- Ну, потом Хустина спросила, помогут ли мне двадцать су, я ответила, что конечно, только где их мне взять? Это целое состояние, так ведь? Приличная плата за три месяца работы. А она сказала, что приезжает ее подруга, ей нужно приличное место, чтобы спать и кормиться, и она готова ради этого усердно работать. Это всего на две-три недели, но Хустина боялась, что если попросит хозяйку взять ее, хозяйка может отказать. Поэтому хотела, чтобы я сказала хозяйке, будто моя мать больна и очень нуждается во мне. А она потом приведет подругу, скажет, что она может выполнять мою работу.
- Где собиралась Хустина взять двадцать су? - спросил Пау.
- Сказала, что эта подруга дала их ей.
- Как думаешь, в чем была тут истинная причина? - неожиданно спросил Исаак.
- Я подумала, что молодая женщина хочет уйти от мужа, или девушка, которая ждет, чтобы жених приехал за ней, и они смогли пожениться. Должно быть, это кто-то из богатой семьи, так ведь? И кто готов много платить за укрытие, потому что никто не обратит внимания на кухонную служанку.
- Почему ты говоришь "много"? Думаешь, для девушки из хорошей семьи это значительная сумма за надежное укрытие на две-три недели?
- Сеньор, - сказала Санкса, - вы определенно не знаете Хустину. Если она предложила мне за отъезд на две недели двадцать су, то сама взяла не меньше пятидесяти. Она всегда берет больше справедливой доли.
- И ты согласилась? - спросил Исаак.
- Нет, сеньор, не согласилась. Я была недовольна. Мне это показалось нехорошим, поэтому я отказалась.
- Что заставило тебя передумать?
- Я думала, все об этом знают. Я получила сообщение, что моя мать больна, очень больна и может умереть, поэтому я сказала Хустине, что согласна. Тогда она сказала, что подруга дала ей всего десять су, я взяла их, сказала хозяйке о болезни матери и поехала домой.
- Мать была больна?
- Да, была, - ответила Санкса. - Два-три дня ее рвало, мучили жуткие спазмы в ногах и спине. Но потом ей постепенно становилось легче, и через неделю она поправилась. Однако я ждала, так как Хустина прислала сообщение, что я смогу вернуться, когда сеньор Пау и сеньор Роже Бернард приедут за мной.
- Повезло твоей матери, - негромко произнес Исаак.
- Женщина, которая пришла на мое место, хоть сносно работала? - спросила Санкса.
- Никто не приходил, - ответила Марта. - Хустина делала и свою, и твою работу.
- То есть, - сказал Роже Бернард, - все делала кухарка, или кто-то из нас, или ждущий на улице мальчишка.
- Очень странно, - сказала Санкса.
- А Хустина исчезла, - сказал Исаак. - Не знаешь, куда она могла скрыться?
- Нет, сеньор Исаак. Откуда мне знать, куда она уехала? Мне она ничего такого не говорила.
И Санкса оглядела людей во дворе, все они, кроме Исаака, смотрели на нее, как на льва в клетке.
Ракель заметила этот взгляд. Подошла к отцу, словно предлагая ему еще питья, и прошептала несколько слов ему на ухо. Налила ему немного в чашку и села рядом с Санксой.
Исаак поднял голову.
- В последние несколько дней произошло кое-что, не совсем понятное мне, - сказал он. - Можете побыть здесь еще немного и обсудить это со мной?
- Конечно, - твердо сказала Марта, и все сели снова.
- Тебя не было здесь в последние дни, так ведь? - негромко спросила Ракель у испуганной кухонной служанки.
- Нет, сеньора, - ответила та.
- Мы переделываем соседний дом, собираемся в нем жить, и хотим начать с кухни, - прошептала Ракель. - Можешь пойти туда со мной, взглянуть на нее? Уверена, ты сможешь дать очень полезные советы.
- Это интересно, - сказала Санкса, и обе молодые женщины тихо вышли из ворот и пошли к новому дому.
Когда люди с усадьбы наконец уехали, Исаак обратился к дочери.
- Узнала у нее что-нибудь?
- Немного, - ответила Ракель. - Хустина хорошо ездит верхом, почти как сеньор Пау, часто берет одну из лошадей из конюшни и уезжает на полдня.
- Одну из лошадей?
- Эстеве почти всегда ездит на мулах, в остальное время настаивает, чтобы они отдыхали. С лошадьми, видимо, тут вопрос, чтобы они регулярно совершали моцион, а не чрезмерно трудились.
- Куда она ездит?
- Санкса не знает. Предполагает, что к мужчине, но, думаю, только потому, что ничего другого предположить не может. Если б она - Санкса - могла ездить верхом и брать лошадь, то через день ездила бы к жениху.
- Это все?
- Нет-нет. Судя по тому, что сказала Санкса, я думаю, что Хустина приезжает сюда, когда у нее есть свободное время, потому что приносит городские слухи или слухи о событиях вокруг собора.
- Но городские слухи быстро доходят до соседних деревень, - сказал Исаак.
- Это верно, папа, но, кажется, Хустина два-три раза привозила конфеты, которые можно купить только у Катерины, Иначе нужно ехать за ними в Фигуэрес или Барселону.
- Это уже определеннее, дорогая моя. Что еще?
- Санкса призналась, что хотя Хустина работает мало, оставляет свои дела другим, без нее будет скучно. Она хоть и не особенно приятная, но интересная. Знает множество историй о живущих в горах людях, о чародеях, волшебниках и колдовских зельях. И в темные зимние вечера, чтобы скоротать время, предсказывает им будущее по картам, семенам льна и песчинкам. По словам Санксы, она может говорить, как гадалка на ярмарке, всякую чушь о хромых сильных брюнетах, о возможности неожиданного богатства, о том, что красивый мужчина с раздвоенным подбородком приносит несчастье, и все такое прочее. Никто ей не верит, но слушать забавно.
- Это очень интересно, - сказал Исаак. - Но я хотел бы знать, к кому она еженедельно приезжала в Жирону. Узнала еще что-нибудь?
- Она дала несколько превосходных советов относительно кухни, которые удержали меня от нескольких серьезных ошибок. Я была так довольна, что дала ей другие десять су, обещанные Хустиной. Теперь у нее двадцать су, и она сможет быстрее выйти замуж.
Исаак готовился нанести несколько послеполуденных визитов пациентам, когда его потревожил вежливый мальчик у ворот.
- Сеньор Исаак, - заговорил он, - мой хозяин, Мордехай, приносит глубочайшие извинения и просит, чтобы вы пришли к нему как можно скорее. Он велел сказать, что не болен, поэтому вам нет нужды брать с собой тяжелую корзинку. Не будь это важно, сказал он, то не вызывал бы вас в такое неудобное время.
- Беги домой, мальчик, - сказал Исаак, - и передай хозяину, что я всегда рад навестить его по какой угодно причине. Через минуту буду там.
И действительно, всего через несколько минут Исаак сидел с Мордехаем во дворе, под раскидистым лимонным деревом в центре.
- Я очень благодарен, что вы пришли, притом так быстро, - сказал Мордехай.
- Мордехай, что заставило вас послать за мной мальчика? По всей этой секретности я полагаю, что вам не просто скучно или одиноко.
- Секретности? - Мордехай рассмеялся. - Вас не проведешь, Исаак, друг мой. Да, мы сидим во дворе, и мне со своего места видно все, разве что кто-то перелезает за моей спиной через стену. К тому же думаю, что вы услышите карабканье по стене или шаги по камням, которые я могу не уловить. Это одно из немногих мест в доме, где я уверен, что нас не подслушают. Двор и моя спальня. И сейчас это важно, потому что не хочу, чтобы то, о чем я должен спросить вас, стало известно всему городу. Если я ошибаюсь в своих страхах, и о них узнают другие, последствия для старого знакомого - собственно, для старого друга - будут очень неприятными.
- Мордехай, по крайней мере я буду помалкивать.
- Я знаю, - сказал он и сделал паузу. - Мне трудно задавать этот вопрос, потому что этим я насилую свою совесть и вашу - но я спрашиваю не из любопытства или со злым умыслом. В этом я клянусь.
- Мордехай, - сказал Исаак, - задавайте вполголоса свой вопрос, и я отвечу на него, как смогу. Иначе ваши заверения продлятся до ночи.
- Исаак, вы правы. Что вам известно о Понсе Манете, чего не знаю я? Говорю как деловой человек. Может быть, он почему-то нуждается в деньгах? Ему грозит потеря всего?
- Почему вы задаете такой вопрос? - спросил Исаак. - Что случилось такое, о чем я не слышал?
- Насколько мне известно, ничего, но сегодня утром его сноха, сеньора Франсеска, пришла ко мне и хотела одолжить двести золотых мараведи. Принесла в кожаной сумочке все свои драгоценности, которые хотела оставить в залог.
- Вы дали ей эти деньги?
- Нет. Обычно я не занимаюсь такими делами - сегодня пять су под залог серебряного кольца, завтра пять грошей под залог чьего-то лучшего платья. Есть другие люди, которые ведут такого рода дела и вполне ими довольны.
- Что вы сказали ей?
- Я был так ошарашен и удивлен, что не смог принять решения, поэтому сказал, чтобы она пришла завтра. Кстати, она уже второй раз обратилась ко мне за деньгами. В первый она попросила пятьдесят су. Сказала, что на подарок мужу, что вернет долг через неделю. Эту сумму я ей дал, и она сдержала слово.
- Тогда, должно быть, она ожидала какого-то поступления денег.
- Выделяемых на одежду, - сказал Мордехай. - Однако на сей раз я хочу знать, не посылает ли Понс сноху за деньгами для дела. Это было бы очень странно, потому что репутация у него превосходная, и мы часто оплачивали большие партии приходящих ему товаров. Он не может считать, что я не ссужу ему денег, если опять дело в этом.
- Могу сказать вам вот что, - заговорил Исаак, - и не думаю, что злоупотреблю доверием, по крайней мере серьезно. Сейчас, по словам Понса, деньги у него есть. Он недавно завершил несколько крупных сделок и получил плату. Насколько я знаю, Понс готовит несколько еще более крупных, и кажется вполне довольным жизнью. Ни он, ни его жена не расточительны; для людей своего положения они живут довольно скромно.
- Исаак, я это знаю. Потому так и удивился. Я думал, может, вы знаете о каком-то тайном беспокойстве или какой-то жуткой утечке денег. Как их врач.
- По-моему, единственной темной тучей на их горизонте является сама сноха. Она как будто глубоко страдает, и никто не знает, отчего.
- Это снимает у меня камень с души, но не говорит, что мне следует делать, - сказал Мордехай.
- Завтра, когда она придет, отправьте ее к наименее вороватому из мелких ростовщиков, - сказал Исаак. - А я тем временем поговорю с Понсом Манетом.
- Не с ее мужем?
- Понс более спокойный человек, - сказал Исаак.
Выйдя из дома Мордехая, Исаак направился в сторону собора и епископского дворца. Настало время нанести один из регулярных визитов Беренгеру, как личный врач его преосвященства он должен был ненавязчиво, но постоянно следить за его здоровьем.
Привратник впустил Исаака с почти вежливым приветствием и соблаговолил сказать, что его преосвященство находится в личном кабинете, занят содержимым почтовой сумки, которую привез курьер.
Исаак, не смущенный этим зловещим предупреждением, поднялся по лестнице и пошел по коридору к кабинету епископа.
- Исаак! - произнес Беренгер. - Как вы кстати.
- Ваше преосвященство опять беспокоит колено? - спросил врач.
- Не больше, чем обычно, - ответил епископ. - Собственно говоря, даже меньше, чем обычно, хотя от вашего лечения всегда становится лучше. Нет, я рад вас видеть, потому что получил весьма любопытное письмо из Фуа от представительного, даже известного нотариуса и юриста, касающееся нашего несчастного друга Раймона Форастера. Бернат зачитает его вам.
- Конечно, ваше преосвященство, - негромко сказал францисканец.
- Опусти приветствия и тому подобное, переходи сразу к сути.
- Хорошо, ваше преосвященство. Письмо адресовано его преосвященству с обычными приветствиями и всеми подобающими титулами.
- Исаак, Бернат дает понять, что это серьезный корреспондент, понимающий церковную жизнь в этой провинции.
- Спасибо, ваше преосвященство, - сказал Исаак.
- Автор письма сеньор Робер де Ганак, нотариус из Фуа, как уже сказал его преосвященство. Он пишет: "Неотложные обстоятельства придали мне смелости побеспокоить ваше преосвященство делом, касающимся значительной собственности на реке Ауде, которой я в настоящее время управляю от имени двора.
Эта собственность была законным образом конфискована при осуждении некоей Раймунды де Лавор, она представляла собой значительную часть приданого вышеупомянутой Раймунды, когда сочеталась браком с Арнаудом де Бельвианесом. К моему досточтимому отцу обратился представитель семейства вышеупомянутой Раймунды с просьбой подать ходатайство о возвращении этой собственности ее наследнику Раймону, неповинному в правонарушении, так как во время осуждения его матери он был пятилетним ребенком.
Мой отец с моей незначительной помощью довел это дело до папского суда и добился весьма положительного решения.
В настоящее время мы заняты поисками наследника собственности мадам Раймунды, Раймона, законного сына от ее брака с Арнаудом де Бельвианесом, а в случае его отсутствия - его наследников. Один из членов семейства, не имеющий интереса в этом деле, поскольку лишен правопреемства, утверждал, что установил местожительство вышеупомянутого Раймона в Льейде, а затем в жиронской епархии, приход неизвестен. Полагаю, что из-за печальной известности дела его матери он сменил фамилию.
Я осмеливаюсь писать вашему преосвященству, потому что если эта собственность не будет востребована в течение этого года, решение суда потеряет силу из-за отсутствия наследника".
- Дальше следуют заключительные извинения и почести, - сказал Бернат.
- Мне понравился его старомодный юридический стиль, - сказал Беренгер.
- Может, потому, что он живет и практикует в Фуа, ваше преосвященство, - пробормотал Бернат.
- Чепуха, - сказал Беренгер. - Все нотариусы пишут так, если только способны. Сеньор Исаак, что скажете об этом письме?
- Оно очень похоже на вторую половину истории Раймона Форастера, так ведь?
- Однако для Роже Бернарда будет нелегкой задачей доказать, что он является внуком "вышеупомянутой Раймунды". Видимо, я напишу этому сеньору Роберу, что, возможно, у нас проживает нужный ему наследник. Мысль, что он сможет представлять человека и сделать большой отчет за всю проделанную работу, наверняка обрадует его сердце.
9
На другое утро, вскоре после завтрака, Франсеска вышла из дома Мордехая, снова с кожаной сумочкой в руке. Посмотрела в одну сторону улицы, в другую, потом пошла к северным воротам гетто. Несколько человек узнали ее и приветственно улыбнулись или поклонились. Она, как будто не заметив их, продолжала путь, вышла из ворот, спустилась к соборной площади и пошла к пригороду Сант-Фелиу. Наконец остановилась перед лавкой, занимающей первый этаж высокого узкого дома. Дверь его была закрыта и заперта. Дрожа, Франсеска подняла руку, чтобы постучать. Однако, не коснувшись двери, опустила руку и вгляделась в темную лавку через высокое, узкое окно, только для виду защищенное в то утро среды единственным потрескавшимся ставнем.
Внутри она увидела длинную комнату, разделенную на две неравные части узким столом, заваленным всевозможными вещами. Дверь вела в маленькую переднюю часть лавки, куда едва могли бы втиснуться четыре человека. Там можно было либо заключить сделку с ростовщиком, либо осмотреть жалкие пожитки, которые были не выкуплены и теперь выставлены на продажу. Сквозь щели в ставне Франсеска видела набор тарелок, кастрюлю, глиняный горшок, коричневое шерстяное платье с испачканным подолом, две рубашки, камзол и грязную сорочку. Попыталась на миг представить на этом столе свои драгоценности - золотую цепочку, браслет, украшение для волос, два кольца - вещи, которые она любила, подаренные ей мужем, отчимом, Понсом и Хуаной - небрежно брошенные поверх грязной сорочки какой-то бедняги, и ее охватила дрожь. Она не могла войти в эту лавку.
- Жалкое зрелище, правда, сеньора Франсеска? - послышался сзади приятный голос.
Она обернулась и узнала эту женщину, случайную знакомую родителей мужа.
- Раньше я не замечала этой лавки, - сказала Франсеска. - Но, должно быть, она здесь уже давно.
- Ее основали его дедушка с бабушкой, когда здесь жило мало людей, притом очень бедных. Но теперь все время от времени обнаруживают, что им нужно немного денег, поэтому он преуспевает.
- Да, - сказала Франсеска и повернулась обратно к городским воротам. Сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться. - Вам в эту сторону, сеньора? - спросила с уверенностью, извлеченной из какого-то забытого уголка ее духа. Когда знакомая кивнула, предложила: - Тогда пойдемте вместе. Я иду домой.
Франсеска, когда подошла к своему дому, была почти спокойной. Хуана с Сибиллой лениво болтали во дворе, но энергично работали иглами.
- Приятно прогулялась? - спросила Хуана.
- Да, - ответила Франсеска. - Встретила сеньору Анну - высокую, с косым глазом, не другую - и мы обратно шли вдвоем. Она говорит, что лето будет жарким.
- Откуда она знает? - спросила Сибилла.
- Кажется, это как-то связано с поведением ворон, - ответила Франсеска. - Я, собственно, не слушала, Глупо так судить. Откуда вороны знают?
- Да, Франсеска, - сказала Сибилла, - ты гуляла так долго, что твои покупки прибыли раньше тебя. Там, у лестницы, лежит сверток.
- Мои покупки? - переспросила Франсеска.
- Какой-то мальчик пришел к воротам, - сказала Сибилла, - дал мне сверток и сказал, что это для тебя. Сейчас принесу.
Она отложила шитье, потянулась, как кошка, и пошла за свертком.
- Вот он, - сказала Сибилла, возвратясь со свертком почти цилиндрической формы, длиной с ее предплечье. - Если это что-то съедобное, то слишком твердое и шишковатое, - добавила она со смехом и стала ждать, снедаемая любопытством, что там.
- Не знаю, что это может быть, - сказала Франсеска. Развязала белую ленту, связывающую сверток из бежевой ткани и развернула его. Несколько секунд пристально смотрела, потом издала пронзительный вопль, бросила сверток на каменные плиты двора и взбежала по лестнице.
- Господи, - сказала Хуана, подскочила на ноги и быстро подошла. - Что в этом свертке?
Сибилла подняла сверток, внимательно посмотрела на него, потом показала ей. Это была вязанка прутиков и сухих веточек, толщиной с запястье сильного мужчины, перетянутая еще одной белой лентой.
- Это деревяшки, - сказала Хуана, коснувшись их, чтобы убедиться. - Только и всего. Просто-напросто перетянутая лентой связка деревяшек. Как странно.
- Это вязанка дров, - сказала Сибилла. - Посмотри, какие они сухие.
- С какой стати посылать их ей? - спросила Хуана. - Франсеска определенно не ожидала этого.
- Да, не ожидала, - сказала Сибилла.
- Пойду к ней, потребую объяснений, - твердо сказала Хуана. - Я хочу знать, что происходит.
Некоторое время спустя Хуана спустилась во двор и подняла брошенное шитье.