* * *
Чуда не произошло.
То есть у Тюхтяева теперь на лице есть два глаза, но второй лишь слегка различает свет, тьму, цвета и силуэты. Все. Люська винила в этом бездарно упущенное время, переживала, а я застала пациента, крутящегося перед зеркалом. По-моему, доволен. Он еще не знал, что сестра решила реабилитировать свой провал исправлением ноги. Теперь Люся изучала каждую мелочь на мутных снимках и догадалась, что хромота стала следствием не неудачно сросшегося перелома, как полагал Сутягин, а мелких осколков неясного происхождения, застрявших в мягких тканях, так что новая операция обещала стать похожей на игру "Поиск предмета".
Приближалось Рождество.
Где-то в районе двадцатого числа нам доставили коробку из Лондона, которую я очень ждала еще с первой ночи Тюхтяева в нашем доме. Граф позаботился, чтобы доставили этот пакет дипломатической почтой, так что содержимое вряд ли пострадало. Как же вручить ее тактичнее? Я около часа хвостом ходила за Тюхтяевым, пока он наконец не перестал это игнорировать.
- Что-то не так?
- Все в порядке. - и зависла мрачной горгульей рядом.
- Меня немного пугает, когда у Вас такой взгляд. - насторожился он.
- А разве Вы умеете бояться? - действительно, в любых ситуациях он проявляет самую сильную выдержку.
- Пока с Вами знакомство не свел, думал, что нет.
- Михаил Борисович, Вам Люся на днях ногу перешивать будет. Несколько дней придется в покое провести. Я беспокоюсь, что заскучаете.
* * *
Он оцепенев рассматривал протез - кисть в черной кожаной перчатке со сложной системой креплений ремнями.
- Я все равно не стану прежним.
- Естественно. Я даже больше скажу - ни один из нас прежним не становится.
- Вы так стараетесь сделать меня тем, кого помните…
- Нет. - встала перед его лицом. - Я Вас стараюсь сделать живым. Два года назад в Москве, год назад здесь, сегодня - я Вас видела одинаково. Шрамы или их отсутствие - это только фантик. А вот то, что Вы сами так ненавидите Ваши косметические дефекты - с этим нужно что-то делать.
- Это не рука.
- Не рука. Но Вы же не отказываетесь пользоваться столовыми приборами, хотя можно есть пальцами. Вот и это - не рука, а лишь прибор, находящийся между рукой и едой.
Он постоял у окна. Долго, почти не дыша. Разжал кулак левой руки, посмотрел на нее внимательно.
- Я смогу сам это одеть?
- Вроде бы да. Инструкция обещает невероятное удобство. Но в первый раз мне и самой интересно попробовать.
Основной ремень застегивается чуть выше запястья, второй на локте. Если потереть то место, где на живой руке самое скопление вен, пальцы перемещаются в одно из четырех положений - от кулака до прямой ладони. В промежуточных вариантах можно закрепить перо, ложку, даже трость. Гениальная штуковина для своего времени.
Он сравнивал ладони.
- Они же почти одинаковые.
Само собой. Я еще после первой операции сделала слепки обеих рук и отправила их вместе с заказом. Так получается дороже, зато в жизни потом куда проще.
- Нам бы на недельку в мое время. Там такие классные бионические протезы делать научились в последние годы! - прошептала я.
Эта мысль меня терзала с октября. Сохранись тот проход на Лиговке - Тюхтяев был бы уже как новенький. Да и лицевые травмы бы легче пролечились.
- Спасибо. - он все еще не мог оторваться от своих конечностей.
- Пожалуйста.
* * *
Час спустя он все еще сравнивал руки и выражение лица мне не очень понравилось.
- Михаил Борисович, хотите фокус?
- Не уверен, что в настроении для цирка.
- Зато я в настроении.
Краем сознания ужаснулась, само оно выходит или со мной что не так, но с любимыми мужчинами постоянно использую собственное тело как аргумент в спорах. Взяла Тюхтяева за правую руку, провела ею по лицу - кожаная перчатка не передает тепло или холод, так что просто твердая ладонь. Медленно скользила по волосам, коснулась губ, еще медленнее по шее и ниже, расстегивая мизинцем крючки на корсаже.
- А теперь опустите глаза, и скажите - это рука или нет.
Как он покраснел! Это ж надо, а ведь старше на сто тридцать девять лет.
* * *
- Николай Владимирович, я вряд ли смогу принять Ваше приглашение на Рождество.
- Это отчего вдруг?
- Сами понимаете. Мне его дома бросить, а самой веселиться?
- Да. - граф пристально посмотрел мне в глаза. - Он же тебе свободу предоставил? Вот и пользуйся.
Обидно, что и граф уже в курсе моей разваливающейся личной жизни. Не знаю, когда и как они это выяснили друг для друга, но он теперь меня жалел. И было это, прямо скажем, унизительно.
- Но…
- Ксения, ты же взрослая уже женщина, неглупая, вон раз его найти сумела, а порой наивнее дитя малого. Думаешь, я не вижу, как ты переживаешь? И он это видит. Но раз уперся, то слово назад не возьмет. А так поревнует, понервничает. Глядишь, и сообразит, что женщин, способных мужа из могилы достать - одна на миллион. Загнать в могилу любая сможет. Да что там говорить…
- А…
- А если не сообразит - то тем более дома сидеть ни к чему.
14
Это мое третье рождество в этом доме, юбилейное, можно сказать, так что поставлю елку. Всем будет полезно вспомнить что-то хорошее.
После того, как Тюхтяев при нашей молчаливой поддержке начал осваивать протез, мы активно привлекали его к общим безобразиям. Накануне сочельника сели лепить из папье-маше сразу много узнаваемых советскими и постсоветскими детьми игрушек, покрасили их блестками и развесили. На верхушку елки Люська приладила красную звезду. Хакас с восторгом смотрел на получившийся результат, и это не было просто тоской о нашем времени - сегодня все ощущали себя детьми. Ну кроме одного взрослого, который регулировал развешиванием и посмеивался над нашими играми. Если отвлечься, то кто поверит, что за дверями не включится телевизор с новогодней речью Президента? Вместо телевизора у нас зажигает Люся, но тоже неплохо.
На праздничную службу двинулись все вместе. За Димкой религиозности я не замечала, но он шел с Люсей, Люся - с мамой и сестрой, мама - со мной, Фрол - с нами, Тюхтяев… тоже давненько в церкви не был. Символично, что его вытащили в большой мир именно в этот праздник. Мефодий и Евдокия планировали подойти ближе к концу службы, все же с таким животом ей стоило поберечься толпы.
Перецеловали друг друга, поздравили с праздником, обменялись подарками. Маме я подготовила в подарок контракт с Гроссе на ремонт именья и медальон с нашими с Люськой портретами (была мысль, и Фрола туда дорисовать, но пока только место оставили), Люське - ротонду и шляпку, Фролу - пафосную трость, Димке - новое охотничье ружье. Тюхтяеву я долго не могла определиться, что именно вручать, разрываясь между дорогим пером из 2015 года, тростью, приспособленной под его новую руку, и собой с бантом на попе. Решила начать с неодушевленных подарочков. Естественно, получили свое и слуги, причем на этот раз Устинье я помимо платья вручила полный годовой выпуск журнала "Вокруг Света", чем поразила ее и обрекла дом на хаос и запустение. Марфушу вытащили к елке и она восхищенно рассматривала блестящие украшения. Каюсь, лежала еще в шкафу одна коробочка, давно, с осени еще, но за ней некому приходить.
Приятным оказалось и то, что в ответ мне тоже надарили много разного и временами неоднозначного. Было любопытно угадывать от кого что. Ящик критского вина, цикудьо и ракомело - понятно откуда. Коробочка с шикарными кружевными трусами - это мама вспомнила мои жалобы на местную одежду. Дорогой хлыст с резной рукояткой - сначала подумала на Мефодия, а потом поймала смеющийся взгляд Фрола. Люська и его испортила. Веревку и мыло - это от сестры. Пусть веревка - это красивый бисерный шнурок для прически, сама плела, старалась, а мыло - шикарное, всегда приятно почувствовать истинную сестринскую любовь. Медальон с гравировкой мелкого парнокопытного - главное, не ржать так громко.
* * *
Отсыпались до полудня. Так хочется протянуть это ощущение семьи надолго. Но нужно еще разослать подарки знакомым - тем же горнякам, Гроссе, да и Феде, в конце концов, тоже.
* * *
Хакас с Люськой отправлялись в компании Фохта в какой-то ресторан, зато мама вынуждена отсиживаться дома в трауре, так что наш затворник не будет уж слишком одинок.
На бал надела темно-оранжевое платье с таким глубоким вырезом на спине, что пришлось заказывать специальный корсет. Турмалиновая парюра лишь ненадолго отвлекала внимание от остального.
Сначала тяжелым взглядом меня провожал Тюхтяев.
- Желаю хорошо повеселиться. - и ведь почти без эмоций получилось.
- Благодарю, Михаил Борисович! - лучезарно улыбаюсь в ответ.
Не удержалась, наклонилась поправить туфельку. Да, помнит он еще театр, еще как помнит. Настроение сразу приподнялось и держалось таковым еще три лестничных пролета.
Внизу возле зеркала крутилась Люська в фиолетовом пышном платье с богатой бисерной вышивкой - мы перешили его из двух моих, так что теперь она формально соблюдает траур по отчиму и сногсшибательно выглядит. Хакас картинно смотрел на часы, а сопровождающее их лицо побледнело чуть-чуть и резким движением поклонилось.
- С праздником, Федор Андреевич!
- И Вас, Ксения Александровна!
Демьян протянул мне ротонду из норки, подаренную графом два года назад. И как получилось, что она упала, не знаю - уж я точно к этому отношения не имела.
- Свободен. - очень холодное и четкое.
Осторожно надел на меня мех, поправил плечи. Словно я голая и шубка касается кожи. И не думаю, что он хотел задерживаться, застегивая крючок на воротнике.
- Благодарю. - какая я тихая сегодня.
- Не стоит благодарности, Ваше Сиятельство. - рафинированный джентльмен.
* * *
Люська бы хоть рот прикрыла, что ли.
Ходят вон теперь как в кино, смотрят и тихо комментируют между собой. Упыри.
* * *
Зато у Татищевых был настоящий бал. Прошлой зимой, возможно, тоже неплохо все получилось, это я механической куклой в углу сидела, но сейчас праздник прямо грянул.
Ощущение стойкого счастья привлекает людей, поэтому меня приглашали танцевать как никогда, я получала множество приглашений на домашние вечеринки и небольшие балы, хоть и позже, чем того требовали приличия, но в эти дни к ним уже не так прислушивались, как в былые годы. И соглашалась, причем не только в пику мужчине с третьего этажа.
Когда не охотишься за новыми связями или браком, можно найти удивительно интересных собеседников и свести знакомство с теми, кто тоже обходит устоявшиеся формы отношений. И если первое меня радовало, то второе определенно утомляло. А вот то, как порой даже юные барышни начинают вести провокационные беседы, вызывает смех. Наивные курицы, не понимающие, о чем речь. Ни одна из них не выживет, будучи отторгнутой своим кругом. Мало кому повезет так как мне, оказавшейся на улице в прямом и переносном смысле.
И мальчики эти золотые, вещающие о свободной любви с байроническими нотками в голосе. Здесь вы - инструменты для построения фамильных связей, а не самостоятельные игроки. Чтобы любить свободно, нужно сначала просто уметь любить, а не только играть в большую взрослую жизнь. И тебя, милый, это тоже касается - жгучий брюнет подносил мне уже четвертый фужер шампанского. Я тебя еще перепью, если захочу. А то, как у твоей матушки кассовый радар на меня включился - тебе же хуже.
- Ваше Сиятельство желают оказать мне счастье составить пару в туре вальса?
- Да, Никита Алексеевич. - чей-то там племянник, по словам Ольги. Что за женщина, случай с Андрюшей Деменковым ее ничему не научил.
Мы порхаем, порхаем, порхаем. В пяти километрах отсюда тихий дом с притушенными огнями, где уютно и не нужно всего этого, и как бы перенестись в любимое кресло?
- Вы производите потрясающее впечатление на меня. - Ах, какой жаркий взгляд, и эта чуть более положенного задержанная ладонь чуть ниже талии.
- Знаете, Никита Алексеевич, самки богомолов тоже потрясают своих партнеров. Настолько, что те не успевают в порыве любовной страсти понять, что их голову уже отъели и переходят к груди. - вот главное сейчас продолжать мило улыбаться.
- Бого…молов? - он даже теряет маску начинающего ловеласа.
- Да, такие милые насекомые, обязательно ознакомьтесь. В играх со взрослыми женщинами лишних знаний не бывает. - я открыла и закрыла тот самый веер с сиреной, что на местном птичьем языке означает неприязнь.
Скучно с ними.
В какой-то момент бала меня закружил в вальсе хозяин дома.
- Прекрасный праздник!
- Ты очень добра. Как там обстановка?
- Неплохо. Сидит сычом дома. Из операций осталось что-нибудь придумать с ногой.
- Я очень благодарен тебе за него. Не только за лечение. И что простила.
По зрелом размышлении за сам факт его жизни я готова была бы и ту историю с дипломатами простить.
- Но не питайте надежд, что забыла эту вашу секретность. - наполовину прикрыла веером мордочку. Кокетничаю.
* * *
И закружилась кутерьма праздничных вечеринок. 27 декабря давали премьеру "Садко" и это была просто феерия шелка, бархата и сплетен. Уж насколько я оперы не люблю, но тут даже представление удалось. Правда, без Тюхтяева мне не так интересно ходить на эти ярмарки тщеславия, азарта нет.
А после спектакля еще продолжались балы, кутежи, вечеринки. Мое расписание было столь плотным, что порой приходилось посещать по два-три мероприятия в день. Платья сменяли друг друга, я научилась уже комбинировать отдельные элементы, чтобы преображать наряды, а то шкафы ломились, но вопрос "Что надеть?" становился все более актуальным.
Домашних видеть почти перестала. Правильно, появляюсь под утро, днем отсыпаюсь, с сумерками еду по новым адресам. А еще нужно отвечать на ворох записок и любовных посланий, вежливо отклонять серьезные предложения и игриво - несерьезные. Теперь библиотеку мы с Тюхтяевым делили в рабочем режиме, почти не разговаривая на отвлеченные темы. Он лишь усмехался, когда я комментировала очередной опус или пояснял нюансы родственных и имущественных связей претендентов на мое приданное.
- Михаил Борисович, откуда взялись все эти люди? - воскликнула я, зачитав три неприкрытых предложения продажи себя подряд.
- Которые именно? - он привстал, рассмотрел фамилии. - Эти все местные. Если бы не Ваш траур и… прочие события, то раньше бы познакомились. А уж как Ваше состояние увеличилось в разы, то шансов избежать их не осталось.
- Неужели где-то издают справочники для разорившихся аристократов? - подкинула отработанные записки над головой и они оседали бумажным метеоритным дождем. - И я там на призовом купоне.
Смешно ему.
* * *
На часах стрелки слились в строгую вертикальную линию, лишь чуть-чуть не доходящую до перпендикуляра, когда я ворвалась в прихожую. Заспанный Демьян помог раздеться, был удостоен поцелуя в лоб и отпущен отсыпаться. Праздник удался. Сейчас самое главное - не сворачивать с прямой, и все закончится тоже благополучно. Сквозь лестничные витражи было видно, что все окна в боковом крыле темны. И то самое окно - тоже мертво. Вот и хорошо. Столько дней уже держу себя в руках, что впору получать жетон Анонимных Алкоголиков.
Еще раз полюбовалась елкой - мы вокруг нее планировали завтра, нет, уже сегодня, Новый Год отмечать, даже провальсировала пару кругов, упала на диванчик и задумалась, что спальню можно было бы расположить и пониже, а в мансарде селить гостей. Могла же послушать архитектора, а не упираться, как обычно.
- Вас проводить? - послышалось из-за елки.
Господи, ты там наверху видел, что я к нему столько времени не бегала? Решил пошутить?
- Пожалуй, пора. - сонно произношу я. И как достойный человек мог позариться на такую пьянчужку?
Он осторожным движением встает, практически не хромая доходит до меня, подает руку. Я даже не сразу понимаю, которую.
- А Вы меня ждали, да?
Смотрит молча. Нет бы схохмить, что просто мимо проходил в пять утра.
- Может просто посидим вместе? - да, я сейчас не встану.
Улыбается, устраивается рядом, так что я могу пристроиться ему на грудь и задремать. Мой большой плюшевый медвежонок.