- Вы подозреваетесь в убийстве барышень: Ольги Кербель, Марии Саблиной и Зинаиды Лукиной, - буднично, как чиновник, отчитал Родион. - С чем и будете задержаны до выяснения всех обстоятельств или дачи признательных показаний. Желаете сделать признательное показание?
Искра убрала пальчик и прислонилась к спинке стула. Что-то не понравилась ей игра, совсем не про то зашел разговор. Не зря опасалась молодого.
- Что за чушь, - ответила она уверенно. - Знать не знаю никаких барышень. Меня интересуют мужчины, а не какие-то облезлые курицы.
- Факты говорят обратное.
- Какие факты! - Искра впервые повысила голос. - Нет у вас ничего.
Родион подвинул склянку темного стекла:
- Этот хлороформ был обнаружен в вашей сумочке. При помощи него привели в бессознательное состояние чиновника полиции Гривцова, который выполнял особо секретное поручение… Прошу не перебивать… С помощью этого же хлороформа вами были отравлены все названные барышни. Результаты экспертизы это подтверждают, все верно, Аполлон Григорьевич?
- Как в аптеке, - ответил Лебедев сквозь леденцы.
Женщина в змеиной коже сразу поняла, что на шее затягивается петля. Крепко и основательно. Юнец оказался куда хуже, чем хотелось. Просто змей какой-то.
- Не травила я никаких девиц, - сказала она. - Да и вашего клоуна тронуть не успела. На руках еле дотащила. И хлороформ не нужен.
- Это будете рассказывать присяжным, - пообещал Родион так сухо, словно был бездушным чинушей. - Наше дело маленькое: найти факты, записать в дело, снять показания. Убийца найден, а там пусть прокурор разбирается. Можете облегчить участь исповедью и признанием. Три убийства - тяжкое преступление. Но наказание может выйти не столь суровым. Десять лет каторги редкий мужик вынесет. А вы… Ну, да мое дело маленькое.
- Что за дичь! - Искра вскочила, но лапа криминалиста впечатала ее в стул. - Отпустите! Вы мне плечо сломаете! Я не понимаю, про каких барышень тут говорят!
- Не понимаете? Что вы делали утром 1 февраля?
- Не помню… Спала.
- А утром 5 февраля? Или шестого? Тоже - спали?
От хищной красотки не осталось и перышка. Растерянная, напуганная женщина закуталась в накидку. Теперь ей было по-настоящему страшно.
- Объясните, что надо от меня?
- Нам нужна правда, госпожа Завадская, - сказал Родион. - Чтобы сомнений не осталось, хочу пояснить кое-что. Мы найдем на каждый день по свидетелю, который покажет: именно вы заходили первого числа в отель "Эрмитаж", пятого - в меблированные комнаты "Дворянское гнездо", а шестого оказались в гостинице "Центральная". И каждый покажет уверенно на вас. Закончит дело этот пузырек. Итого - за трех барышень десять лет.
- Я ничего этого не делала.
- Но я могу вам помочь…
Родион ждал.
Искра старалась соображать и взвешивать, но страх мешал, путая мысли.
- Что вы хотите? - тихо сказала она, сдавшись на милость симпатичного мужчины.
- Так и быть, сниму с вас подозрения в убийстве барышень. Но за это даете признательное показание в убийстве князя Юнусова. Всего лишь одна жертва и три года каторги. Обмен стоит того.
- Я не убивала его, зачем мне это!
- Вам была нужна его чековая книжка. Но дело не выгорело. Утром князя Юнусова нашли мертвым в номере "Европейской". Хотя он прикрывал вас мужским плащом, прислуга заметила и сможет опознать. Наверняка.
- Не убивала я его! - в отчаянии воскликнула Искра. - Налила немного хлороформа в платок, заставила его нюхать аромат моих духов, но и только. Он уснул на диване, я еще на бок его положила, чтобы не задохнулся от рвоты.
- Такая забота. Но если не вы убили Юнусова, почему на следующий день опять пошли в "Неметти"? Вы были уверены, что князь мертв и не сможет вас изобличить.
- Да не стал бы он позориться! - Искра дернула подбородком, словно ей досталось кулаком. - Ну, хорошо, это был риск, мой риск! Это был вынужденный шаг. Денег почти не осталось, и я решилась еще раз попробовать в "Неметти". И тут как раз этот… Я его сразу раскусила, "наследника". Думала, сынок купеческий развлекается. Все равно при деньгах…
- Готовы изложить это в собственных показаниях?
- А чтоб тебя… Зухер несчастный! Давай бумагу…
Маскарад кончился. Блестки пали. Искра открыла личико. И хоть было оно сильно не в духе, но зато настоящее: сильная, умная и решительная воровка. Только удача не подфартила. Всякое бывает в карьере легендарных воров. Искра наверняка далеко пойдет. С такими данными - успех обеспечен. Если не нарвется на нож. Воровской мир конкурентов-одиночек не жалует. Везде должен быть свой порядок. Пока же она водила пером, часто макая в чернильницу и сопя.
Чтобы не спугнуть, Родион отошел в сторону.
- Только что ее из петли вынули, - тихо сказал Лебедев.
Ванзаров кивнул.
- Жалко стало красотку?
- Это чувство ни при чем. Она не убивала Юнусова.
- Ах, вот как… А кто же?
- Потом объясню, там все просто, шептаться неудобно…
Признание было готово. Искра накинула полушубок, как побежденный, но не сдавшийся полководец накидывает шинель перед пленом. Она подмигнула красавчику, что провел ее:
- Эх, жаль, что так встретились, была бы моя воля…
- Раз так мудро поступили, что описали, как было дело, прошу вернуть перстень, золотые часы и брильянтовую заколку, что одолжили у наследника золотых рудников. Не хочется обыскивать даму. Вернуть можете вот этому господину…
Искра усмехнулась, поставила ножку на стол чиновника, медленно и высоко подняла юбку, так что показалась аппетитная часть ножки в черных кружевах, дернула потайной мешок и швырнула в руки Лебедеву.
- Для хороших людей ничего не жалко, - сказала она и зевнула.
- Крайне признателен. Портсигар и перстень князя Юнусова, полагаю, найдем в вашей квартире. Не могли вы вчера их заложить.
Ему ответили загадочной улыбкой.
- Позвольте дружеский вопрос?
- Дружеский? Ну, давай, умник…
- Где делали прическу?
Искра блеснула глазами не хуже кобры:
- Чтоб я кого-то к своей голове подпустила? Да не в жисть… Только сама. Своими, вот этими умелыми ручками. Все, веди в камеру. Спать хочу.
Она отправилась, покачивая бедрами. Городовой покорно шел следом и не мог оторваться от плавных движений, как завороженный. Из коридора, что вел в тюремную часть, донеслось:
Очи черные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные…
Лебедев хмыкнул:
- Вот ведь язва. Но вы ловко ее. И Гривцов все же молодец, пошел на героическую смерть. Я один сплоховал. Эх, вот она, старость. Глупею. Теперь на вас вся надежда.
- Не подлизывайтесь, - сказал Родион, устало разваливаясь на стуле. - Колю спасли не ваши инструкции, а его дурь. Что бывает только в России. Шампанское свернуло ему мозги, Искре пришлось о нем заботиться. Невероятно, но факт. Да и рисковал он вашими драгоценностями.
- Значит, все-таки она не убивала Юнусова?
- Конечно, нет. Обчистила карманы и безымянный палец. За что и задержана.
- Думаете, барышень не трогала?
- Ее специальность - богатые и глупые мужчины. Отличная приманка. Отличное тело. Отличный экземпляр. Зачем такие способности тратить на девиц? Нелогично.
- Верно. Хотя про записку я и сам догадался: не могла она… Кто ее подкинул, не знаете?
- Скоро узнаем…
Лебедев решительно взялся за чемоданчик:
- Раз виноват кругом… Поехали к вам, в "Европейскую", там этот новомодный бар еще открыт. Зальем вину. - И метким плевком отправил леденцы на пол участка.
Выбора Родиону не оставили.
* * *
Официант вертел полотенцем в бокале, чтобы не заснуть. Хоть теперь его гордо именовали "бармен", лучше не стало. Уж полночь близится, а бармена все нет-нет, да и дернут по какой-то ерунде. То им водки, то опять водки, то еще водки. Хоть бы кто заказал коктейль. Не понимают господа, что водку в трактире пить положено. А здесь - наслаждаться симфонией ароматов в одном бокале. Так ведь нет же! Что за народ у нас, честное слово. Никакой европейской чувственности. Третью рюмку уже засадил, и снова мало. Кивнув господину за стойкой, официант подал новую на серебряном блюдце и демонстративно отвернулся.
Аполлон Григорьевич метким броском осушил рюмку. Он не мог опьянеть. Легкий, расслабляющий дурман, который так был нужен, потерялся в закоулках трудного вечера. Голова его была слишком ясной, и в ней вертелись свежие картинки.
- Я на каторгу не соглашался! - вдруг сказал он, отправил коробку монпансье в кадку с пальмой, вынул заветную сигарку, жадно раскурил, от души затянулся и выпустил густой дым. Бармен схватился за нос, словно пострадал в уличной драке, и бросил на произвол судьбы и бар, и стойку. С него было достаточно.
- А-а-ах, родимая… Как же я по тебе соскучился… Вот она, сила, не то что эти сопли разноцветные жевать.
Ванзаров ощутил знакомый дух во всей его неописуемой гадости, но возражать было нельзя. Такой уж вечер выдался.
- С Гривцовым все нормально? - спросил он.
- Что с ним будет! Организм молодой, крепкий. К утру проспится. Доставили его на руках городового Самсонова, как на перине, да. Передали из рук в руки матери, как павшего греческого воина - на щите. На Самсонова орать бесполезно, ему все едино. А вот я искренне рад, что не попался под горячую руку его матушки. Не люблю женских истерик по всяким пустякам. Наделал Николя дел. Отличился, нечего сказать.
В ответ на пронзающий взгляд Аполлон Григорьевич поправился:
- Ну, все мы хороши…
- Не мы, а вы, - поправил Родион. - Мало того, что пыль мне в глаза пускали, так не увидели очевидных фактов. Точнее - не захотели их видеть. Сделали вид, что ослепли на один глаз. Это же очевидно: три убийства барышень не имеют никакого отношения к Юнусову. И хлороформ тут ни при чем. Как и госпожа Завадская.
- Как же поняли, что у князя юного случилось?
- Это так просто и очевидно, что сейчас нет сил объяснять.
- Искру тоже отпустите?
- Оформим мелкую кражу. Получит свои три месяца. Что еще с ней делать? Такую лихую барышню исправлять - бесполезно, пугать - глупо. Вы мне лучше скажите… - Родион посмотрел сквозь полную рюмку на буфет. Разноцветные этикетки пузырились в линзе. - Часто встречали, чтобы использовали сразу два способа убийства: отравление и повешение?
Лебедев втянул струю дыма и выпустил краешком губы:
- Думал об этом… В тех делах, что проходили через мои руки, такого не было. И по статистике ничего похожего не припомню. Отдельные отравления хлороформом - сколько угодно. Про повешение и говорить нечего. Чаще всего убийство так скрывают.
- Тогда зачем их вешали?
- Это только пристав Бублик знает.
- Как же он считает?
- Говорит: для красоты. - Лебедев подмигнул: дескать, не теряйте бдительности, не зря этому учил. Сигара наконец добралась до проглоченных стопок, стало легко и свободно.
Ванзаров покрутил мысль вместе с рюмкой.
- Как рабочая гипотеза подходит. Только ей не хватает какой-то важной детали. Попробуем найти. В снимках не заметили ничего странного?
- Аппетитные, хоть и мертвые барышни. - Аполлон Григорьевич зычно икнул. - На любой вкус: хошь - блондинка, хошь - брюнетка. А любишь рыженьких - ни в чем себе не отказывай.
- Тупик, - согласился Родион. - Вернемся назад. Как совершить два преступления над одним телом?
- Намекаете, что их… - Лебедев развел пальцы знаком "V".
- По-моему, очевидно.
- Один держал, другой хлороформом заливал. Вдвоем и тело вешать легче…
- Не только. Не забывайте, что за барышнями следили. Одному - крайне утомительно.
- Фигаро здесь, Фигаро там, да!
- Как вы сказали?
- Это не я сказал, это Россини… Что вы так взволновались? Прямо стойку сделали. Ух! Усищи торчат! Жуть прямо. Хорошо, что барышни не видят, так бы и попадали у ваших ног.
- Нет, вы тут ни при чем… - ответил Родион. - К Монфлери давно ходите?
- Достаточно, чтобы стать драгоценным клиентом.
- Не знаете, что за драма случилась в его семье?
- Что за драма? - переспросил Лебедев.
- Это я вас спрашиваю. Давно, лет двадцать назад. Может быть, помните дело?
Аполлон Григорьевич отвесил поклон до самой стойки, пепел сигары освежил мраморную доску:
- Благодарю, дорогой друг. Понимаю, что меня в старики зачислили, и не перечу тому. Но чтобы так… Двадцать лет назад еще реформа не случилась, я еще гимназию не окончил! Тут еще старик Путилин вовсю хозяйничал. А он: "Помните дело"? Нет, не помню! И вообще знать не желаю, раз вы такой грубиян. Сидите как сыч, а я один за вас должен отдуваться, то есть отпиваться…
К буфету вернулся несчастный официант. Закрывая нос надушенным платочком, он гордо нес свою муку.
- Эй, половой… - ласково позвал Лебедев.
- Я бармен! - гордо ответили ему.
- Не важно… Водки, мэн… бар… Тыр-пыр…
Несчастный официант полез за свежей рюмкой.
- Так что вы там про Фигаро? - напомнил размякший и вконец подобревший Аполлон.
- Фигаро тут ни при чем…
- Жаль. А хотите ради вас арию спою?! Мне не жалко! Для поднятия духа!
- В другой раз, - ответил Родион.
- Арию не хотите? Ладно… Я вот ради вас опять курить начал, так что мне теперь кое-куда… Но это: т-сссс, большая тайна, вход воспрещен, ну и пусть себе катится со своими конфетками… Так о чем я? Ах… да… Я ради вас - на все готов. А вы, Ванзаров, жулик и шулер. Так и не сказали, где пропадали на том свете и зачем. Нет, ну вот скажите?
- Придет время - обязательно расскажу. За вами, Аполлон Григорьевич, должок.
Лебедев опрокинул рюмку, как вздохнул, и затянулся сигарой, тлевшей у пальцев:
- Долги надо отдавать. Долг - дело чести. Что я задолжал?
- Завтра проверьте, кто из ваших друзей жаловался на страхи любовниц. А на сегодня желаю вам спокойной ночи…
Родион спрыгнул с барного стула, на котором было высоко и неудобно, и твердо отправился спать. Лебедев посмотрел ему вслед, закинул в себя оставленную другом рюмку, широким жестом расплатился и, к великому облегчению бармена, отправился вон.
Шагая по темным улицам и махая бессонным городовым, он напевал бравурный мотивчик, приговаривая:
- Жулик, да… Но какой умница…
* * *
Каждое утро начиналось одинаково. Из накрахмаленных салфеток вынимались щипцы и щипчики, ножницы и ноженки, пинцеты, щеточки и расчески. Даже бритва в кожаном чехле хранилась ночью в свежей материи. Чтобы пылинка не смела прикоснуться. Семен Иванович относился к инструменту с трепетом влюбленного. Он холил металл до зеркального блеска, а каждый зубчик расчески протирал ваткой, смоченной в спирте. В щетках, коими разглаживались волосы перед завивкой, даже великий криминалист не обнаружил бы чужого волоска. Каждая мелочь в салоне гордилась чистотой и пребывала в строгом порядке. Флаконы с духами и баночки с пудрами стояли строгими, навсегда определенными рядами, а рабочие ножницы на кожаном фартуке были выложены по линейке.
Семен Иванович довел совершенство до такой степени, что салон превратился в хрустальную игрушку, хрупкую и нежную. И сам он был сродни фарфоровой статуэтке. Седина в отточенных усиках и чистенькие морщинки казались изыском самого мастера, какой по первому желанию исправит и вновь станет молодым да чернявым. Привычка угождать клиентам отложила несмываемую печать доброжелательности. Мягкое, всегда улыбчивое выражение не сходило с его лица. Он никогда не совершал резких поступков, сильно не смеялся и бурно не возмущался, не кричал и не рыдал, воспитал в себе ровный и гладкий характер, как фарфор. Что нравилось всем. Его хотелось погладить, как симпатичную куклу. Некоторые барышни, не избежав соблазна, тыкали его пальчиком и даже щипали за локоток. Семен Иванович относился к любым проделкам с неизбежной мягкостью и только щурился в приятной улыбке.
Судя по записи, которую Семен Иванович прекрасно помнил, но еще раз проверил, ближайшая клиентка ожидалась через час. Салон готов принимать гостей хоть сейчас. Чтобы не тревожить наведенный порядок, Семен Иванович аккуратно сел на краешек дивана, сложил руки на коленях, как прилежный школьник, зажмурился и стал ждать. Шло время, Семену Ивановичу было хорошо и спокойно сидеть вот так, в уютной тишине своего салона, где каждую вещь он знал на своем месте, и во всем его маленьком мире чистота и порядок. Куафер наслаждался покоем, не бездельем и ленью, а покоем в самом чистом смысле, когда не надо волноваться и тревожиться. Потому что сейчас будет как завтра и как было вчера.
Он услышал, как хлопнула дверь и колокольчик радостно взвизгнул. Семен Иванович знал, что для клиентки слишком рано. Не разжимая глаз, он ожидал, что гостья спросит, и он ласково пояснит: требуется предварительная запись. Если дама окажется настойчивой и будет требовать причесать, или подзавить локон, или прочую глупость, какую можно сделать, по ее мнению, за пять минут, ей мягко откажут. Нельзя ради вздорной прихоти нарушать порядок.
Дама нарочно громко кашлянула:
- Прошу прощения, господин Жос?
У нее оказался приятный, но мужской голос. Семен Иванович нехотя вынырнул из спокойной темноты. На его чистом, только что натертом полу стоял молодой господин, который не счел нужным вытереть ноги. Калошами, по молодости, брезговал. С улицы занес снежные разводы. Придется опять браться за швабру. Извиняли невоспитанность гостя вороненые усы отменного качества.
Семен Иванович милосердно простил грубое вторжение и со смиренной улыбкой спросил, что приятному юноше угодно.
Приятный юноша сообщил, что он не просто гость, а гость из сыскной полиции, и к тому же для особых поручений. На лице парикмахера эта новость не вызвала даже дрожи ресниц. Семен Иванович был само законопослушание. Он не счел нужным встать с диванчика. Молодой человек подошел сам.
- Взгляните на эти снимки. - Он раскинул веером три фотографии. - Не затруднит указать ваших клиенток?
Глаза Семена Ивановича были в таком же порядке, как и инструменты. Для куафера ясный взгляд важнее остроты лезвия. Лезвие наточить можно, а ясность взгляда надо беречь. Причем не только на прически. Жос презирал очки и не позволял себе щуриться.
- Конечно, две из них мои постоянные клиентки.
- Будьте добры указать точно.
Мизинчик с полированным ноготком нацелился на первый, затем на третий снимок.
- Помните их имена и фамилии?
Какой наивный юноша. Если бы пришел не из полиции, с ним следовало попрощаться. Семен Иванович помнил все, что ему было нужно.
- Вот эта Машенька Саблина, а это Зиночка Лукина.
- Давно стали вашими клиентками?
- Чуть меньше года назад.
- Когда видели их в последний раз? Проверьте по книге записей.
Вопросы юноши были скучны. Конечно, Семен Иванович мог изобразить забывчивость и потянуть время, полистав страницы. Но время истекало, а ему пол протирать. Скорей бы отвязаться.
- Машенька была записана на пятое февраля, а Зиночка - на шестое.
- Они не пришли. Не откажете им от салона?
Жос покорно улыбнулся: