– Я иду в секретариат, – сказал Беррье, взяв бумагу.
– Возвращайтесь скорее, нам надо поговорить обо всех мерах, какие мы можем принять.
Беррье вышел. Фейдо подошел к бюро, вынул оттуда пачку бумаг, которые быстро пробежал глазами.
– Более двухсот замков ограблено менее чем за два года! Семьдесят замков сожжено, из них одиннадцать княжеских имений; сто пятьдесят три человека убито!.. А виновник всех этих преступлений остается безнаказанным! Король прав… Однако что же делать? Я все пустил в ход… и все без толку!.. Этот Рыцарь Курятника был три раза арестован – в Лионе, Суассоне, Орлеане – и каждый раз спасался бегством так, что нельзя было ни объяснить, ни понять, как ему это удавалось!..
Де Марвиль большими шагами ходил по кабинету.
– Надо, надо его схватить, и как можно быстрее. Король выразился ясно: неудача – это моя погибель… гибель окончательная, если только мадам д'Эстрад…
Он остановился и глубоко задумался.
– Король находит ее все более и более очаровательной… Место, оставшееся свободным после смерти мадам де Шатору, еще не занято!.. Фаворитка… Какой степени могущества сможет она достичь благодаря моим советам? И какой высоты смогу достичь я сам?.. Тогда все равно, захвачу ли я Рыцаря Курятника в назначенный срок или нет.
Де Марвиль еще думал.
– Надо повидать герцога де Ришелье, – решил наконец он, все обдумав.
Беррье вернулся, держа в руке пачку бумаг.
– Распоряжения сделаны, – сказал он. – Инспекторов поехали предупредить. Вот второй рапорт, о грабеже отеля графа де Шаролэ в прошлую ночь.
– В нем то же, что и в протоколе?
– Совершенно… только маленькая разница.
– Какая?
– Письмо, написанное рукой Рыцаря Курятника и им самим подписанное, было найдено в комнате графа. О существовании этого письма сначала не было известно, потому оно и не находится при протоколе, поданном королю.
– У вас это письмо?
– Вот оно.
Он посмотрел на Беррье, потом прочел вслух:
"Любезный кузен!
Мы имеем право называть друг друга таким образом потому, что мы с вами оба – принцы крови… которую мы проливаем.
Только я убиваю людей могущественных и сильных и сражаюсь сам, а вы, для удовлетворения своих свирепых инстинктов, обращаете свою ненависть к несчастным, которые не могут защищаться. Вы заманиваете их в засаду и убиваете самым подлым образом. Вот уже в третий раз я сталкиваюсь с вами, мой любезный и ненавистный кузен.
В первый раз, пять лет… назад, когда вы не могли восторжествовать над добродетелью честной женщины, вы убили ее мужа, вашего камердинера… Я ограбил ваш замок Амсианвиль и унес бедную женщину, которую поместил в надежное убежище, так чтобы вы никогда не смогли ее больше увидеть.
Во второй раз – после убийства мадам де Сен-Сюльпис, которую вы сожгли живой. В ночь, последовавшую за этим убийством, ваша карета опрокинулась, вас захватили люди, которых вы не успели рассмотреть, и посадили в яму, наполненную нечистотами. Эти люди исполняли мои приказы.
Наконец, в третий раз, зная, что ваш отель находился вблизи монастыря гостеприимных сестер Сен-Жервэ, которых вы осмеливались оскорблять из ваших окон каждый день, я его сжег, чтобы освободить их от вас; а если вы отстроите его опять, я снова его сожгу; но, предупреждаю, подожгу его тогда, когда вы будете дома, чтобы сполна вам отплатить.
Будучи братом герцога Бурбона, вы защищены от гнева короля; но Рыцарь Курятника не имеет оснований вас щадить. Такому разбойнику, как он, прилично наказывать такого дворянина, как вы.
За сим остаюсь подлый и гнусный кузен, да замучит вас дьявол.
Рыцарь Курятника"
– Это письмо находилось в комнате графа де Шаролэ? – продолжал Фейдо.
– Да.
– А принц прочитал его?
– Нет, он отсутствовал, я нашел это письмо в жестяном ящике, обложенном внутри амиантом; это было после вашего отъезда в Версаль, когда я поехал осматривать пепелище. Этот ящик стоял на обуглившемся столе.
Начальник полиции положил письмо на бюро.
– Кроме этого, в рапорте не было никаких изменений?
– Никаких. В рапорте, как и в протоколе, говорится, что пожар начался утром, в половине шестого, с неслыханной силой и одновременно со всех сторон. Прибыли дозорные, поднялся страшный переполох; между солдатами и разбойниками началась драка; разбойники бежали, не оставив пленных. Узнали, что во время пожара отель был совершенно разграблен. Всех слуг схватили в одно и то же время, связали и посадили в комнату швейцара; ни один из них не был ранен.
– Этот Рыцарь Курятника – сущий дьявол, – заметил начальник полиции, взяв письмо.
– Вот что странно, и вы, верно, это заметили, – продолжал секретарь, понизив голос. – Он нападает только на тех знатных вельмож, частную жизнь которых… мягко говоря, не одобряет общественное мнение.
– Это правда, – сказал Фейдо де Марвиль, словно пораженный внезапной мыслью.
– Рыцарь Курятника не обкрадывает, не грабит и не нападает на мещан или простолюдинов: представители этих слоев общества никогда не оказывались жертвами его преступлений.
– Да, только капиталисты и дворяне подвергались его нападениям.
– И не все дворяне. К некоторым он питает глубокое уважение, а кому-то даже старается быть полезен… Доказательством служит его приключение с виконтом де Таванном.
– Все это очень странно, – произнес де Марвиль. – Этот человек совершает самые дерзкие преступления, ведет переговоры со своими жервами, защищает одних, наказывает других, насмехается над теми, помогает этим, остается неуловим, а бывает везде.
– Да, это очень странно, – продолжал Беррье.
– Мы, однако, должны воздать ему по по заслугам.
– Самая вероятная возможность успеха заключается в награде, обещанной тому, кто его выдаст. Она может прельстить кого-нибудь из его шайки.
– Я и сам об этом думал.
Начальник полиции взял письмо Рыцаря Курятника и положил его в карман.
– Сегодня вечером, – сказал он, – я вернусь в Версаль и покажу это письмо королю.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказал Фейдо.
Х Жакобер
Дверь отворилась, и в кабинет медленно вошел один из шести агентов, с которыми Фейдо говорил накануне. Он походил скорее на призрак или тень; он поклонился Фейдо де Марвилю.
– Вам что, Жакобер? – спросил начальник полиции.
Прежде чем ответить, тот огляделся и, убедившись, что в
кабинете нет посторонних, поклонился во второй раз.
– Ваше превосходительство говорили о Рыцаре Курятника? – спросил он.
– Да, – отвечал Фейдо.
– Ваше превосходительство назначили десять дней для поимки?
– Ни одной минутой более.
– И тому, кто выдаст Рыцаря Курятника через десять дней, ваше превосходительство заплатит двести луидоров?
– Без сомнения; ведь я обещал эту сумму вам, Деланду, Леду, Нуару, Арману и Ледюку.
– Да, но что ваше превосходительство даст тому, кто выдаст Рыцаря Курятника нынешней ночью?
Фейдо сделал шаг к агенту.
– Я удвою сумму!
– А тому, кто выдаст не только Рыцаря Курятника, но и все секреты его шайки?
– Тысячу луидоров.
Жакобер поклонился в третий раз.
– Сегодня ночью, – пообещал он, – я выдам Рыцаря Курятника и всю его шайку.
– Ты? – удивился Фейдо, быстро переглянувшись с Беррье.
– Я, – подтвердил агент.
– Ты знаешь, где Рыцарь Курятника?
– Знаю.
– А если знаешь, почему раньше этого не сказал? – спросил секретарь.
– Я об этом узнал только что.
– Каким образом?.. Объяснись! Говори! Я хочу знать
все!
– Ваше превосходительство, – продолжал Жакобер, – вот что случилось в эти шесть дней. Мне было поручено караулить улицы Английскую, Ореховую, Бернардинскую, и я устроил свой главный наблюдательный пункт на площади Мобер. У меня была комната на первом этаже дома, выходящего на угол площади и улицы Потерянной. Обращая внимание на каждую мелочь вокруг, я заметил то, чего никто не замечал до сих пор: на самой площади, на углу улицы Галанд, есть дом, окна и двери которого постоянно заперты.
– На улице Галанд, на углу площади Мобер? – сказал Беррье.
– Да, господин секретарь, – отвечал Жакобер.
– Дом с кирпичной дверью?
– Именно.
– Продолжай.
– Очевидно, – продолжал Жакобер, – этот дом необитаем, а между тем к нему не было прибито билета о продаже или сдаче внаем. С другой стороны, я замечал, что люди подозрительной наружности приходили в определенное время, и именно после наступления ночи; эти люди останавливались у дверей, стучались и входили, но ни один из них не выходил.
– Как? – спросил Фейдо.
– Ни один.
– Получается, что они исчезали?
– По крайней мере на время, потому что на другой день я часто видел, как вновь приходили те же самые люди, которых я видел накануне.
– Значит, в доме было два выхода.
– Нет, ваше превосходительство. Я внимательно изучил это место. У дома только один вход и выход – тот, который выходит на площадь Мобер. Дом находится у Кармелитского аббатства, а дома, находящиеся по правую и по левую его сторону, даже не сообщаются друг с другом – я в этом удостоверился.
– Однако, – сказал Беррье, – куда могли выходить люди, которые входили в дом?
– Этого я еще вчера не знал, а узнал только прошлой ночью. Эти постоянные визиты в одни и те же часы показались мне странными, и я внимательно наблюдал за ними. Я часто замечал, что эти люди приходили по двое; я их подстерегал, подслушивал: они говорили на воровском жаргоне, который мне знаком. Среди них я узнал Исаака, бывшего раньше в шайке Флорана и не знавшего, что я теперь служу в полиции. Решившись, на другой день (это было в восемь часов вечера) я переоделся и пошел в кабак, смежный с таинственным домом, я притворился пьяным, но не спускал глаз с запертого дома.
Пробило восемь часов; ночь была темна. Я узнал Исаака и его друга, проходивших мимо кабака. Стоя в дверях, я запел; он меня узнал. Я предложил возобновить нашу прежнюю дружбу – он согласился и вошел в кабак со своим другом; мы откупорили несколько бутылок. Начались признания. "Что ты собираешься делать?" – спросил он меня. "Не знаю, – отвечал я. – Я ищу работу". "Работай с нами". – "Каким образом? Что значит "с вами"?" – "Хочешь, я тебя сегодня представлю тетушке Леонарде? Ты узнаешь все". – "Хорошо, – сказал я, – я тебе верю". – "Идем же, я представлю тебя!"
Мы направились к дому. Он постучался условным стуком – дверь отворилась, мы вошли. Мы находились в узком сыром коридоре, плохо освещенном сальной свечкой. В конце коридора Исаак обратился к своему спутнику: "Мы поднимаемся или спускаемся?" – спросил он. "Спускаемся, – отвечал тот. – Внизу лучше забавляются"! Мы спустились в пещеру, очевидно, находящуюся под площадью Мобер и о существовании которой не подозревает никто. В пещере за столами сидело множество людей, они ели, пили, играли и пели. Я перетрусил – боялся, что меня узнают, но, к счастью, так переоделся, что этого не случилось. Изможденная старуха, похожая на скелет, прислуживала всем. Я смешался с присутст-
вующими. Исаак со своим товарищем оставили меня. Старуха, которую все находившиеся тут называли Леонардой, подошла ко мне.
"Ты здесь новичок?" – спросила она меня. "Да", – отвечал я. "Кто тебя привел?" – "Исаак и его друг". – "А-a, Зеленая Голова! Ты не принят?" – "Еще нет". – "Ты будешь представлен нынешней ночью. Ты давно в Париже?" – "Три дня". – "Откуда ты?" "Из Нормандии". – "Ты уже промышлял?" – "В шайке Флорана". – "У тебя есть наши пароли?" ‑ Я тотчас вынул из кармана несколько вещиц, которые дал мне Флоран, когда приехал в Париж; они должны были убедить любого вора, что я с ним одной породы.
"Ступай вперед!"– сказала она мне. Я вошел в залу, ярко освещенную, и увидел там людей, так искусно переодетых, что их невозможно было узнать. Позвали Исаака и Зеленую Голову, которые поручились за меня. Тогда я был принят и записан: мне дали имя и внесли меня в книгу. Я стал членом этого общества. Все шло хорошо. Наконец я захотел уйти, но, выйдя, не смог найти дорогу к двери, в которую вошел, хотя раньше мне казалось, что я все внимательно рассмотрел и легко найду выход, но не тут-то было. Тогда я решился отыскать старуху Леонарду и спросить ее, как мне уйти.
"Здесь никто не возвращается назад, – сказала она мне, – здесь все идут вперед. Пойдем, я тебя проведу". Старуха взяла меня за руку, и мы вышли из залы; идя в полной темноте, мы поднимались и спускались с одной лестницы на другую. В какой-то момент старуха велела нагнуться и завязала мне глаза. Я повиновался и пошел с завязанными глазами, пока наконец не услышал, как отворилась дверь. Струя холодного воздуха ударила мне в лицо, повязка спала, и я очутился напротив монастыря Св. Иоанна Латранского, а возле меня стояли Исаак и Зеленая Голова.
– Ты стоял напротив этого монастыря, – продолжал Беррье, – а вошел с площади Мобер?
– Да, на углу улицы Галанд.
– Но от угла улицы Галанд и площади Мобер до монастыря Св. Иоанна Латранского несколько десятков домов!
– Значит, под этими домами есть подземелье. Продолжай, – обратился Фейдо к Жакоберу.
– Я хотел оставить моих товарищей, – продолжал агент. – Исаак взял меня под руку, говоря, что он и Зеленая Голова проводят меня до дома. Я все понял и повел их в свою комнату на Пробитой улице. Все, что они там увидели, должно было их убедить, что я сказал правду. Исаак казался довольным.
"Ты будешь хорошим товарищем, – сказал он, – но не волнуйся, если завтра тебя станут испытывать". "Завтра? – спросил я. – Где? Когда? Как?" – "В восемь часов на площади Мобер, в кабаке, а потом перед Рыцарем Курятника!" Не дав мне времени сказать хоть слово, они ушли. С той минуты я не видел никого, но принял такие меры предосторожности, что теперь, говоря с вами, ваше превосходительство, уверен, что проведу любую слежку. Сегодня утром я три раза переодевался и гримировался.
– Итак, сегодня вечером, – продолжал начальник полиции, – ты пойдешь в кабак на площади Мобер.
Беррье многозначительно взглянул на начальника.
– Пройдите в кабинет номер семь и ждите, – сказал Фейдо агенту, – через десять минут вы получите мои распоряжения.
Жакобер поклонился и отворил дверь; в передней стоял вестовой.
– Семь, – просто сказал Фейдо.
Вестовой кивнул утвердительно. Дверь затворилась. Беррье стоял на другом конце коридора; он отворил вторую дверь в ту самую минуту, как первая затворилась, и позвонил. Вошел человек.
– Жакобер не должен встречаться ни с кем – сказал он и запер дверь. Начальник полиции и секретарь остались одни.
– Каково ваше мнение? – спросил Фейдо.
– Велите наблюдать за этим человеком до вечера, так чтобы были известны каждое его слово, каждый поступок. Расставьте теперь же, в разных костюмах, двадцать пять преданных агентов в домах поблизости от площади Мобер и вели-
те дозорным ходить по улицам, смежным с этими двумя пунктами. В восемь часов дайте Жакоберу войти в дом на площади Мобер, а в половине девятого велите напасть и на этот дом, и на тот, который находится напротив монастыря Св. Иоанна Латранского. Когда дозорные окружат весь квартал, никто из них не сможет убежать.
– Я совершенно согласен с вами. Мне остается добавить к вашему плану только еще одну деталь. Сделайте все необходимые распоряжения, но Жакоберу они не должны быть известны. Вызовите его в свой кабинет и спросите, каким способом он хочет достичь цели. Предоставьте ему возможность действовать самостоятельно, так же как и нам.
– Слушаю.
– Вы одобряете этот план?
– Я нахожу его превосходным.
– Если так, любезный Беррье, приступайте!
Беррье вышел из кабинета. Фейдо, оставшись один, подошел к камину и остановился в глубоком раздумье. Постучались в дверь; вошел лакей, держа в руках серебряный поднос, на котором лежало письмо с пятью печатями.
– Кто это подал? – спросил Фейдо, рассматривая печати, на которых не было никакого герба.
– Лакей, но не ливрейный, – отвечал слуга.
Начальник полиции сорвал печати, открыл конверт и
распечатал письмо. В нем заключались только две строчки и подпись. Фейдо вздрогнул.
– Ждут ответа? – спросил он.
– Словесного, ваше превосходительство.
– Скажите: "Да".
– Герцог де Ришелье! Чего он от меня хочет?.. "Важное дело, не терпящее отлагательства", – повторил про себя Фейдо, перечитывая письмо в третий раз. – Придется ехать.
Он позвонил.
– Лошадей, – приказал он вбежавшему лакею.
Потом сел за бюро и, быстро написав несколько строк на
листе очень тонкой бумаги, сложил лист таким образом, что его можно было спрятать между двумя пальцами. Он раскрыл
перстень, который носил на безымянном пальце левой руки, вложил листок внутрь и закрыл его.
– Карета подана! – объявил лакей.
Фейдо взял шляпу и перчатки и вышел.
ХI Сабина Доже
На лазоревом фоне золотыми буквами сияла надпись: