- Да, уже более часа.
- А мне показалось, что кто-то в комнате разговаривает. И довольно громко.
- Нет, нет… Это я читала молитву.
- Ладно, тогда завтра.
- Что-то срочное?
- До завтра терпит.
Раздался звук удаляющихся шагов, актриса с кривой ухмылкой произнесла:
- Наверняка желала отчитать, чтоб не орали. - Она зацепилась за воротничок прислуги, зашептала: - Нас здесь все ненавидят! Надо сматываться! Куда угодно, только не здесь! И чем быстрее, тем лучше. Устала, надоело, боюсь…
На Петропавловской крепости пробило полночь.
Табба привела себя в надлежащий вид только к одиннадцати дня, и когда вышла из спальни, увидела, что ей навстречу направляется княжна.
Анастасия бросила взгляд на слегка припухшее лицо актрисы, поинтересовалась:
- Неважно себя чувствуете?
- Заметно?
- Слегка.
- Наверное, мигрень.
- Вы в состоянии уделить мне полчаса? Мне важно с вами посоветоваться.
- Разумеется. Распоряжусь только, чтоб Филипп принес мне чашку кофию.
- Я сама. - Княжна ударила в ладоши, крикнула: - Филипп!
Дворецкий возник немедленно, будто специально стоял за дверью.
- Слушаюсь, госпожа.
- Кофий мадемуазель!
Филипп удалился, девушки уселись на диван в каминной комнате. Анастасия с сочувственной улыбкой поинтересовалась:
- Может, велеть принести порошок?
- Само пройдет, - слабо усмехнулась Табба, положила руку на колено княжны. - Простите, что доставляю вам столько хлопот.
- Это пустое. - Та помолчала, решая, с чего начать. - Вы часто вспоминаете мать и сестру?
- Странный вопрос, княжна.
- Ничего странного. Мне важен ваш искренний ответ.
Дворецкий принес поднос с кофейным набором, откланялся и бесшумно удалился. Табба налила чашку, сделала пару глотков.
- С ними что-то случилось?
- Нет, разговор не об этом. Вы ведь любите их?
- Я все же не понимаю смысла ваших вопросов.
- Сейчас поймете… Неужели вам не хотелось бы их увидеть?
- Хотелось бы. А временами очень… Особенно когда тоска.
- А вы бы могли отправиться на Сахалин?
- Шутите?
- Вполне серьезно, сударыня.
- Странно… И вы ждете откровенного ответа?
- Да.
Актриса подумала, пожала плечами.
- Думаю, вряд ли. Во-первых, не вижу целесообразия. А во-вторых, полгода на пароходе… Нет, это выше моих сил.
Анастасия с торжественным злорадством посмотрела на нее.
- А вот князь Андрей видит целесообразие.
Табба на миг даже притихла.
- Простите, не поняла.
- Он намерен отправиться на Сахалин, чтобы встретиться с Михелиной.
- Он в своем уме?
- Сомневаюсь.
Бывшая прима на какое-то время замолчала, даже забыв про мигрень и кофе, наконец не без удивления произнесла:
- Вы хотите, чтобы я поговорила с ним?
- Это бесполезно. По этому вопросу его принимал даже великий князь. Но он стоит на своем. - Анастасия налила себе кофе, сделала совсем крохотный глоток. - Я бы просила вас отправиться в Одессу.
- Меня в Одессу? Зачем?
- Вместе с Андреем.
- Теперь я вообще ничего не понимаю.
- Сейчас поймете. - Княжна подсела поближе. - Пароход на Сахалин отправляется из Одессы. Неплохо было бы договориться с капитаном, дать ему достаточно денег, и Михелина обратным рейсом могла бы вернуться сюда.
- Но почему этим должна заниматься я?
- Андрей не совсем здоров. Он совершенно не приспособлен к жизни. И было бы неплохо, если бы вы помогли ему. Если вы этого не сделаете, мы можем просто потерять его.
- Но вы ведь знаете о моем отношении к князю? - усмехнулась Табба.
- Знаю. И считаю, что это тоже в пользу. В процессе поездки вы узнаете друг друга ближе, и в итоге либо что-то случится между вами, либо вы расстанетесь навсегда. Возможно, даже как друзья.
Табба поднялась, с натянутой светской улыбкой заявила:
- Я не сказала - да. У меня есть своя жизнь, свои дела, свои проблемы, которые предстоит решить. Простите… - и с подчеркнутым достоинством вышла из каминной комнаты.
В загородном конспиративном доме совещались трое: Ефим Губский, Беловольский и барон Александр Красинский. В комнате было довольно накурено, отчего Губский кашлял еще чаще, но никому курить не запрещал, потому как сам не мог отказаться от этой дурной привычки.
- Девица презанятна, - восторженно докладывал Красинский. - Артистична, умна, легка, подвижна - просто божий для нас подарок.
- Неужели никто из былых ее воздыхателей не признал ее? - усомнился Беловольский.
- Абсолютно! Более того, директор театра настоятельно пытался уговорить мадемуазель выйти на сцену! Он просто влюбился в нее!
- Вот и отлично. - Губский, глуша платком кашель, поднялся из-за стола, прошелся по скрипучим половицам. - Если она так талантлива, смела, решительна, будем ее готовить к покушению на генерал-губернатора.
- Вопрос о покушении решен? - вскинул брови Беловольский.
- Да, центральный комитет принял решение.
- Но у нас проблема с деньгами, Ефим Львович! Товарищи из провинции жалуются, требуют! Некоторые даже шантажируют!
- Что вы предлагаете?
- Налет на банк. Мы об этом с вами говорили.
- Да, налет будет. Но уже без госпожи Бессмертной.
- С кем же?
- С вами, господин Беловольский.
- Со мной?!
- Да, с вами. Определите банк, изучите обстановку. Команда у вас есть, действуйте!
- Простите, но это крайне неожиданно.
Губский зло уставился на Беловольского, лоб его перечеркнула бьющаяся вена.
- А вы хотите, чтобы все было по плану, по расписанию?.. Лежать на печи и плевать в потолок? Нет, любезный Даниил Матвеевич! Мы обязаны жить по другому принципу! А принцип этот - каждый день опасность, каждый день смерть! - Он снова закашлялся, встал у окна и долго не мог прийти в себя от вспышки гнева. Сделал пару глотков прямо из графина с водой, сел за стол. - Госпожу Бессмертную готовить к акции срочно. Немедленно! Необходимо изучить особенности поведения генерал-губернатора, маршруты передвижения, наиболее подходящее место для покушения.
- Лучше всего, если это будет приемная генерал-губернатора, - негромко предложил Беловольский. - Он любит строить из себя демократа и в вольном режиме принимает просителей по средам в своей приемной.
- Что значит - в вольном режиме? - не понял Красинский.
- Без охраны, без какой-либо предварительной записи. Принимает всех, кого вынуждают обстоятельства.
- Господа! - с детским возмущением воскликнул Красинский. - Вы меня удивляете! Покушение на градоначальника - это ведь сложнейшее дело!
- А что вы так нервничаете, барон? - с иронией удивился Губский.
- Не нервничаю, а задаюсь вопросом! Если мы тщательнейшим образом не проработаем все детали будущего покушения, то не только провалим затею, но потеряем мадемуазель, о которой вы так трогательно распространяетесь! Ее или пристрелят, или же задержат. А уж ежели задержат, то как бы вся наша шайка-лейка не оказалась дружно в Департаменте полиции.
- Вы сказали - шайка-лейка? - повернулся к нему Ефим Львович. - Это вы о нас?
- Простите, оговорился. Вырвалось.
- На первый раз прощаю. Но только на первый. - Губский уперся в стол локтями так, что лопатки остро выступили за спиной. - Рекомендую принять к сведению на будущее. Никакого задержания! Никакого ареста! Никакого последующего допроса быть не может. Только смерть! От рук наших же товарищей! И это будет высшей честью для погибшего. Он - избранный!
В комнате стало тихо, Ефима Львовича в очередной раз стал душить кашель, и он долго не мог унять его.
Приоткрылась со скрипом дверь, в комнату заглянул мужчина.
- Мадам пришла.
- Пусть подождет в соседней комнате. Я сейчас подойду.
Проводив гостей, Губский вошел в соседнюю комнату, протянул руку привставшей со стула мадам Гуральник.
- Здравствуйте, Елизавета Петровна.
- Здравствуйте, Ефим Львович. Рада вас видеть живым и здоровым.
- Я вас также. - Он жестом велел ей сесть, сам пристроился на спинку дивана напротив. - Ну, чем вы нас порадуете?
- Радостей мало, скорее проблемы.
- Проблемы тоже иногда приносят радость. Что-нибудь о госпоже Бессмертной?
- Да, ею всерьез заинтересовалась полиция.
- Вас туда пригласили?
Мадам двумя пальчиками поправила очки, с ироничной улыбкой заметила:
- Вы запамятовали, Ефим Львович. Я там служу.
Губский рассмеялся сквозь кашель.
- Полагаете, ссылка отшибла мне память, Елизавета Петровна?.. Я все помню. - Достал из кармана платок, вытер рот. - И чем же привлекла полицию мадемуазель?
- Последним налетом на банк. Они составили довольно точный ее портрет.
- Они его вам показали?
- Разумеется. Портрет настолько удачный, что я в какой-то момент растерялась. Затем увильнула от прямого вопроса сыскаря.
- Значит, рано или поздно они могут выйти на нее?
- Скорее рано, чем поздно. По моим наблюдениям, даже дворецкий княжны стал слишком внимательным к артистке.
Губский помолчал, глядя в окно, согласно кивнул.
- Хорошо, я буду думать.
До прибытия парохода на Сахалин оставалось меньше месяца.
Был март, весна уже довольно основательно подплавила снег, он прямо на глазах оседал от идущего от земли тепла, народ в поселке оживал, хмельно радовался скорому теплу, раньше времени сбрасывая с себя тяжелые зимние бушлаты.
Поручик Гончаров пребывал в заметном нервном напряжении, реагировал на все резко, часто немотивированно.
- Пароход в Александровск прибудет через три недели, - говорил он, сидя на стуле и глядя в пол. - К этому времени все должно быть готово.
В его комнате находились двое - Сонька и Михелина. Мать стояла рядом с дочкой, которая также сидела на стуле. Животу нее был весьма заметен, она прятала его под длинным неудобным пальто, полы которого регулярно разъезжались, и приходилось все время поправлять их.
- Что значит - все готово? - не поняла Сонька.
- Все! - Никита поднял на нее глаза. - Вам никогда раньше не приходилось бегать с каторги?
- Приходилось, - спокойно ответила женщина. - Но я всегда рассчитывала исключительно на себя. Теперь же приходится надеяться на вас.
- Приходится?
- Да, приходится. Потому что я отвечаю не только за себя, но и за дочку.
- Добавьте еще - и за мужа тоже.
- Да, и за мужа.
- Соня, - попыталась снять возникшее напряжение Миха, - мы с Никитой многое уже обсудили, теперь осталось только дождаться парохода.
- Но я должна иметь хотя бы элементарное представление, к чему готовиться.
- Элементарное представление вы получите, когда я обо всем договорюсь с капитаном! - обронил Гончаров.
- Знаете, поручик, - женщина взяла свободный стул, села на него, - я готова бежать одна. Через материк - мне не привыкать. Лишь бы не было погони. И недомолвок было бы меньше, и нервы меньше трепали бы друг другу. А дочку отправите пароходом.
- Я не отпущу тебя, - покрутила головой Михелина. - А как я одна на этом пароходе?!
- Не одна, а с ребенком, - сострила Сонька.
- Вот именно… Рожу по дороге, и кто со мной будет возиться?
- На пароходе всегда есть фельдшер, - бросил Никита.
- Который с радостью примет роды у беглой каторжанки, - зло заметила Михелина. - А потом с такой же радостью сдаст меня полиции.
Поручик помолчал какое-то время, снова уставившись в пол, затем подошел к Михелине, присел перед нею на корточки.
- Послушайте меня внимательно. Две женщины на борту - это еще можно как-то объяснить. Но некий господин с вами…
- Мой муж, - пожала плечами Сонька.
- Но он сумасшедший.
- Не больше, чем вы!
Гончаров укоризненно посмотрел на нее.
- Это почти хамство, мадам.
- Простите.
- Но он действительно не сумасшедший! - искренне воскликнула Михелина. - Он нормальный!
- Я устрою ему побег через материк.
- Нет, - Сонька поднялась. - Или он с нами, или я с ним.
- А обо мне опять забыли, - заметила Михелина.
- Хорошо, - поручик тоже поднялся. - Я буду думать, мадам.
- Спасибо, милый, - улыбнулась Миха и благодарно поцеловала начальника в выбритую щеку.
Когда воровки вышли из дома начальника каторги, из-за дощатого забора им навстречу вышел Кузьма Евдокимов и с ухмылкой заметил:
- Ох и крутите вы нашим Никитой Глебовичем! Прямо как две гадины… Глядите, как бы вам это боком не вышло, шалашовки!
- Гляди, как бы самому не выперло туда, откуда меньше всего ждешь, - ответила Сонька, взяла дочку под руку и осторожно повела по улице.
Воровка пришла к Михелевой хибаре, когда уже сильно стемнело. Он стоял возле входа, увидел Соньку, заспешил к ней навстречу.
Попытался обнять, она отстранила его.
- Не надо от чужих глаз.
- Так ведь никто не видит.
- Как говорил один полицмейстер, береженого и куры боятся. - Женщина оглянулась, никого не заметила, присела на бревно под хибарой.
Михель примостился рядом.
- Ну, чего он?
- Вроде уломали.
- А как надует?
- Не должен. Он хоть и псих, но слово держать умеет. Из благородных все-таки.
- Дай бы бог.
Михель попытался снова приобнять воровку, она резко отстранилась.
- Хватит, сказала! И так народ шепчется, что часто шастаю!
- Ты моя жена.
- Была.
- Была? - Михель отпустил ее. - А сейчас?
- Не хочу об этом. Есть дела поважнее.
- Я хочу знать.
- Спроси еще, были ли у меня после тебя мужчины.
- Спрошу!
- Были. И не один… Что дальше?
- Ты их любила?
- Любила, страдала, мучилась! Этого тебе достаточно?
Вор вцепился в ее плечи.
- Я убью тебя!.. Если что узнаю - убью!
Сонька сильно оттолкнула его.
- Убьешь и хрен выберешься отсюда!
- А мне без разницы, где подыхать! Но и ты хрен куда денешься! Вцеплюсь, не отпущу, убью! - Михель обхватил ее, изо всех сил прижал к себе. - Ты моя!.. Только моя! Никому не отдам…
- Пошел ты!
Женщина выскользнула из его объятий, зло взглянула и зашагала в сторону поселка, не видя, что из-за ближнего барака за ними наблюдал Кузьма Евдокимов.
Гончаров лежал на кровати, забросив ногу на ногу, читал Толстого, когда в дверь неуверенно постучали. Удивленный поручик отложил книжку, сбросил ноги на пол.
- Кто?
Дверь приоткрылась, в ней показалось лицо Евдокимова.
- Извиняюсь, Никита Глебович, - он стащил шапку с головы. - Я с важным наблюдением к вам.
Недовольный офицер поднялся, махнул надсмотрщику:
- Заходи.
Тот робко перешагнул порог, старательно вытер ноги о половичок, но дальше идти не решился.
- Имею наблюдение, ваше благородие.
- Говори.
- К вам часто шастают две воровки - Сонька и ее дочка, и мне в голову вдруг ударила мысля. Чего они так часто к вам шныркают?
- Ну и чего?
Кузьма помял шапку, доверительно улыбнулся.
- Похоже, цель какую-то нехорошую имеют.
- С чего ты взял? - ухмыльнулся поручик.
- Так ведь воровки. А одна из них - сама Сонька Золотая Ручка. Представляете, чего могут наворотить?
Никита Глебович закурил, прищурился от дыма.
- Какие мысли имеешь, Евдокимов?
- Как бы побег к весне не готовили! Вас облапошат, а вы потом за все отвечай.
- Сам додумался или кто подсказал?
- Сам, ваше благородие. Я ведь ушлый, из крестьян. Мой тятька сто десятин имел, пока Соньке подобные не нагрели. За карты сел с землей, а поднялся - в одних штанах. С тех пор и ненавижу всевозможную воровскую заразу. Так и вешал бы их всех подряд.
- Что еще можешь сказать к своим наблюдениям?
- Придурок этот… Михель… он какой-то не такой стал. Вроде и дурачок, а в то же время не до конца. Будто соображает чего-то. И Сонька вокруг него ошивается. Может, попытаете их?
- Считаешь, надо бы?
- А то! Я бы тут каждого второго на дыбу поднимал, чтоб вели себя по-людски.
Поручик затушил окурок в пепельнице, кивнул.
- Молодец, Евдокимов. Ступай и следи дальше. Только гляди - никому ни слова. А то ведь брякнешь где, и никакого улова не будет.
- Будет улов, ваше благородие! - заверил надсмотрщик. - Я теперь буду держать глаз топориком. Востро! Ни одна зараза не проскачет! Вмиг засеку!..
- Ступай с богом.
- Благодарствую, ваше благородие! - Кузьма задом попятился к двери, толкнул ее спиной и вывалился в темный коридор.
Глубокой ночью из темной парадной дома торопливо вышел Китаец, огляделся и направился в сторону виднеющегося неподалеку Николаевского вокзала.
Народу на вокзале было совсем ничего - отдельные праздно шатающиеся личности. Китаец с оглядкой вошел в местное почтовое отделение, протянул девице за стойкой монету.
- Барышня, позвонить.
Она кивнула на один из аппаратов. Китаец снял трубку, попросил:
- Сорок пять сто двадцать один. - Дождался соединения, торопливо произнес: - Завтра в полдень, угол Одиннадцатой линии и Большого, - повесил трубку и поспешно покинул помещение.
В этот раз объектом для нападения был выбран банк "Васильевский" на углу 11-й линии и Большого проспекта Васильевского острова. Здание выходило на обе улицы, что во многом облегчало отход в случае неудачной операции.
Подстраховщики расположились почти по той же схеме, что и во время ограбления "Нового Балтийского" на Петроградке, хотя распределение боевиков было несколько иным.
Сотник с Хохлом сидели в пролетке прямо за углом 11-й линии. Жака и Китайца назначили также караулить в пролетке по диагонали от банка. Обе группы видели друг друга отменно и могли в самый критический момент легко прийти друг другу на помощь.
Все ждали, как и в прошлый раз, прибытия главных персон - Беловольского с командой.
В его команде должны были быть Ворон и Аслан.
Прошло уже более часа после условленного, а пролетка с Беловольским все не появлялась. Нервы были на пределе.
- Чего это они? - проворчал Сотник, глянув на карманные часы. - Полчаса как пора. Уж не случилось чего?
- Не должно быть, - ответил Хохол с сильным малороссийским выговором. - Може, сбегаю к Китайцу?
- И чего он ответит?.. Дубеет, как и мы. Сидим уж, подождем.
- А я мигом!
- Сиди, курва нерусская! - беззлобно выругался Сотник. - Ждем!
Жак молчал, изредка поглядывая на Китайца. Тот тоже ничего не говорил, смотрел перед собой спокойно и бесстрастно.
Жак наконец не выдержал.
- Чего молчишь?
- А чего говорить? - огрызнулся тот. - Ждем.
- В полиции был?
- Был.
- И чего?
- Видишь, сижу? Значит, отпустили.
- Вот так и отпустили?
- А чего им со мной?.. Девку наказали, меня отпустили.
- Белобрысый к тебе с деньгами приходил?
- Дал две сотенные.
- Мне тоже.
Китаец повернул голову к Жаку.