* * *
Над входом в дом по латыни был начертан девиз с пожеланием счастья всем входящим. Арчи прочёл надпись супруге. Гости вошли внутрь, здесь их ожидало ещё трое слуг. Арчи оставил в передней шляпу, трость и перчатки.
- А где маман? - осведомилась Флора у служанки, разглядывая себя в огромном зеркале.
- Госпожа сказалась больной и скорее всего не спустится к обеду - ответила служанка.
- Что ж, тогда начнём без неё, - Флора слегка нахмурилась и виновато взглянула на писателя. - Надеюсь, она всё же почувствует себя лучше и присоединится к нам.
* * *
Гостей проводили в комнату, где они могли немного отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем быть приглашёнными к столу. Когда они остались наедине, Арчи решил сделать жене выговор:
- Пожалуйста, веди себя впредь осмотрительней.
- А разве я сделала что-то не так? - Скалли сделала удивлённое лицо.
- Пойми, это высшее общество, здесь свои законы приличия, и тебе следует это учитывать. Пора бы уж усвоить некоторые правила.
Скалли улыбнулась. Ей представлялось даже забавным, что муж разговаривает с ней словно строгий отец с маленькой девочкой.
- Послушай, Арчи, я понимаю, что эти юные нимфы из высшего света вскружили тебе голову. Особенно эта Флора, она элегантна, манеры её утончённы - совсем не то, что "вульгарная американка".
- При чём тут это! - раздражённо "взбрыкнул" мужчина. - Просто ты ставишь меня в неловкое положение.
- А притом, милый, - Вэй продолжала улыбаться, но в голосе её зазвучал металл, - что я не дрессированная собачонка. Если бы я желала "объангличаниться", завести нужные связи и завоевать почётное место в обществе подле тебя, то вряд ли покинула бы Лондон с его комфортом и светскими развлечениями.
Арчи смутился, на щеках его выступили красные пятна. Бедняга хотел что-то возразить, но Вэй мягко остановила супруга движением руки, желая, чтобы он позволил ей вначале договорить:
- Если ты надеешься, что я, как типичная иностранка, стану из кожи лезть вон, стремясь стать более англичанкой, чем сами англичанки, то боюсь, тебя ждёт ещё немало разочарований. Так что если ты стесняешься меня…
- Ты неправильно меня поняла! - бросился оправдываться Арчи. - Я вовсе не желал тебя обидеть. Если ты решила, что я тебя осуждаю, то ты глубоко ошибаешься. Я тоже считаю, что по отношению к любой обслуге следует проявлять уважение. Они такие же люди, как и мы. И в хороших домах так и принято - вежливо обращаться даже к лакеям, обязательно прибавляя к любому распоряжению "пожалуйста". И всё же пойми, мой ангел, здесь не Америка, у нас слишком сильны традиции, и между сословиями пролегает непреодолимая пропасть. Нарушая границы приличия, ты выставляешь в глупом положении нас обоих.
Вэй задумалась.
- Хорошо, - наконец произнесла она примирительно, - не будем ссориться. И всё же не надейся, что я когда-нибудь приближусь к твоему идеалу чопорной манерной англичанки.
- Боже упаси меня от таких желаний! - со смехом облегчения замахал руками Арчи. - Я всего лишь прошу тебя не размахивать красной тряпкой перед глазами наших доморощенных снобов. Ты просто ещё не слишком знакома с правилами этикета. Это только кажется, что всё просто. Но тебе всё же лучше спрашивать у меня совета, когда ты испытываешь затруднение.
* * *
Украшенный резьбой по гипсу и дереву, а также великолепными скульптурами и картинами дом производил сильнейшее впечатление, особенно на Скарлетт. Имперский дух Британии тут чувствовался на каждом шагу. Путь в столовую пролегал через анфиладу роскошных комнат и залов. Вэй поражала их роскошная обстановка: резные бордюры, позолота, антикварная мебель красного дерева с дорогой обивкой, тонкая гипсовая лепнина на потолке. Она с любопытством осматривалась и невольно спрашивала себя: "Интересно, каково жить фактически в музее?". Особенно её заинтересовали парадные портреты на стене одного из залов. Предки нынешних Ланарков строго и даже хмуро взирали на чужаков из золочёных рам. Вэй удивило, что эти господа изображены с серьёзными лицами и в одинаковых - гордых позах, словно художникам недоставало полёта фантазии. Она поделилась этой мыслью с мужем.
- В те времена возвышение фамилий часто происходило очень стремительно - пояснил хорошо знающий историю своей страны Арчи. - Ещё вчера ты мог быть никем, а сегодня ухватить удачу за хвост и занять место подле короля. Но из-за этой стремительности и в силу отсутствия хорошего воспитания многие новоявленные аристократы не интересовались живописью и литературой, считая развитое воображение чем-то вроде умственного недуга.
- Так эти выскочки оказывается нас презирают! - усмехнулась Вэй, вглядываясь в портреты. - Смотри, какие постные физиономии. Представляю, как бы сморщились господа, если бы узнали, что однажды в их вотчину допустят недоумка-сочинителя с его безродной любовницей.
У тщеславного Арчи аж скулы свело от такой шутки, но он заставил себя улыбнуться. Вэй же ловким движением сдёрнула с его носа золотое пенсне и нацепила на себя, после чего надув щёки принялась изображать, какой у него был дурацкий вид, когда две юные особы из высшего общества позвали его в гости, предварительно наговорив кучу приятных вещей. Что и говорить, Скалли умела быть по-женски мстительной и не забывала нанесённых ей обид.
Глава 10
Столовая представляла собой помещение круглой формы со стенами, отделанными дубовыми панелями.
- Не правда ли напоминает кают-компанию корабля, - тихо заметил жене Арчи. Вэй пожала плечами:
- У меня ощущение, что я нахожусь внутри гигантской коробки для сигар.
Впрочем, в этой комнате тоже всё было отделано с большим вкусом; на столе серебряные приборы, фарфор и хрусталь - почти всё несло на себе благородный отпечаток старины и являлось произведениями искусства. Скалли поразила богатая сервировка стола. Впервые она увидела так близко роскошь и богатство старой британской аристократии. У себя дома за столом, Вэй кроме серебряных ложечек для сахара ничем не пользовалась, а тут всё заставлено стариной серебряной и золотой посудой, саксонскими сервизами, богемским хрусталем.
Обслуживание тоже было на высоте: слуги сами угадывали малейшее пожелание обедающих и мгновенно появлялись за спиной, чтобы наполнить опустевший бокал или тарелку. Впечатлённая всей этой обстановкой, и опасаясь допустить по незнанию какую-нибудь ошибку по части этикета, Вэй немного смутилась, и тут же, как ей показалось, уловила насмешку во взгляде Флоры. Кажется, этой гордячке доставляло удовольствие наблюдать такого неуча, как она. Скарлетт тут же взяла себя в руки и решила просто быть собой. Пусть насмешничают, если угодно…
А вот угощение оказалось весьма скромным для званного обеда в таком доме, и состояло всего из трёх блюд. Даже красное вино подавали разбавленное водой. Арчи же являлся большим гастрономом и потому с трудом скрывал разочарование.
Впрочем, живейший интерес к его персоне со стороны юных аристократок отчасти компенсировал ему отсутствие на столе гастрономических шедевров. И вряд ли юные графини могли найти более удачный предмет для разговора, ибо о своих книгах и о литературе вообще Арчи мог говорить сколько угодно и с большим вдохновением. Любимая тема делала его слог необычно высокопарным.
Пребывая в благодушном настроении, писатель объявил, что ему давно не приходилось наблюдать более интересного места, и что он собирается перенести действие своего нового романа в похожее поместье. Арчи с большим воодушевлением стал говорить о дворце и об окружающем его парке и лесе.
- Как мило, что вы намерены обессмертить Ланарк-Грэй-Холл своим пером! - произнесла в восторге Флора. - Для нас честь дать вдохновение такому писателю, как вы. Особенно после вашего последнего романа. О вас пишут, как о молодом даровании, которому по силам затмить Диккенса и других столпов британской литературы.
- Ну что вы! Не стоит всерьёз воспринимать всё, что пишут критики, - кокетливо ответил Арчи, машинально приглаживая ладонью свои набриолиненные волосы с идеальным пробором. - А, кроме того, меня ведь не всегда хвалят, бывает, что и бьют, и часто заслуженно.
Даже поругивая себя, Арчи желал нравиться! И действовал с тонким расчётом на это. Отсюда и его красный шарф (как признанный мэтр и свободный художник он мог себе позволить лёгкое отступление от строгих канонов салонной моды), небрежно наброшенный поверх чёрного сюртука. Этот шарф невольно приковывал к себе взгляд и отвлекал взгляд от небезупречного лица литератора, - его пухлых щёк и двойного подбородка. "Главное чтобы меня слушали, а уж понравиться я сумею благодаря своему блестящему уму и красноречию" - примерно так должен был рассуждать Арчи.
- Ваша скромность, мистер Флетчер, - Флора обворожительно улыбнулась, - разоружила бы любого вашего критика.
- Мне кажется, что вы пишите очень бегло, - вступила в беседу другая сестра, - у вас лёгкий слог.
Младшая дочь графа держалась на удивление скромно, в ней будто одновременно уживались два разных человека - один смелый, бескомпромиссный, умеющий сказать любому самую неприятную правду в лицо; и другой, чрезвычайно застенчивый. Чувствуя, что гости рассматривают её, Клэр вначале сидела молча, опустив глаза. Но Скалли давно уяснила для себя, что скромность и застенчивость часто бывает обманчивыми. Под этими масками могут скрываться весьма неординарные личности. Да, в начале разговора зелёные глаза Клэр были опущены долу, но, когда она их подняла, они оказались необычайно большими, загадочными и манящими. И взгляд у неё был особенный, - долгий, внимательный, какой-то беззащитный и одновременно глубокий.
- Вы ошибаетесь, сударыня - признался ей литератор, и даже сделал изящный жест кистью руки в кружевной манжете. - Я пишу довольно медленно. Нужные образы приходят ко мне неравномерно. Иногда за целую неделю я могу написать всего несколько страниц. Но бывают счастливые дни, когда текст буквально льётся из-под моего пера, мысли в моей голове проносятся так стремительно, что я едва успеваю переносить их на бумагу.
- Представляю себе, какое это увлекательное занятие - сочинительство! - мечтательно произнесла Клэр и сожалением добавила: - Жаль, что бог не наделил меня таким талантом.
- Что ж, ваше счастье, что Всевышний обошёл вас этим даром - ласково утешил скромницу мужчина. - Поверьте, профессиональная литература, это добровольная каторга. Поэтому браться стоит лишь за стоящую тему, которая может дать вдохновение.
- Тогда напишите о нашей сестре! - неожиданно предложила юная графиня. - Напишите ради бога об Анне, мне так хочется, чтобы о ней помнили.
- Я с удовольствием взялся бы, но прежде мне необходимо во всём как следует разобраться.
- Вы действительно хотите докопаться до правды? - радостное удивление Клэр казалось вполне искренним.
- Не мели вздор, - осадила сестру Флора. - Зачем мистеру Флетчеру до чего-то докапываться, если картина предельно ясна, ведь инспектор полиции из Лондона поставил в этом деле точку.
- И всё же я был бы чрезвычайно признателен человеку, который дал бы мне в руки какой-нибудь важный факт, который полиция упустила из виду - задумчиво проговорил Арчи. - В гибели вашей сестры действительно присутствует загадка, которая меня очень занимает.
Клэр с благодарностью взглянула на писателя. Младшая дочь здешнего графа ещё несколько дней назад заслужила симпатию Вэй. В ней не чувствовалось ни грамма наигранности и высокомерия, как в её сестре. Зато присутствовала милая скромность. Хотя это выглядело странно для девушки её положения, которая с детства должна бы привыкнуть находиться в центре внимания и повелевать окружающими. Но ничего подобного здесь не наблюдалось. Одним словом, она была настоящая.
Скалли заметила, что стоило этой девушке заговорить о чём-то важном для неё, как она преображалась: на губах появлялась свежесть улыбки, голос обретал уверенность и страстность, глаза сверкали искренней, неподдельной жизнерадостностью, кроме тех, конечно, случаев, когда они наполнялись слезами, как было в прошлый раз, когда Клэр оплакивали убитых охотниками лисиц. Флора наверняка считала свою младшую сестрицу дурочкой, способной плакать над мертвой канарейкой, над мышкой, невзначай пойманной котом, над развязкой романа, хотя бы и глупейшего. Да и внешне они были полной противоположностью друг друга. Если у Флоры волосы были каштанового цвета, а лицо истинной леди - изящной лепки, бледное, аристократичное; то её младшая сестра своей круглоликостью, румянцем, а главное тёмным цветом волос невольно вызывала вопросы о степени их родства.
* * *
Между тем Арчи продолжал с упоением рассказывать барышням о своих книгах. И тут в столовую вошёл молодой человек. Это был секретарь хозяина дома - юноша угловатый и худой, но элегантный, даже в своём скромном чёрном сюртуке. Бледным угрюмым лицом, тонкими латинскими чертами лица, длинными непокорными волосами, он напоминал молодого Бонапарта в период итальянской компании. Разве что в отличие от коротышки Наполеона, секретарь был долговяз, тем не менее, взгляд у него был тот же, что и у знаменитого корсиканца. Едва переступив порог, молодой человек высокомерно, с вызовом, оглядел присутствующих, и дело было не в его высоком росте, дающим ему естественное право на взгляд свысока. Нет, тут было заметно прорвавшееся наружу честолюбие.
Правда, парень был достаточно умён, чтобы тут же замаскировать свои истинные чувства. "Ещё один скромник, - усмехнулась про себя Вэй. Она с любопытством рассматривала смиренную фигуру нового персонажа. - Ну уж под этой маской точно скрывается непомерная гордыня. Вон как полыхнул глазищами, когда Флора снисходительно позволила ему занять место за столом".
При появлении нового человека Арчи смутился, стал нервно мять руки, выдавливая из себя что-то. Впрочем, его опасения оказались напрасны - в присутствии юных графинь секретарь не смел и рта раскрыть, разве что если его не удостаивали прямого вопроса.
По всей видимости, то, что человека его скромного положения допускали за хозяйский стол, объяснялось прихотью хозяина дома, которому из каких-то своих соображений пришла в голову блажь приподнять смышлёного помощника над остальными слугами. Возможно, графу было забавно играть с честолюбивым помощником, как в живую игрушку.
Глава 11
Обед уже подходил к концу, когда дверь резко распахнулась и в столовую вошёл господин зрелого возраста и крепкого телосложения. Настоящий человек-лев! С огненно-рыжей гривой непокорных волос (складывалось впечатление, что он обходился без услуг камердинера) и лохмами бакенбардов на щеках, которые срастались у него под подбородком, и вместе с пышными усищами образовывали причудливое ожерелье. Мужчина был могуч в плечах и широк в корпусе, но не толст. Правда в рыжих волосах его пробивалась седина, и всё же складывалось впечатление, что возраст не властен над ним.
Гордая и прямая осанка с первых секунд выдавала хозяина. Да, это был хозяин дома, десятый граф и виконт Уильям Ланарк собственной персоной. Всё утро он мотался на бричке по своим владениям, сам правя лошадьми: руководил возведением новой ограды, ругался с арендаторами и выяснял отношения в местном муниципалитете из-за старого спора о предполагаемом строительстве по соседству с его землёй новой фарфоровой фабрики. После всех этих забот и трудов лицо хозяина поместья сохраняло не самое приятное выражение, отчего при его появлении все замолчали. Даже избалованная Флора, не говоря уж о её робкой сестре и вышколенной прислуге, притихла при виде хмурого отца.
Граф ограничился лишь кратким приветствием гостям и принялся за суп, сосредоточенно глядя в тарелку. Скалли принесла ему от себя и от своего мужа соболезнования по поводу кончины старшей дочери. Хозяин лишь кивнул. Казалось, все его мысли в данный момент поглощены процессом пережёвывания и глотания пищи. У него было красное обветренное лицо с крупным римским носом и мощным раздвоенным подбородком. На лбу имелась странная вмятина круглой формы, словно оставленная отрекошетевшей пулей. Пахло от него хорошим табаком, одеколоном и конской упряжью.
Лишь утолив голод, граф будто вспомнил, что не один за столом:
- Кажется, я нарушил своим вторжением ваш разговор? - произнёс он, впрочем, кажется, без особого чувства вины. - Прошу меня извинить.
Разговор коснулся болезни его жены. Отвечая на вежливые расспросы о здоровье больной, сэр Ланарк оставался на удивление спокоен:
- К сожалению, ничего утешительного доктора сообщить не могут - рассуждал он, словно речь шла о видах на будущий урожай. - Состояние моей супруги резко ухудшилось на почве тяжелейшего нервного расстройства, но я с дочерьми не теряю надежды, что всё как-нибудь обойдётся и Элизабет станет лучше.
Услышав это, Флора и Клэр закивали с печальными лицами. Немного помолчав, их отец сменил тему:
- Но жизнь продолжается! Моя супруга и дочери любят ваши книги, мистер Флетчер.
Затем хозяин дома внимательно взглянул на Вэй своими выцветшими бледно-голубыми глазами из-под густых нависших бровей, и осведомился:
- Вы ведь не англичанка? - при этом его иронический взгляд задержался на её короткой стрижке необычного для здешних мест фасона.
- Я американка, из Алабамы.
Граф хмыкнул:
- Я так и думал. Мне приходилось бывать в вашей стране, путешествовать по многим штатам, и я вынес массу замечательных впечатлений. Хотя чего греха таить, над американцами с их непосредственностью у нас не потешается разве что абсолютный сухарь. Но надеюсь, вас это не коснулось, миссис Вэй. И у вас не сложилось превратное мнение об англичанах.
Скалли ответила ему со спокойным доброжелательством:
- Меня трудно вывести из себя, мистер Ланарк. Я выросла в пансионе. Некоторое время после смерти родителей жила в приёмной многодетной семье не самого большого достатка. Все эти перипетии моей судьбы только закалили мой характер. А, кроме того, во мне не так уж часто распознают иностранку. И вообще, Англия мне нравится.
- Что ж, отрадно слышать - кивнул граф. - А вообще-то я уважаю вашу страну. Вы американцы поднимите флаг англосаксонского владычества, который вот-вот выронит дряхлеющий британский лев! Доллар будет править миром, минувшая война показала это со всей наглядностью.
Комплимент графа прозвучал фальшиво с явными нотками презрения к заокеанским нуворишам. Но так как показать своё раздражение гостям было бы невежливо, графу потребовалась подходящая мишень, чтобы "сбросить пар". И он её нашёл в лице своего помощника - с его поэтическими локонами и печальным взглядом:
- Мой секретарь в последнее время часто впадает в меланхолию, - сэр Уильям ехидно кивнул на Пэрси. - И я его понимаю. Похоже, он напрасно протирает тут штаны.
При этих словах один из слуг - совсем ещё молоденький паренёк - прыснул со смеху, а бедный объект графской забавы лишь стиснул зубы. Впрочем, под тяжёлым взглядом хозяина чрезмерно смешливый лакей тут же втянул голову в плечи и виновато опустил глаза.