- Не думаю, - сказала она. - Сибилла довольно распространенное имя, и, насколько я знаю, дальнее родство моей семьи с Франсеской здесь почти неизвестно - даже если кто-то здесь слышал о моей семье, в чем я сомневаюсь.
- Узнать вас Гильем не мог?
- Нет. Когда он последний раз приезжал в деревню, мне еще не исполнилось десяти. А когда увидела его на похоронах, у меня была вуаль. Я закрыла лицо вуалью и прошла мимо него.
- Полагаю, сеньора Сибилла, в истории сеньора Гильома есть еще многое, о чем вы мне не сказали.
- Люди всегда многого не говорят, - сказала она.
- Я имею в виду многое относительно этой призрачной собственности, вашей семьи и семьи Раймона. Боюсь, что если попрошу его преосвященство разобраться с этим делом, с вопросом о виновности Пау в этом ужасном происшествии, епископ может выяснить больше, чем выгодно этой хорошей семье.
- Больше ничего сообщить вам не могу, - сказала Сибилла. - Я ничего больше не знаю. Мне пора идти. Роза ждет за стеной гетто. И, наверно, недоумевает, что задерживает меня.
После ее ухода Исаак сидел во дворе, обдумывая создавшееся положение. Ему не нравилось то, во что он оказался втянут. Возможно, сеньора Сибилла не понимала подоплеки этой семейной истории, но ему она была совершенно ясна. То, чего Раймон не мог сказать ему, сказали его сновидения. Но рассказывать епископу - не о том, что, как ты знаешь, сделал человек; не о том, что, по словам других, человек сделал; а о том, что его беспомощное сознание нечаянно открыло о нем - было совершенно непростительным видом предательства.
С другой стороны, возражал он себе, Раймон мертв. Сказать то, что ты установил, чтобы спасти его любимого пасынка, не будет предательством Раймона, его невозможно предать, ему невозможно причинить зло. Будь Раймон жив, он наверняка захотел бы помочь сыну.
Но Исаак не мог забыть голос своего великого учителя, Ибн аль-Байтара, в ответ на его просьбу, когда ему было двенадцать лет, на его заявление, что умерший соученик хотел бы, чтобы его драгоценная книга о травах досталась ему, Исааку, если б этот мальчик знал, что так внезапно умрет. "Самыми низкими и эгоистичными из наших желаний являются те, которые мы приписываем беспомощным мертвым, говоря, что этот или тот человек - если бы знал - хотел бы, чтобы нам досталось то, чего мы не осмеливались потребовать по своим заслугам".
Если бы Раймон хотел, чтобы его история стала известна всему городу, он разгласил бы ее сам. А почему не сделал этого? Может быть, знал или догадывался, что где-то у него есть родные, которые могут в этом случае серьезно пострадать.
Он поговорит с его преосвященством, но только о том, что знает не из сновидений Раймона или деревенских слухов в изложении Сибиллы, а по собственному опыту.
6
Юсуф выехал на другое утро на мышастом мерине, и даже его любимая кобыла в Жироне никогда не была так довольна тем, что ее седлают. Мерин, как только его вывели из конюшни, приплясывал в предвкушении дороги. Тем временем кобылу из Гранады массировали, чистили, расчесывали, кормили отборным кормом и всячески баловали, чтобы вернуть блестящую безупречность.
У Юсуфа была большая сумка с продуктами, свежей водой, чистым, чуточку влажным бельем, небольшой добавкой к его запасу монет - сеньора Эстелла признала, что арабская кобыла ценнее ее мышастого красавца - и копией документа об обмене.
В голову его были вколочены указания ехать через холмы к дороге на восток, которая приведет его к дому, а также много весьма интересных подробностей относительно Раймона Форастера и его отца, Арнауда.
Фелип, парень с конюшни, подошел к воротам, чтобы помахать на прощание рукой Юсуфу и Флетксе, мышастому мерину. Он знал, так как ему несколько раз было сказано, что они уезжают надолго и, может быть, никогда не вернутся. Но что такое "надолго", ему было трудно понять, потому что каждый день, казалось, приносил что-то свое, и до конца дня он то и дело выходил на дорогу посмотреть, не возвращаются ли они, и печально возвращался, когда его звали работать.
На третий раз появился другой всадник на другом коне и остановился возле Фелипа. У них завязался долгий разговор, гораздо более долгий, чем с кем бы то ни было, тем более с незнакомцем.
Когда всадник уехал, старая сеньора, наблюдавшая все это со своей кушетки с любопытством и некоторой озабоченностью, велела позвать парня к себе.
- Фелип, - сказала она, - садись, поговори со мной. Мария, принеси для Фелипа то блюдо с фруктами и орехами, а потом иди и не появляйся, пока я не позвоню.
Девочка поспешно сделала то, что было велено, а потом выбежала из комнаты на несколько минут драгоценной праздности.
- Кто был тот славный человек верхом на лошади? - спросила старая сеньора.
- Он не славный, - ответил Фелип, и глаза его наполнились слезами. - Он сказал мне плохие слова и уехал.
- Это нехорошо с его стороны, - сказала она. - Что ему было нужно?
- Ему был нужен Раймон. Он спросил: "Жил Раймон здесь?".
- И что ты ответил, Фелип? - негромко спросила она.
- Я сказал: "Здесь нет никакого Раймона".
- Ты прав, Фелип, никакого Раймона здесь нет. А что он сказал потом? - спросила она, зная, что тут нужны спокойствие и терпение, иначе толку от Фелипа не добьешься.
- Он повторял снова и снова: "Жил Раймон здесь?". Закричал на меня и сказал, что я дурак.
- Это некрасиво, - сказала мать Эстеллы. - А что сделал ты?
- Я сказал ему, что я не дурак, и назвал имена всех людей, кто здесь живет, и лошадей с мулами.
- Можешь назвать мне все эти имена? - спросила старая сеньора.
С довольной улыбкой, закрыв глаза, Фелип нараспев перечислил их. Упомянул и Юсуфа.
- Ты назвал и Юсуфа, когда этот человек спрашивал?
- Сказал и про Юсуфа, только, что Юсуфа здесь нет, Флетксы тоже, но его кобыла здесь, это красивая лошадь, но у нее нет имени.
- Верно, и ты должен придумать для нее хорошее имя, такое, чтобы ей понравилось. У тебя хорошая память, - твердо сказала старая сеньора. - Этот человек, наверно, был доволен, что ты помнишь всех.
- Нет. Он спросил, куда уехал Юсуф, но мне никто не говорил, куда Юсуф уехал. Потом он спросил меня, как Юсуф уехал, и я сказал, что на Флетксе. А он все кричал: "Как, как", а потом спросил, не в Льейду ли он поехал, а я не знал.
- Конечно, - сказала старая сеньора. - Откуда ты мог знать? Никто и не ждал от тебя этого. Твоей работы это не касается. Но ты очень хорошо вел себя с этим человеком, а он нехороший человек, и если появится снова, больше не разговаривай с ним.
- Почему?
- Потому что он говорил тебе плохие слова, а мне это не нравится. Теперь забирай то, что осталось на блюде, и пришли ко мне Марию.
- Спасибо, сеньора, - сказал Фелип, прижав деревянное блюдо к груди, и с гораздо более довольным видом, чем при своем появлении там, пошел искать маленькую служанку.
А старая сеньора лежала на своей кушетке и долго ломала голову над этим случаем.
7
В понедельник утром, когда солнце было еще на востоке, но поднялось достаточно высоко, чтобы заливать двор теплом и светом, Юдифь сидела у фонтана, шила в отчаянной попытке угнаться за ростом сына-младенца. Вениамин спал у ее ног в люльке, из которой тоже скоро вырастет. Когда раздался звон колокола у ворот, она отложила работу и быстро пошла открыть их. За воротами стояли двое незнакомцев, женщина и мужчина.
- Мы ищем дом сеньора Исаака, врача, - сказала женщина.
- Это его дом, - сказала Юдифь. - К сожалению, Исаака сейчас нет, но я жду его с минуты на минуту. Я его жена, Юдифь.
- Я Марта, жена… вдова Раймона Форастера, сеньора Юдифь, - сказала женщина. - А это мой управляющий, Эстеве.
- Входите, пожалуйста, сеньора Марта. Мой муж скоро вернется. Он пошел к епископу, тот наверняка слишком занят, чтобы отнимать у Исаака много времени. Хасинта, принеси нам холодного питья, - крикнула она и повела гостей в удобное место в тени. Через несколько минут маленькая служанка принесла им напитки из мяты и лимона, а также пряные закуски.
Воцарилось неловкое молчание, потом взгляд Марты упал на колыбельку.
- Какой очаровательный младенец, - сказала она. - Сколько уже ему?
- Всего три месяца, - ответила с улыбкой Юдифь.
- Только три месяца, и уже такой хорошенький, большой малыш, - заворковала Марта, склонясь над люлькой. - И спит, как ангелочек.
- Мне очень повезло, - сказала Юдифь. - Мой первый ребенок был не таким тихим…
И они заговорили о младенцах и зубках, проблемах и трудностях, поэтому, когда Исаак с Ионой вошли, женщины их не заметили.
- Сеньора Марта? - спросил Исаак, услышав ее голос.
- Прошу прощения, - сказала Юдифь. - К тебе пришли сеньора Марта и ее управляющий, сеньор Эстеве.
Тут проснулся Вениамин и обнаружил, что находится на грани голодания. Юдифь торопливо подняла его, извинилась и ушла.
- Моя жена угостила вас чем-нибудь в этот жаркий день? - спросил Исаак.
- Да, сеньор Исаак, угостила. И вот чашка для вас. Давайте налью вам напитка.
Исаак выпил, поставил чашку и повернулся к гостям.
- Что привело вас сюда в такую жару?
- Я беспокоюсь, - ответила Марта.
- О своих сыновьях, Пау и Роже Бернаре?
- Да, - ответила она дрожащим голосом, - конечно, о них. Нам дали понять, что вскоре - завтра, может быть, послезавтра, их арестуют за убийство своего отца по показаниям нашей служанки Хустины.
- Но ведь одно лишь показание Хустины никак не может привести к такому исходу Я слышал его, оно во многом противоречиво, - сказал Исаак. - Не представляю, что кто-то мог принять его на веру.
- Проблема заключается в том, что Хустина исчезла, и теперь говорят, Пау убил ее, чтобы она не обвинила его в других преступлениях. Что если б Пау отдали под суд, как только ее показания были записаны, она была бы жива.
- Есть у Хустины семья, к которой она могла бы уйти? - мягко спросил Исаак, потому что в голосе Марты зазвучали истерические нотки.
- Семья? - переспросила она. - Не знаю. Она куда-то уходит, когда не работает. Я всегда предполагала, что это родные - сестра или какая-то родственница. Может быть, это даже мужчина. Если сможем найти моего деверя, сеньор Исаак, то, наверно, найдем и Хустину. Думаю, она прячется.
- Зачем ей прятаться?
- Она не сказала его преосвященству ни слова правды и знает, что не сможет подтвердить своих показаний.
- И думаете, Хустина может находиться у сеньора Гильема?
- Думаю. Боюсь, что мой деверь Гильем заигрывал с ней с какой-то целью.
- Почему вы так думаете?
- Потому что несколько раз заставала их, разговаривающих очень тихо, как договаривающиеся о встрече любовники. И видела, как он поцеловал ее в лоб - поступок не особенно предосудительный, но очень странный, если между ними нет взаимопонимания.
- Ваш муж говорил, что видел подобные вещи, - сказал Исаак.
- Я невольно задаюсь вопросом - я всегда думала, что Гильем имел какое-то отношение к смерти моего мужа, и задаюсь вопросом, не могли он использовать Хустину для убийства.
- Чтобы избавиться от подозрений? - спросил врач.
- Но с какой стати, сеньор Исаак? Какую выгоду могла принести его смерть Гильему? Кому бы то ни было?
- Говорил вам когда-нибудь Раймон о собственности, на которую имел право?
- Сам он не говорил. Сперва Гильем, потом сеньора Сибилла говорили Раймону, что в деревне неподалеку от Фуа есть какая-то собственность, на которую он может притязать.
- Как он на это реагировал?
- Засмеялся и сказал, что у него нет желания копаться в прошлом, даже будь у него средства для этого. Что он доволен настоящим.
- Как думаете, есть какая-то правда в их заявлении?
- Не знаю, - ответила Марта. - Думаю, что даже если и есть, потребуются годы и немалые деньги, чтобы довести это притязание до суда.
- Очень может быть, что вы правы, сеньора Марта. Итак, что я могу для вас сделать?
- Не знаю, - ответила Марта. - Я отношусь с высочайшим почтением к вашему искусству, сеньор Исаак, но, честно говоря, думаю, что совет ярмарочной гадалки принес бы мне столько же пользы, как ваш, епископа или любого умного человека в городе.
- Вы имеете в виду сеньору Бернаду? - спросил Исаак.
- Нет, кого-нибудь из ее коллег. Думаю, Бернада в жизни никому не сделала добра.
- У меня есть предложение, - сказал Исаак. - Думаю, есть смысл потратить время на поиски вашей кухонной служанки.
- Кухонной служанки? - переспросила Марта. - Но она не могла иметь к этому никакого отношения. Уехала по меньшей мере за неделю до смерти Раймона. До того как он в первый раз заболел, и вы приехали помочь нам.
- Тем не менее, сеньора, эту служанку следует найти. Ее отсутствие могло быть кому-то на руку.
- Пау съездит за ней, - сказала Марта. - Кухарка знает, где она живет.
- Папа, что случилось? - спросила Ракель, выходя чуть попозже во двор и снимая вуаль.
- Ничего, дорогая моя.
- Должно быть, случилось. Ты выглядишь почти недовольным. Такое выражение иногда может быть у мамы, у меня, но не у тебя. Тебе нужно выпить чего-нибудь холодного.
Исаак рассмеялся.
- Признаюсь, я слегка недоволен. Мне недостает тебя рядом, чтобы я мог сказать: "Ракель, иди сюда и немедленно прочти мне это письмо".
- Письмо! Папа, что же сразу не позвал меня? Я бы тут же пришла. Скажи, где оно, я его тут же прочту.
- У меня в кабинете, на нем печать Низима из Монпелье. Думаю, оно касается его сына Амоса.
- Сейчас принесу, папа, - сказала Ракель.
Ракель удобно уселась, поглядела на конверт с печатью, как ее учили, казалось, очень давно, и сломала ее.
- Папа, письмо очень короткое, написано на одной странице. Оно начинается: "Мой досточтимый коллега Исаак. После моего последнего письма, в котором я уверял вас, что мой негодник-сын отправится в Жирону, как только уладит дела здесь, с горечью вынужден сказать, что он не приедет совсем или по крайней мере в течение нескольких месяцев. Я сказал ему, что за это время вы, скорее всего, заключите другие соглашения, но, как бы ни хотелось ему учиться у вас, он упрямо отказывается уезжать в настоящее время.
Подозреваю - нет, знаю - что причиной тому женщина, притом не стоящая утраты такой возможности. Как наши дети, несмотря на всю нашу заботу о них, разрушают все наши планы относительно их успеха и счастья. Надеюсь, вы простите меня и моего несчастного сына за нарушенные обещания. Ваш, и так далее".
Ракель положила листок.
- Что будешь делать, папа? - спросила она. - И, пожалуйста, имей в виду, что я готова помогать тебе всякий раз, когда буду нужна.
- Пока что буду пытаться обучить Иону и полагаться на твою добрую волю, дорогая моя. И стану тайком наводить дальнейшие справки.
- Я думала, что пора бы нам получить весточку от Юсуфа, - сказала Ракель.
- Он не только очень далеко от нас, но и в государстве, которое находится в состоянии войны с нашим. Отсюда отправить письмо очень легко, поэтому мы тратим время и деньги, обмениваясь глупостями. В Гранаде он не может спросить, можно ли положить письмо в сумку королевского или епископского курьера.
- Тогда они, видимо, сберегают много времени и денег, - сказала Ракель, лениво обмахиваясь большим листом, сорванным с растения поблизости.
- Ничего подобного, - весело сказал Исаак. - У них курьеры скачут из города в город и отправляются в Магриб быстроходными галерами, а потом возвращаются. В этом отношении они совершенно такие же, как мы.
- Как там у них, папа?
- Красиво, дорогая моя. Наши сады, фонтаны и бани не могут достигнуть красоты тамошних. Иногда арабы добиваются успеха; но не часто. Они мастера в искусстве превращать пустыню в рай, где песни, ароматы, цвета и формы сочетаются, чтобы обратить помыслы человека к великим вещам - любви, красоте, небу.
- Значит, они лучше нас?
- Они совершенно такие же люди, как и мы, - оживленно ответил Исаак. - Но арабские архитекторы великие мечтатели. И творениями их можно наслаждаться. Надеюсь, Юсуф наслаждается. Он ценит красоту, и гранадский двор предложит ему вознаграждение за одиночество, которое он может ощущать.
- Интересно, увидим ли мы его снова, - сказала Ракель. Поднялась на ноги. - Ну, вот, я опечалилась, хотя собиралась помочь тебе. Что я могу сделать?
- Исправить тот жуткий беспорядок, который Иона устроил в корзинке.
8
На другое утро, во вторник, Исаак с Ракелью сидели во дворе, наблюдая - в четвертый раз - как Иона укладывает неглубокую, узкую корзинку с плоским дном.
- Нет, Иона, - сказала Ракель, - это очень сильная, очень опасная смесь. Ей не место в правом конце корзинки. Там должны лежать мягкие мази и травяные лекарства.
- Сеньора Ракель, но если корзинку повернуть, это будет левый конец, - возразил он.
- Вот для чего с одной стороны корзинки привязана лента. Когда укладываешь корзинку, лента всякий раз должна находиться перед тобой. И всякий раз, когда ставишь корзинку на стол, лента должна быть с внешней стороны.
Ее прервал громкий стук копыт за воротами, словно туда подъехал целый полк солдат. Зазвонил колокол; Ракель положила ладонь на плечо Ионы.
- Я сама открою, - сказала она.
Перед ней стояла, отдав лошадей помощнику конюха, который приехал с ними, большая часть домашних Раймона Форастера: сеньора Марта, Пау и Роже Бернард, Эстеве и взволнованного вида молодая женщина, которую Ракель раньше не видела.
- Входите, пожалуйста, - сказала она, скрыв удивление.
- Я подожду здесь с лошадьми, - промямлил мальчик, встретив красноречивый взгляд Эстеве.
- Папа, это сеньора Марта и ее сыновья, - сказала Ракель. - С Эстеве и…
Она вопросительно взглянула на Марту.
- Вы хотели, чтобы мы отыскали нашу кухонную служанку, - сказала Марта. - Пау с Роже Бернардом нашли ее, и она может рассказать любопытную историю. Она любезно согласилась приехать сюда и рассказать ее вам. Ее зовут Санкса.
- Мы очень довольны, что вы приехали поговорить с нами, - сказал Исаак. - Правда, Ракель? Видимо, наши гости не отказались бы слегка закусить. От усадьбы путь не близкий. Вы приехали из усадьбы?
- Сейчас да, - ответил Пау. - А вчера вечером вернулись туда из Педринии. Там живет семья Санксы, и, разумеется, она была там. Ей пришлось проделать нелегкий путь для непривычных к верховой езде.
- Что ты имеешь рассказать нам? - спросил Исаак.
И когда Хасинта принесла кувшины холодных напитков и вина, тарелки с пряными закусками, небольшие блюда орехов и фруктов, Санкса нервозно огляделась, кашлянула и начала.
- Началось это две недели назад. Хустина подошла ко мне и спросила, собираюсь ли я выходить замуж. Дело в том, - сказала она извиняющимся тоном, - что у меня есть молодой человек, с которым мы понимаем друг друга, и оба усердно работаем, откладываем каждый грош, какой возможно. Она знала, что как только у меня будет пристойное приданое, мы сможем пожениться.
Санкса повернулась и нервозно взглянула на сеньору Марту.
- Продолжай, - ободряюще сказал Пау. - Все отлично.