31 декабря 1897
- Пора в постель, Ксения Александровна. - слышу тихий голос над ухом. И убаюкивающий стук сердца становится чаще.
В постель, так в постель. Я не очень изящно приподнимаюсь и под руку с Тюхтяевым двигаюсь наверх. Неужели? От волнения даже алкоголь немного выветривается.
- Ваша сестра посоветовала мне тренироваться. - зачем-то сообщает он мне перед лестницей.
- Это отличная идея. - я сегодня готова на все соглашаться. А покрывало на моей постели с успехом заменит любой гимнастический коврик.
Но не на это же! Он чуть отстает и подхватывает меня на руки. На полпути от третьего этажа к мансарде он уже совсем мокрый, но даже не думает притормозить. Я открываю было рот, но прикусываю язык. Большой мальчик, сам понимает, что делает. Тем более, что позвоночник у него цел, а нога срослась хорошо, пусть и не очень гладко. Да и достала я его опекой уже.
На пороге будуара меня осторожно опускают на пол.
- Доброй ночи! - церемонно целует мою лапку.
- Скорее уж утро. - почти не дрожащим голосом отзываюсь я.
Руки сцеплены, и надо бы идти - или каждому к себе, или вместе прямо, но мы медлим.
И я больше не хочу его насиловать. И отпустить не могу.
- Вы устали. - он левой рукой проводит по чуть растрепанной прическе, по лицу, словно пытаясь стереть тени под глазами.
- Нездоровый образ жизни и полное отсутствие режима сна и отдыха. - продекламировала я.
И мы все еще стоим. И ни туда и ни сюда.
- Почему Вы сейчас здесь? - полушепотом начинает он.
Глупый вопрос, так-то это мой дом, на минуточку.
- Я не могу уйти. - произносят мои губы.
- Вам нужно отдохнуть. Выспаться. - И вот что это все означает? - Я хочу попросить Вас составить мне компанию сегодня на прогулке.
- Гулять? - я так-то уже на другой досуг настроилась.
- А почему бы и нет? - он осторожно начал отгибать мои пальцы от перчатки. - Мы оба заслужили небольшой отдых.
- Прекрасная мысль.
И снова стоим. Эй, человек, я бы с тобой прямо сейчас отдохнула.
- Позвать Вашу девушку помочь с платьем?
- Не нужно. Тут совсем несложно.
Я мелкими шажками отступаю внутрь, а он, словно не замечая этого тянется за мной. Вот именно в этот момент я и прицепилась к его шее, с вампирской страстью упиваясь пульсом под зубами. Он резко выдыхает, когда я провожу кончиком языка от мочки уха до ключицы. В несколько рывков платье оказывается на диванчике, а я на кровати. Но дальше он укрывает меня одеялом и грустно улыбается.
- Давайте договоримся. Год проживем так, а там, если Вы все еще будете помнить обо мне, продолжим с этого же места.
И с чего я в таблетки-то после этого полезла? Дура, какая же дура. Нафантазировала себе невесть что, а потом дулась, что каждую ночь оставляю дверь в спальню приоткрытой, а никто не приходит.
Февраль 1898 г.
Я разболелась от этой информации и переезд Тюхтяева в доходный дом Чешихина прошел без моего участия. Теперь он живет в пятнадцати минутах пешей прогулки от меня, а не в часе, как раньше, но все равно, что на другой планете.
Вещей у него скопилось не так уж и много, управился одним рейсом, а на прощание навестил меня наверху. Выглядела я омерзительно: нос забит соплями, температура под 39, кашель - так с детства организм реагировал на сильные стрессы, перед которыми я сознательно пасовала. Вот и сейчас - сломалась, взирая опухшими глазами на визитера.
- Не подходите, а то еще заразитесь. - предостерегающе произнесла я. Это, конечно, маловероятно, если причиной хвори стали нервы, но я же не всегда права. В последние месяцы особенно.
- Я никогда не смогу отблагодарить Вас за все. - прочувственно произнес этот… человек.
Останься только и мне хватит. Но в глазах решимость, значит уходишь.
Я пожала плечами.
- Вы бы сделали для меня тоже самое.
Скорее всего. Хотя если бы этот взялся меня лечить, то результат был бы куда экзотичнее.
Зато случилось триумфальное возвращение на службу - на этот раз господин Тюхтяев возглавил отдел дознания политических преступлений. Теперь его место службы располагалось подальше, на Гороховой, и случайно мимо уже не прогуляешься.
- Михаил Борисович, начальник охранки - расстрельная должность. - я едва не плакала, когда узнала.
- Ксения Александровна, ну что Вы! - он подошел поближе, при этом стараясь не допустить избыточной интимности. Так сказать, от тела отлучал по мере возможности. - Я же не возглавляю все Охранное отделение. Мой департамент - это десяток-другой человек. Это ж Георгий Порфирьевич Судейкин тогда пострадал от народовольцев, но где те народовольцы?
- Наверняка, господа Гершелевы просто не были проинформированы, что время политических убийств прошло. - горько проговорила я.
- Ксения Александровна. - легкое прикосновение руки к голове. - не беспокойтесь так.
- Я читала об этом, настоящий террор начнется с девятьсот первого, когда десятки чиновников будут убиты просто за мундиры.
- Ну значит у меня есть еще три года, чтобы это предотвратить. - меня чмокнули в темечко и ретировались.
* * *
И даже придраться не к чему. Он продолжал навещать мой дом, вывозил на прогулки в среднем пару раз в неделю, был мил и приветлив, заботился о моих социальных и юридических потребностях, даже документами моих девочек занялся, только тяжело вздохнул, узнав откуда и как я их добыла.
- Ксения Александровна, фальшивые документы - это преступление. - укоризненно бормотал он, листая бумаги.
- Они почти правдивые. - защищалась я. - Просто даты рождения несколько отличаются.
- И место рождения, и сословие. - добавил он. И где раздобыл-то первоисходники?
Сжег на моих глазах.
- Даже не думайте повторять этот трюк. - он держал меня за плечи и внимательно всматривался в глаза. - Конечно, идея остроумная, но случись кому проверять, это бы мгновенно всплыло на поверхность.
- А теперь? - я задумчиво смотрела на пепел.
- А теперь в архиве будет недостача, но не первая и не последняя. А госпожа Шестакова с дочерью начнут числиться под моим личным присмотром.
- Спасибо.
- Но как же Вы на Мечетного-то вышли? Он людей с улицы обычно не принимает. - продолжал ласковый допрос действительный статский советник.
Я вздохнула и потянулась к письменному столу. За одним из ящиков у меня был тайничок, внешне похожий на фляжку с алкоголем, а по факту - металлическая обложка для записной книжки в потрепанном черном переплете. Глаза моего собеседника округлились.
- Я ж уверен был, что при обыске ее забрали. Еще все улики перетряс несколько раз! - ошеломленно листал свое сокровище Тюхтяев. - Но как?
Молча достала чистый листок и почти не подглядывая в шпаргалку вывела пером "не стоит недооценивать женщину, у которой есть цель".
Он рассмеялся и продиктовал мне еще несколько выражений, с изумлением прочитал их, обнаружив несколько ошибок, больше связанных с несовпадением в грамматике наших периодов.
- Вы умеете расшифровывать тайнопись? - с подозрением уставился, вспомнив про шпиономанию.
Пришлось напоминать наш первые совместный детективный опыт, когда искали похищенного графа Татищева. И про исследования о частоте букв в языке. И про первую страницу с фамилиями известных мне людей. Он долго смотрел на меня со смесью недоверия, восхищения и изумления, а вот книжечку-то забрал. Можно подумать, я не переписала оттуда все.
И даже несмотря на это все он неуловимо ускользал, и что с этим делать, не знаю.
15
Еще одна неописуемая глупость началась с произнесенной за ужином фразы:
- Дим, может, позанимаешься с нами с Ксюхой?
Да, чисто гипотетически мы это обсуждали, и я согласна, что навыков выживания "в поле" у нас нет, а хотелось бы… Но дома так тепло, а на улице завывает ветер с мокрым снегом…
- Чем же, позволь полюбопытствовать? - он иронично поднял одну бровь.
- Ну как с… В общем, на природу бы съездить.
Хакас издал очень странный звук, покосившись на пустое место в противоположном углу стола.
- Не женское это дело.
- Да что ты говоришь? - хором взвились мы.
- Дим, а если не очень жестко, а просто для расширения кругозора? - мне не хотелось, чтобы они препирались из-за Люсиного каприза, да и любопытно, конечно.
Он посовещался с внутренним голосом.
- Ладно. Подсохнет и будет у вас полоса препятствий в Громово. Там как раз и лесок есть, и водоемов хватает.
Подсыхать в эту зиму начало патологически рано - к середине февраля на фоне плюсовых температур днем по ночам случались морозы, так что снег в основном покинул улицы Новгородской губернии, о чем очень изумлялись журналисты, и мы начали вопросительно поглядывать на нашего полководца. Тот поначалу не очень был уверен в замысле, зато потом воодушевился и к началу марта мы рванули в большое путешествие.
Накануне Евдокия разродилась мальчиком, здоровым, крепким, и дома становилось шумновато. Так что даже Устю не брали.
Отъезд в наше собственное поместье оказался неожиданно болезненным. Я впервые за эти безумные месяцы надолго разлучалась с нашим Лазарем воскрешенным.
- Я уже соскучилась. - шептала на перроне.
В Петербурге погода не теряла грани приличий, равно как и люди вокруг, так что холод пронизывал весь вокзал. И мне непонятно, холоднее снаружи или внутри моего никчемного тельца.
- Все будет хорошо. Нужно же сменить обстановку. - он помедлил, а потом вдруг обнял меня крпко-крепко. - Прощайте. И берегите себя..
МБ очень мало виделся со мной в последнее время, плотно занявшись работой. Как раз начинался учредительный съезд РСДРП, насчет которого мы все несколько расходились во взглядах. Единственным экспертом в истории революции в нашей семье условно можно было считать маму - той в свое время пришлось сдавать историю марксизма-ленинизма в институте и хоть какие-то остаточные знания она сохранила, пусть и отчаянно сопротивлялась вмешательству в политику.
- Там совершенно бестолковые посиделки были. - напрягая память шипела она. - Эти делегаты потом себя не очень ярко проявляли. Самыми радикальными эсеры были, а солиднее всех сыграли большевики.
Но эта информация Тюхтяева явно не устраивала, и он строил очередные схемы сбора информации, засылки агентов, дискредитации вожаков революции. Не до меня, в общем, ему было. А сейчас вообще, кажется, отправил как навсегда. Но эта тревожная обычно мысль на этот раз вползала в голову лениво-лениво: я перешла порог чувствительности и устала бояться.
* * *
И вот два дня спустя в мужской одежде мы с Люськой месим грязь.
- Ты будешь рядовой Птаха, а ты… - Хакас внимательно пригляделся ко мне и вдруг вспомнил нечто веселое. - рядовой Коза.
- Откуда? - взвыла я.
- Так ты легенда в дипкорпусе. То есть не ты, но одна бессердечная русская аристократка. Я только у твоего парня уточнил, и он мне поведал удивительную историю. - Он улыбнулся. - Так, мои дорогие, за воротами усадьбы я больше не Дима, а кто?
- Командир. - уныло протянули мы, уже предчувствуя эпический провал. Даже сотой доли не предполагали.
Для начала мы нарезали круги по периметру усадьбы. Да, это явно не Вичуга. Двухэтажный каменный домик с несколькими очередями пристроек свидетельствовала о нестабильной динамике респектабельности и упадка рода Шестаковых. Облезлые стены и продуваемые всеми ветрами рамы намекали, что упадок случался чаще. Многие надворные постройки было дешевле снести, чем отремонтировать, но о том у Гроссе пусть голова болит. Внутри интерьеры не тянули даже на шебби-шик, зато печи оказались очень теплыми, что меня несказанно радовало. Немногочисленная прислуга справлялась с нашествием гостей, привлекая молодых крестьянок, но все как одна оказались на диво немногословными.
Вместо оружия нам выдали палки с примотанными камнями, вес которых словно увеличивался каждые пятнадцать минут. Одежда намокла от грязи очень быстро, а впереди у нас был марш-бросок на болота. И после семикилометровой пробежки вместо отдыха он заставил нас ползти по грязи.
- Птаха, кто так оружие держит! Коза, не виляй задницей - издалека же видно.
Единственным послаблением как девочкам стала возможность посещать баню ежедневно. Но только после разбора ошибок. А за дверями усадьбы этот изверг снова становился милейшим человеком и только порой иронично уточнял, не желаем ли мы провести следующий день дома.
Ночью он поднял нас в три часа и погнал по темени в лес. Я же видела его днем - откуда тут выросло столько лишних деревьев, кочек и камней? Пять часов побегали - вернулись завтракать. После еды я уже прокладывала тропу в постель, но командир приказал заняться строевой подготовкой. И так каждый день. На третью ночь мы сделали себе по кикиморе и теперь таскали на себе еще три кило сухой травы, грязи и мха.
- Люся, ты все еще хочешь за него замуж? - пыхтела я во время внеочередной партии отжиманий.
- Еще. Как. Хочу. Где я ему еще за такое отомстить смогу. - Люська уже даже не скрипела, а квакала.
Мышцы не болели - они словно взрывались изнутри. Но через несколько дней Хакас заменил палки на охотничьи ружья, выдал ножи и накидал в карманы камней - и мы поняли, что начинали с детсадовских условий. К сожалению, нас иногда навещали соседи, и на время их визитов приходилось переодеваться, причесываться, улыбаться и поддерживать светские разговоры, чтобы потом снова влезать в непросохшие доспехи и продолжать садомазохизм. Одно хорошо - мама официально в трауре, так что приемами нас не обременяли.
* * *
- Помнишь, какой Федя вернулся? А его жестче, чем нас приложило. - философски заметила Люська, когда мы сидели в засаде. Ну как в засаде - по уши в болоте, обложившись мхом и прорезиненной тканью, чтобы не затекала вода. Тепла это не прибавляло, но хотя бы сухо.
- Что это за хрень? - сестра указала на непонятный предмет в камышах.
Я некоторое время присматривалась, всячески вертя головой, за что изрядно огребла от руководства, а потом немного поскользнулась, ухнулась мордочкой в грязь и уже вылезая поняла.
- Пошли домой. - протянула руку Люське.
- Ты чего? - изумилась она. Доселе я стойко переносила все тяготы курса молодого идиота.
- Надо в уезд за урядником послать. Труп у нас.
16
Приехали к нам хорошей такой делегацией - пара полицмейстеров, следователь и врач. Памятуя о прошлых контактах с полицией, заставила всех нарядиться максимально пафосно и встречать врагов единой стеной.
- Очень рад с вами познакомиться. Имею честь представиться - коллежский секретарь Братолюбов, Тихон Иванович. - выдал мальчик на редкость благочестивого вида, круглолицый, большеглазый, с льняными кудрями. Раз коллежский секретарь, то стаж службы больше шести лет, а это значит, что ему не меньше двадцати пяти. - Доктор Десятов, Александр Аристрахович. - нам поклонился большеголовый плотный лысый мужчина.
Полицейских даже не представляли, так они и простояли все время в стороне, выполняя функции подай-принеси-сбегай.
Солировать тут пришлось хозяйке дома.
- Шестакова, Анна Степановна, вдова. - она протянула руку, которую покрасневший мальчик неловко чмокнул. - Моя дочь, Людмила Михайловна, и наши гости - графиня Ксения Александровна Татищева из Санкт-Петербурга и сотрудник дипломатической миссии Королевства Греции Димитрос Хакасидис.
Мы раздулись жабами, оправдывая свои высокие звания.
- Вы же недавно приехали? - уточнил растерявшийся мальчик.
- Да, мой покойный супруг скончался летом, и мы всей семьей впервые сюда приехали в начале марта. - мама была очень умеренно приветливой, как и положено скорбящей вдове.
- А гости Ваши? - он оглянулся на мою роскошь и Димино отчуждение.
- Мы все вместе приехали. - холодно бросил дипломат.
Да, у нас такая гастролирующая труппа.
- И что же получилось?
- Мы с Людмилой Михайловной сегодня с утра решили немного прогуляться после завтрака. Погода стоит замечательная, даже не припоминаю такой весны. - мечтательно сообщила я. Где ты, Тюхтяев, сейчас бы мигом разобрался. Хотя, чего это я, надо позвать.
- И вы нашли тело?
- Да, знаете ли, нам показалось, что в камышах какая-то птичка сидит, Захотелось посмотреть - в городе такое не встретишь.
Да, высокомерная, капризная, взбалмошная дура. К таким меньше вопросов.
Вернулся доктор, на этот раз без полицейских - они тащили добычу в телегу.
- Смерть наступила не позднее двух-трех месяцев назад. Причины смерти смогу сообщить после исследования. Извините, дамы.
Он смутился, что женщины слышат такие ужасы. Конечно, пережившие девяностые годы жители России очень впечатлительны. Да и ветеран двух войн тоже.
- Александр Аристархович, а опознать… покойного возможно? - запинаясь, полушепотом уточнил следователь.
- Да и нечего сомневаться. Леонтьев это, Иван Афанасьевич. У него рука сломана была в детстве и срослась неправильно. Я хорошо его помню.
- Спасибо. - и обратившись к нам. - Вам знаком этот человек?
- Нет. - твердо ответила мама.
- А мы только приехали. Даже шансов не было. - прибавила сестра.
Следователь долго мялся, сомневался, а потом все же выдал служебную тайну.
- У нас зарегистрировано несколько исчезновений в прошлом году. Там мещане Леонтьев, Никитин и Фролов, приказчик Тихомиров. Может слышали?
Мы не слышали, но такой мор на мужиков в пределах одного небольшого населенного пункта наводил на мысли.
"Мой дорогой Михаилъ Борисовичъ!
Какъ Ваше здоровьѣ? Я очень скучаю безъ нашего общенія. Особенно въ замкнутомъ пространствѣ.
Мы здѣсь омерзительно прекрасно проводимъ время, чащѣ всего на свѣжемъ воздухѣ. Много гуляемъ. Чертовски много. Сегодня с Люсей нашли трупъ неизвѣстнаго мужчины, а полицейскіе говорятъ, что уже и не первый такой. Можетъ Вы что-то сможете узнать?
И если будетъ такая возможность, пришлите мнѣ намъ шоколадокъ. Только скрытно.
Цѣлую Васъ. И очень скучаю.
Ксенія".
Самое безумное ее послание. Даже телеграфом воспользовалась. Первым порывом было поехать самому, но не для того он всю авантюру поддержал. Больно, конечно, но потом пройдет.
Впервые на службе было настолько тошно.
После отрывистого стука в кабинет вошел надворный советник Фохт с папкой в руках.
- Здравствуйте, Федор Андреевич. - Тюхтяев изучал вошедшего без улыбки, внимательно, словно лошадь покупал.
- Я должен подать рапорт. - Фохт аккуратно положил лист лощеной бумаги.
- То есть прямо вот в отставку собрались? - Тюхтяев откинулся на спинку стула. С утра сменилась погода и ребра ныли, а без Ксюши он в лекарствах плохо ориентировался.
- Полагаю, это станет наилучшим решением. - лицом холоден, взглядом ершист.
- Девятнадцать лет выслуги. За малыми исключениями - безупречная служба. - Тюхтяев перечислял все по памяти, из чего Федор сделал свои, малоприятные выводы. - Вряд ли стоит ломать такую хорошую карьеру.
Фохт молча изучал угол кабинета.