Пауль украдкой зевнул, и перевел взгляд на портрет баронессы Уты - ее аристократичное личико пряталось среди сложной композиции из цветов, мехов, шелков и украшений. Безусловно, баронесса была красива - но не живой человеческой красотой, а усталой красотой профессиональной актрисы, еще не успевшей снять грим после изнурительного спектакля. "Штурмбанфюрер Зиги" больше напоминает молодого Барона, и мало похож на мать - ему достались только ее золотые локоны, высокий, как у греческих статуй, лоб, тонкие, по-женски изящные кисти, нервные ноздри, черные перья жестких ресниц и глаза. Точнее - их блеск. Даже на фото зрачки фрау Уты плавали в прозрачном море влажного, нездорового, потустороннего блеска.
- Сколько? - вопрос Карла Кольбаха рассек грезы, навеянные портретом баронессы, как кавалерийский клинок:
- Шесть целых две десятых метра… - ответил Пауль, сверившись с планом.
- Правое крыло второго этажа включает парадный зал общей площадью шестьдесят два квадратных метра, - продиктовал Шеф Зигфриду.
Вчера, переодетый в новую форму и напоенный кофе, Пауль, после составления служебной записки о неотложных мерах по предотвращению бродяжничества на территории N-бурга в период проведения Фестиваля - уже около четырех часов ночи - был отпущен заботливым шефом домой. Отдыхать. Сказать, что Пауль за несчастные четыре часа выспался, было бы значительным преувеличением. Зато сам герр Кольбах, хоть и корпел над бумагами всю ночь - сейчас свеж, бодр и почти что весел. Иногда Паулю кажется, что Карл Кольбах ест и спит не потому, что испытывает в этом потребность, а только затем, что так принято в цивилизованном обществе!
- Здесь все, можем подниматься наверх, - Пауль с громким щелчком свернул рулетку, снова сверился с планом Замка, и кивнул на узкую винтовую лестницу, терявшуюся где-то под потолком.
- Там ничего нет - только чердак! Служебное помещение! Его осмотр не целесообразен… - насупился управляющий Замка - герр Зальц, загородив собой подступы к лестнице.
Кольбах резким движением взял герр Управляющего за плечи, пододвинул к окну, стал брезгливо всматриваться в крупные черты этого утомленного высокой должностью субъекта, и, наконец, счел нужным уточнить:
- Зальц, вы что - еврей?
- Нет - ну что вы, герр Кольбах! Как можно?… Мой паспорт… Я - германский подданный, венгр по происхождению… - неуверенно проблеял управляющий.
- Герр Зальц! Национальность нельзя выбрать как девку в борделе! Коль вы намерены и впредь оставаться германским подданным, ведите себя как подобает немцу! - Кольбах точным движением раскрыл перед самым носом жертвы имперской национальной политики облитую перчаткой ладонь, а герр Управляющий был вынужден выудить из внутреннего кармана и безропотно опустил в нее ржавый ключик, и мелко семеня, выбежал из комнаты.
Представители подготовительного комитета дружно застучали каблуками по узкой лестнице. Механизм замка натужно лязгнул после долгих лет бездействия, а проржавевшая дверь распахнулась только после доброго пинка, открыв проход в полутемную галерею, заполненную застоявшимся воздухом, пылью и былым величием.
Узкую полосу пустого пространства обрамляли ниши, в которых бесславно томились рыцарские доспехи, с развешенных по стенам щитов безжизненно смотрели вниз гербы поверженных династий. Сквозь витражные стекла узких готических окон просачивались вязкие полосы цветного света, в них обретали краткую жизнь и исполняли бесконечный ритуальный танец в память о древних проигранных битвах тысячи пылинок. Затхлый полумрак коридора упирался в стену, прикрытую мрачных тонов гобеленом с изображением мертвого рыцаря. Разбухшая, темная, словно живая кровь несчастного год за годом струилась из отверстых ран на жухлую траву, смешивалась с пролившимся из оброненной чаши вином, но так и не могла выплеснуться за пределы скорбной картины, запятнав неуместно жизнерадостной цветочный орнамент, бегущий по краю.
Впечатлительный потомок убиенного - Зиги фон Клейст - вздрогнул и попятился назад, в результате, устремившийся разглядеть гобелен поближе Пауль ткнулся в его спину, а штандартенфюрер Кольбах, в свою очередь, налетел на Пауля.
- Что за чертовщина? - демонстративно громко, пытаясь скрыть испуг, начал Зигфрид, - Судя по плану, тут должно быть еще одно помещение - рабочий кабинет. Общая площадь - 18 - целых и 6 десятых квадратных метров….
- Пораскиньте мозгами об этом мистическом феномене штурмбанфюрер! - раздраженно отряхнул пыль с кителя шеф Кольбах, - а после принесите стремянку, и снимите это произведение искусства - уверен, за ним вы обнаружите вход в указанное на плане помещение! Офицер Ратт, возьмите на себя труд помочь коллеге… Я пока спущусь вниз - оценить состояние хозяйственных построек - кладовых и кухни!
Пауль приволок со двора стремянку, устойчиво поставил у самой стены, и благородно предоставил фон Клейсту, как старшему по званию, взобраться наверх и отковыривать со стены гобелен, поминутно чихая от древнего праха. Пока герр Барон возился в облаке пыли, сам Пауль из познавательного интереса снял с подставки тяжеленный рогатый шлем, взгромоздил на голову и отошел посмотреться в потускневшее зеркало у входа. Что и говорить - в рыцарских доспехах вид у него был почти такой же величественный как у барона Отто в летном шлеме или даже как у шефа Кольбаха, когда он говорит по телефону с Берлином…
Пауль состроил устрашающую гримасу и для верности пригрозил зеркалу кулаком.
- Гауптштурмфюрер Ратт! Прекратите паясничать и помогите мне с ковром! - ревниво завопил наследный рыцарь с вершины стремянки. Пауль скоренько стащил увесистый головной убор, шагнул в центр галереи и, чтобы не возвращаться к нише, плюхнул шлем на деревянную конструкцию, напоминавшую то ли кафедру, то ли алтарь. Как только Пауль совершил этот опрометчивый поступок, стена пришла в движение и стала крениться с угрожающим лязгом. Зигфрид успел соскочить на землю, а Пауль - напротив - пододвинулся достаточно близко чтобы перепачкать новенькую, только со склада, форму в клубах тяжелой, многовековой пыли, поднятой рухнувшим на пол гобеленом. К счастью для обоих, стена не обвалилась - а только лишь отодвинулась и обнажила проход в соседнее помещение.
После пыльного коридора в комнате, напоминающей кабинет химика, царила пугающая чистота - как будто тут убрали самым добросовестным образом всего полчаса назад! Старинные дубовые панели были натерты, паркет сверкал, а на многочисленных полках таинственно поблескивали чистенькие колбы, пробирки, фарфоровые ступки, змеевики, лейки, перегонные кубы и прочие принадлежности столь необходимые как ученому - химику, так и мистику - алхимику или даже злокозненному колдуну. Именно колдуну! Ничем, кроме волшебства объяснить царивший в комнате порядок Пауль просто не мог. Наверняка подвластная тайному знанию властелина адская прислуга влетала сюда через окно, и тем же путем оставляла комнату…
Хотя следы летающей горничной на подоконнике отсутствовали, как человек ответственный, для проверки гипотезы, Пауль поднял раму, свесился вниз. И обнаружил, что окно располагается как раз над колодцем - тем самым, где мальчуганом Зигфрид расшиб лоб. А на нижнем этаже - под тайным кабинетом, находится кухня Замка. Паулю было прекрасно видно, как штандартенфюрер Кольбах измерял рулеткой расстояние от окна кухни до колодца, потом что-то черкнул в блокнот, а затем принялся замерять высоту бортика и диаметр отверстия самого колодца. Видать, история про шрам бедняги Зиги здорово заинтриговала Шефа. Наблюдая эту сцену, Пауль наконец-то уразумел, почему в личном деле герр Кольбаха записано - "Имеет аналитический склад ума. Охотно уделяет время для решения абстрактных логических задач". Насколько корректно называть еще живого отпрыска династии фон Клейстов "абстрактной задачей"? Пауль ехидно ухмыльнулся и скосил глаза на штурмбанфюрера.
Зиги, с лихорадочным энтузиазмом, выдвигал и задвигал ящики, открывал дверцы полок, переставлял посуду и приборы, заглядывал за шкафы, тщательно перелистывал книги - словом производил в помещении форменный обыск и мало интересовался происходящим во дворе. Пауль беззаботно предоставил коллеге полную свободу действий, и направил свое неуемное любопытство прямехонько в окуляр имевшейся в комнате старомодной подзорной трубы. Он покрутил регулировочные колесики, с усилием повернул тяжелый прибор, установленный на декорированном затейливыми финтифлюшками стиля барокко медном треножнике.
Здорово…
То есть, оптические качества прибора не выдерживают никакой критики - дальше противоположного крыла Замка отчетливо видно не было. А вот там за окнами расположенной напротив комнаты происходила в высшей степени поучительная сцена! Самому Паулю ни до чего подобного никогда не додуматься!
Хорошенькая фройлян Шталь играла с герр Библиотекарем в шахматы. На раздевание. А поскольку герр Библиотекарь, понятно, поумнее пухленькой белокурой дамочки, вполне естественно, что на низеньком столике, разграфленном на строгие черно-белые квадраты, резные шахматные фигуры соседствовали с живописной грудой предметов гардероба наивной дамы. На фройлян остались всего лишь лакированные туфли, чулочки, прямая черная юбка, кружевной бюстгальтер и нитка бус. С кем-нибудь из ребят попроще, можно было бы заключить пари - на подвязках у фройлян чулки или на поясе, и досмотреть увлекательный турнир до конца. А как отреагирует на подобное предложение надменный тип вроде барона фон Клейста, Пауль даже предположить затруднялся. Поэтому кашлянул, привлекая внимание штурмбанфюрера, и кивком предложил ему заглянуть в окуляр.
Одно дело слышать, что барон фон Клейст любитель закатывает истерики по любому поводу, совсем другое его истерику наблюдать! Зиги сперва покраснел, потом побледнел как полотно, прикусил чуть не до крови губу, и принялся орать так громко, что на полках зазвенела лабораторная посуда:
- Похотливая тварь! Гнусный мерзавец! Вытворять такое! В МОЕМ Замке! Когда Я здесь! Кто? Кто - он такой? Как он смеет! Ему платят не за эти грязные выходки… Нужно указать, где его место… Он здесь - прислуга! - Зиги внезапно перестал орать, в мгновенье ока превратился в алебастровое изваяние - бледное и непреклонное - ухватил Пауля за запястье и потащил вниз, через зеленую лужайку к соседнему крылу. Излишний натиск, фыркнул Пауль, Он был только рад принять участие в пикантной истории и раскрыть маленькую тайну библиотекаря фон Штерна!
Пауля всегда удивляло как герр Библиотекарю - человеку более чем почтенного возраста - удается слыть в городе первостатейным жуиром. Дамы, которых почтенный герр Библиотекарь обошел вниманием, даже насочиняли, что его чары носят демонический характер и вполне серьезно требовали от здешнего Епископа, произвести обряд экзорсизма в давно закрытой часовне Замка.
Под воздействием благородного гнева Зигфрид развил совершенно невозможную скорость, проскочил больше половины узкой винтовой лестницы в левом крыле, споткнулся о высокую ступеньку, сделал несколько сложных кульбитов в надежде сохранить равновесие, но в итоге упал, растянулся, стал съезжать вниз, и успел стукнуться лбом о несколько крутых ступеней - прежде чем Пауль исхитрился ухватить его и уберечь от неминуемых множественных переломов…
Охота на ведьм.
Ужас! Хотя голова Зиги не была разбита, но из аристократично вырезанной ноздри стекала тоненькая струйка крови, он перестал дышать, а его шея - на которой офицер Ратт неумело попытался отыскать пульс, была холодной как кусок мрамора! Сопоставив все эти безрадостные факты, Пауль завопил на весь Замок не хуже оперного премьера:
- Фройлян Доктор! Герр Библиотекарь! Штандартенфюрер! Кто-нибудь!!!
- Что стряслось? - из дверей кабинета высунулось недовольное лицо Библиотекаря, а снизу по лестнице спешил шеф Кольбах.
- Штурмбанфюрер фон Клейст убился! Он поскользнулся на лестнице, упал и расшиб голову! - Пауль перепугано перевернул холодное бездыханное тело.
- Полагаете, это веская причина, чтобы нарушать тишину в частных владениях? - возмутился герр Библиотекарь, - Вы еще ответите за несанкционированное вторжение!
Шеф умело провел рукой по виску Зиги и, оттянув веко, заглянул в глаз.
- Он жив, но боюсь, ему потребуется доктор…
- Доктор - наверху… Я там видел доктора Шталь, - с надеждой сообщил Пауль.
Вместе с Шефом он втащили травмированного Зиги наверх и уложили на кожаный диван, напрочь игнорируя бурные протесты Библиотекаря.
- А где же фройлян Доктор? - Пауль недоуменно обвел взглядом совершенно пустую комнату, остановившись на слишком неуместной в классическом интерьере горке дамской одежды, увенчанной кружевным бельем.
- Милое дитя, - снисходительно-презрительным тоном обратился к Паулю герр фон Штерн, и принялся разглядывать его, вооружившись золотым пенсне на черном шнурке. Серые острые глаза впились в Пауля как глаза коллекционера в редкую марку или засушенную бабочку. Герр Библиотекарь смотрел сверху вниз - высокий и сухопарый, с прямым, украшенным благородной горбинкой носом, седыми, но все еще густыми волосами и профессорской бородкой клинышком, отчасти скрывающей глубокие морщины. Несмотря на все свое показное величие, библиотекарь все же был человеком очень и очень преклонного возраста, и в силу этого имел полное моральное право использовать обращение "дитя" по отношению к гауптштурмфюреру СС…
- Бедное дитя, - повторил Библиотекарь, - Кто внушил вам странную мысль считать эту молодую даму доктором медицины?
- Действительно - уважаемый библиотекарь фон Штерн - куда вы спрятали от нас ЭТУ молодую даму? - сухо поинтересовался Кольбах, сохраняя незаинтересованное выражение лица, двумя пальцами высоко поднял лежавший на полу черный кружевной пояс от чулок, качнул на уровне пенсне библиотекаря и отшвырнул в горку прочей женской одежды.
- Спрятал? - Библиотекарь недоуменно оглянулся, видимо только сейчас обратил внимание на отсутствие фройлян в комнате, нетерпеливо заглянул за громоздкий шкаф, потом подошел к окну - убедился, что оно заперто, удивленно поднял брови и хотел что-то сказать - но не успел…
Зигфрид несколько раз конвульсивно вздрогнул на диване, открыл глаза, уперся стеклянным, потусторонним взглядом в потолок и заговорил:
- Я там и тогда - среди мрака и ужаса, грохота и хаоса… У моих ног лежит прах Рейха… Я вижу, как стынут трупы солдат Фюрера, заметенные снегом… Я слышу, как бомбы падают на Дрезден… - лицо Зиги было неподвижным и бесстрастным. Он почти не открывал рта, но его богато окрашенный оперный голос раздавался со всех сторон, окутывая комнату вязким коконом. С каждой фразой голос становился все громче и уверенней, а звуки внешнего мира стихали, уступая дорогу его мощи. Скованные ужасом от картин, что рисовал голос, замолкли птицы, не шуршала трава, испуганно стих ветер - у Пауля волосы встали дыбом, холодок побежал за ворот, парализуя сознание, а в кончики пальцев впилось множество ледяных игл, - Я слышу, как русские танки грохочут по нашим столетним мостовым… Я ощущаю, как арийская кровь струится по ступеням Рейхстага… Я вижу - над ним красное русское знамя… Я наблюдаю тот страшный суд… Я знаю, как каменная стена разрежет Германию надвое - на многие годы… Но когда она упадет - останется только прах… Прах тысячелетнего Рейха! - Зигфрид замолчал, несколько раз моргнул, его взгляд стал чуть-чуть более осмысленным. Он усталым шепотом добавил, - Я не хочу видеть этого снова - я не хочу дожить до этого кошмара… Я хочу умереть прямо сейчас… Здесь, в родовом Замке… - и в подтверждение серьезности своего намерения снова закрыл глаза. Если хоть треть из видений штурмбанфюрера когда-нибудь осуществится, Пауль тоже предпочел бы улечься рядом - пусть даже просто на пол - и умереть прямо сейчас!
Бедный Рейхсфюрер - если ему довелось быть очевидцем подобной удручающей сцены хотя бы раз! Бедный шеф Кольбах, на чьи мужественные плечи пала ответственность за жизнь ясновидящего любимца Рейхсфюрера!
- Карл!!! Почему вы бездействуете, - завопил теперь уже герр Библиотекарь, невесть как узнавший имя Шефа, - Вы же видите - девка удрала! Вместе с халатом! Нужно что-то предпринять! СРОЧНО!!!!
На самом деле Шеф вовсе не бездействовал - штандартенфюрер Кольбах не из тех людей, которых можно пронять истерикой! Он стащил перчатку, смочил руки водой из графина и буднично побрызгал Зиги - так хозяйки брызгают на выстиранное белье, прежде чем погладить утюгом. Потом тыльной стороной кисти похлопал родовитого медиума по щеке, и, вытянув над его лицом ладонь с темя выброшенными пальцами, спросил:
- Сколько пальцев - штурмбанфюрер?
Зигфрид неохотно открыл глаза - уже совершенно обыкновенные, тоскливо - голубые и переполненные слезами:
- Вальтер меня ненавидит - строит мне козни… Генрих меня ненавидит - отправил в эту дыру… Якоб меня ненавидит из-за оперы… Все меня ненавидят! Даже проклятый Замок! Каждый камень здесь меня ненавидит! Замок меня убьет… Убьет, как убил маму… Мою бедную маму… Лучше я умру сразу! Прямо сейчас! - глаза снова закрылись.
- Мать этого неуравновешенного юноши убил вовсе не Замок, а кокаин и морфий, - раздраженно вставил герр Библиотекарь, и добавил приказным тоном, - Карл - немедленно! Слышите - немедленно! Бросьте этого потомственного юродивого и догоните чертову суку!
Никто не может приказывать Шефу. Конечно - никто из гражданских лиц! Именно поэтому герр Кольбах преспокойно, не спрашивая позволения, взял из пачки на столе сигарету, прикурил и удобно расположился на стуле, закинув ногу за ногу так, что колено верхней ноги сложилось строго под углом в сорок пять градусов, и ее щиколотка оказалась четко на колене другой ноги. Выглядит очень эффектно - правда, когда сам Пауль попытался так сесть, то с непривычки чуть - чуть не грохнулся со стула.
Шеф отрешенно любовался колечками сигаретного дыма:
- Герр фон Штерн, вы продолжаете утверждать, что в помещении находилась дама? Будете настаивать - даже для протокола?
Невозмутимость Шефа окончательно вывела почтенного Библиотекаря из состояния внутреннего равновесия, и он разразился грязной русской бранью:
- Svoloch, prekraschay balagan! Zabil kto sdelal iz tebya idealnogo nemtza? Tak ya tebe napomnu! Nemedlenno verni etu blad' I moi veshi!
Конечно - Пауль не понял ни единого слова, а вывод о том, что Библиотекарь ругается именно по-русски, сделал исходя из эмоциональной окрашенности воплей на чужом наречии, мало подобающих сединам почтенного старца, и следующего логического построения. Этнический немец, библиотекарь профессор Александр фон Штерн, был "фольксдойч" - репатриант из России, и вполне естественно, что он предпочитает бранится по-русски, избегая осквернять совершенную гармонию немецкого языка. Жалкое зрелище!
Шеф загасил сигарету, и рассмеялся…
Пауль понял, как должен смеяться офицер СС. Так и никак иначе.
Сухо и холодно - как строчит пулемет. На одной ноте, с равными паузами, не меняя ни позы, ни выражения лица. Так, что каждый звук проникал в район печени слушателя и оставался там как маленький кусочек свинца.
Он смеялся долго. Жутко, нескончаемо долго…
Под воздействием этого циничного смеха герр Библиотекарь перестал ругаться, упал в свободное кресло, снял пенсне, положил руки на колени и зло сказал уже на вполне академическом немецком: