Минутная краса полей,
Цветок увядший, одинокой,
Лишен ты прелести своей
Рукою осени жестокой.
Увы! нам тот же дан удел,
И тот же рок нас угнетает:
С тебя листочек облетел -
От нас веселье отлетает.
Отъемлет каждый день у нас
Или мечту, иль наслажденье.
И каждый разрушает час
Драгое сердцу заблужденье.
Смотри… очарованья нет;
Звезда надежды угасает…
Увы! кто скажет: жизнь иль цвет
Быстрее в мире исчезает?
И я не доживу до рок-музыки. Иногда это непереносимо.
Дальше все читали стихи. Я даже выступила со своими собственными. Имела успех.
Потом мы долго прощались с гостями, Фрол отправился их провожать, позже долго провожался с Рябинкиным и вернулся, когда я уже спала. А я лежала в кровати вдыхая запах незнакомого мужчины. Позабытое чувство, вызывающее странное томление в душе и теле.
* * *
Утром я распахнула портьеры солнечному весеннему дню. На лице блуждала улыбка, и мир казался каким-то чарующим, готовящим приятные сюрпризы. Один сюрприз я увидела у подсвечника - несколько купюр. Несколько минут смотрела в недоумении, а потом поняла - он же помнил, что пришел в бордель. Стало смешно, но еще немного горько, как от несостоявшейся сказки.
Мы позавтракали с Фролушкой, ни словом не упомянув вчерашний инцидент и вернулись к нормальной жизни. На Святой неделе лавка работала полный день моими заботами - это давало существенный прирост выручки, так как соседи наши уходили в праздник с головой. Мальчики работали, я подбивала счета, когда вошел очередной посетитель.
Посыльный из цветочной лавки принес букет белых лилий.
- Вам, барышня, велено передать. - выпалил конопатый мальчуган лет 10. Младше наших.
- Уверен? - я угостила его конфетой, которая была принята с благодарностью.
- Да! Его высокоблагородие так и велели барышне с зелеными глазами передать.
И сбежал. Я же осталась наедине с охапкой одуряюще пахнущих цветов. Мальчишки переглядывались и хихикали.
Со вздохом пришлось отнести это великолепие наверх, потому как аромат заполнял все помещение. Нашла вазу, поставила букет. Красиво.
До вечера я непроизвольно улыбалась. А с первыми сумерками в наши пенаты заглянул Катусов. С книжкой.
- Ксения Александровна, добрейшего Вам дня! - он аж заикаться начал. - Я был потрясен вчерашним вечером и вот принес Вам удивительнейшую книгу. Молодой автор, но уже известный.
"Иванов". Вот за что мне этот курс школьной литературы?
- Антон Павлович Чехов мне очень нравится, Дмитрий Денисович. Особенно пьесы у него удаются.
- Вам тоже так кажется? - и он говорил, говорил, говорил. Еле проводила.
* * *
За ужином Фрол долго глядел то на меня, то в тарелку.
- Ксения Александровна, я вот что спросить хотел…
- Да? - не люблю, когда он так мнется.
- Вам тут не скучно со мной?
Ой ты ж… Это к чему такое? Неужели Рябинкин, собака, таки ревнует?
- Нет, Фрол Матвеевич, мне очень интересно. Я люблю свою работу и очень благодарна за все, что для меня сделали. И Вы и матушка Ваша….
Он засопел, покраснел.
- Что-то случилось? - кто и что ему наплел? Отравлю гада без излишней щепетильности. - А насчет офицера этого - ну не буду больше людей подбирать на улице, если Вы против…
- Да что это…. Греху не дали случиться - дело богоугодное. - отмахнулся он. - Я ж понимаю, что Вам в обществе надо бывать, общаться с образованными, культурными.
Я выдохнула, подбежала к нему и обняла, поцеловав в макушку.
- Мне Вы - дороже любого общества.
Он хрюкнул и неловко обнял меня в ответ. Жаль, что мама не родила мне брата в свое время. Мы бы ладили.
- Да вчера вот сидели, беседовали… Я ж столько не читаю как вы все, песен не знаю, стихов не пишу. Как бревно с глазами.
Ой, а у нас комплексы. Кто же их так умело пестует-то?
- Фрол Матвеевич, при всем уважении, эрудиция не заменяет ума. Прочитать модный роман и прихвастнуть этим куда проще, чем делать свое дело, обеспечивать благополучие других людей и быть достойным человеком.
- Ну скажете тоже…. - Сдается мне, Фрола особенно никто и не хвалил. Мать была суровой, отец, видимо, тоже не успел, все время совершенствовал придирками, а любезный Антуан помыкает, как умеет.
- И скажу, и повторять буду покуда не поверите.
И воцарился у нас мир и благолепие.
* * *
Утром в лавку снова принесли цветы. На этот раз дюжину чайных роз.
Фрол с подозрением оглядел букет, пунцовую меня, хихикающих мальчишек и посыльного.
- Любезный, кто же у нас такой щедрый?
- Их вскблагородие….
- Вот значит, как. - Он нахмурил брови и рявкнул - Пусть сами придут, а не посыльных гоняют.
- Ну зачем Вы так, Фрол Матвеевич…. - робко квакнула я из-за конторки.
- А то взяли моду, уходить не прощаясь, а потом цветочки слать. - пробурчал он себе под нос, но так, что я услышала.
После обеда я отправилась в аптеку, и пропустила историческую встречу. О ней мне рассказал прибежавший впопыхах Данилка.
- Ксения Ляксандровна, там в лавке такое!!!! Там к Вам офицер пришли, а Фрол Матвеич его с лестницы грозятся спустить!
Вот год я не была никому интересна, а тут за пару дней полный аншлаг.
Непросто сохранять достоинство, когда душа в пятках. Я закрыла аптеку на ключ, повесила табличку "Перерывъ" и посеменила домой. Не успела все равно. С черным мундиром я столкнулась на выходе из лавки.
Офицер был сердит и несколько смущен.
- Позвольте представиться. Татищев, Пётр Николаевич, поручик Его Императорского Величества шестой резервной артиллерийской бригады. - и даже каблуками щелкнул.
- Нечаева, Ксения Александровна. - теперь я уже умела протягивать руку правильно.
И он тоже умел правильно ее целовать.
- Ваш… опекун рассказал о моем неподобающем поведении намедни. Я должен лично принести извинения Вам.
Опекун? Это самая тактичная форма того, что люди говорят о моих отношениях с купцом Калачёвым. А вот пауза намекает, что и о других версиях Пётр Николаевич тоже осведомлен.
- Это не страшно. Вы были не в себе, но все прошло. - Я не знаю, как быть еще деликатнее в данном вопросе. - Уходя, Вы оставили некоторые вещи…
Не можем же мы выбросить его уставное оружие. А он правильно понял, ибо побагровел.
- Сможете подождать?
- Сударыня, я к Вашим услугам.
- Я позволила себе разрядить Ваш револьвер…
В салфетку были завернуты отдельно патроны, деньги и собственно оружие. Он чуть подрагивающими пальцами зарядил револьвер, уложил его в кобуру. Деньги увидел, покраснел, брать не стал.
- И снова я Ваш должник, Ксения Александровна.
* * *
Наутро я опять получила букет. На этот раз ромашек. То ли поручик Татищев поиздержался, то ли эти цветы что-то означают. Я покопалась в семейной библиотеке, но не нашла ничего вразумительного, зато обнаружилась чудесная книжица "Правила хорошего тона на все случаи жизни". Прочитала, прикинула, покраснела и закрыла. В обеденный перерыв решила выбраться в большой мир, взяв в провожатые Данилку. Авдей книжки не любил и внятного ответа о местоположении соответствующей лавки не дал. Мы дошли почти до Волги, посетив наконец первую книжную лавку Саратова, открытую еще в началеXIX века купцом Вакуровым. Тут я прикупила себе за огроменные 2 рубля книжицу "Азбука цветов", а проводнику своему за усердие "Этюд в багровых тонах" малоизвестного английского писателя.
- Ксения Ляксандровна, а офицер к нам так и будет ходить? - парня разрывало от любопытства и те два дня тишины он просто превозмогал себя.
- Не знаю, Данилушка, не знаю. - я потрепала рыжие вихры. - Думаю, быстро ему надоест.
Давненько я так не ошибалась.
2. Гулянья
В книжице моей, кстати, говорилось, что лилии - это к извинению, розы - к симпатии, а ромашки - к невинности. В общем, понимай как знаешь.
Всю Святую неделю я получала букеты. К субботе терпение Фрола лопнуло.
- Вечером гулять пойдем, Ксения Александровна.
Я аж перо выронила.
- Извозчика возьмем и поедем в городской парк.
Опаньки. Прошлой весной у всех крыша устойчивее была, а сейчас прямо чудят наперегонки.
- Фрол Матвеевич, мы с Вами вдвоем поедем? - может и мне по погребку-то погулять в поисках чего покрепче?
- Нет, Антона Семеновича возьмем. Или Вам еще кого пригласить хочется? - неожиданно сурово вопросил он.
- Нет-нет. Пойду собираться. - я тихой мышью скользнула наверх.
* * *
Вот он, мой первый общественный выход. За год я не так уж много времени провела в обществе. Помимо визитов в церковь и полузабытых прогулок с Анфисой Платоновной несколько раз ходила с Феклой на рынок, да по магазинам, остальное же время паучихой сидела в лавке и строила наполеоновские планы, где особо одеждой не заморачивалась. То есть одевалась я скромно, чопорно, соблюдая нормы траура по папеньке, потом по Анфисе Платоновне. Носила глухие темно-серые платья без избыточной отделки. А тут прогулка!!!
Я полезла в любовно собираемый сундук, где хранила свои сокровища, откопала чудное лиловое платье из шерсти с драпировкой спереди и фееричным нагромождением ткани на попе. Этот всплеск дизайнерской мысли венчала тальма густого черничного цвета с лиловым орнаментом по подолу. Судя по всем рекомендациям из книги о хорошем тоне, именно такой наряд и пристало носить сиротке из хорошей семьи. На голову шляпку фантази того же цвета с брошкой из закромов - вот они у меня были в дефиците, потому как стоили огромных денег, заказывались задолго и смысла я в них особого до сих пор не видела. Особенно вот в этом изящно смятом куске бархата, который только волей Провидения и четырьмя заколками держался на затылке. Не забыть бы сумочку и перчатки.
Мое преображение не было столь уж радикальным - прическу кардинально менять не получалось, да и роскошно выглядеть не стоило, но Фрол, наряженный в тот самый губернаторский костюм, долго смотрел на получившийся результат, потом хмыкнул, достал батюшкины часы из жилетного кармана, щелкнул крышкой и скомандовал.
- Едем, Ксения Александровна!
Да практически "В Яр, к цыганам!".
Городской парк претерпел очень много изменений за свою полуторавековую историю. Это я и так понимала, но не увидеть колеса обозрения при входе оказалось очень непривычно. Из знакомого я только каналы и пруды нашла. Парк намного просторнее, чем мы привыкли, нет еще шумных аттракционов, высоток, загораживающих небо, и асфальта, зато белочек - в изобилии.
В честь праздника выстроены деревянные карусели, на помостах еще какие-то увеселения, а мы чинно прогуливаемся втроем. Антуан переживал самые сложные чувства. С одной стороны, я вообще мешала ему в общении с Фролом, с другой - оказалась забавным развлечением для его приятелей, и тут же блеснул шанс избавиться от меня навеки, сплавив замуж. Поэтому сегодня я слушала комплименты от него под сопение Фрола. Удивительным образом нам удалось встретить очень много знакомых, все же Саратов был большой деревней всегда. Практически весь пасхальный набор гостей, кое-кого из моих клиенток (те сдержанно кивали или вообще не удостаивали меня вниманием) и множество дорогих друзей Фрола, которые оценивающе пробегались по мне взглядом и явно калькулировали затраты.
Улыбка уже окостенела на лице, особенно от того едва уловимого пренебрежения, с которым нашу группу встречали добропорядочные преуспевающие горожане. То есть среди разночинцев мы еще терпимо смотрелись, а вот для купцов первой гильдии - явно вульгарно.
Появление поручика Татищева не упростило мое положение, но оживление точно внесло.
- Приветствую Вас, Фрол Матвеевич, Ксения Александровна! - Он кивнул шефу, прикоснулся губами к моей ладони. Поцелуй получился чуть более долгий, чем в первый раз, а прикосновение явно более нежным.
Хоть Фрол и напрягся, но пришлось знакомить офицера и с Рябинкиным, и с прочей компанией. Но он словно не замечал неловкости, окутывавшей наш коллектив, взял букетик ландышей у подбежавшей девочки-цветочницы, который я с легким смущением приняла. Положительно, я не знала, как себя вести. То есть в своем времени я бы сходила с ним в любимый клуб, возможно, не один раз. А тут любой жест трактуется неизвестным мне способом, и я уже явно совершила множество ошибок. Да и что ему от меня нужно?
- Сударыня, не согласитесь ли Вы на лодочную прогулку? - это он мне, серьезно?
В парке, как и в 2015 году, практиковалась аренда лодочек, но на Пасху - это как-то рановато, или нет? Я вопросительно посмотрела на Фрола, тот нахмурился.
- Петр Николаевич, разве уже открыта навигация?
- Ради Вас, Ксения Александровна, я ее сам открою. - и пошел в сторону пруда.
Я обернулась к "опекуну".
- Что мне делать? - прошептала так, чтобы слышал только он.
- Решать Вам, Ксения Александровна, только вот лодку он, похоже, нашел. - Фрол вопреки желанию слегка улыбнулся. А я ошеломленно смотрела как несколько подсобных рабочих тащат лодку, весла, открывают причал. Отступать некуда.
* * *
От воды шла нездоровая свежесть, но активно гребущий поручик ее не ощущал, а я радовалась, что все эти проклинаемые мной юбки сейчас хоть кое-как, но сохраняют остатки тепла. Фрол с сотоварищами сидел в беседке на берегу водоема и пил чай из самовара с пирожками. Горячими.
- Ксения Александровна, Вам удобно? - поручик с тревогой посмотрел на мои посиневшие губы.
- Да-да, Петр Николаевич. Вы очень хороший капитан. - проклацала я.
- Я еще не встречал Вас в такой обстановке. - осторожно начал он. - Вы редко бываете в обществе?
- После смерти папеньки я соблюдала траур. - потупилась я. Врать надо правдоподобно. - Потом Фрол Матвеевич предложил мне работу бухгалтера. Это занимает много времени, да и не очень хорошо сказывается на моем положении в обществе.
Мой собеседник чуть порозовел.
- Поэтому беззаботной глупенькой барышни из меня не получилось. А в другом статусе здесь не гуляют.
- Простите мне мою нескромность, а как же Ваша семья? - он какой-то слишком настойчивый.
- Маменька умерла, когда я была совсем крошкой. О папеньке Вы, возможно, уже слышали. Позапрошлой осенью он разорился и… не смог этого пережить. Я перебралась из Симбирска сюда и попробовала начать новую жизнь. Одна.
По его лицу пробежала тень, но я решила добить все вопросы в зародыше.
- Пётр Николаевич, мы с Вами современные люди и можем говорить открыто. Для бесприданницы, даже из очень хорошей семьи, вариантов немного. Или замуж за того, за кого в здравом уме не пойдут более благополучные, или какая-то честная работа или… иная судьба, которая хуже смерти. - экая я сегодня трагичная.
- Не говорите так, сударыня. - Он давно уже перестал грести, и мы замерли посреди пруда. Одни, как метеориты в тундре. Почему-то с ним мне не хотелось лицемерить - у нас были общие секреты, что делало нас заговорщиками, да и в остальном он очень располагал к себе.
- Петр Николаевич, я выбрала то, что сохраняет мне самоуважение и честь, хотя, как подозреваю, не все со мной согласны.
- Вы удивительная. Первый раз вижу столь современно мыслящую особу, которая не пытается быть как другие, и при этом не скатывается в эпатаж.
Это он всерьез? Что вообще творится с людьми этой весной? Или я так погрузилась в мелочное выживание, что не замечала их особенностей раньше. Или все же сословные границы определяют куда больше.
- А Вы, Петр Николаевич, ничего не рассказываете о себе.
- Да и нечего очень-то рассказывать. - он снова взялся за весла и греб отрывистыми, широкими взмахами. - Моя maman умерла тоже очень давно. Отец вскоре женился, потом появились дети. И я тоже решил достичь чего-то сам, понимаете?
- Да, когда получаешь что-то извне, это дар. И он до конца принадлежит тому, кто его сделал. А если чего-то достигаешь сам, то это полностью твое.
- Вот! У Вас так хорошо получилось оформить эту мысль в слова!
Он так обрадовался моему красноречию, что чуть не перевернул лодку.
Мы еще потелепались по пруду, но к первым сумерками таки причалили обратно. Поручик галантно помог мне выйти и сдал с рук на руки Фролу, который уже распрощался с большей частью компании. И лишь Катусов с трагедией во взоре следил за этим цирком.
- Надеюсь, мы еще увидимся, Ксения Александровна. Честь имею. - и откланялся.