Ранним утром того же дня, когда почти вся Жирона была погружена в сон, Исаака разбудил громкий звон колокола у ворот. Он поднялся с кушетки в кабинете, набросил плащ поверх ночной рубашки и подошел к воротам раньше, чем открылась дверь комнатки привратника. Ибрагим последовал за врачом, негромко браня под нос всех пациентов и их родню.
- Кто вызывает меня в такой час? - спросил Исаак.
- Сеньор, - ответил мальчишеский голос, - вам нужно немедленно прийти в наш дом. Хозяин болен, и мне потребовалось столько времени на разрешение войти в гетто, что, боюсь, он умрет до нашего появления. Мне пришлось идти во дворец и вызвать стражника, чтобы он велел впустить меня. Это заняло столько времени, что…
- Кто твой хозяин? - быстро спросил Исаак, пока мальчик не истратил попусту еще какое-то время.
- Сеньор Нарсис, - ответил посыльный. - Он корчится от боли в постели, кричит - это просто невыносимо.
- Минутку, я надену камзол и возьму корзинку.
- Папа, что там такое? - донесся до него негромкий голос Ракели с ведущей во двор лестницы.
- Сеньор Нарсис, - ответил Исаак, возвращаясь в кабинет, чтобы надеть камзол. - Ты одета?
- Да, папа. Оделась, как только услышала шум у ворот.
- Тогда набрось плащ и возьми корзинку. Пошли, мальчик. Обследуем твоего хозяина. Ибрагим, закрой за нами ворота.
Дверь в дом сеньора Нарсиса открылась, как только эти трое подошли к ней.
- Входите, сеньор, - послышался голос. - Быстрее. Ему очень плохо.
- Это Анна? - спросил Исаак.
- Да, сеньор, - ответила служанка. - Он в своей комнате, наверху. Принеси еще свечей, - отрывисто приказала она мальчику. - Не стой истуканом.
Мальчик появился со свечами в большом подсвечнике и поставил его на высокий комод, чтобы свет падал на кровать, а Ракель выложила содержимое корзинки на ближайший столик.
Исаак подошел к кровати, чуть послушал, потом протянул руку к груди пациента. Ощупал ее, потом нагнулся и приложил к ней ухо.
- Папа, он очень бледен, - сказала Ракель, сделав шаг вперед. - Челюсти его так стиснуты, что вряд ли он сможет говорить. Все мышцы напряжены, словно несут большую нагрузку.
- Челюсти? - встревоженно спросил Исаак. - Тогда первым делом нужно ослабить боль. - Ракель, две капли.
Девушка плавно и быстро положила в чашку сахар, добавила воды, немного вина, две капли густой, горькой микстуры и энергично все размешана.
- Папа, я готова, только посторонись чуть-чуть, - попросила она. Приподняла оцепеневшие плечи и голову пациента, влила ему по капле жидкость в рот сквозь сжатые зубы. Когда он проглотил все, опустила его снова.
Исаак провел руками по его животу, затем по бедрам и икрам. Покачал головой.
- Принесите что-нибудь, чтобы согреть ему ноги.
Мальчик выбежал из комнаты.
- Есть вода для его лица?
- Есть, папа.
- Как он теперь выглядит? Быстро, Ракель.
- Челюсти начинают разжиматься, - ответила она, - и мышцы как будто слегка расслабляются.
- Сделай еще смесь, но пока не давай. Анна здесь? - спросил он, массируя твердые мышцы живота.
- Здесь, сеньор, - ответила она поспешно.
- Что он ел последний раз? Или пил, или как-то брал в рот? - раздраженно добавил он. - И где этот мальчик?
- Я здесь, сеньор. Принес завернутые в ткань камни. Они еще теплые от огня, на котором готовился ужин.
- Приложи их к ступням, - сказал Исаак.
- Ужинал он только супом и хлебом, - сказала Анна.
- И вы ели то же самое?
- Да, сеньор, совершенно то же.
- А до того?
- Он хорошо пообедал. Утром кухарка ушла, когда я спустилась вниз и обнаружила превосходную рыбу для фаршировки и бедро козленка для жарки на вертеле. Еда была превосходной, мы съели по большой порции всего. С едой было все в порядке, - сказала она, сделав ударение на первом слове.
Исаак слегка напрягся.
- Откуда ты знаешь?
- Мы все ели одно и то же, сеньор Исаак. Хозяин не видит смысла готовить два разных обеда. Кухарка всегда подает ему лучшую часть мяса, если может, но он часто отдает его нам, говорит, что предпочитает другую. И мы все совершенно здоровы. Дело не в еде и не в вине, мы все выпили по чаше из одного кувшина.
- Тогда скажи - ты, очевидно, знаешь, - что могло вызвать у него болезнь, - твердо сказал врач.
- О, сеньор, это лекарство, которое он выпил вчера вечером.
- Какое лекарство, женщина? - спросил Исаак. - Что-то такое, что я оставлял ему?
- Нет, сеньор, не ваше. Того травника. Все случилось по моей вине.
- Папа, - сказала Ракель, - он пытается что-то сказать.
Человек на кровати замотал головой.
- Очень холодно, - пробормотал он. - Сеньор Исаак, это вы? Я хочу пить, сеньор Исаак. Жажда ужасная.
Ракель приподняла его, дала ему немного воды, потом еще.
- Надо было вызвать вас, но было заперто, все было заперто, - сказал он, крепко сжав руку врача. - Это та микстура. Ужасная микстура.
- Его рвало?
- Нет, сеньор. У него, как будто, не было сил, даже если и хотел.
- Давно он принял эту микстуру?
- Часа три-четыре назад, - безнадежным тоном сказала Анна.
- Ракель, нужно очистить ему желудок, если получится. Анна, можешь помочь нам? - спросил он. - И расскажи об остальном.
И пока Ракель готовила рвотное, они вливали его пациенту в горло и боролись со спазмами, которые оно вызывало, когда из его желудка выходило то немногое, что там оставалось, Анна объясняла.
- Это началось на прошлой неделе. В пятницу - Великую пятницу. Накануне вечером - в четверг - он хорошо поужинал и казался бодрым. Потом к нему пришли несколько друзей, и когда я принесла вино и закуски, он выглядел, как всегда, пожалуй, более бодрым, чем обычно. Говорил им, что чувствует себя лучше, что сделал много дел, заниматься которыми был раньше не в состоянии.
- Минутку. Ракель, думаю, больше из его желудка ничего не сможем вывести. Дай ему четвертую часть новой смеси и не позволяй спать. Делай что угодно, чтобы он не заснул. - Повернулся к служанке: - Анна, какие дела? Что он был в состоянии делать?
- Не знаю, сеньор Исаак, мне пришлось тут же вернуться на кухню.
- А наутро?
- У него был хороший аппетит - он не постился, священник сказал, что не следует этого делать, пока не окрепнет, - но он сказал мне, что чувствует себя скованным. Что это его вина, так как накануне много работал, потому что хорошо себя чувствовал. Потом, когда я прибирала постели, так громко позвонил, что я прибежала. Он сидел в кабинете, облокотившись на стол, сказал, что не может двигаться из-за спазмов в спине и в ногах. Я позвала мальчика и кухарку, мы уложили его как можно мягче на кушетку, и мальчик пошел за вами, сеньор, но его не пустили в гетто, хоть он и сказал, как болен хозяин. Тогда мы вызвали другого травника, тот пришел и дал ему какую-то настойку, но она не помогла. Потом в воскресенье я услышала об этом травнике - и теперь жалею, что пошла на пасхальную мессу, а не осталась дома приглядывать за ним, тогда он бы не был в таком состоянии.
- Анна, мы не знаем этого, - сказал Исаак. - И даже будь это правдой, твоей вины здесь нет. Как чувствовал себя твой хозяин после настойки, которую дал ему травник?
- Боль и спазмы прошли, - сказала служанка, - хозяин пришел в хорошее настроение, хотя был все еще усталым и скованным после трех прошедших дней.
- Травник приходил снова?
- Каждый день, сеньор Исаак. Он любит посидеть, поболтать - может говорить часами, и хозяин находил его занятным. Проводил здесь много времени до вчерашнего дня, вчера не приходил совсем. Вечером пришел какой-то парень, спросил, продолжает ли у сеньора Нарсиса улучшаться самочувствие. Я сказала, что он плохо провел ночь, велела передать это травнику, он сказал, что передаст, но у него была новая микстура, травник сказал, чтобы хозяин принимал ее, когда будет нужно. Хозяин выпил немного вчера поздно вечером и сказал, что вкус у нее хуже, чем у старой, и лег в постель.
- Спасибо, Анна, - сказал Исаак, не убиравший руки с тела пациента во время этого рассказа. - Мышцы его опять сводит, - негромко произнес он.
- Папа, дать ему еще?
- Пока не надо. - Исаак повернулся и пошел к двери, дочь последовала за ним. Протянул руку, ощупал дверную коробку, потом взялся за ручку.
- Выйдем на минутку.
- В чем дело, папа? - спросила Ракель, когда они оказались в коридоре.
- Не хочу, чтобы он меня слышал. Понимаешь, что происходит, дорогая моя?
- Папа, это походит на твое описание смерти того человека в Круильесе. Я спала и не видела ее. Надо было бы послать кого-то разбудить меня. Тогда от меня было бы больше пользы, - произнесла она с горечью. - Лишь когда ты спросил Анну, что он ел, я поняла, что он отравлен.
- Если не давать ему больше ничего для снижения боли, то боюсь - почти уверен, что он умрет в жутких мучениях от спазм, которые уже начались.
- А если дать?
- В достаточном количестве лекарство остановит спазмы, и он может выжить, хотя почти наверняка умрет от избытка этого лекарства. Единственная надежда, притом очень слабая, что он крепкий человек. Но такие мучения ослабляют волю. Мы не сможем ничего сделать, если он потеряет волю и будет молить о смерти. Он близок к этому состоянию.
- Что нам следует делать?
- Не знаю, дитя мое. Я долгое время заботился о нем, и он превозмог очень многое. Я не могу намеренно вызвать его смерть.
- Разве нельзя давать ему крохотные количества, по капле этой разбавленной микстуры, чтобы несколько ослабить спазмы? Но не столько, чтобы у него остановилось дыхание. Тогда что бы ни случилось, мы для него что-то сделали, но не причинили вреда.
- Ракель, ты рассуждаешь, как философ. Но это единственный путь. Так и поступим. Будь очень осторожна, дорогая моя.
Первый утренний свет уже проникал в щели ставней, когда Исаак, ощупав снова крепко сжатые челюсти пациента и твердые от боли мышцы, обратился к служанке:
- Анна, пошли кого-нибудь за священником.
- О, нет, сеньор, - воскликнула та.
- Быстро, - сказал врач. - Ракель, дорогая моя, дай ему то, что осталось в чаше. У него ужасные боли.
- Папа, ты уверен?
- Знаю, - ответил он.
Исаак еще не ложился в постель, когда его ввели в кабинет епископа. Посреди завтрака, который не шел ему в горло, его подняли трое епископских стражников и нервозный посыльный и торопливо повели из-за стола, через гетто, мимо все еще протестующего привратника во дворец.
- Ваше преосвященство, мне сказали, что дело очень срочное. Вы больны?
- Я не болен, сеньор Исаак. Но дело в определенном смысле очень срочное. Мне нужно проконсультироваться с вами по очень важному вопросу.
- Вы уверены, что не больны, ваше преосвященство? - спросил врач. - Мне дали понять, что дело обстоит так.
- Нет-нет, сеньор Исаак. Я в превосходном здравии. Дело связано со злополучным утренним происшествием - со смертью. Капитан стражи и отец Бернат сейчас всеми силами стараются выяснить, что возможно. Они вскоре явятся с сообщением.
- Вы уже отправили их, ваше преосвященство? - с удивлением спросил Исаак. - Я бы пришел во дворец, как только счел бы уместным, но, вижу, эта новость опередила меня.
- Да, - сказал Беренгер. - Проблема сеньора Луки становится острой. Один из его пациентов скончался, сеньор Исаак. Сегодня перед восходом.
- Как и один из моих. Однако наверняка, ваше преосвященство, - сдержанно заговорил Исаак, чувствуя, что волнение нарастает, - если всякий раз, когда умирает больной, посылать людей вести расследование, мы, врачи, окажемся в очень трудном положении. Обычно, когда человек при смерти, вызывают врача - или лекаря, травника или как он там себя именует. Это не означает, что он повинен в смерти.
- Согласен, - сказал епископ. - Сперва врача, потом священника. И я не обратил бы на это внимания, если б не долгий разговор с сеньором Хайме Ксавьером.
- С нотариусом? - спросил Исаак. - Он, должно быть, дежурил у смертного одра. Насколько я понимаю, умер кто-то богатый.
- Этот разговор с сеньором Хайме происходил две-три недели назад. Нотариус упомянул, что у него есть клиентка - вдова, некая сеньора Магдалена, - у которой есть деньги и собственность, и она хочет их завещать. Как и подобает, большую часть она завещала внуку, единственному живому родственнику, но суммы поменьше оставила верным слугам, а также пятьдесят су юному сеньору Луке за его полезные лекарства и приятную манеру обхождения с трудной старухой. Нотариус заверил меня, что это были ее собственные слова. Вскоре после составления завещания она скончалась.
- Было что-нибудь странное в том, как она умерла?
- Ничего. Она постепенно слабела, и смерть не была неожиданной. Предыдущий врач, лечивший ее от поноса и сильных болей в желудке, был удивлен, что она протянула так долго. И эта сумма, хоть и, несомненно, желанная для начинающего молодого человека, не столь уж велика.
- Но он все-таки пришел к вам по этому поводу?
- Нет. Упомянул во время разговора другую тему. Но напомнил мне об этом несколько дней назад, придя по поводу одного клиента, который вызвал его и сказал, что хочет изменить завещание.
- Да?
- Этот клиент лишился почти всей семьи в последние десять тяжелых лет - из-за чумы, голода, войн - насколько ему было известно, в живых остался только один человек. За это время он сколотил значительное состояние.
- И теперь?
- По причинам, которые объяснил сеньору Хайме, он разделил свое состояние поровну между епархией и сеньором Лукой. Завещание было составлено, подписано и засвидетельствовано два дня назад. Клиент сеньора Хайме умер сегодня рано утром.
- Чем он страдал? - спросил врач.
- Я хотел спросить об этом вас, сеньор Исаак, потому что, полагаю, его врачом были вы.
- Тогда скажите мне, ваше преосвященство, кто умер, - устало попросил Исаак.
- Я не сказал? - спросил Беренгер. - Сеньор Нарсис Бельфонт. Что можете сказать мне о нем?
- Значит, мы говорили об одном и том же человеке. - Врач сделал паузу. - Я ухаживал за ним прошлой ночью, когда он умер. Это было мучительно. Он был молодым, крепким мужчиной и не должен был умирать так рано, ваше преосвященство.
- Тогда почему он все время обращался к врачам?
- Ваше преосвященство наверняка помнит произошедший с ним несчастный случай.
- Помню. Прошлым летом его сбросила лошадь, и он сломал ногу. Но я думал, что он превосходно оправился от этого.
- Могу заверить ваше преосвященство, что, хотя оправился он превосходно, учитывая его травму, он все еще испытывал боль, - сказал Исаак. - Кроме того, серьезно повредил спину.
- Он был не из тех, кто жалуется, - сказал епископ.
- Он был очень стойким, - сказал Исаак. - Перелом вправил хороший костоправ, и он зажил хорошо, без следа нагноения или другой опасности, но такие травмы почти никогда не проходят бесследно. Он хромал и почти постоянно испытывал боль в ноге и в спине.
- Можно ему было как-то помочь?
- Я думал, что да, ваше преосвященство. Я не раз замечал, что нетерпеливые люди, которые получили переломы и отказываются повиноваться врачам в том, что касается отдыха и лечения, вначале испытывают больше страданий, но в конце излечиваются лучше. Те, кто терпеливо лежит, ожидая выздоровления, иногда не могут полностью владеть конечностями.
- Это верно, - сказал епископ. - Я могу припомнить несколько случаев. В частности, с солдатами, которые не могли выносить бездействия.
- Поэтому, ваше преосвященство, когда нога срослась, я поощрял его делать все упражнения, какие он мог, начиная с малого. Полагаю, он делал их, хотя они причиняли ему боль. Его состояние улучшалось, потом я заболел и после видел его всего несколько раз. При последней встрече мне показалось, что дела его идут по-прежнему хорошо. Это было две недели назад.
- Значит, вы не думаете, что его состояние могло привести к смерти?
- Это состояние - нет, - ответил Исаак. - И никакое обычное заболевание, которому подвержена плоть. В ту долгую ночь у меня была возможность долго говорить с теми, кто ухаживал за ним. Я уверен, что его отравили, и клянусь своей жизнью и добрым именем, что это сделали не слуги.
- Вы полагаете, что он отравился болеутоляющим лекарством сеньора Луки?
- Я не знаю, кто составлял это лекарство, ваше преосвященство. Но вполне уверен, что причиной смерти стало оно. Это не тот случай, когда слишком большая доза сильного лекарства убивает человека. От этого умирают совсем по-другому. Лекарство было изготовлено для того, чтобы убить человека, который его примет.
- Вы, наверно, не знаете, каким деятельным был наш травник в последние несколько дней. Думаю, гетто охранялось так надежно, что в него не проникали сплетни, слухи.
- Наоборот, ваше преосвященство. Юсуф, для которого стены и запертые ворота представляют собой проходы, ходил из гетто в город и обратно, как хотел. Постоянно приносил мне кучу сообщений, слухов и сплетен - разумеется, интересных ему.
- Что он слышал?
- Все сплетничали, что сеньор Лука увивается за дочерью Ромеу.
- Значит, он не особенно жаден, - сказал Беренгер. - В городе есть незамужние женщины побогаче.
- Кажется, он жил у Ромеу из милости, пока не прошел слух, что он вылечил Рехину, дочь Ромеу, от смертельной болезни.
- Какой?
- От меланхолии, ваше преосвященство.
- Бедное дитя, у нее была серьезная причина впасть в меланхолию, - сказал епископ. - Но я счел бы, что ее излечило время.
- Время наверняка помогло, - заговорил Исаак. - Как и мягкое лекарство, которое составил Лука, ваше преосвященство. Но когда я пытался помочь ей, то с прискорбием обратил внимание, что у нее мало подруг, а тут потеряла свою замечательную мать и возлюбленного. Ей требовалось хоть немного отвлекаться, когда ее страдающее сердце исцелялось само. А она вместо этого все больше и больше замыкалась в себе.
- По-вашему, слишком много времени, проводимого наедине с собой, ухудшило ее меланхолию?
- Думаю, это возможно, ваше преосвященство. А все женщины говорят, что Лука не только внешне красив, но и обходителен, внимателен. Если большая часть его внимания была обращена на нее, думаю, это помогло ей.
- Очень хорошо, если он искренне внимателен, - сказал Беренгер. - Не нужно, чтобы ее сердце было разбито снова. Однако меня интересуют не его любовные дела. Что вы знаете о его лекарствах?
- Юсуф сказал мне, ваше преосвященство, что было в том лекарстве, которое он давал Рехине, Не думаю, чтобы оно могло причинить вред ей или кому бы то ни было. Но есть одно лекарство, которое он продает по высокой цене всем, кто может за него заплатить. По тому, что слышал, я подозреваю, что оно опасно сильное - я бы дал его только пациенту, страдающему от невыносимой боли, - но Лука смешивает его с более мягкими травами, вином и медом.
- Что в нем плохого?
- Ничего, ваше преосвященство, если не принимать его большими дозами или слишком часто.
- И что в этом случае?