Теперь у нее начали стучать зубы. Бет никак не согревалась, будто ледышка, она лишь вытягивала из Джека тепло, так что оба мерзли. Джуди сказала, что Бет всегда держится до конца, - вот только знать бы, где он, этот конец. Джуди сказала, что, слава Богу, у Бет есть он, и Джек задумался, так ли это.
- Поехали-ка домой.
Бет взглянула на него так, будто только сейчас поняла, где находится.
- Хорошо.
ГЛАВА 7
Снова наступил четверг - прошла всего лишь неделя после бури. Джек почти все это время сражался с манускриптом, то чуть продвигаясь, то останавливаясь. Какая жалость, что письмо обнаружил не он, а Эш! Да и сама идея показать ему манускрипт теперь казалась не только неудачной, но и опасной. В полной мере Джек ощутил это, когда нес книгу в сумке. Экспертиза тут не поможет - нужно гораздо более глубокое исследование.
В полутемной комнате, в углу, подальше от лучей полуденного солнца, лежала стопка микрофильмов. Бет нашла нужный - полоску черного пластика, намотанную на катушку и обвязанную веревочкой. На экране появлялись отрывки из памфлетов и молитвенников, а потом Джек увидел несколько страниц из главного труда Джона Уилкинса "Сочинение о природе вещей и философском языке", впервые опубликованного по заказу Королевского научного общества в 1668 году. Джек читал и делал выписки, положив блокнот на экран проектора, и увеличенные буквы скакали по его рукам.
"Невозможно отрицать то, что многообразие письменных систем является следствием вавилонского смешения языков - а именно умножения их количества и разнообразия.
Но то, что мы предлагаем, могло бы стать несомненным средством борьбы с вавилонским проклятием и сделало бы ненужными все прочие языки и письменные системы.
Ибо алфавиты, все, сколько ни есть, во многом отношении подлежат справедливому упразднению. Они неискусны и затруднительны, гласные и согласные свалены в одну груду без разбора. Их буквы не имеют ничего общего с природой и стихиями, что было бы весьма желательно в правильно составленном алфавите.
Что касается двойственности слов вследствие метафор и фразеологии, то во всех существующих языках это настолько очевидно и присутствует в таком разнообразии, что нет необходимости на этом останавливаться; в каждом языке есть особые выражения, присущие только ему, которые, будучи переведены дословно на другой язык, покажутся бессмысленными и грубыми".
Именно такие выражения коллекционировал Джек: "пьяный в стельку", "чудеса в решете", "после дождичка в четверг"… В конце концов, это просто бессмыслица. Должен быть какой-то иной путь.
Уилкинс писал, что первый язык дал миру Бог и был тот язык превосходен. Он давал людям головокружительное ощущение силы и вселял в них амбиции, что и привело их на равнину Сеннаар, где они собирались построить башню до небес (Джек понял, что речь идет о Вавилонской башне). Разгневанный дерзостью людей, Создатель рассеял их по земле и смешал их языки, которые с тех пор развивались отдельно друг от друга. Например, одно и то же слово отец: "fader", "fadir" и "father". Джек произносил эти слова, и они становились гладкими, как речные камешки, по мере своего удаления от праязыка. Все это казалось безнадежным, но Уилкинс еще не закончил.
"Но если существовал когда-либо универсальный язык, способный давать определения вещам и идеям и понятный всем людям во всех странах - а следовательно, люди различных национальностей могли с равной легкостью читать и писать на нем, - то подобное изобретение в наши дни привело бы к повсеместному распространению и развитию наук и искусств, ибо та часть времени, которая теперь уходит у нас на изучение новых слов, могла бы быть потрачена на постижение сути вещей. Составление такого языка было бы единственным способом объединить семьдесят два наречия, существующих со времен вавилонского смешения".
Джек снова перечитал абзац. Универсальный язык, понятный людям во всех странах. Манускрипт был приобретен у одного из основателей Королевского научного общества - и вот он, секретарь Уилкинс, который обещает изобрести новую письменную систему. Джек попытался представить, как может выглядеть язык, на котором пишут и читают все, и как может выглядеть книга, написанная на этом языке. У него появилось ощущение, что он знает как.
Бет подошла к нему, когда он рылся в ящиках. На лице было то самое выражение, с которым она проснулась, - легкого беспокойства. Она обхватила себя руками, будто замерзла.
- Джек, ты ведь много раз бывал на том пляже…
- Всю жизнь, наверное.
- Ты когда-нибудь видел там спасателей?
Он помолчал.
- Кажется, нет.
- Это порт. Там вообще нет спасателей.
- Думаю, ты права.
- И никогда не было.
- Значит, был кто-то еще.
- Да. Кто-то еще.
Бет стояла в куртке и с сумочкой на поясе. Джек взглянул на библиотечные часы - начало шестого, конец ее смены. Старая книга посверкивала на экране проектора - панацея от вселенского смешения языков, великолепное изобретение.
- Я собираюсь рассказать ей про церковь, - произнесла Бет. - О том, что ремонт закончился давным-давно.
- Рассказать Джуди?
Она кивнула.
- Может, у нее имеются какие-то соображения. Возможно, всему этому есть простое объяснение. Очень простое.
Он снова задумался о том, что сказала ему Джуди на катере. Пытался ли Фрэнк когда-нибудь открыться ей? Может быть, он считал, что игра не стоит свеч? А если каждое утро он уходил из дома лишь потому, что ему там было не по себе… Бет наверняка не захотела бы это узнать, и Джуди не пожелала бы ее просвещать.
- Это обязательно? - спросил Джек.
- Я должна понять.
- Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
- Нет. Я справлюсь сама.
Джек испытал невероятное облегчение, хотя и не мог сказать об этом. У него появилось ощущение, что теперь он сможет принести значительно больше пользы, нежели до сих пор.
Это было колоссальное по объему предприятие - список всех предметов и идей, которым предстояло дать названия. Сотни ярдов микропленки были посвящены разветвленному делению всего, что есть на небе и на земле. Абстрактные понятия, величина и пространство, чувственное и вегетативное… Растения разных видов, классифицируемые по листьям - "мясистым", или "мучнистым", или околоплодникам (люцерна, вербена, наперстянка). Рыбы подразделялись на "продолговатых" и "округлых", "плоских" и "толстых". Дождь мог быть мелким, сильным, проливным, ледяным.
Епископ изобрел собственный алфавит, чтобы выразить это деление. Джек скопировал буквы, аккуратно выводя все пересечения линий и углы и одновременно думая о Бет. В какой степени можно было бы описать ее при помощи этого языка?
Алфавит Уилкинса не походил на буквенную систему манускрипта, и Джек не мог избавиться от разочарования. Он думал, что нашел наконец ответ: Уилкинс изобрел идеальный язык и использовал его, чтобы написать манускрипт, - однако все оказалось не так просто. И все же что-то в алфавите Уилкинса напоминало Джеку манускрипт, его структуру и форму. Джек не сомневался, что какая-то связь существует, но пока не улавливал ее.
Библиотека закрывалась. На нижних этажах уже погасили свет, когда Джек добрался до конца микрофильма. Книга завершалась молитвой на пятидесяти языках, включая новоизобретенный: "Hai coba оо ia ril dad oche Izghae yease nanabaesaegh". Джек поймал себя на том, что тоже мысленно произносит слова молитвы, дабы Господь ниспослал ему силы и мудрости: "Отче наш, иже еси на небеси…"
Из динамиков рвалась похожая на завывания ветра музыка Торна. Бет намеревалась побыть с Джуди подольше, Джек решил не терять время даром. С манускриптом в руках он подсел поближе к одному из напольных светильников и открыл книгу.
Из головы никак не выходило увиденное в библиотеке. Не алфавит Уилкинса, а цель его создания. Манускрипт казался похожим на энциклопедию: мужчина и женщина, растения мира, химические вещества… Джек, как наивный романтик, почти верил, что видит перед собой утраченный язык. Но что, если это совершенно новый язык? Идеальный язык, созданный посредством логики и философии. Недостроенная башня, мешкообразные человечки и разные виды дождя - может быть, это попытка категорировать объекты окружающего мира, дать им новое выражение?
Джек обошел церковь, выключая свет. Он размышлял, каково это - изобретать новый язык и стать его единственным носителем… Какая ясность понимания - и одновременно какое одиночество! Человек уподобляет себя Богу или ангелу, который все слышит, но не способен ответить.
При свете единственной лампы Джек уселся на кушетку. И как ни хотелось ему дождаться Бет, бороться со сном не было сил. Интересно, что они с Джуди делают? Пьют вместе виски из чайника? Она забыла про манускрипт, чтобы разрешить другую загадку, и Джек понятия не имел, куда ее может занести. Ему недоставало их совместных изысканий, хотя в том, чтобы обладать манускриптом и его тайнами в одиночку, и было что-то захватывающее. Сложное чувство, и Джек сомневался, что в каком-то языке для него найдется выражение…
Сквозь сон он слышал, как поворачивается ключ в замочной скважине и открывается дверь. Раскрытый манускрипт остался лежать у него на груди. Бет на цыпочках прокралась через церковь к постели и скользнула под одеяло к Джеку, стараясь не разбудить. Он обнял ее и отвернул в сторону абажур светильника.
- Как там Джуди?
- Я ничего ей не рассказала. Собиралась. Но передумала.
Ее голос звучал ровно и решительно - так, словно она была абсолютно уверена, что поступила правильно. Джек не знал, что сказать. Он поцеловал Бет за ухом, и она прижалась к нему. Джек знал, что порой молчание красноречивее любых слов.
ГЛАВА 8
Наступила суббота - в библиотеке короткий день. С лица Бет не исчезло выражение озадаченности, когда она поутру отправилась на работу. Джек весь день бродил по церкви с манускриптом в одной руке и блокнотом для заметок - в другой. После бури и обрушения кровли прошло десять дней и более недели - с тех пор как он обнаружил в склепе манускрипт. Констан до своего приезда сюда изучал его в течение тридцати лет, Джонсон владел им лет пятнадцать, прежде чем показать монаху, и почти век разделяет смерть Уилкинса и последний аукцион Рейнольдса. Джек же обладал манускриптом чуть больше недели. Он снова и снова перечитывал свои записи и заносил в блокнот свежие идеи, так что к концу дня примерно представлял дальнейшее направление работы.
Уилкинс стремился придумать язык, безукоризненный на всех уровнях: по одной букве для передачи каждого звука, по одному звуку на каждую букву; четкие, идеально выстроенные фразы и предложения - точная и подвижная грамматика. Но начать, разумеется, надо с букв.
Джек положил раскрытый манускрипт на кухонный стол и принялся чистить рыбу. Все шесть штук были "продолговатые" и "округлые", если пользоваться классификацией Уилкинса. Джек замариновал их в "мясистых" и "мучнистых" травах. В прохладном углу кухни поднималось тесто для булок; на исходе дня он и с ними покончил. Джек смахнул муку со страниц, склонился над книгой и прищурился, рассматривая алфавит.
Вернувшись к блокноту, он переписал в него символы, стараясь понять, сколько их и в каком порядке они могут находиться. Некоторые, судя по всему, употреблялись парами, так что было трудно определить, где кончается одна буква и начинается другая. Джек вносил поправки и изменения, пока не удостоверился, что выписал все.
Единичный символ, похожий на палочку, встречался только в конце слов, так что, возможно, означал паузу или какой-нибудь базовый знак пунктуации. Остальные символы, видимо, были буквами алфавита. Двадцать четыре штуки. Джек начертил таблицу, в которой отметил частоту их совместного употребления, а в самом низу листа написал несколько правил: "И"… попадались то и дело, тогда как… "и"… нигде не стояли рядом. Он почувствовал, что у букв появляется собственная индивидуальность.
По Уилкинсу, слова должны быть благозвучными, приятными для слуха и простыми для произношения. Джек решил отделить гласные звуки от согласных и упорядочить последние, руководствуясь принципом звучности. В идеальном языке не могло быть труднопроизносимых сочетаний, типа "взгл", "мтсвр" и "пртскв", как в русском и грузинском. Звонким и глухим согласным также следовало оказать должное внимание. Джек выстраивал и перестраивал свою систему, пока не получил наиболее приемлемую.
В этом списке была приятная глазу симметрия. Некоторые согласные зеркально (или в перевернутом виде) повторяли друг друга; возможно, каждый вариант обозначал место или способ образования звука. Губы - п, б, ф и м; зубы - т, д, с и н; задняя часть неба - к, г и х (как в словах "Бах" и "Чехов"), а также носовое н. Джек произносил эти звуки и чувствовал, как его язык буквально сам собой ищет недостающие. Фрикативы, возможно, передавали ж и ш, а сонорные - разнообразные варианты л и р. Насчет шести гласных можно было только гадать, но Джек понимал, что это, видимо, а, е, и, о, у и какой-нибудь нейтральный вариант э.
Заходящее солнце отбрасывало полосы света на церковный двор и в кухню. Джек, пока возился с тестом, поглядывал в окно. На улице одинокий могильный камень блестел оранжевым; надпись на нем стерлась до такой степени, что ее невозможно было прочесть, но сейчас Джеку впервые показалось, что он может разобрать буквы: "Констан".
Солнце залило манускрипт и блокнот разными оттенками золота. Джек продолжал двигаться вниз по странице.
Уилкинс начал свое исследование с вавилонского смешения языков, когда "праязык" был расколот на семьдесят - семьдесят два. Недостроенная башня на странице манускрипта могла быть Вавилонской много лет спустя. Это должно быть где-то обозначено: названия не являются частью "философского языка". Джек искал подходящее сочетание звуков: взрывной согласный, гласный, тот же самый согласный, другой гласный, сонорный… Одно из слов примерно подходило под этот образец, но вместо взрывного в нем повторялся гласный. Никаких совпадений.
Искомую комбинацию он нашел почти в самом низу страницы. Слово оказалось слишком длинным для "Вавилон", но, возможно, два последних звука представляли собой грамматическое окончание. Это было наиболее распространенное парное сочетание из выписанных Джеком, особенно на конце слов, видимо, оно использовалось в существительных или в названиях конкретных мест. Джек еще раз просмотрел страницу и снова обнаружил его в слове. Здесь он задержался, все более и более привыкая к этому типу письма. Фрикативный, гласный, два носовых, гласный, два сонорных; возможно, это слово "Сеннаар" - равнина в Месопотамии, где была построена башня. У него появился ключ, и остальные буквы быстро встали по местам:
"Теr sholpal tikim pu nashi owal lekim us owal tokim. Shol meshom pu erayi bekh epim us pu asheki latim is Shinarim us pu esti ushim. Akim pu utoki as rapim tizh wim azh ateki ef wim as keltim us as bergim takh kir kotim namti ekh ostikim us wim azh teki ef wim as nipim atif wim ozh sherte alekh tikir faltim. Er barakim pu sherti as akim bekh ushim alekh tikir faltim us akim pu khepi as ateka tar keltim. Er kim pu nipe as Babelim tizh re barakim pu ushim babi as shol tikir lekim us barakim pu bekh ushim sherti as akim alekh tikir faltim".
Это уже походило на текст, хотя Джек понятия не имел, о чем здесь говорится. Он попытался прочитать написанное вслух. Фразы прозвучали как заклинание, которое не следует договаривать до конца или повторять.
Он поставил булочки в духовку, налил себе бокал вина и приступил к рыбе. Внезапно его охватило желание запереться в склепе, подвесив что-нибудь тяжелое к кольцу люка с внутренней стороны, отрастить волосы и ногти и позволить своим глазам беспрепятственно "уходить в глубь черепа". Это было похоже на сон, который он никогда больше не увидит, если проснется. Джек встряхнул сковородку с шипевшей рыбой, одновременно продолжая писать свободной рукой.
Все рисунки в манускрипте имеют свои словесные обозначения, догадался он. Каждое растение, каждый минерал, каждый сплав. Все виды дождя и воды. Река, впадающая в океан. Слезы, сверкающие на ресницах. Ничто из того, что обнаружил бы Эш, не могло сравниться с этим.
Масло на сковороде вспыхнуло, и Джек едва успел отскочить подальше от плиты, заслоняя манускрипт. Он закрыл сковороду крышкой, и кухня вмиг наполнилась дымом. Хлопнула входная дверь, послышались шаги Бет, а сознание Джека по-прежнему было переполнено словами: мелкий дождь, проливной дождь, радуга, поток. И тот самый дождичек, который непременно должен пойти в четверг.
* * *
Бет всегда возвращалась, источая ауру высокого профессионализма: в накрахмаленной рубашке с расстегнутой верхней пуговицей, на низких каблуках… Чуть позже, когда она собирала волосы в хвост, происходило волшебное превращение. Джеку нравились едва заметные полоски, которые оставались на ее плечах от бретелек лифчика; по мере того как они исчезали, Бет словно становилась все ближе к нему. Она заставляла его отрываться от какой угодно работы; каждую ночь она открывала его заново.
Сегодня ее движения были странно скованны, но манускрипт привлекал внимание Джека сильнее - он чувствовал, что они как бы тянутся друг к другу. Это волшебство не исчезло и после поцелуя Бет. Она остановилась и, отгоняя дым от своего лица, спросила:
- Что случилось?
- Ничего. Небольшая неприятность. Давай выйдем.
Небо потемнело, за деревьями замерцали огоньки домов.
Имя Констана исчезло с могильного камня. Бет, видимо, немного расслабилась. Джек прикоснулся к ней и наконец ощутил некоторую близость. Она обернулась:
- Ты все приготовил?
- Да. Сегодня подходящий вечер. Очень приятный.
- У нас будет еще один гость.
- Кто?
- Мама.
- У меня не хватит еды.
- Мы поделимся.
- Как Иисус Христос.
Бет, кажется, повеселела, но относительно ее планов Джек оставался в полном неведении. На ее лице застыло странное выражение, которое он никак не мог разгадать. Манускрипт звал его подобно сирене. Он отогнал эту мысль и повернулся к церкви.
- А вот и они.