чтоб этого не произошло, мы должны с ним поговорить и его запугать.
Репортер с сомнением покачал, головой.
- Мы? Запугать гепеушника?
- Думаешь, не выйдет? Еще как. Нужно только на него навалиться нахрапом. Взять на испуг, на горло, на пушку, на Бога. Слушай, Шура. Ты - человек верующий и я тоже не без веры. Но, когда я Котиному про Бога напомню, не вмешивайся и не возражай. Только поддакивай. Иначе - сядем. Ясно-понятно?
- Понятно, но не очень ясно.
- Ладно. Потом прояснится…
Поезд, "выбившийся из графика", шел медленно, подолгу простаивая на станциях, и агент с репортером добрались до районного центра только часа через три. Дохватов с вокзала позвонил по телефону в областной Уголовный розыск и вызвал шофера:
- Сеня! Ты? Спешно выезжай сюда, ко мне. Да! В район. Остановишься у дома уполномоченного ГПУ и дашь три длинных гудка. Машину гони на всю скорость. От этого зависит мое существование. И в пути, чтоб никаких аварий. Иначе - башку отвинчу. Ясно-понятно?
Телефонная трубка в ответ громко крякнула.
* * *
У районного уполномоченного ГПУ, товарища Котиного была поза пресыщенного жизнью древно-римского патриция, а физиономия - крупного выдвиженца из мелких сухопутных клешников из тех самых, которых в первые годы советской власти называли "красой и гордостью революции". Эту физиономию заботливо и упорно холили, но, из-за грубости черт, дурного цвета кожи, нескольких шрамов и множества угрей, так и не смогли выхолить.
Принимая Дохватова и Холмина в своем кабинете, он возлежал в кресле за столом и лениво цедил сквозь зубы:
- Это вы хорошо сделали, граждане поднадзорные, что сами явились. А я хотел было уже за вами людей посылать.
- На какой предмет? - осведомился Дохватов.
Уполномоченный ГПУ изменил позу. Теперь он не возлежал о восседал в кресле, цедя слова со зловещей значительностью:
- На предмет вашего ареста. По обвинению в превышении власти и в противодействии хозяйственно-политическим мероприятиям органов ГПУ.
Дохватов, сделав вид, что это зловещее заявление нисколько его не удивляет и не волнует, досадливо отмахнулся от уполномоченного.
- Не бузи зря, товарищ Котиный. С нашим арестом успеется, - он метнул косой взгляд в приведших их сюда двух охранников. - Отошли-ка своих телохранителей. Имеем к твоему сведению секретную информацию.
Котиный медлил в нерешительности. Тогда Дохватов, не допускающим возражений тоном, приказал его молодцам:
- Выйдите отсюда, товарищи! У нас важное дело.
Молодцы поспешили удалиться.
Последовавший затем разговор Холмин часто потом вспоминал. В те времена, к которым относится этот рассказ, подобный разговор еще был возможен. Советский Уголовный розыск тогда еще не совсем и не во всем подчинялся ГПУ, сохраняя кое-какую самостоятельность. Поэтому работник областного Уголовного розыска мог позволить себе разговаривать с районным уполномоченным "органов" несколько свысока и даже дерзко и заносчиво.
Дохватов подошел к столу вплотную, оперся об него ладонями и, смерив уполномоченного тяжелым, косым взглядом, спросил резко и требовательно:
- Так за что, товарищ Котиный, ты хочешь нас арестовать? Нам не совсем ясно и понятно.
Уполномоченный раздраженно ударил кулаком по столу.
- Как за что? Вы сорвали коллективизацию в селе Дубовском и угробили двух моих секретных сотрудников. Ваше вмешательство в операцию органов ГПУ с бродячими мертвецами дало явно вредительские результаты. Мне только что звонили из Дубовского: наиболее несознательные элементы села уходят в горы к абрекам. Интересуюсь: по заданию какой контрреволюционной организации вы действуете?
Агент быстро выдернул из кармана наган и с размаху положил его на стол дулом к Катиному. Поза последнего мгновенно и стремительно изменилась. Как уколотый шилом сзади, он взвился над креслом и тяжело плюхнулся в него. Теперь он уже не восседал, а сидел съежившись.
- Ах ты, гад! - загремел Дохватов. - Хочешь нас в контрреволюции обвинить? За решетку посадить хочешь? Методами физического воздействия вырвать у нас признания? Свою вину свалить на наши головы? Так знай, гад, что этот номер не пройдет. Прежде я тебе череп продырявлю.
Товарищ Котиный съежился еще больше и угри на его неудачно выхоленной физиономии побелели от страха. Агент придвинул к себе стул и, усевшись на него верхом, сказал репортеру:
- Товарищ Холмин! Присаживайся к столу поближе. Разговор будет серьезный и длинный.
Холмин пододвинул один из стульев к столу и сел. Дохватов заговорил, несколько понизив голос:
- Влип ты, товарищ Котиный, с этими бродячими мертвецами. Здорово влип. А почему? Да потому, что не проинформировал нас - областной Уголовный розыск. А санкции вышестоящих организаций на подобные методы коллективизации сельского хозяйства у тебя имеются? Ну-ка, покажи мне эти санкции.
- Какие могут быть санкции? - растерянно пробурчал уполномоченный.
- Ага! - торжествующе воскликнул агент. Значит, ты по собственной инициативе фокус с мертвецами устроил? Кто же тебе разрешил массовую работу среди трудящегося населения подменять голым администрированием, базирующимся на использовании религиозных предрассудков?
- Что я мог поделать, если староверы без психологического воздействия в колхоз не идут?
- И ты решил воздействовать на них мертвецами? Не мог придумать ничего лучше? Это перегиб, товарищ Котинный. Политический вывих, В то время, когда партия требует от нас усиления антирелигиозной пропаганды, ты возрождаешь древние суеверия, способствуешь укреплению веры в Бога и загробную жизнь. За это тебя по головке не: погладят.
Дохватов повернулся к Холмииу.
- Как вы думаете, товарищ Холмин, что ему за это может быть?
- Вероятно, он положит на стол свой партбилет, - ответил репортер первой, пришедшей ему в голову фразой.
- Не только это, - подхватил агент. - Он сам ляжет на стол большого конвейера.
- Вполне возможно, - подтвердил Холмин.
При упоминании о конвейере пыток, уполномоченный ГПУ затрясся и попытался возразить заплетающимся от страха языком:
- Товарищи! На конвейер меня отправлять не за что. Мне приказано проводить коллективизацию любыми методами. И если-б вы ее в Дубовском не сорвали, то никто бы, даже в краевом центре, не возразил. Наоборот, одобрили бы.
- Товарищ Котиный! - крикнул Дохватов. - О срыве замолкни. Подумай лучше, как выпутаться из этого грязного дела.
Уполномоченный развел трясущимися руками.
- Что же тут думать?
Агент свой грозный тон сменил на ласковый и вкрадчивый:
- Вот что, товарищ Котиный. Мы с тобою люди свои. Работаем почти в одном и том же следственном аппарате. Так зачем нам ссориться? Давай мы это дело замнем для ясности и понятности. Все равно теперь от него - никому никакой пользы. А вред может быть тебе больше, чем нам.
На физиономии уполномоченного изобразилась смесь разнообразных чувств: облегчения, нерешительности, некоторого раздумья и сожалений об утраченных возможностях. Он снова принял позу восседающего в кресле римского патриция и произнес нерешительно:
- Замять, конечно, можно.
- Так в чем дело? Замнем! Договорились? - поспешил подхватить агент.
Уполномоченный вздохнул с сожалением и, в то же время, с облегчением.
- Что же с вами поделаешь? Договорились… Больше у вас, товарищи, ко мне ничего нет?
- Один вопрос, - сказал Холмин. - Как вы подменили старца-начетчика?
- А зачем вам это знать? - с неудовольствием спросил Котиный.
За репортера внушительно ответил агент:
- Товарищ Холмин состоит у нас экспертом по уголовным делам. Случай с бродячими мертвецами интересует его не практически, а теоретически. Да ты, товарищ Котиный, не стесняйся. Объясняй. Ведь твои мертвецы уже перестали быть секретом.
- Могу и объяснить, - не очень охотно согласился уполномоченный. - Только, чтоб это было между нами.
- Конечно. Дальше нас не пойдет, - заверил его Холмин.
- Вот как было дело. После смерти своего старца-начетчика дубовичане вытребовали себе другого из Сибири. Мои сексоты, понятно, донесли мне об этом. Я телеграфно запросил уполномоченного ГПУ того сибирского района, где проживал старец. Мне ответили шифром со всеми подробностями. В пути старец был арестован. Его обвинили в религиозной контрреволюции и посадили в изолятор. К дубовским староверам я отправил с документами старца, - поддельными, конечно, - одного из моих сотрудников. Вот и все.
- Ловко ты это обтяпал, товарищ Котиный, - заметил Дохватов.
- У нас в каждой церковной и сектанской организации сексоты имеются, - самодовольно похвастался уполномоченный.
- Кого именно вы послали к дубовичанам? - спросил репортер.
- Начальника нашего антирелигиозного сектора, - ответил Котиный.
- Вот, значит, кого я ухлопал! - воскликнул агент.
Уполномоченный ГПУ вздохнул.
- Да. К сожалению.
- Ничего. Тебе нового сотрудника пришлют. Их у вас хватает, - сказал Дохватов и, встав со стула, подошел к окну. Открыл его, выглянул через оконную решетку на улицу и, с досадой пожав плечами, вернулся обратно. Искоса окинул быстрым взглядом Холмина и, видя, что у того вопросы, как-будто, кончились, сам начал расспрашивать уполномоченного:
- Ну, а что нового, товарищ Котиный, у тебя в районе?
- Ничего особенного.
- Работы много?
- Через край.
- Следственных дел?
- Завалены ими.
- А вот у нас мало. Больше анекдотами занимаемся. Хочешь, расскажу парочку новеньких?
И не дожидаясь согласия своего невольного собеседника, стал рассказывать, по временам останавливаясь и прислушиваясь к шуму раннего утра, приглушенно доносившемуся с улицы. На пятом анекдоте уполномоченный запротестовал:
- Товарищи! Меня дела ждут.
- Погоди, - перебил его агент. - Я еще расскажу один случай из моей уголовной практики. Тебе интересно послушать.
Случай был запутанный, с множеством подробностей и объяснений их, но уполномоченного ГПУ заинтересовал. Однако, в середине своего повествования рассказчик неожиданно вскочил со стула. Через приоткрытую ставню окна, с улицы донеслись три длинных автомобильных гудка. Дохватов энергично потряс руку ошеломленному Котиному и крикнул:
- Пока, товарищ Котиный! Спешим! Всего! Привет! В другой раз доскажу.
И, ухватив Холмина за рукав, потащил его из комнаты. На улице он втолкнул его в зеленый фордик, - старенький и замызганный, - сел сам и крикнул в затылок шоферу:
- Сеня! Гони во весь дух!
Автомобиль отчаянно запрыгал по уличным кочкам и лужам. Холмин, ударившись головой о брезентовый верх фордика, недовольно спросил:
- Василь Петрович, куда мы так торопимся?