- Уже говорил, да? - сказал в раздражении Николау. - Говорил об этом с каждым встречным, не только со мной. Иногда ты бываешь сущим глупцом. Задумываешься ты, хоть на секунду, перед тем как что-то сказать?
- Боюсь, нечасто, - ответил Марти, виновато улыбаясь.
Во второй половине того жаркого дня таверна Родриге начала затихать. Мальчик-слуга собирал тарелки и чаши, большинство посетителей допили вино и жаловались друг другу на свою работу, налоги и дороговизну. Матушка Родриге ходила с кувшином по залу, подливая вина самым заядлым пьяницам. Родриге окинул зал наметанным взглядом и скрылся, предоставив жене заниматься засидевшимися посетителями.
Баптиста сидел один, уставясь в чашу с вином. Время от времени поднимал голову, прислушивался к жалующимся посетителям, а потом снова принимался смотреть в чашу.
Проходя по залу, жена Родриге остановилась у столика Баптисты.
- Чего ты там ищешь? - спросила она.
- Ответов, - признался Баптиста. - Признаюсь, я все больше и больше недоумеваю.
- Из-за чего?
- Послушай, Ана, моя умная красавица. Если ты войдешь в кухню, готовясь стряпать вкусное блюдо из бычьих хвостов, и увидишь, что на плите тушится баранья шея, ты не удивишься?
- Я бы задумалась, кто из этих ленивых олухов заходил в кухню, - ответила она. - Да, удивлюсь.
- Так вот, любовь моя, - негромко сказал Баптиста, - в моей кухне кто-то повозился. Я бы хотел знать, кто.
- Никаких ответов не нашел?
- Пока что нет, - ответил он. - Только возникло еще несколько вопросов.
- О чем? - спросила она и села напротив него, чем вызвала переполох среди своих посетителей. - Помимо бычьих хвостов и бараньей шеи.
- О покойнике возле собора.
- О том, которого убил священный Грааль? Считается, что случилось именно это.
Баптиста покачал головой.
- Грааль не может убить человека таким образом.
- А кто ты такой, - спросила Ана с прежней грубостью, - чтобы знать, может или нет? Священник?
- Кто, я? - ответил Баптиста. - Похож я на священника?
Она откинулась назад и оценивающе оглядела его.
- Не все священники выглядят одинаково, - сказала она и засмеялась. - Я повидала здесь многих священников.
- Скажем так, что, не будучи священником, я знаю, что если он держал чашу в руках, она бы его не убила. И я знаю, что в руках он ее не держал.
- Откуда знаешь?
- Я обычный человек, сеньора, но смогу распознать разницу между морковью и гранатом, хотя они оба красные, - Баптиста доверительно подался вперед. - Тут просто здравый смысл. Что мог делать этот человек с таким священным сосудом?
- Тогда чего ты беспокоишься?
- Беспокоюсь? - спросил он. - Да, пожалуй.
Он пристально посмотрел ей в лицо и положил ладонь на ее руку, словно удерживая ее.
- Ана, ты странная женщина.
- Не более странная, чем большинство, - ответила она, не убирая руки.
- Откуда у меня такое сильное желание сказать тебе, в чем дело - что меня беспокоит? Помогла бы ты мне, если б я попросил?
- Наверное, - ответила Ана. Задумалась на несколько секунд. - Да, помогла бы.
Баптиста встал и поманил ее.
- Хочу показать тебе кое-что - пошли ко мне в спальню.
- Оно там? - саркастически спросила она. - Интересно, что это может быть?
- Господи, Ана, я совершенно серьезно.
- Если я оставлю этот сброд больше, чем на минуту, они меня дочиста ограбят, - сказала жена Родриге.
- Клянусь, это не займет больше минуты, - сказал Баптиста.
Глава восьмая
Среда, 4 июня
Следующее утро выдалось солнечным, ясным, с редкими высокими облачками, лениво плывущими по небу. К тому времени, когда колокола собора зазвонили к заутрене, тучки исчезли и солнце слепило глаза. Едва Исаак и Юсуф вошли в еврейский квартал, возвращаясь из дворца епископа, их остановил молодой человек, немногим старше тринадцатилетнего Юсуфа.
- Сеньор Исаак, - сказал он, тяжело дыша, - я разыскивал вас. Прошу, будьте добры, пойдемте к моему хозяину. Боюсь, он болен, очень болен.
- Это юный Ави, так ведь? - спросил Исаак. - Который служит Шальтиелю?
- И набирается у его ног великой мудрости, сеньор Исаак.
- Конечно же, мы придем. Немедленно.
Исаак направился к дому философа, известного в еврейском квартале и на много миль за его пределами своей великой ученостью и пониманием тайн Каббалы. Он ускорил шаг.
- Юсуф может сбегать домой за моими скромными лекарствами, которые, возможно, потребуются твоему хозяину.
- Бегу, господин, - сказал Юсуф.
Исаак несколько удивился, когда мальчик повел его не в спальню философа, а в кабинет.
- Сеньор Исаак, - сказал Шальтисль. - Благодарю, что пришли навестить меня.
- Я пошел к вам, как только услышал, что вы больны, сеньор, - сказал Исаак. - Но в таком случае вам нужно лежать в постели, отдыхать.
- Предпочитаю встретиться с вами здесь, - ответил каббалист. - Нам нужно обсудить кое-какие дела.
- Вот как? Разговор с вами всегда просвещает ум, сеньор Шальтиель. Хотя, послав за мной таким образом, вы напугали своего ученика Ави, он, кажется, счел, что вы находитесь в когтях смерти, - заметил Исаак. - Но вы не похожи на умирающего.
- Я болен, сеньор Исаак. Легкое несварение и небольшой жар. Я бы не подумал беспокоить вас из-за такого пустяка, но это дало мне удобный повод и увидеться с вами, и расшевелить юного Ави: он зачастую витает в облаках. Хоть я и твержу ему, что величайшие умы должны быть постоянно загружены монотонным учением и весьма усердной работой. Но он хороший парнишка.
Шальтиель сделал паузу.
- Я отвлекся от темы. Прошу вас, Исаак, присаживайтесь. Стул рядом с вами.
Юсуф придвинул своему учителю стул, и Исаак сел.
- Обследовать вас, сеньор Шальтиель?
- Не сейчас, Исаак. С этим можно повременить.
Он побарабанил пальцами по столу, а потом, уже другим голосом, более громким и уверенным, заговорил:
- Я не вижу ничего дурного в том, что вы посвящаете так много времени лечению епископа. Я думал об этом и решил, что тут нет ничего дурного.
- Благодарю, сеньор Шальтиель, - учтиво сказал Исаак.
- Однако меня очень беспокоит, что вы помогаете ему в поисках идолопоклоннического символа - этого орудия зла - которым он хочет украсить свой храм.
- Я не делал этого, сеньор Шальтиель, - сказал врач.
- Пожалуйста, позвольте мне высказаться, а потом можете отвечать.
- Конечно.
- Кроме того, сеньор Исаак, вы втащили в это болото свою простодушную семью, в том числе и Юсуфа.
- С чего вы взяли? - спросил Исаак. - Это неправда.
- Мне сказали, что ваша дочь Ракель и ваша жена помогают вам, как и ваш ученик. Этим вы подвергаете их и нас серьезной опасности. Говорят, из-за этого предмета в городе пробудилась сильная ярость. Связь вашей семьи с ним означают, что эта ярость вполне может обратиться против нашей общины и привести к ужасным последствиям. Если уж не можете держаться в стороне от ложного бога, то старайтесь уничтожить его, а не спасти от забвения.
Исаак сделал пять глубоких вдохов, чтобы подавить нарастающий гнев. Через несколько секунд он перестал гневаться на человека, у которого на каждую минуту слушания праздной болтовни приходится десять часов размышлений на пути к мудрости, и гнев его обратился против тех, кто исказил действительность и наполнил слух ученого ложью. Исаак не отвечал, пока не почувствовал, что сможет сдержаться.
- Сеньор Шальтиель, - заговорил врач, - я не сомневаюсь в вашей учености. Вы росли под руководством великих учителей, кое-кто из них учился вместе с самим Нахманидесом. Я не сомневаюсь в вашей мудрости, но прошу подумать, верны ли ваши сведения.
- Если что-то в данном вопросе может быть сказано в вашу пользу, сеньор Исаак, - произнес ученый холодным голосом, в котором звучало сомнение, - буду рад это услышать.
- Позвольте мне сказать, что, на мой взгляд, я делаю, и если вы обнаружите в этом зло, я выслушаю вас и…
- И прекратите?
- И подумаю, - ответил Исаак.
- Вы всегда были упрямы. Но я готов выслушать вас.
- Один человек - из числа моих пациентов - был убит.
- Все говорят, чарами и волшебством, - сказал ученый.
- Нет, сеньор Шальтиель. Кинжалом в сердце. Тут нет никакого волшебства. При этом у него была похищена крупная сумма в золотых монетах, треть которой принадлежит человеку, обладающему высокой репутацией и большим авторитетом в нашей общине.
- Дорога к мудрости не выложена золотом.
- Да, сеньор. Согласен. Но Аструх де Местр использует свое золото и для помощи бедным. Будет печально, если он не сможет больше этого делать. Дурное последствие дурного поступка, - Исаак сделал паузу. - Вы наверняка скажете мне, что бедным помогают и другие, и я признаю, что вы правы.
- Вы верно читаете мои мысли, сеньор Исаак.
- Что еще более важно, я стараюсь предотвратить самое дурное последствие этого поступка. Слухи о смерти Гвалтера разбудили неистовство страха и алчности, прикрываемых верой, которое может вызвать большую беду. Кто-то должен найти человека, который совершил убийство лично или подослал убийц, и золото, ради которого совершено это преступление. Кто-то должен показать испуганным толпам, что здесь действовала не волшебная сила, а человек. И что тут не божественное или дьявольское возмездие, а обычная алчность.
- Полагаете, вы сможете это сделать?
- Вы сомневаетесь в способности слепого найти убийцу?
- В этом я не сомневаюсь, Исаак. Все знают, что вы можете найти путь там, где зрячий не сможет. Меня беспокоит не физическая, а духовная ваша слепота. Вы слишком упрямы и не видите опасности вокруг, идя с полной уверенностью по лабиринту.
- Я вижу опасность, Шальтиель, - сказал Исаак. - Но иногда она кажется мне не достаточно важной, чтобы обращать на нее внимание.
- Будьте осторожны, Исаак. Те, кто грешит, должны нести кару за свои прегрешения.
Исаак медленно шел от дома философа, беспокойно хмурясь.
- Исаак, друг мой, - сказал Аструх, - я снова в вашем доме, чтобы поделиться своими тревогами. Не будь утрата всего этого золота уже достаточной неприятностью…
- Неприятностью? - переспросил Исаак.
- Я стараюсь убедить себя, что это лишь неприятность - со мной и моей семьей могло случиться много гораздо более плохого.
- Совершенно верно, - сказал Исаак. - И это похвальная точка зрения.
- Но теперь, - заговорил снова Аструх, - произошло нечто худшее. Юный Марти явился ко мне обсудить долг, о котором я вам рассказал. Принес два мараведи, чтобы начать выплату той суммы, которую одолжил у меня его отец. Исаак, не будь это так душераздирающе, я бы рассмеялся. При таком уровне выплаты наши внуки - мои, ваши и даже юного Марти - успеют умереть до погашения долга. Он сказал - это все, что у него есть. Я поверил ему, Исаак. И верю до сих пор. Я взял одну монету и вернул другую, сказав, что намерен возместить свою утрату, когда золото будет обнаружено и возвращено, не раньше. А теперь - несколько человек сказали мне об этом - он говорит всем в городе, кто готов его слушать, что это я убил его отца.
- Собственноручно? - спросил изумленный Исаак.
- Считает ли он, будто я совершил убийство сам или подослал убийц, этого я не знаю. Но это нелепо. Фантастично.
- И притом очень опасно, - сказал Исаак. - Я знаю молодого человека, который знаком с юным сеньором Марти. Поговорю с ним об этом деле.
- Даже будь я кровожадным - хотя, видит Бог, я не такой, Исаак - с какой стати мне совершать такую нелепость? Ссудить человеку пять тысяч золотых монет, а затем через несколько дней убить его, чтобы забрать их?
- Ради других десяти тысяч монет, Аструх. Ради остальных денег. Вот почему это очень опасный слух.
- Знаю, Исаак. И знаю, что это дело будет рассматриваться в христианском суде. Поэтому и пришел в ужас.
В то время как Исаак с Аструхом обсуждали в саду проблемы, вызванные смертью Гвалтера, Беренгер надевал самую простую черную рясу для встречи со своими канониками.
- Ваше Преосвященство, - сказал Бернат, - вам не следует подниматься с постели. Врач сказал, что завтра, если все будет хорошо, вы можете подняться и походить по дворцу, только не утомляясь. Это не значит созывать каноников для заседания, которое обещает быть нелегким.
- Если сеньор Исаак хочет, чтобы я провел в постели еще день, он знает - нужно сказать, что я обречен проваляться в ней еще неделю, - ответил Беренгер. - Я хорошо себя чувствую, очень устал от лежания, и мне нужно поговорить с канониками.
- Придут не все.
- Тем хуже для тех, кто не придет. Их голоса не будут услышаны. Пошли, - сказал епископ, - позаботься о том, чтобы писец был там и его перо было хорошо очинено.
- Я вас долго не задержу, - сказал Беренгер собравшимся. - Мне нужно сказать только одно. Никто из повинующихся мне не должен говорить о священном Граале. Даже между собой. Те, кто хочет высказаться на эту тему, могут сделать это сейчас.
- Но почему, Ваше Преосвященство? - спросил один из молодых каноников.
- Эта история уже возбудила слишком много страха - и алчности - чтобы допускать дальнейшее разрастание слухов, - ответил епископ.
- Как же нам быть, когда нас спросят о ней? Сейчас эта тема у всех на устах, - сказал Пере Виталис.
- Гвалтер взял с собой большую сумму денег, чтобы купить серебряную посуду редкого, изысканного мастерства, - ответил Берангар. - На него напали грабители и убили.
- Звучит не особенно убедительно, - послышался неуверенный голос.
- Если часто повторять, будет убедительно. Или слишком скучно, чтобы продолжать интересовать.
- Ваше Преосвященство, я возражаю.
На громкий, внезапно прозвучавший голос все, кроме Беренгера, повернули головы.
- Я хочу заявить, что против ваших попыток замолчать этот вопрос.
- Да, отец Рамон? - произнес Беренгер, глядя на своего возмущенного каноника. - Почему?
- Для секретности уже слишком поздно, - ответил тот. - Это одна причина. Все в городе знают, что Грааль здесь, и, отрицая это, мы лишь будем глупо выглядеть.
- А у вас есть и другая причина? - спросил Беренгер. - Потому что я не знаю - и не верю, - что Грааль находится здесь.
- Другая? Да. Его местонахождение в Жироне может значительно содействовать возрастанию репутации и значительности этого собора, что в свою очередь прибавит славы церкви повсюду.
- Орта, если это действительно священный сосуд, то нам бы пришлось иметь дело с похищенным, - заговорил Беренгер. - И с грабителем, который завладел этой вещью. В таком случае эта история навлечет позор на всех нас. Я не допущу этого. Не говорите на эту тему больше ни с кем.
Заседание закончилось ожесточенным спором, вызванным замечанием Рамона де Орта. Беренгер в гневе вышел из комнаты, но едва они оказались за пределами слышимости, Бернат сказал:
- Ваше Преосвященство, я думаю, он прав. Уже поздно делать вид, что ничего не случилось.
- Неужели весь мир сошел с ума? - вопросил епископ. - Неужели вы не понимаете, чему дадите волю, если мы не прекратим эту болтовню? Подумайте, друг мой, - сказал он, крепко стиснув плечо Берната.
- Я согласен с отцом Бернатом, - сказал Франсеск. - Нужно было заглушить эту тему, сразу как она возникла, но мы тогда еще не поняли необходимость этого. Теперь уже слишком поздно. Я совершенно уверен, что врач тоже старается выяснить, кто или что стоит за всем этим. Он боится, что в городе вырвется на волю еще большая сила.
- Как он может так говорить? - спросил Беренгер, ни к кому не обращаясь. - Поистине я окружен глупцами и сумасшедшими.
Глава девятая
До того как город пробудился от послеобеденной спячки, Исаак прекратил размышления в саду и пошел за дочерью.
- Ракель, - произнес он негромко перед дверью ее спальни, - нам нужно нанести визит-другой.
- К кому, папа? - спросила она, открывая дверь. - Я не слышала, чтобы кто-то вызывал нас.
Ей было досадно, что отец мог сидеть где угодно в доме и, прислушиваясь, точно знать, кто что делает, а она, зрячая, носилась туда-сюда и, как будто бы, упускала очень многое.
- Я получил сообщение еще утром, когда ты была у сеньоры Дольсы. Как чувствует себя наша соседка?
- Ей гораздо лучше, папа, - ответила Ракель, взяла вуаль и поспешно вышла в коридор. - По-моему, она почти здорова. Но зайди к ней, чтобы убедиться, - добавила она.
- По-твоему, ее болезнь проходит? - спросил Исаак, когда они спускались по лестнице.
- Да, папа. Я уверена в этом - почти уверена.
- Ракель, когда ты начала сомневаться в себе? - спросил отец. - На тебя это не похоже.
- Папа, я не сомневаюсь в себе. Но сеньора Дольса - добрый друг семьи, и случись что с ней, я буду…
- Будешь страдать. И Даниель будет страдать, и мой добрый друг Эфраим. Все верно. Теперь бери корзинку, не думай больше об этом, и пошли.
Ракель откинула с лица вуаль, взяла в кабинете корзинку и пошла к воротам.
- Папа, куда мы идем? - спросила она.
Исаак не отвечал, пока они не подошли к открытым воротам еврейского квартала и не вышли в город.
- В Сан-Фелиу, - сказал он. - Повидать твоих сестру и зятя. Николау остановил Юсуфа на обратном пути из дворца, куда тот относил лекарства, и передал с ним сообщение.
- Понимаю, - сказала Ракель.
Хотя ее мать знала, что они с Исааком посещают старшую, самую любимую дочь, Ревекку, говорить об этом она не хотела. Когда Ревекка покинула свою семью и свой народ, выйдя замуж за христианина, ее неповиновение и уход вызвали у Юдифи такую боль и гнев, что теперь она ощущала их так же остро, как и четыре года назад. Они не проходили, и когда соседки утешающе говорили ей, что такое случалось и в других семьях, и когда муж указывал, что она вышла за трудолюбивого, образованного, честного человека. Ракель и ее отец не упоминали о Ревекке, хотя она жила в десяти минутах ходьбы, за городом, в тени высокой северной стены.
Визит их был рассчитан так, чтобы застать Николау, когда он пообедает, но не уйдет на работу в епархию. Маленький Карлос, их сын, спал, Ревекка принесла прохладительные напитки в уютно затененный, маленький двор их дома.
- Надеюсь, я не особенно злоупотребил вашей добротой, папа Исаак, - сказал Николау, - попросив вас прийти к нам, но я не видел другого способа разобраться с этой ситуацией.
- А с какой ситуацией мы разбираемся? - спросил Исаак. - Думаю, нам нужно о многом поговорить, и если б ты не пригласил меня, я бы все равно пришел сюда по другому делу - в котором мне нужна твоя помощь. Но сперва скажи, о чем ты хотел говорить со мной?
- О Марти Гутьерресе, - ответил Николау. - Вы наверняка слышали о смерти его отца.
- Николау, - сказала его жена, - папа был возле дворца епископа, когда его тело обнаружили.
- Да-да, - сказал Николау. - Как я мог об этом забыть? Но тут возникли сложности, папа Исаак. Кажется, отец Марти был должен деньги Аструху де Местру.
И Николау на свой педантичный манер рассказал тестю всю историю о гневе и подозрениях Марти.