- Раймон Форастер обратился ко мне, потому что не мог спать. Его мучили постоянные кошмары, в которых сжигали людей, и его преследовали по мрачным, холодным горным ущельям. Это говорило мне о событиях во Франции. Он был мальчиком четырех-пяти лет, когда началась последняя волна преследования катаров. И всем известно, что те, кто находился под подозрением, покинули свои деревни и бежали с гор в это королевство.
- Да, - сказал Беренгер. - Я бы не хотел видеть возрождения этой проблемы, сеньор Исаак.
Трудно было решить, что имел в виду епископ - проблему существования еретиков, их преследования или их выбор убежища.
- Разумеется, ваше преосвященство. Но хотя Раймон, возможно, начал жизнь среди группы еретиков, а мы не знаем этого, к тому времени, когда ему было около пяти лет, он жил в семье, не имеющей никакого отношения к ним. Он не знал никакой религии, кроме своей, до самой смерти. Его жизнь здесь, в вашей епархии, не должна вызвать никаких проблем.
- Признаюсь вам, - сказал Беренгер, - что когда семья Форастеров появилась десять лет назад в этой округе, мой предшественник интересовался ее прошлым.
- Почему?
- Потому что многие бежавшие из Франции катары осели в Льейде - разумеется, отказавшись от еретических взглядов, - добавил он успокаивающе. - Раймон сказал, что приехал из Льейды, и его фамилия наводила на мысль, что он чужеземец. Его преосвященство, мой предшественник, не обнаружил ничего против них. А потом несколько лет назад кто-то - я так и не выяснил, кто - снова распустил слух, что они еретики, искавшие убежища у собратьев-катаров в Каталонии и, возможно, по-прежнему исповедующие свою веру.
- Они ее исповедовали?
- Подозревать их в этом нет никаких оснований. Мы тайком навели справки. Семья его жены и семья, в которой он вырос, не имели никаких связей с катарами. Прошло много лет с тех пор, как существовал хотя бы слух о катарском перфекте в этой провинции, а без хотя бы одного из них, как вам наверняка известно, эта вера не может существовать. Говорил вам что-нибудь Раймон о своих религиозных взглядах?
- Ваше преосвященство, мне бы меньше всего хотелось говорить с пациентами-христианами об их вере; единственное, что сказал мне Раймон о религии - он молился об избавлении от этих снов, и если это делает его еретиком, тогда большинство остальных моих пациентов - еретики, подозреваю, иногда включая и вас, ваше преосвященство.
- В самом деле, самых неверующих из людей скорее поставит на колени перед Господом приступ подагры, чем одна из моих проповедей, - сказал Беренгер. - Однако не думаю, сеньор Исаак, что кому-то из нас нужно беспокоиться по этому поводу. Но я скорблю из-за смерти Раймона. Он был хорошим человеком. Очень хорошим. Чем она вызвана? Он казался крепким, полным жизни. Но мы не знаем часа своей смерти, так ведь?
- Да, ваше преосвященство. Обычно не знаем. Но кто-то знал час смерти Раймона и очень тщательно подготовил его. Раймон был отравлен. Никаких сомнений в этом у меня нет.
Глава десятая
ХУСТИНА
1
Смерть и похороны Раймона Форастера вызвали в Жироне шквал или даже кратковременную бурю слухов и домыслов. Одни говорили, что у него не было причины умирать, но ведь люди часто умирают без особых причин. К нему вызывали врача, говорили другие, но ведь его часто вызывают. Кухарка могла бы рассказать интересную историю о подозрениях и ложных обвинениях, но она была молчаливой, развязывала язык только с подругами и родными. Поскольку все они жили в Олоте и она редко посещала их, ее история не была рассказана.
Что бы ни говорили, приготовления к его похоронам из маленькой церкви поблизости, подновленной благодаря его щедрости, продолжались. Родные, соседи и друзья из города явились проводить его в последний путь, они горевали, плакали, ели и пили, как часто бывает, когда умирает хороший человек. А потом разъехались, обильно раздавая обещания утешения и помощи в будущем. Некоторые из обещаний, как у членов семьи Понса Манета, были даже искренними.
Вопреки их общему мнению, члены семьи отправили с курьером епархии сообщение в барселонский дом, где, по слухам, Гильем, единокровный брат Раймона, вел свои дела. К всеобщему удивлению, он появился в среду, едва успев встать в хвост процессии, несшей тело к церкви. И плакал над могилой, словно они прожили рядом всю жизнь.
- Учитывая, что сеньор Раймон думал о нем, - сказала Сибилла Хуане, - его привязанность, должно быть, совершенно бескорыстна.
- Что думал Раймон о нем? - спросила Хуана Манет.
- Он ненавидел Гильема. - ответила Сибилла. - Во всяком случае, дал мне это понять.
Тем временем Гильем медленно подошел к младшему сыну Раймона.
- Роже Бернард, этот удар сокрушил меня, - негромко сказал он. - Твой отец клялся помочь мне с иском против тех, кто захватил нашу фамильную землю - теперь твою, Роже Бернард. - Искоса взглянул на парня и покачал головой. - Но сейчас не время обсуждать подобные вещи, так ведь?
- Думаю, не время, - ответил Роже Бернард. Голос его был холодным, сдержанным, как у матери. Он кивнул и отошел к ней.
- Боюсь, мне пора ехать, - произнес Гильем, ни к кому не обращаясь. Взял свою лошадь у помощника деревенского конюха, который держал ее, дал ему мелкую монетку и сел верхом.
Собравшиеся у церкви провожали взглядами всадника, пока он не скрылся за поворотом дороги.
- Слава Богу, - сказала Марта. - Для меня это громадное облегчение. Я боялась, он снова собирается жить в доме. Думаю, я бы этого не вынесла.
Это было в среду. В четверг, ясный, солнечный день с прохладным ветерком, к дворцу епископа пришла молодая женщина и потребовала, чтобы ее впустили.
- У меня есть очень важные сведения для передачи епископу, - сказала она.
- Скажите, о чем, - ответил привратник, - и я выясню, примет ли вас его преосвященство. Знаете, обычно не принимает, - добавил он. - Его преосвященство очень занятой человек. Если дело очень важное, возможно, вас примет один из его помощников.
- Мне нужно видеть епископа, - настаивала женщина. - И никого больше.
И, внезапно повернувшись, протиснулась мимо привратника, ворвалась в коридор и оказалась прямо на пути отца Берната.
- Кто вы? - спросил францисканец, остановясь на быстром ходу.
- Эта женщина утверждает, что должна что-то сказать лично его преосвященству, - сказал привратник, нагнав ее и схватив за руку.
- Меня зовут Хустина, - гневно сказала женщина. - И, уверяю, его преосвященство захочет принять меня. Я горничная из усадьбы сеньора Раймона Форастера, отравленного в понедельник, и если его преосвященство хочет узнать, как умер сеньор Раймон, то очень рассердится, что вы не позволяете мне увидеться с ним.
- Пошли со мной, женщина, - сказал привратник, потянув ее за руку. - Его преосвященство не имеет дел с такими, как ты.
Но отец Бернат стоял неподвижно, глядя на нее, очевидно, в глубокой задумчивости.
- Я поговорю с ней, - сказал он. - У нее могут быть нужные для нас сведения. Возвращайся к своей двери.
Хустину проводили в маленькую комнату на первом этаже дворца и велели подождать. Учитывая ее положение в жизни, отсутствие назначенного приема и поведение, она должна была бы удивиться, что вскоре в комнату вошли четыре человека и сели, оставив ее стоять. То были Беренгер де Круильес; отец Бернат, секретарь епископа; его писец и капитан стражи.
Удивленной она не выглядела.
- Ваше преосвященство, то, что я должна сказать вам, секрет, - заявила она, мельком глянув на остальных.
В скромном числе людей, которые осмеливались так уверенно обращаться к епископу, было очень мало молодых женщин. Он удивленно поднял глаза в ее сторону, потом устремил на нее пронизывающий взгляд, который заставлял многих могущественных людей падать духом. Хустина смело отвечала взглядом, глядя на всех сверху вниз с высоты своего немалого роста.
Капитан счел ее возможной нарушительницей спокойствия; писец, питавший слабость к простоватым хорошеньким женщинам, подумал, что черты ее лица больше подошли бы мужчине. Бернат свирепо глядел на нее. Ему предстояло много работы, а эта женщина с серыми глазами и жестким выражением лица, с темными волосами, зачесанными назад и частично скрытыми косынкой, представляла собой ненужное отвлечение. Но Беренгер де Круильес продолжал изучать его. В свое время он встречал немало решительных женщин; одни ему нравились, другие нет; но эта раздражала его непонятно чем.
- Сеньора Хустина, - наконец сказал он. - Я разговариваю по секрету только с одним человеком, это мой исповедник. Дела епархии в секрете не веду. Либо говорите о том, что беспокоит вас, либо покиньте дворец.
- Ну, ладно, - заговорила Хустина. - Я, как уже сказала человеку у двери, служанка в усадьбе, принадлежавшей сеньору Раймону, он был моим нанимателем до своей смерти. В тот день, когда он скончался, я работала как по дому, так и на кухне, потому что кухонной служанки там не было, и видела, как Пау, сын моего хозяина, со своим младшим братом, Роже Бернардом, что-то добавили в чашку с настоем, который несли хозяину. Я пошла за ними из кухни, мне стало любопытно, что они делают. И слышала, ваше преосвященство, как они бормотали заклинания над чашкой по очереди, словно два священника на мессе. Я решила, что нужно сказать вам об этом.
- Что вы имеете в виду под заклинаниями? - спросил Бернат.
- Пау пел - или скорее, как священники…
- Говорил нараспев, - сказал епископ, заинтересованный против своей воли.
- Да, как священник, и Роже Бернард отвечал. Сперва я подумала, что они молятся о здоровье отца, потом поняла, что нет. Во всяком случае, таких молитв я не слышала.
- Что добавил в чашку сеньор Пау? - спросил капитан.
- Не знаю, сеньор, - ответила Хустина.
- Может, это добавил сеньор Роже Бернард?
- Может быть, - ответила Хустина. - Они были вместе.
- Так - добавили они это из склянки или другой чашки? Или он бросил в чашку что-то, издавшее всплеск?
- Кажется, всплеск был, сеньор. Вот почему я это заметила. Услышала и повернулась, чтобы посмотреть.
- Значит, вы, собственно, не видели, кто из них опустил что-то в чашку, - сказал капитан. Вы услышали что-то, похожее на всплеск. - Где вы находились? В кухне?
- Да, сеньор, - ответила она. - В кухне, помогала кухарке.
- А где была хозяйка?
- Наверху с хозяином, - ответила Хустина.
- А сеньор Пау не был наверху с отцом и матерью? - спросил Бернат.
Хустина заколебалась.
- Был сеньор, были они оба, но потом спустились и попросили сеньору Сибиллу приготовить настой. Она приготовила.
- Кто помогал ей? - неожиданно спросил писец, очевидно, проведший в кухнях больше времени, чем видные сеньоры, сидевшие рядом с ним. - Она недавно приехала в город, так ведь? И не может знать, где что находится в кухне.
Хустина снова заколебалась и огляделась.
- Наверно, кухарка. Она принесла чашку и травы, а сеньора Сибилла залила их кипятком. А сеньор Пау и сеньор Роже Бернард ждали.
- Скажите, Хустина, - спросил епископ, - у кого были ключи? Когда вы и кухарка находились в кухне с сеньорой Сибиллой?
- У кухарки, - ответила она. - По-моему. Я носила продукты из кладовой и не смотрела все время, но видела, как сеньор Пау опустил что-то в чашку. Видела.
- Это произошло после того, как лекарство настоялось, - сказал отец Бернат. Хустина кивнула. - А потом сеньор Пау взял что-то - или, может, Роже Бернард?
- Может быть.
- Один из двух молодых людей взял что-то - мы пока не знаем, склянку или что-то еще…
Он взглянул на нее.
Хустина снова кивнула, с легкой улыбкой, словно была довольна, что кто-то следует ее показаниям.
- Откуда он это взял? - спросил Бернат.
- Откуда? - переспросила Хустина и замолчала. - Из пояса, наверно, - сказала она наконец с легкой дрожью в голосе. - Не знаю. Может быть, поднял.
- Может быть. Как думаете, где он раздобыл это вещество?
- Где раздобыл?
- Да, - сказал Бернат. - Ваш дом наверняка не полон смертоносными ядами, так ведь? Как, по-вашему, где он раздобыл его?
Хустина опустила взгляд, потом печально покачала головой.
- Думаю, в городе, во время одной из поездок. Говорят, там есть места, где можно купить такие вещи. Сама я не знаю, где они. Знаю только, что Пау и Роже Бернард убили хозяина, самого доброго человека на свете. - На несколько секунд подняла к лицу передник. - Молодой сеньор Пау и Роже Бернард убили его волшебством и ядом, они еретеки и убийцы.
- Почему вы до сих пор не сообщали нам? - спросил Бернат, увидев, что Беренгер кивнул ему.
- О, ваше преосвященство, я боялась сеньора Пау, - заговорила Хустина, пятясь, словно пыталась втиснуться в какое-то тесное пространство окружающего ее мира. - Думала, что если он узнает, то убьет меня. И сейчас так думаю. Но я узнала, что сегодня утром он уехал, сеньор Роже Бернард тоже, поэтому осмелилась приехать, притом меня подвез на телеге кто-то ехавший на рынок.
- Останетесь здесь до тех пор, пока вам не позволят уйти, - сказал Беренгер. - Мы должны обсудить ваши обвинения перед тем, как принимать какие-то меры.
- Бернат, мой врач будет ждать меня в кабинете, - сказал епископ, когда они вышли из комнаты. - Когда письменные показания будут готовы, будь добр, принеси их туда. И ты тоже, капитан, поднимись. Жду вас в скором времени. Я хочу побольше узнать о сеньоре Сибилле.
Исаак ждал в коридоре у кабинета епископа.
- Отлично, - сказал Беренгер, пройдя мимо него и оставив дверь открытой. - Сделайте что-нибудь с этим противным коленом и расскажите, что знаете, о сеньоре Сибилле.
- Ничего, ваше преосвященство, - сказал врач, сев на скамеечку, где ему было удобно массировать колено прелата. - Не считая того, что она, как будто, совершенно здорова и выросла в горах неподалеку от того места, где родился наш бедный Раймон. Она сказала, что в ее деревне все знают историю сеньора Раймона, что отец забрал его из семьи и увез в Льейду. Собственно, я полагаю, что она знает об этом больше, чем знал он.
- Ага, - сказал епископ. - Чувствую, мое настроение улучшается с каждым движением ваших искусных пальцев. Пришел Бернат, и я хотел бы, чтобы вы услышали то, что мы только что выслушали относительно смерти Раймона. Бернат, пусть зачитают показания.
Пока писец читал написанное ясным, бесстрастным голосом, Исаак продолжал массировать икру епископа и область колена. Покончив с этим, взял полотенце, которое Хорди, личный слуга епископа, набросил ему на ногу, вытер оливковое масло с колена Беренгера, а потом со своих рук.
- Думаю, эта женщина лжет, - сказал Исаак. - Хотя, возможно, нечто подобное могло произойти.
- Вы не думаете, что Пау и Роже Бернард виновны? - спросил Беренгер.
- Это очень бы меня удивило, - ответил Исаак. - Разве что кто-то из них сумасшедший, но ни один не выказывает никаких признаков помешательства. Притом, какую пользу могла бы принести кому-то из них смерть сеньора Раймона?
Разговор их прервал стук в дверь и быстро вошедший посыльный привратника.
- Ваше преосвященство, - сказал мальчик, - сеньор Пау Форастер во дворце и очень хочет увидеться с вами по весьма срочному делу.
- Не знаю, зачем я ездил туда, - сказал епископ. - Если б сидел в этой комнате достаточно долго, на мой порог явились бы все, кого мне нужно видеть. Отведите служанку Хустину в большой зал для заседаний, - добавил он. - Поговорим там с ними со всеми.
Мальчик испуганно огляделся.
- Прошу прощенья, ваше преосвященство, - сказал он. - Но Хустина исчезла из той комнаты. Никто не видел, как она уходила, и никто не знает, куда ушла.
- Пришли ко мне привратника, - велел епископ вкрадчивым от ярости голосом. Мальчик быстро шмыгнул за дверь. - Как могут быть все настолько глупыми, чтобы позволить этой женщине уйти из дворца?
- Она сказала, что боится его, - сказал Бернат. - Страх иногда заставляет людей делать поразительные вещи.
- Если эта женщина не боится меня, - сказал Беренгер, - то очень сомневаюсь, что боится сеньора Пау.
- Видимо, она больше боится того, что он может сказать, - заметил Исаак. - Очень может быть, что это будет противоречить некоторым подробностям в ее показаниях.
2
Поначалу Юсуф старался держаться подальше от дороги, думая, что бывшие попутчики могут его догнать. Двигаясь параллельно ей, он мог избавиться от опасной или по крайней мере неловкой встречи. Потом обнаружил, что в его выборе есть серьезные недостатки. Он не учел, что эта дорога проходит по скалистой местности столько времени, сколько здесь живут люди, потому что все другие пути крайне затруднительны. Осторожно вернулся на нее и заставил свою маленькую кобылу прибавить шагу.
Луна, всего ночь-другую бывшая полной, взошла вскоре после заката и была достаточно яркой, чтобы освещать Юсуфу путь. Но по мере следования леса разной густоты по обе стороны дороги закрывали свет, и по мере того, как сумерки медленно сгущались, луна почти не светила ему из-за полога стволов и листьев.
Юсуф поехал медленней, чтобы привыкнуть к темноте, потом луна поднялась высоко над ним, лучше освещая дорогу. Он подумал, что нужно прибавить аллюра и сохранять его всю ночь. Но прошло по меньшей мере два часа с тех пор, как далекий колокол прозвонил к заутрене, а его кобыла слабела. Дорога поднялась на небольшой гребень, и Юсуф остановился. Впереди она круто спускалась по лесистому склону.
- Ну, все, девочка, - сказал Юсуф. - Остановимся здесь, чтобы нам обоим не сломать себе шею.
Он въехал в лес и спешился. Кобыла негромко заржала и потом решительно пошла по склону между деревьями. Когда Юсуф догнал ее, она опускала голову в небольшой ручей.
- Это место не хуже любого другого, - сказал мальчик и растянулся на мягкой лесной подстилке, держа руку на рукоятке кинжала.
Юсуф так устал, что проспал глубоким сном два-три часа, несмотря на голод. На рассвете проснулся, слыша щебет птиц и какой-то другой непонятный звук. Чуть приподнял голову и огляделся. Не увидел ничего, кроме спящей поблизости кобылы. Потом снова услышал тот же звук.
- Кажется, он просыпается, - произнес кто-то по-арабски.
- Пни его, - донесся другой голос из-за близкого дерева.
- С какой стати вам пинать меня? - спросил Юсуф. - Я ваш соплеменник.
За едой из хлеба и турецкого гороха с оливками, которую эти люди разделили с ним, Юсуф рассказал им свою историю - вернее, ту ее часть, какую, по его мнению, они могли оценить.
- Хуже всего, - сказал он наконец, - что я не знаю, где нахожусь, и не могу никого спросить, потому что вся эта местность кажется враждебной.
Те оба засмеялись.
- Ты находишься в Валенсии. И мы здесь не столько враждебны, сколько осторожны, даже подозрительны, - сказал первый. - Нам приходилось много сражаться. Многие были убиты. Наших жен и дочерей насиловали и убивали или уводили в рабство. Время было нелегкое.
- Тебе повезло, что ты вовремя проснулся, - сказал второй. - Мы решили, что ты бандит. Они есть поблизости.
- Думаю, бандитами были и те люди, которых я покинул, - сказал Юсуф. - Они путешествуют с двумя телегами оружия.