Он встретился с ней взглядом и умолк, поняв, что увлекается. Трудно было это объяснить; он не мог сказать, где заканчивается надежда и начинается уверенность. Бет снова посмотрела на манускрипт с видом человека, которому предстоит сделать в этой книге новую запись.
- Например, притчи, - сказала она. - Или хроники.
- Возможно. Зависит от того, насколько древний этот пергамент.
Бет посмотрела на него:
- Мне кажется, я понимаю, почему папу увлекла эта книга. И чем подобная работа могла для него закончиться, я тоже понимаю.
Джек энергично кивнул:
- Не сомневаюсь.
- И как нам выяснить, о чем тут говорится?
- Нужно узнать больше о самой церкви.
- Я знаю, куда следует обратиться.
"Кладезь веры" находился в подвале одного из старейших зданий Сиднея, почти в самом центре. Построенные каторжниками, эти бараки некогда были отведены для стариков и одиноких женщин, сирот и служащих. В течение двух столетий они то и дело перестраивались. Теперь там находился исторический музей. Библиотека религиозной литературы - "Кладезь веры" - с самого начала размещалась в подвале и прилегающих к нему подземельях и, по мере того как мир наверху изменялся, старела.
В деловом центре Сиднея наступил обеденный перерыв; кварталы, застроенные офисами, опустели, зато улицы были битком забиты алчущими. "Кладезь веры" жил по собственному времени, и шум города сюда почти не доносился. Целые километры полок - и никого, кроме Сэнди.
- Какой-то матрос, прибывший сюда на одном из первых кораблей, - сказала она, - привез с собой ящик книг. Он скупал все, что только мог найти. Свои сбережения он завещал на пополнение коллекции, хотя и в те времена книг было уже изрядное количество.
На Сэнди были узкая зеленая юбка и просторная белая рубашка, и Джек снова подумал, как странно видеть эту роскошную красавицу в библиотеке. На коленях у Сэнди сидел Дэв; ребенок повернул непомерно большую голову и взглянул на него широко раскрытыми глазами. Кожа у него была цвета соли с перцем. Он почти не говорил по-английски, зато уже начинал болтать на других языках.
Бет погладила его по голове:
- Ты мой красавчик.
Дэв улыбнулся.
Джек вытащил из-под куртки манускрипт и положил на стол. Малыш вытянул шею, чтобы посмотреть.
- Где вы это взяли? - спросила Сэнди.
- Нашли в церкви, - сказала Бет. - Полагаю, это папино.
- Что это?
- Мы не знаем. Возможно, какое-то религиозное сочинение. Ты никогда не видела ничего подобного?
- Загадочные религиозные сочинения? Да сколько угодно.
- Нет, я имею в виду - что-то действительно похожее на это.
- Не знаю… - произнесла Сэнди. - Со временем такие книги все становятся похожи одна на другую.
Джек оглядел полки.
- А что конкретно у тебя тут есть?
- Все, - отозвалась та. - Сочинения по всем мировым религиям. Уже лет двадцать их некуда ставить, и теперь хозяева собираются устроить аукцион. Коридоры тянутся на несколько километров. Книг здесь больше, чем кто-либо когда-либо видел.
- Мы ищем информацию о нашей церкви.
- Она построена в девятнадцатом веке?
- В самом начале.
- Посмотрите вон там.
Первоначально к главному корпусу примыкали два крыла, образуя гигантский внутренний двор. Теперь южного крыла не было, но подвалы трех зданий сохранились - они тянулись под всем двором, соединяясь с коридорами "Кладезя веры". Здесь, в цокольном этаже, количество религиозной литературы поражало. На подставках под стеклом лежали старые Библии с украшенными миниатюрами страницами. Разнообразного размера полки прогибались под тяжестью томов. Конкордансы и катехизисы, трактаты и манифесты, откровения и сборники молитв.
Целые шкафы были посвящены истории церкви в колониях - судебным тяжбам с землевладельцами и урезанию приходских земель. На первом корабле прибыли одна Библия и один молитвенник; они очень благородно смотрелись на фоне матросских гамаков и ящиков с гвоздями, масла и рома. Каторжники становились священниками, а священники - каторжниками. Джек и Бет потратили на поиски целый день - копались в пыли, проникаясь благоговением: службы отправлялись на выгонах и в хижинах, прихожане отчаянно боролись с подступающим лесом, затем появились первые каменные церкви - и наконец нашли то, что было нужно.
- Джек, смотри.
Это оказались две половинки фотографии, сделанной в 1861 году, - примерно двух дюймов в диагонали, выцветшие до серого и розовато-белого. Но это определенно их церковь. Джек посмотрел на страницу под таким углом зрения, чтобы половинки соединились и изображение приобрело определенную перспективу. Никаких деревьев, обширный церковный двор, единственное надгробие - даже надпись на нем видна.
- О!
Бет также разгадала фокус и теперь восхищалась этой маленькой иллюзией. Пятна на переднем плане - скорее всего люди, пересекавшие церковный двор; выдержка заняла несколько секунд, и движущиеся тела превратились в призраков. Бет взглянула на Джека и медленно опустила глаза.
- Потрясающе.
Она бросила взгляд на подпись под фотографией.
- Построена в 1811 году. Я и понятия не имела, что церковь такая старая.
- Просто невероятно.
- Здесь есть англиканские монахи?
- Не знаю. Сэнди!
Сэнди с Дэвом на руках подошла к ним. Никто, кроме нее, не выдерживал в "Кладезе" целый день - здесь можно умереть от тоски. Ребенок что-то невнятно бормотал, а Сэнди принялась объяснять:
- На протяжении двух веков после Реформации здесь не было протестантов - они боялись, что их примут за католиков. Думаю, "монахи", о которых здесь речь, были мирянами. Они не принимали постриг.
Бет по-прежнему смотрела на фотографию.
- Скорее всего ты права.
Джек продолжал рыться в книгах в поисках какой-либо информации о здешних монахах. Он то находил зацепки, то вновь их терял. В XX веке церковь упоминалась неоднократно, а вот о ее ранней истории не говорилось почти ничего. У него заслезились глаза.
Джек никогда не видел отца Дэва - не то биржевого брокера, не то фермера, который посылал деньги на содержание ребенка, но никоим образом не контактировал с Сэнди, что ее вполне устраивало. Джек лично отвозил ее в больницу и видел Дэва вскоре после рождения - крошечные пальчики и зеленые сопли. Джек, Дэв, а теперь и Бет - все они, за исключением Сэнди, лишились отцов и чересчур рано повзрослели.
Наконец он наткнулся на пачку документов, датированных приблизительно временем постройки церкви, в которых многократно упоминались братья - монахи-миряне. Они жили в здании церкви. Брат Алоизий безуспешно пытался выращивать овощи. Брат Лайам из-за нестерпимой жары нарушил обет молчания. И жители упорно продолжали считать их католиками.
Внимание Джека привлекла перечеркнутая страница - казалось, это сделали в момент сильнейшего негодования: линия напоминала рубец от удара хлыстом. Джек склонился над страницей и принялся читать:
"В молодости наш несчастливый брат, чье имя братия теперь отказывается произносить и просит меня, чтобы я не упоминал его в записях, пользовался репутацией хорошего толкователя и переводчика Писания, хотя был на то сподвигнут ревностью и даже подозрением. Но с тех пор он подвергся на редкость зловредному духовному недугу. Вскоре после его прибытия из Англии пошли слухи, что в Корнуолле он ознакомился с неким загадочным и, возможно, нечестивым документом и перестал читать проповеди, а вместо этого проводил опыты самого загадочного характера, и, конечно, его сильное желание присоединиться к нашему австралийскому ордену стало источником многих догадок и лишило нас покоя.
Хотя брат держится очень замкнуто и редко покидает свою келью, разве лишь затем, чтобы посетить библиотеку, где я нередко заставал его за книгами глубокой ночью (а иногда он проводит там целые сутки и ничего при этом не говорит), сами его занятия кажутся опасными и странными, ибо он роется в манускриптах, которые никто, кроме него, не способен прочесть, а также интересуется ересями и оккультными учениями, в которые не дерзает вникать никто из братии, опасаясь за свои души. Он берет с собой одну-единственную свечу, которая горит дымным пламенем и весьма коптит, но при этом не сгорает; он отсылает загадочные письма и часто получает известия, которые повергают его в глубочайшую скорбь или тревогу. А из его кельи неизменно доносится тихий скрип, как будто кто-то скребет ногтями по камню, - братия говорит, что это скрипит перо по бумаге, но никаких писаний в его келье не найдено".
Джек ощутил холодок. "Загадочный документ" - это, конечно, манускрипт. Все эти книги, которые мог прочесть один-единственный монах, все эти дни, проведенные им в библиотеке… Монах жил в церкви, возможно, даже в склепе. Бывал ли он в "Кладезе веры"? Что, если какие-нибудь из его "загадочных книг" в итоге оказались на здешних полках? Джеку показалось, что он слышит отголоски чьих-то изысканий; что, если он идет проторенным путем?
Бет, читавшая текст через его плечо, с шумом выдохнула.
- Получается, наш манускрипт написал этот монах?
- Нет. Здесь говорится, что он его нашел. В Корнуолле.
Ладонь Бет коснулась его шеи.
- Он был переводчиком…
Джек просмотрел страницу.
- Да. Переводил Библию.
В "Кладезе" хранились все издания Библии, самой переводимой книги в мире, - десятки английских переводов. Бет опытным взглядом окинула содержимое полок: перевод Чарлза Томпсона и переработанное издание Ноэ Уэбстера - ни то ни другое не имело отношения к работе англиканского монаха XVIII века. Перелистывая протоколы заседаний переводчиков, договоры об авторских правах, судебные иски, Бет то тут, то там приклеивала цветные листочки из блокнота, чтобы позже можно было просмотреть текст более внимательно. Джеку нравилось наблюдать за ней: увлеченность Бет своей работой граничила с физическим наслаждением.
Внезапно она посерьезнела и взглянула на Джека:
- Вот. Кажется, нашла.
Он склонился над книгой - очередным трудом о переводах Священного Писания, представлявшим собой отчеты комиссии, ответственной за составление Библии короля Иакова. Имена переводчиков остались неназванными - огромное количество заманчивых возможностей, но Джек не видел связи.
- Кого ты нашла?
- Человека из ордена Саула и святого Павла, на Лендс-Энде. Это ведь Корнуолл?
- Кажется, да.
- Тысяча семьсот семьдесят седьмой год.
Небольшая запись - всего на страницу. Джек не нашел имени, но дата и место совпадали. Он уставился на текст при тусклом свете лампы.
"Можно подумать, что Дух Божий почиет на англичанах; те, у кого еще вчера не было Библии, написанной на их родном языке, полагались лишь на то, что дают им священники; теперь же переводов столько, что никто не почувствует себя обделенным. Но можно сказать, что мы прокляты в той же мере, в какой и озарены, потому что нет ни одного перевода, который не был бы неверным, если не сказать - ложным. Ибо все мы знаем, что в Галааде не было никакой патоки, и нигде не говорится о том, что Адам и Ева сшили себе штаны из фиговых листьев, или что Моисей грозился наслать на египтян жуков. И в самом деле, мы слышим о том, что Библия подвергается неслыханным оскорблениям, что она буквально вопиет: "Я унижена!" Хотя все эти ошибки есть не более чем комические недоразумения, они тем не менее показывают многие опасности перевода.
Даже всеми уважаемая Библия короля Иакова, пусть даже она и остается самым поэтичным из всех известных переводов, несовершенна, поскольку опирается на Библию епископов, унаследовав ее пеструю родословную; этот труд был выполнен пятьюдесятью четырьмя учеными, что, по нашему мнению, слишком много. Даже если один из них был Шекспиром, то пятьдесят три - нет, и даже если все они были Шекспиром, то, спрашивается, улучшили ли пятьдесят четыре человека написанное одним? Мы, разумеется, ответим, что это не так; они ссорились, и приходили к компромиссам, и оставили свой труд незавершенным.
В мудрости своей Господь даровал своему слуге возможность и способность прочесть и принять к сведению все ранее предпринятые попытки перевода; в частности, наиболее важные из них - Ветхий Завет на иврите и Новый Завет на греческом, как это значится в "Свитках и фрагментах древности"; упомянутый слуга Господень должен был обратить свою способность на создание нового, окончательного перевода Библии на английский. Милостью Господней он мог бы разрешить противоречия предыдущих переводов, гарантировать верность Слову Божию и вознести наш мирской язык до почитания Господа, насколько это возможно".
Еще один переводчик. Джек почувствовал, что он полностью солидарен с этим человеком, для которого галаадская патока была столь же важна, как и дождичек в четверг. Ему страстно захотелось увидеть Библию, о которой шла речь, - эпическую поэму, религиозное размышление. Последний перевод.
На лице Бет появилась неуверенность.
- Это он? Тот же самый монах?
- Все сходится. Переводчик Библии. Сама видишь, насколько люди могут быть ревнивы и подозрительны. Вот как он приобрел свою репутацию.
- И если он нашел что-то вроде нашего манускрипта, вполне возможно, что книга оказала на него определенное влияние… Именно того рода, как говорится здесь, - "запавшие глаза", "бормотание", "царапание"…
- Вполне вероятно, - согласился Джек.
- Он забросил перевод - дело всей свой жизни - как раз в тот момент, когда нашел манускрипт.
- Похоже на то.
- Совсем как мой отец с этой церковью… Он махнул на нее рукой.
Во взгляде Бет сквозило такое отчаяние, будто какая-то мысль не давала ей покоя. Это и в самом деле очень походило на болезненную метаморфозу - энергичный молодой монах, превращающийся в сгорбленного старика. Джек надеялся, что с Фрэнком такого не произошло. Он осторожно взглянул на Бет.
- Он знал наизусть почти всю Библию, причем в разных вариантах - по крайней мере во всех английских. И всегда спорил с самим собой, со своими же знаниями. Ему всегда приходилось что-то себе доказывать.
- Ты хочешь продолжать поиски?
Она прикусила губу и кивнула:
- Надо хотя бы узнать, кто этот монах.
Но имя переводчика нигде не фигурировало. Мыс Лендс-Энд находится на юго-западе Англии - в Корнуолле, как и думал Джек. Ближайшая церковь - в Сеннене - выстроена восемь столетий назад. Крещения, похороны, свадьбы, список настоятелей - но ни единого упоминания о монашеском ордене. В "Кладезе" хранятся тысячи документов, и Джек не был уверен, что все они находятся в неприкосновенности. Бет, конечно, прекрасно ориентируется во всем этом книжном царстве, но она устала. После многих часов бесплодных поисков Джек начал сомневаться, что они вообще что-нибудь найдут.
К ним направлялась Сэнди, и Джек быстро засунул манускрипт под куртку.
- Прошу прошения, но я собираюсь вас выгнать.
Бет нахмурилась:
- Но ведь еще рано.
- Уже почти полночь. На несколько часов библиотеку придется закрыть.
- Так быстро пролетело время?
- Я уже думала, вы потерялись. И вообще я тороплюсь - у меня назначена встреча.
- Здесь? - уточнила Бет. - Сейчас?
- Нет, дома. Он певец. Убаюкает сначала Дэва, а потом меня.
Дэв заворочался в своей переносной колыбельке и улыбнулся во сне. Джек погладил малыша по голове.
- Думаю, на сегодня хватит.
- Согласна, - сказала Бет. - Я хочу… мне нужно съездить в одно место.
На ее лице отражалась неудовлетворенность, как будто история монаха породила в ней еще больше вопросов. И хотя Джека удивило ее заявление, ничего уточнять он не стал.
- Ты меня отвезешь? - повернулась к нему Бет.
- Разумеется.
Они ехали по пустой дороге, соединяющей город с дальним мысом бухты Ботани. Дом с побитыми градом стеклами, сияющие заливчики, лес качающихся мачт, по мере того как дорога поднималась и сужалась. Старый "ситроен" с трудом продвигался вверх по склону. Они то и дело сбивались с пути и подолгу и упорно искали дорогу, пока Бет не велела ему остановиться.
Лучи света скользнули над ними, когда они вышли из машины, пересекли улицу и направились к маяку, старой башне в окружении деревьев, стоявшей, казалось, на краю земли. Бет провела Джека по тропинке меж утесов на поляну и уселась в траву, уже покрытую росой. Он плюхнулся рядом - уставший настолько, что сил хватало разве что наблюдать, как нагоняют друг друга лучи маяка.
- Я приводила сюда моих парней, - заговорила Бет. - Когда больше некуда было пойти. Или когда не хотелось развлекаться. Мы просто сидели и смотрели на море.
Звук прибоя, разбивающегося о скалы, смешивался с ветром. Джек думал, они отправятся на могилу Фрэнка или на дальний южный пляж, но Бет указала ему в другую сторону.
- Потом я стала приходить сюда одна, все чаще и чаще, - продолжала она. - Сидела здесь и чувствовала себя такой одинокой. Ты, наверное, знаешь все эти россказни о маяках и их смотрителях. Я частенько представляла себе, что сижу здесь со смотрителем этого маяка. Двое одиноких над морем.
- Ты никогда не думала о том, чтобы заглянуть к нему в гости?
- Маяк автоматический. С семьдесят шестого года.
- Грустно.
- Давным-давно здесь действительно жил смотритель. Родители, кажется, приводили меня сюда, когда мне было лет пять. Раз или два я вполне могла сидеть здесь вместе со смотрителем и любоваться морем, а потом забыть об этом. Но тогда я не была одинока.
- И наверное, это было днем.
- Да. Конечно, днем.
Небо посветлело, горизонт начал пропадать из виду. В отдалении, окруженный туманным сиянием, показался танкер, бесшумно скользивший по морской глади. Волны перестали биться об утесы, и теперь их шум походил на шелест ветра.
- Папа часто пересказывал нам что-нибудь из Библии - то, во что верил сам, - или из журнала "Нью сайентист", но были и другие истории… довольно странные.
- Какие, например?
- Например, о маяке в пустыне. В самом сердце пустыни. Не знаю, как он там оказался и что с ним случилось. Может быть, это была метафора, а я просто ничего не поняла. Ведь в пустыне не бывает маяков. Но я хорошо это запомнила, как будто сама его видела.
Лучи маяка начали меркнуть на фоне приближающегося рассвета; Джек то и дело терял их из виду. Пахло морем; в тишине был слышен каждый шорох. Бет, обняв колени, устремила взгляд в морскую даль, а Джеку вдруг вспомнился тот русский фильм… корабли, ржавеющие на песке. Потом мысли вернулись к манускрипту, покоившемуся под курткой, и рассказу Бет.
- Может, это было огромное озеро, окруженное опасными скалами, - сказал он. - Но потом пересохло. Или это просто ошибка геодезиста - ну, например, перепутал широту и долготу.
Бет подняла на него непонимающий взгляд.