– Почему же не раньше?
– Потому что раньше… Нет, невозможно.
– Но…
– Молчите, мой милый, дражайший мой маркиз, и будьте скромны.
Креки расхохотался.
– Знаете ли, – проговорил он, – что вы сильно подстрекнули мое любопытство?
– Знаю!
– Да я-то не знаю.
– Вы все узнаете, когда придет пора, любезный маркиз де Креки, до тех же пор не расспрашивайте. Убаюкивайте свое любопытство, терпеливо ожидая.
– Я буду себя убаюкивать – это конечно, но не засну.
Ришелье тихо увлек за собой маркиза.
Замок д'Этиоль
Выстроенный в восхитительном месте и с полным знанием архитектуры, замок д'Этиоль казался волшебным зданием, в котором присутствовали и ослепительная роскошь, и изящный вкус, и искусство, которыми так славилось восемнадцатое столетие – столетие странное во французской истории, в которое умер Людовик ХIV и родился Наполеон I; столетие, в которое угасла старая королевская династия и явилась новая – импера-торская; столетие прогресса, породившее Вольтера и Руссо; столетие сильное, могучее, где все было преувеличенно – процветание и упадок, роскошь и нищета, слава и поношение; столетие, наконец, которое все разрушило, все уничтожило, все поглотило и все возобновило, все создало снова!
Но, простите меня, читатели, я увлекся, уйдя далеко от предмета этого рассказа. Воротимся же поскорее в очаровательный замок д'Этиоль, в это привлекательное жилище, где все, по-видимому, соединилось, чтобы вызывать восторг и создавать удобство: роскошь меблировки, великолепие экипажей, изысканный стол, беспрерывные празднества. Это было восхитительное жилище, где хозяйкой была "небожительница".
Завтрак был подан в столовой из розового гипса, огромные окна которой позволяли гостям любоваться живописным пейзажем.
Пятнадцать мужчин, представляющих цвет аристократии, искусств, наук, литературы, финансов, сидели за столом в обществе десяти женщин, сиявших нарядами и красотой.
Но самая прекрасная сидела на почетном месте, угощая гостей, как умная хозяйка, желающая нравиться всем.
Это была Антуанетта Норман д'Этиоль.
Антуанетта была не только прекрасна, но и обольстительна. Черты ее лица были тонки, нежны, движения грациозны, взгляд мягкий, как бархат, часто был подернут томностью, а иногда сверкал как пламя; ее чудные волосы были пепельного цвета с великолепным золотистым блеском; кожа имела белизну перламутра, а рот был, как у амуров Альбано.
Но всего обольстительнее в ней была неизъяснимая прелесть изменчивого личика, отражавшего попеременно лукавство, кротость, доброту, глубину мысли и любовь. Это чрезвычайно подвижное лицо было истинным зеркалом души. Стан женщины был строен, позы благородны и кокетливы; походка грациозная; ноги миниатюрные; руки были совершенной формы… Одаренная от природы тонким вкусом, Антуанетта постигла науку туалета.
По правую руку от нее сидел Ришелье, по левую – Вольтер, напротив нее помещался ее крестный отец и благодетель Турншер; другие места были заняты виконтом де Таванном, маркизом де Креки, аббатом де Берни, графом де Тие (отцом которого был знаменитый Самуил Бернар), Поассоном, братом Антуанетты, которому было тогда только двадцать лет, потом мадам де Госсе – другом дома, мадам де Рие, женой банкира, мадам де Вильмюр, замок которой был по соседству с замком Этиоль, мадам де Лисней и ее дочери – хорошенькой кузины Антуанетты.
Возле мадам де Вильмюр сидел Норман д'Этиоль, муж Антуанетты, мужчина низенького роста и на редкость уродливой внешности.
Из четверых других мужчин трое носили уже знаменитые имена: Буслэ – живописец, Фавар – драматург и Жанти Бернар – поэт. И последний мужчина, лет пятидесяти, с серьезной физиономией, в строгом костюме, с проницательным и ясным взглядом, был Пейрони, знаменитый хирург.
Разговор был живым, остроумным и веселым; при каждой остроте все от души смеялись.
– Господа, – сказала Антуанетта д'Этиоль, ранее тихо говорившая с герцогом Ришелье, – позвольте мне сообщить вам приятное известие.
– Что такое? – спросили все.
– Герцог обещал мне выпросить у его величества позволение представить "Искательницу ума" в придворном театре.
Фавар вспыхнул.
– Неужели?! – воскликнул он.
– Да-да! Это решено – не правда ли, герцог?
– Обещаю вам, – отвечал Ришелье.
– Довольны ли вы, Фавар?
– Доволен ли я! – вскричал бедный автор, тогда еще мало известный. – О каком большем счастье мог я мечтать? Ах! Все радости моей жизни исходят от вас: вы – муза, вдохновляющая меня!
– А месье де Вольтер подаст вам советы.
– Фавару нужны только похвалы, – отвечал Вольтер.
– Я никогда не забуду, что со мною случилось через два дня после представления вашей очаровательной пьесы, – сказал Турншер смеясь.
– Это правда, – сказала мадам д'Этиоль, также засмеявшись. – Представьте себе, господа, после представления "Искательницы ума" я получила такое удовольствие, что умирала от желания увидеть автора и осыпать его похвалами. Я попросила дядюшку на другой день удовлетворить мое желание; он мне обещал.
– Да, – продолжал Турншер, – а когда я отправился к Фавару, думая, что еду к поэту, я нашел пирожника…
– Увы! Такова была моя профессия! – жалобно сказал Фавар.
– Он готовил пряженцы! – прибавила мадам д'Этиоль.
– Не говорите дурно о пряженцах, – сказал Пейрони с самым серьезным видом, – пряженцы выдумал отец Фавара, а они, оказывается, полезны для больного желудка.
– Кенэ прописал только пряженцы этой бедной Сабине, – сказал Таванн.
– Кстати, – заметил Креки, – Доже говорил мне третьего дня, что его дочери гораздо лучше.
– Да, говорят, она спасена.
– Узнали ли, наконец, кто ранил эту несчастную девушку? – спросила мадам д'Этиоль.
– Нет, ничего не известно. Начальник полиции не мог разузнать ничего, и он в отчаянии, наш бедный Фейдо де Марвиль, потому что король не скрыл от него вчера своего неудовольствия.
– А! – произнесла Антуанетта д'Этиоль, и лицо ее вдруг просияло.
– Это покушение на молодую девушку без всякой видимой причины очень странно! – заметила мадам де Госсе. – Но ведь вы видели ее в самую ночь преступления, месье де Берни?
– Да, – отвечал аббат, – мы ужинали в этот вечер с герцогом де Ришелье, маркизом де Креки и виконтом де Таванном. Больше того, маркиз и виконт даже первые помогли дочери Доже.
– Это Таванн первый увидел ее, – сказал Креки.
– И не известно ничего?
– Решительно ничего.
– Впрочем, в ту ночь случились странные происшествия, – прибавил Пэйрони, – отель Шаролэ сгорел.
– И мы имели честь быть представленными Рыцарю Курятника, – сказал Ришелье.
– Рыцарю Курятника! – с ужасом повторила Антуанетта. – Вы его видели?
– Да.
– Где?
– У мадемуазель Комарго.
– Ах, Боже мой! Разве он хотел ее убить?
– Вовсе нет, разве что он имел намерение задушить ее розами, потому что принес самый великолепнейший букет, какой только можно достать в это время года.
– Рыцарь Курятника принес розы мадемуазель Комарго?
– Он при нас предложил их ей, и, право, этот рыцарь очень хорош собой, наружность у него преинтересная!
– У подобного чудовища!
– Потише! Не говорите о нем дурно, его искренний друг здесь.
– Искренний друг Рыцаря Курятника здесь, в этом доме?! – закричала Антуанетта.
Все гости переглянулись с выражением притворного ужаса.
– Этот преданный и искренний друг, – сказал Ришелье, – виконт де Таванн.
– Ах, Боже мой! – воскликнула Антуанетта.
Веселый хохот встретил слова герцога. Один Таванн не смеялся.
– То, в чем уверяет вас герцог де Ришелье, совершенно справедливо, – сказал он.
Взоры всех устремились на его лицо.
– Какая странная шутка! – сказала мадам де Вильмюр.
– Таванн не шутит, – возразил Креки.
– Он и прежде это говорил! – прибавил аббат де Берни.
– Доказательством служит то, что Рыцарь Курятника принес розы мадемуазель Комарго в ту самую ночь, когда велел сжечь, как он сам признался, отель Шаролэ, по приглашению Таванна.
– Он даже успокоил этих дам, – сказал Креки, – заверив их, что нет никакой опасности пожара и что он уже распорядился.
– Ну да, он так и сказал, – заверил всех Ришелье.
– Ну, тогда ваш Рыцарь – человек просто замечательный? – изумилась мадам д'Этиоль.
Ришелье расхохотался.
– Спросите вашего дядю, – сказал он, – он также разок видел Рыцаря…
Турншер сделал гримасу. Намек на его приключение с бриллиантами у мадемуазель Аллар вызвал в нем печальные воспоминания. Смех повторился, потому что об этом приключении было известно всем.
– И Рыцарь Курятника – друг виконта де Таванна? – уточнил Вольтер.
– Я имею честь находиться с ним в хороших отношениях, – отвечал виконт серьезным тоном.
– Когда так, я буду вам чрезвычайно обязан, если вы представите меня ему, потому что я крайне желаю с ним познакомиться.
– Рыцарь сам будет рад вас видеть, потому что он ваш поклонник.
– Неужели?
– В последний раз, когда мы разговаривали с ним за завтраком, он мне много говорил о ваших сочинениях.
– Мне чрезвычайно лестно. Но разве вы часто с ним видитесь?
– Каждый раз, когда мне угрожает несчастье.
– Каким образом?
– Да вот уже пять лет каждый раз, когда я подвергался опасности или когда мне нужна была помощь, Рыцарь Курятника являлся в нужную минуту, и опасность исчезала.
– Чего же он требовал от вас взамен? – спросила Антуанетта д'Этиоль.
– Ничего.
– Зачем же он это делает?
– Не знаю.
– Разве вы у него не спрашивали?
– Я никак не мог объясниться с ним на этот счет.
– Однако вы знаете его давно?
– Пять лет назад я встретил его при самом странном в моей жизни обстоятельстве. Я видел его тогда в первый раз, и в продолжение шести часов он два раза спас мне жизнь, убил трех человек, увез четвертого, мешавшего мне, за пятьдесят лье и бросил сто тысяч экю, чтобы помочь мне в любви к одной женщине, с которой я никогда даже не говорил, но которую обожал.
– Как это странно!
– Сто тысяч экю! – воскликнул Турншер.
– Сто тысяч экю! – повторил де Рие недоверчиво.
Оба финансиста, очевидно, не могли поверить своим ушам.
– Расскажите нам все это подробно, виконт, – попросила мадам де Вильмюр.
– Не могу.
– Почему?
– Я обещал Рыцарю хранить тайну.
– Но разве этот Рыцарь не гнусное чудовище? – напрямую спросила Антуанетта д'Этиоль.
– Это знатный вельможа, разыгрывающий роль разбойника! – ответил аббат де Берни.
– Я, право, не знаю, кто этот Рыцарь и каково его общественное положение, – сказал Пейрони, – но с точки зрения ловкости и физической силы это существо с удивительными способностями!
Глаза всех обратились на хирурга.
– Я говорю о его побеге из цистерны, – сказал Пейрони. – Вы знаете это дело о табаке, когда Рыцарь Курятника захватил целый обоз и принудил смотрителя выкупить этот обоз? Рыцарь имел даже дерзость дать ему расписку, подписанную им самим. Месье де Турншер и месье де Рие знают об этом.
– Да, – сказал Турншер.
– На другой день, – продолжал Пейрони, – Рыцаря Курятника захватила объездная команда. По крайней мере, захватили человека, объявившего, что он Рыцарь Курятника. Его выдал один из сообщников. На него надели железные кандалы; это было возле Осо в деревне Шатней, и я был в тот день в замке. Мне любопытно было увидеть Рыцаря Курятника, и я отправился в деревню.
– Вы его видели? – спросила мадам де Госсе. – Какой он?
– Тот, кого я видел, был колоссом с волосами и с бородой черными и густыми, скрывавшими его лицо. Он походил на хищного зверя.
– Он был связан?
– Очень крепко. Руки его были скованы за спиной. Караульные, ожидая подкрепления, посадили его в цистерну, а отверстие закрыли огромным камнем с дырочкой для воздуха
и у камня поставили двух часовых. Когда через два часа явились судьи с объездной командой и отодвинули камень – там не было никого!
– Как!.. – закричали все гости.
– Рыцарь исчез.
– Каким образом? – спросил Креки.
– Неизвестно.
– Часовые и помогли ему.
– Часовые ни на минуту не оставались одни, а их не оставляла толпа любопытных.
– И цистерна была пуста?
– Совершенно.
– А следы побега?
– Никаких.
– Это невероятно!
– Я сам осматривал цистерну.
– Но это страшно, – сказала Антуанетта д'Этиоль.
– Не пугайтесь, – сказал Ришелье, вставая из-за стола и предлагая руку своей очаровательной соседке, – эти господа насмехаются над нами. Я уверен, что месье де Вольтер ничему этому не верит.
– А может быть, и верю, – возразил Вольтер.
– Как?
– Я тоже знаю о Рыцаре Курятника нечто ужасное.
– Что? Что? – спросило несколько голосов.
– Я так же, как виконт де Таванн, не могу отвечать.
На этот раз удивление было всеобщим.
– Если мы останемся здесь еще минуту, – сказала Антуанетта улыбаясь, – то все окаменеем от страха. Посмотрите, как ласково светит солнце, не угодно ли вам прогуляться в парке?
– Конечно, – сказала мадам де Вильмюр. – У нас есть время до начала охоты.
Антуанетта д'Этиоль и Ришелье вышли из столовой, открывая шествие.
Пейрони подал руку мадам де Госсе, которая была его соседкой по столу.
– Кстати, доктор, – сказала она ему, – я знаю кое-что про вас.
– Как! Каким образом? – удивился Пейрони. – Что я такого сделал?
– Я вас встретила недавно, а вы меня не увидели; вы, очевидно, возвращались с любовного свидания.
– Я?
– Конечно, вы были в маске.
– В маске! – повторил Пейрони, вздрогнув. – Когда же это было?
– Несколько недель назад… Однажды ночью, когда шел очень сильный снег… А! Помню! Это было в ту ночь, когда мадам де Рие давала большой бал по случаю дня рождения принца де Конде, это было 30 января.
– 30 января… вы меня видели?
– Да! Я возвращалась домой, шел сильный снег, и карета ехала тихо, без шума. Проезжая мимо вашего дома, я машинально посмотрела на вашу дверь и увидела человека в большом черном плаще, который вставлял ключ в замок. На лице этого человека была черная бархатная маска. Дверь отворилась. Стук кареты заставил этого человека повернуться. При этом движении маска упала, и я узнала вас.
– А!..
– Да. Скажите же, доктор, когда такой человек, как вы, надевает маску и закутывается в плащ, отправляясь ночью по Парижу, он ведь не к больным идет?
– Почему же? Хирург порой должен окружать себя тайной!
– В самом деле?
Пейрони со своей спутницей спускались со ступеней крыльца в сад, когда лакей в темной ливрее почтительно подошел к ним.
– Что ты хочешь, Жервэ? – спросил знаменитый хирург.
– У меня для вас письмо, – отвечал лакей.
Доктор взял письмо и быстро пробежал его глазами.
– Кто тебе отдал эту бумагу?
– Всадник, проезжавший только что мимо замка.
– Он позвал тебя?
– Нет. Я был на большой аллее, у ворот. Всадник выехал из леса, он походил на офицера. Он остановился, увидев меня, и спросил, не лакей ли я Пейрони. Я отвечал: "Да". Тогда он достал из кармана бумагу и карандаш, написал что-то, не сходя с лошади, и отдал мне бумагу, приказав передать ее вам сейчас же.
– Очень хорошо.
Жервэ поклонился и ушел.
– Опять тайна, – сказала смеясь мадам де Госсе. – К счастью, я не ревнива, а то вырвала бы у вас из рук эту таинственную записку, чтобы узнать, что в ней содержится. Это любовное послание или вызов?
– Ни то ни другое.
– Что же это?
– Математическая задача.
– Какая задача?
– Посмотрите!
Пейрони подал ей бумагу.
– Ах, что за тарабарщина! – вскричала мадам де Госсе. – Но это, очевидно, писал колдун.
Действительно, мадам де Госсе ничего не смогла понять в бумаге, поданной лакеем доктору. Там была написана всего одна строчка:
А+С'В = Х-12/3
– Вы будете отвечать на эту интересную записку? – спросила мадам де Госсе после некоторого молчания.
– Не сейчас, я отвечу после, когда решу задачу.
Искренний друг
– Итак, вы счастливы? Совершенно счастливы?
– Зачем вы задаете мне этот вопрос, герцог?
– Потому что я искренне к вам привязан, мой милый
друг.
Этот разговор происходил на маленькой аллее парка Этиоль.
Антуанетта шла медленно, прикрываясь от солнца зонтиком из страусовых перьев. Глаза ее были задумчивы, и она казалась в сильном волнении. Ришелье, играя со своей табакеркой, слегка наклонив голову, смотрел на Антуанетту, говорил и шел рядом с ней с непринужденностью знатного вельможи, который при любых обстоятельствах умеет владеть собою.
– Когда я вижу вас такой прелестной, очаровательной, грациозной, – продолжал герцог, рисуясь, – мне кажется, что вы не знаете, зачем родились, оставаясь в этом положении.
– Что вы этим хотите сказать? – спросила Антуанетта, несколько колеблясь.
– Что вы могли бы занять совсем другое место в свете, а не то, в которое вас поставил случай.
– Но… чего же более я могу еще желать?
– Спросите свое сердце и ум, они ответят лучше меня.
– Они молчат.
Ришелье наклонился к Антуанетте.
– Моя царица красоты и грации, – сказал он фамильярным тоном покровителя, – неужели вы всегда будете скрытничать со мною? Ах! Еще недавно эта женщина – молодая, очаровательная, остроумная, восхитительная и обожаемая – открывала мне свое сердце. Бедная герцогиня де Шатору! Она единственная знает, был ли я ей верным другом.
Антуанетта, услыхав имя бывшей фаворитки короля, вздрогнула.
– Что вы хотите этим сказать, герцог? – прошептала
она.
– Я хочу вас спросить, моя красавица, помните ли вы тот день, когда были у обедни в Версальской капелле?
– Да, – отвечала Антуанетта, краснея.
– До этого вы ведь никогда не видели короля так близко, как в тот день?
– Это правда.
– Если вы видели короля, то и король вас видел.
– А!..