Сэмюель Рафф не подвел. Несмотря на усталость и печаль, он явился на репетицию с выученным текстом и пониманием характера своего героя. Рафф быстро все схватывал, когда ему объясняли, как перемещаться по сцене, и нескрываемое благоговение перед Фаэторном тоже говорило в его пользу.
Спектакль понравился зрителям. "Любовь и счастье" - романтическая комедия об опасностях необдуманной страсти, в которой одного героя ошибочно принимали за другого. Фаэторн с привычным жаром направлял труппу, Эдмунд Худ блистал в роли покинутого любовника, а Барнаби Джилл, используя свой талант комика на полную катушку, заставлял зрителей рыдать от смеха. Ученики, наряженные в роскошные парики и платья, были очаровательны в женских образах.
Рафф великолепно сыграл Лоренцо. Он не только замечательно вел роль, но и несколько раз к месту сымпровизировал: сначала - когда один из актеров пропустил свой выход, второй раз - когда другой актер забыл текст. Сэмюель Рафф был мастером, закаленным долгими годами служения требовательной музе, которая лишь недавно повернулась к нему спиной. В его игре не чувствовалось и намека на темную тоску, снедавшую его сердце.
Пьеса "Любовь и счастье" идеально походила для этого вечера. Смерть Уилла Фаулера потрясла всех членов труппы, и на репетиции царило похоронное настроение. Но стоило начаться представлению, как актеры включились в веселую возню на сцене, и для печали попросту не осталось времени.
Николас находился у кормила: он направлял актеров, подавал реплики, следил, чтобы все происходило вовремя. В обязанности Николаса входила подготовка сценария, в котором он, сцена за сценой, прописывал все детали происходящего, позы и передвижение действующих лиц, выходы и уходы. Поскольку актеры заучивали только свою роль по тексту, который каждому из них готовил писарь, то полагались полностью на сценарий, висевший в артистической уборной, и у них имелась причина возблагодарить Николаса за разборчивый почерк и педантичность.
Николас был потрясен, как Сэм Рафф справился с ролью своего друга. Он видел на лице недавно еще безработного актера радостное возбуждение всякий раз, когда тот появлялся за кулисами. Нет, это был уже не фермер, готовый жить до конца дней в безвестной маленькой деревушке. Театр - вот где был его родной дом. Как и Уилл Фаулер, Рафф чувствовал себя счастливым только на сцене. Николас решил, что поговорит с Фаэторном.
Лоуренс пребывал в отличном настроении и улыбался всем без исключения всякий раз, когда удалялся в гримерку под шквал оваций. Перед каждым следующим выходом он внимательно рассматривал свое отражение, приглаживал бороду, взбивал локоны или поправлял костюм. Его радовал не только успех пьесы, но то, что сам лорд Уэстфилд стал свидетелем их триумфа. И еще кое-что. Барнаби Джилл сразу понял, что именно.
- Центр средней галереи. - шепнул он.
- Я так и понял, - кивнул Николас, на мгновение оторвавшись от своего экземпляра пьесы. - Заметил верные признаки.
- Он каждую реплику обращает к ней.
- И получает ответ?
- Ответ! - эхом повторил Джилл со злорадством. - Она то и дело опускает маску и одаривает этого индюка такими страстными взглядами, что он почти дымится. Попомни мои слова, Ник, она знает, как пощекотать ему яйца.
- И кто же она?
- Приготовься! Леди Розамунда Варли.
- Ох!..
Николас подал знак актерам занять места перед выходом, не зная, как реагировать на сообщение Джилла. Слишком тревожной была новость о вероятной любовной связи между Лоуренсом Фаэторном и леди Розамундой Варли. Николас велел лютнисту приготовиться. Джилл продолжал ехидным голосом:
- Воистину любовь и счастье!
- Не забудьте переодеться!
- Похоть и бесчестье!
- Бен! - крикнул Николас. - Приготовься!
- Готов, - грубовато ответил коренастый актер.
- Жене нужно получше следить за ним, - не унимался Джилл. - Есть только один способ обуздать этого жеребца. Марджери стоило бы кастрировать его.
Мимо них прошел Бенджамин Крич с подносом, на котором позвякивали бокалы.
- Первый бокал не забудь предложить Лоренцо.
- Ага.
Когда подали реплику, Крич выпрямился и пошел на сцену. Николас перевернул страницу. Барнаби Джилл отпустил еще пару язвительных комментариев, а потом стал рассматривать других актеров, пока его взгляд не остановился на одном из учеников. Ричард Ханидью, стоя к ним боком, взбивал нижние юбки. Маленькое личико, совсем еще детское, шелковистая кожа…
- Лоуренс идиот, - пробормотал Джилл себе под нос. - Зачем связываться с бабой, если можно получить настоящее удовольствие?
Этот вечер принес Лоуренсу Фаэторну оглушительный успех. Он очаровал зрителей, порадовал хозяина и влюбился. Его охватил пьянящий восторг. На радостях Фаэторн даже заплатил арендную плату Марвуду, что само по себе было из ряда вон выходящим событием. Дальше ему предстояло отвести в сторонку Сэмюеля Раффа и сделать ему предложение, от которого невозможно отказаться. Актер изобразил должное восхищение.
- Это наивысшая похвала для меня.
- Так ты согласен?
- Боюсь, что нет. Мой путь лежит на ферму в Норидже.
- На ферму! - воскликнул Лоуренс с отвращением. - Но почему?
- Я намерен проститься с профессией актера.
- Актеры не уходят из театра, - высокопарно заявил Фаэторн. - Они играют до конца дней своих.
- Только не я, - с серьезным видом ответил Рафф.
- Лучше пасти овец в Норидже?
- Коров. У моего брата молочная ферма.
- Мы просто обязаны спасти тебя от этой участи, мой дорогой друг. Только представь: ты - по пояс в навозе, в окружении мух. Актер не должен ставить на себе крест! - Он фамильярно похлопал собеседника по плечу. - Когда ты собирался уехать?
- Сегодня, сэр. Если бы не та драка в таверне, я был бы уже в пути. Останусь в Лондоне до похорон, это мой долг перед Уиллом.
- У тебя есть и другие долги, - заявил Фаэторн. - Пойти по его стопам. Или вы собираетесь предать друга, сэр?
- Я уже сообщил брату.
- Ну так сообщи, что передумал!
Сэмюель Рафф мало-помалу поддавался на уговоры. Фаэторн подвел его к окну, выходившему во двор. Внизу кипела бурная деятельность: смотрители сцены и поденщики разбирали подмостки. Эта картина взбудоражила Раффа, он отпрянул от окна.
- Николас Брейсвелл настоятельно рекомендует твою кандидатуру, - продолжал Фаэторн, - а я всегда прислушиваюсь к его советам. Ты нужен нам.
- Я не могу остаться, сэр.
- Ты будешь напоминать нам об Уилле…
Рафф задумчиво провел рукой по седым волосам. Решение давалось ему нелегко. Сэмюель уже сделал выбор, а он был не из тех, кто легко передумывает. Внизу все еще раздавался шум, и Рафф украдкой бросил взгляд на улицу. Привычный образ жизни манил его.
- Сколько ты получал в труппе Банбери?
- Восемь шиллингов в неделю.
- Ах! - Фаэторн помолчал немного. Вообще-то он приготовился предложить жалованье в семь шиллингов, но чутье подсказывало, что этот человек стоит дополнительных расходов. - Хорошо, я даю столько же.
- Я подумаю…
Фаэторн улыбнулся. Он только что заполучил нового актера в свою труппу.
Убийство вызвало лишь временное замешательство в "Надежде и якоре". Уже на следующий вечер все вошло в прежнюю колею. Пятна крови Уилла Фаулера прикрыли свежей соломой, а вино смыло неприятные воспоминания из памяти постоянных клиентов. Они снова засели за карты, принялись перешучиваться и вытворять всякие непристойности. И снова в комнате с низкими потолками воздух вибрировал от нестройного гула.
Николас Брейсвелл закашлялся, войдя в прокуренное помещение. Когда он взглянул на то место, где прежде лежало тело Уилла Фаулера, сердце у него заныло. Суфлер подошел к хозяйке, невысокой полной даме чуть за сорок, наливавшей пинту хереса из бочонка. Ее лицо, на котором выделялись живые покрасневшие глаза, было изрыто оспинами и густо напудрено. Глубокое декольте открывало пышные груди, на одной вместо мушки красовалась родинка.
Хозяйка обслужила посетителя и повернулась к Николасу.
- Чем могу помочь, сэр? - Но ее лицо тут же помрачнело, когда она узнала его. И без того грубый голос стал еще резче: - Вам здесь не рады.
- Мне нужна помощь.
- Я сказала вам все, что знаю. И мои клиенты тоже.
- Но вчера здесь убили человека, - возразил Николас.
- Вы что думаете, мы про это забыли? - с жаром воскликнула она. - Особенно когда стража, констебли и прочий сброд до сих пор рыскают по всему дому. Нам тут не нужны неприятности.
- Просто ответьте на один вопрос, - терпеливо уговаривал Николас. - Я заплачу вам. - Он кинул несколько монет на прилавок, и их тут же смела пухлая ручка. - Тот рыжебородый… Сэмюель Рафф говорил, что он спустился откуда-то сверху.
- Он здесь не живет, - заявила хозяйка. - Я его вообще впервые видела.
- Значит, он был наверху по другой причине.
Воспаленные глаза уставились на него, не мигая.
Николас достал еще несколько монет. Хозяйка наклонилась к самому лицу собеседника.
- Я вам отвечу, но вы выметитесь отсюда через пять минут.
- Даю слово. Так кто она?
- Джоан. Комната в конце коридора на втором этаже.
Николас не стал впустую тратить драгоценное время. Перепрыгивая через ступеньки, он взлетел по лестнице и оказался в узком проходе. Из-за дверей доносились стоны и пыхтение - шлюхи зарабатывали себе на жизнь. От вони Николас снова закашлялся. Очевидно, у Сэмюеля Раффа было совсем туго с деньгами, раз он искал приюта в таком месте.
Николас дошел до конца коридора и прислушался. Тихо. Он постучал в дверь костяшками пальцев. Никто не ответил, и Николас постучал сильнее.
- Войдите, - раздался тихий голос.
Николас толкнул дверь и заглянул в крошечное помещение, освещенное только подрагивающим пламенем сальной свечи. В тени, на матрасе, занимавшем большую часть комнаты, лежала молодая женщина.
Такое впечатление, что она была в сорочке, наполовину прикрытая замызганным одеялом. Николас присмотрелся, но смог различить лишь неясный силуэт.
- Джоан?
- Заходите и закройте дверь, - распорядилась она, садясь на своей импровизированной постели. - Я люблю гостей.
Николас шагнул вперед и затворил дверь. Джоан подняла свечу, тоненькое пламя осветило лицо Николаса, и вздох удовлетворения вырвался у девушки.
- Как вас зовут, сэр?
- Николас.
- Вы видный мужчина, Николас. Присядьте рядом со мной.
- Я пришел поговорить.
- Конечно, конечно, - ласково проворковала она. - Обо всем, о чем захотите.
- Об одном вашем вчерашнем госте, Джоан.
- Ну, вчера ко мне приходили четыре или пять мужчин, я точно не помню.
- Такой высокий, рыжебородый.
Джоан задумалась на минуту, потом вскрикнула. Она отставила свечу в сторону, обхватила колени руками, словно защищаясь от невидимого врага, и забилась в уголок. Николас наблюдал за девушкой, напоминавшей теперь затравленного зверька, а когда ее страх чуть утих, произнес негромко:
- Мне необходимо найти его, Джоан.
- Оставьте меня в покое, сэр.
- Он убил моего друга. Я должен рассчитаться с ним.
Девушка испуганно качала головой. Николас протянул ей кошелек.
- Уберите свои деньги!
- Послушайте! - настаивал Николас. - Вчера ночью человек с рыжей бородой заколол моего друга. Я найду его во что бы то ни стало. Прошу, помогите мне, Джоан.
Джоан, оставаясь в тени, смерила Николаса взглядом. Он снова принялся убеждать девушку.
- Вы наверняка можете хоть что-то рассказать мне о нем.
- О да! - печально воскликнула она.
- Вы его раньше видели?
- Никогда! И не хочу больше видеть!
- Он представился?
- Нет, он вообще ничего не говорил, кроме грубостей, сэр. Но кое-что я все же запомнила на всю жизнь. - Девушка содрогнулась всем телом. - Его спину.
- Почему?
- Он велел мне не дотрагиваться до спины, и сначала я так и делала. Но я люблю обнимать мужчину и не выдержала… Когда я коснулась его спины…
- И что же было не так с его спиной? - тихо спросил Николас.
- Шрамы. Вся спина в свежих шрамах. Длинные, широкие, еще не зарубцевавшиеся раны, у меня мурашки пошли по телу, когда я до них дотронулась. - Девушку начала колотить дрожь, и она вся сжалась в комок. - Он предупредил меня. Он же предупредил меня.
- Что он сделал с вами, Джоан?
- А вот что.
Девушка стянула через голову сорочку и подняла свечу, чтобы свет падал на нее. Николас отпрянул. У него возникло ощущение, будто кто-то сильно ударил его самого. Обнаженное худенькое девичье тело было покрыто ужасными синяками. Толстый слой пудры не мог скрыть опухшее лицо, разбитую губу, разбитый глаз; переносица предательски отекла.
Николас понял, почему Джоан так напугана. Ей вряд ли было больше шестнадцати. В приступе ярости клиент избил ее до бесчувствия, отчего она в один момент состарилась. Теперь Джоан придется жить с безобразными шрамами до конца своих дней.
Николас сунул кошелек девушке в руку и сомкнул ее пальцы, после чего вышел из комнаты. Он узнал об убийце новые отвратительные подробности. Немного, но хоть что-то для начала. Вчера вечером не только Уилл пал жертвой рыжебородого. Оба: и Уилл, и Джоан - заслуживали отмщения.
Глава 4
Ричард Ханидью обнаружил, что талант иной раз может сослужить и дурную службу. Талант возбуждает зависть. Те несколько месяцев, что Ричард выступал с "Уэстфилдскими комедиантами", он усердно работал и подавал большие надежды, но за это пришлось заплатить высокую цену. Против него ополчились трое других учеников. Увидев в Ричарде угрозу, они принялись дразнить его, и с каждым днем отношения становились все хуже и хуже.
- Ай!
- Это охладит тебя, Дики, - осклабился Джон Таллис.
- И не вздумай жаловаться, - предупредил Стефан Джадд, - а то в следующий раз уже будет не вода.
- А моча! - поддакнул Таллис, хохотнув.
Мальчишки убежали, а Ричард остался стоять, полный обиды и негодования. Когда он выходил из уборной, Таллис и Джадд окатили его из ведра. Белокурые волосы прилипли к голове, рубашка промокла насквозь, вода ручьями стекала на пол. Дик с трудом сдерживал слезы.
Ему было всего одиннадцать. Маленький, худенький и жалостливый - именно эти качества делали мальчика идеальным исполнителем женских ролей. Джон Таллис и Стефан Джадд были старше, выше, здоровее - и намного опытнее в травле недругов. Но до настоящего времени Ричард не подвергался особому риску на репетициях, поскольку рядом всегда был Николас Брейсвелл, готовый прийти на помощь маленькому актеру. Суфлер был единственным его другом во всей труппе.
Первым порывом Ричарда было побежать прямиком к Николасу, но в ушах звенела угроза Стефана Джадда. Он решил вытереться и никому ничего не говорить. За гримерной располагалось небольшое помещение, служившее одновременно складом и комнатой отдыха, где актеры коротали время до своего следующего выхода. Ричард забежал туда и с облегчением обнаружил, что внутри никого нет. Он стянул мокрую рубашку, взял кусок дерюги и принялся вытирать волосы, грудь и спину.
Он не услышал, как вошел Барнаби Джилл. Актер постоял в дверях, любуясь безволосой грудью мальчика с просвечивающими сквозь кожу голубоватыми жилками, потом вошел в комнату и затворил за собой дверь. Ричард в страхе обернулся.
- А, это вы, мистер Джилл!
- Не бойся, Дик. Я тебя не обижу.
- А я тут… вытираюсь.
- Я вижу.
Невинность слепа. Пока Джилл бесшумно крался по комнате, Ричард даже вообразить не мог, какая опасность его подстерегает, и продолжал спокойно вытираться.
- Эта ткань слишком груба, - промурлыкал Джилл. - Для твоего тела нужно что-то более нежное.
- Я уже почти закончил.
- Но у тебя мокрые штанишки. Давай-ка, спусти их и вытрись хорошенько. - Ричард замялся, и голос Джилла стал еще ласковее: - Никто тебя не увидит. Ну, давай же, смелее! Я помогу тебе.
Мальчик колебался. Как-никак Джилл был ведущим актером группы и имел немалый вес в коллективе. Ему нельзя перечить. Кроме того, он всегда так добр и заботлив. Дик слышал шуточки, которые другие ученики отпускали в адрес Джилла, но пока что не понимал их значения.
По мере того как Джилл с улыбкой приближался к нему, Ричард уже почти решился довериться актеру, но этому не суждено было случиться. Только Джилл простер к мальчику свои похотливые руки, как дверь отворилась, и раздался чей-то голос.
- Ты здесь, Дик?
- Да, мистер Рафф!
- Чего тебе? - проворчал Барнаби.
- Я искал паренька, - беспечно объяснил Сэмюель. - Пойдем, Дик. Лучше всего отправляйся на солнышко. Сегодня так жарко, что двор раскалился, как итальянская пьяцца. Мы тебя повесим с бельем - мигом высохнешь.
Барнаби Джилл не успел ничего предпринять, как Сэмюель Рафф уже подхватил мокрую рубашку Дика и вывел мальчика из комнаты. Оставшись в гордом одиночестве, Джилл взял кусок дерюги, которым вытирался Ричард, и несколько секунд задумчиво гладил его, а потом со злостью отбросил в сторону и пошел обратно в гримерку.
Рафф тем временем отвел мальчика во двор понаблюдать за репетициями. Ричард так и не понял, что произошло, но у него возникло странное ощущение, что новый член труппы только что спас его от чего-то. А Рафф сказал:
- Если такое еще раз случится, скажи мне.
Дик радостно кивнул. Он обрел нового друга.
Патриотизм - мощный наркотик. После победы над Армадой он подействовал почти на всех. Волна гордости за свою страну прокатилась по венам целой нации. Роджер Бартоломью тоже ощутил нарастающую пульсацию патриотического порыва. Он упивался деталями победы над гишпанцами, слушал проповеди в соборе святого Павла и посещал службы благодарения. В лицах окружающих он улавливал новые настроения, оживление и даже некоторую надменность. Люди как никогда осознавали, насколько же это прекрасно - быть англичанами.
Патриотическая эйфория помогла Бартоломью позабыть обо всех прошлых неудачах и обетах. Муза явилась ему, и едва молодой драматург взял в руки перо, казалось, пьеса сама выплеснулась на бумагу. Новое произведение прославляло великую победу Англии, в нем звучали речи, которые, как с приличествующей скромностью считал сам автор, будут греметь в веках. Стихи жаждали слететь со страниц, а герои томились в ожидании, когда же они смогут войти в вечность.
Промокнув последнюю строку и откинувшись на спинку стула, Бартоломью улыбнулся, мысленно поздравив себя. Его первая пьеса - просто детский лепет. "Враг разбит" - вот по-настоящему зрелое произведение. Успех сотрет все неприятные воспоминания о крушении былых надежд. Оставалась одна проблема. Роджеру Бартоломью нужно было принять очень важное решение, а именно - какую труппу осчастливить своим шедевром. И он упивался возможностью выбора.