Вознаградив писаря за труды, Николя покинул Бисетр. Но он еще долго не мог отделаться от прилипшего к нему отвратительного запаха. Итак, как он и предполагал, в деле об убийстве Маргариты Пендрон наметился новый подозреваемый. Но это открытие не только не упрощало расследование, а, напротив, уводило его в весьма опасные дебри. Теперь связь между бывшим женихом жертвы и семейством дворецкого можно считать доказанной. Следовательно, необходимо допросить Эда Дюшамплана и разыскать молодого Витри. Николя приказал кучеру ехать в Шатле.
Завидев Николя, папаша Мари шепотом сообщил, что в дежурной части его ожидает какой-то странный тип. Стоило Николя открыть дверь, как к нему навстречу шагнул человек в бобровой шапке; его болезненное лицо было хорошо знакомо комиссару: во время прошлого расследования он пользовался помощью сего чахлого субъекта.
- Господин Ретиф, я вас приветствую, - снимая судейскую мантию, произнес Николя. - Сыч заманил в ловушку очередную жертву и теперь хочет разделить честь поимки с полицией?
- Не смейтесь, господин Ле Флок. Рок преследует меня со времен нашей последней встречи. Крыша моих апартаментов в доме Прель рухнула, и теперь я живу на улице Фуар. Меня преследуют кредиторы, жаждущие содрать с меня долги, сделанные сбежавшей от меня бывшей женой, и обанкротить моего издателя. Я страдаю от последствий дурно пролеченной гонореи. Но вы же знаете, я посещаю бордели исключительно ради дела. Уже несколько лет меня занимает вопрос разумного устройства мест разврата в Париже; иначе говоря, я намерен упорядочить бесконтрольный разврат.
Понимая, что если не остановить Ретифа, то ему придется выслушать нуднейшую и ни к чему не ведущую речь, Николя довольно резко прервал гостя.
- Короче говоря, вы хотите снискать известность как приверженец порядка и нравственности, кои воцарятся на наших улицах после ваших реформ. Что ж, мы ценим ваши намерения, и весьма высоко. У вас есть что-нибудь мне сообщить?
Опустив голову, Ретиф де ла Бретон рассматривал сбитые носы своих башмаков; подобная поза удивила Николя, привыкшего к вечному бахвальству этого субъекта. Наконец писатель заговорил.
- Вы же знаете, ночами я люблю бродить в одиночестве по улицам нашей бескрайней столицы. Во время этих прогулок я пытаюсь творить добро, и иногда мне удается помочь какому-нибудь заплутавшему в темноте созданию. Неделю назад, на углу улицы Паве и улицы Савуа, я увидел человека, увивавшегося за девицей лет двадцати. Можете себе представить, какие речи он с ней вел. Однако девица глядела на него отнюдь не испуганно, а, скорее, с любопытством. Подойдя поближе, я, по своему обыкновению, представился и немедленно заметил сему господину, что, на мой взгляд, он совершает бесчестный поступок, имея низость предлагать девушке… К ней же я обратился с речью, в коей напомнил о приставшей ей честности и стыдливости и стал умолять ее не поддаваться на уговоры развратника. В результате господин отправился на поиски иной жертвы для осуществления своих мерзостных замыслов, а девица, нелицеприятно отослав меня в весьма далекие края, убежала, продолжая поливать меня отборнейшей бранью… Каково же было мое удивление, когда в ночь с воскресенья на понедельник, в тупике Глатиньи, куда я отправился полюбоваться предрассветной рекой, на ступенях, ведущих к воде, я увидел мертвое тело этой самой девицы.
- Почему вы сразу не позвали стражу?
- Ей уже нельзя было помочь, а там, где она лежала, ее бы все равно утром обнаружили. Но… вы же знаете о моих маленьких страстишках… я не смог устоять… они были такие миленькие…
Из кармана темного суконного редингота он вытащил пару дорогих бальных туфелек без задника, похожих на те, что были на Маргарите Пендрон.
- Вынужден констатировать, что вы скрыли улику от королевской полиции, - промолвил Николя. - Вы сознаете тяжесть своей вины? Конечно, важность доставленной вами улики отчасти смягчает мое недовольство, ибо я…
- Смею надеяться, господин комиссар, - слащавым лицемерным тоном ответил Ретиф, - что польза от моей находки, а также от того, что я собираюсь вам рассказать, сможет усмирить ваше законное возмущение.
- Я вас слушаю.
- Я не только узнал девушку, но и могу описать вам мужчину, который приставал к ней.
- Во всем, что касается девушки, вам нет оправдания, - бесстрастно произнес Николя. - Вам придется проследовать за мной в мертвецкую, дабы опознать тело, а также взглянуть на еще один труп.
- А ножки ее вы мне покажете?
Николя устало пожал плечами.
- Довольно, сударь! Продолжайте ваш рассказ, я вас слушаю.
- Распутник с улицы Паве, - начал Ретиф, потирая руки, - мне известен. Я не раз видел, как он подкатывался со своими гадкими предложениями к девицам.
- Вы знаете его имя?
- Нет. Даже внешность не могу описать, потому что обычно он носит плащ с высоко поднятым воротником и надвигает шляпу глубоко на лоб. Но я дважды сумел проследить за ним. Он пользуется фиакром и, поверите ли, правит сам.
- Может, вы запомнили хотя бы номер фиакра?
- Да, запомнил, - гордо ответил Ретиф. - 34-NPP.
Николя содрогнулся. Неужели по невероятному стечению обстоятельств фиакр, нанятый им для поездки в Попенкур, номер которого он запомнил, потому что цифра соответствовала его возрасту, принадлежал одному из субъектов, причастных к загадочным убийствам? Он был прав: совпадение всегда удача для сыщика.
- Как вы считаете, он ищет девиц для себя?
- Нет, ни за что! От него издалека веет тайным развратником, а такие обычно предпочитают предаваться пороку отнюдь не в одиночестве. Думаю, что "мамаши" из веселых домов осведомлены гораздо лучше меня. Разузнайте у них.
Тут кто-то постучал, дверь дежурной части открылась, и показались довольные лица Сансона и Семакгюса. Узнав палача, Ретиф побледнел и упал на стул: ноги отказались повиноваться ему. Николя увел друзей в галерею, предварительно попросив папашу Мари угостить посетителя своим подкрепляющим средством.
- Друзья мои, я вижу, настроение у вас бодрое. И, полагаю, вам не терпится сообщить мне очередные новости.
- Совершенно верно, - ответил Сансон. - Мы с доктором продолжили исследовать трупы двух последних жертв. Так вот, вскрытие позволило нам сделать выводы, которые, без сомнения, поразят вас.
- Обнаруженные у одной жертвы, - начал Семакгюс, - они поразили нас, но когда мы обнаружили их и у второй…
- Господа, довольно ходить вокруг да около, мне не терпится услышать о вашей находке.
- В желудках обеих жертв мы обнаружили остатки их последней трапезы.
- Ну, дальше, дальше! - торопил Николя.
- Если бы не господин Семакгюс, объехавший весь свет и обладающий изрядными познаниями в ботанике, я бы сам не предал этому значения. Именно он обратил мое внимание на непереваренные волокна, принадлежащие, по его словам, весьма редкому растению.
- Короче говоря, - произнес Семакгюс, - они обе до отвала наелись ананасами. Однако в наших широтах эти представители семейства бромелиевых не достигают зрелости даже в оранжереях, а потому плохо перевариваются желудком. Отсюда следует, что обе жертвы перед смертью находились в одном и том же месте, но где - это я предоставляю определить некоему прозорливому комиссару Шатле.
Николя молчал довольно долго.
- Что бы я без вас делал? Семакгюс, где в Париже выращивают ананасы в оранжереях?
- В королевском саду, это точно. В нескольких владениях принцев крови, а за городскими стенами у нескольких частных лиц.
Показался Бурдо в сопровождении Рабуина, и Николя вспомнил, что его ждет Ретиф. За писателем послали, и они все вместе, длинной чередой, спустились в чрево старинной феодальной крепости. Ретиф без труда опознал девицу из тупика Глатиньи. Для большей надежности Николя велел примерить трупу туфельки, дабы все убедились в их поразительном сходстве с туфельками, найденными на кухне особняка Сен-Флорантен. Ретиф с исступлением следил за манипуляциями вокруг столь им любимых женских ног. Вторую жертву он не опознал. Его торжественно проводили к выходу из Шатле, и он, выйдя на улицу, немедленно растворился в толпе. Вернувшись в дежурную часть, Николя пересказал друзьям новости, доставленные ему сычом.
- Чтобы сократить поиски, мне кажется, надо исключить дома принцев крови и королевский сад, - начал он. - Туда мы всегда успеем вернуться. Принимая во внимание, что трупы найдены в Париже, поиски следует вести в городе или в ближних предместьях.
- Что вы сейчас намерены предпринять? - спросил Бурдо. - И каковы ваши дальнейшие распоряжения?
- Следуя доброму совету Ретифа, я направлюсь в "Коронованный дельфин", дабы собрать слухи о веселых парижских вечеринках и их устроителях. Уверен, у Президентши найдется, что мне рассказать. Вас же, Пьер, я попрошу разузнать как можно больше об изобретателе и ремесленнике Бурдье, что живет на углу улицы Канетт. Его намерены привлечь к секретной работе, и Сартин хочет знать, насколько можно ему доверять.
Взглянув на часы, он обнаружил, что уже половина второго.
- Встречаемся здесь в семь часов.
Направляясь к поджидавшему его фиакру, Николя обратил внимание, что прежнего мальчишку на побегушках сменил новый, словно выращенный из того же семечка, что и его предшественник, состоявший нынче на службе у господина министра морского флота. По дороге он с удовлетворением отметил, что улицу Руаяль, наконец, принялись приводить в порядок: камни и траншеи, ставшие причиной печальных событий 1770 года, полностью исчезли. При виде "Коронованного дельфина" на него вновь нахлынули воспоминания о его первых шагах в Париже. Маленькая негритяночка, превратившаяся в высокую статную молодую женщину, по-прежнему исполняла обязанности привратницы; вот и сейчас она распахнула дверь и, увидев Николя, радостно бросилась ему на шею.
- О, как хозяйка обрадуется, увидев господина!
Ее восторги удивили его, ибо его отношения с Президентшей, новой содержательницей веселого дома, никогда не были особенно дружескими. Впрочем, он был благодарен ей за то, что в Лондоне она не сумела удержать язык за зубами, иначе он бы так никогда и не узнал о своем отцовстве.
Когда он вошел в гостиную, ему показалось, что время вернулось на четырнадцать лет назад. Закутавшись в шелковую шаль с цветочным узором, в обитом гобеленом кресле дремала Полетта, прежняя хозяйка дома. Складок на ее лице и шее стало больше, но их по-прежнему покрывал толстый слой белил и румян. Распахнувшийся пеньюар приоткрывал чудовищно раздувшиеся ноги, окруженные волнами розовых ленточек. Массивная фигура владелицы заведения напоминала цветочный прилавок на рынке, из-под которого торчали распухшие ступни, всунутые в потертые кожаные баретки без задников. Он кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Фигура зашевелилась, и внезапно, как прежде, на него испытующе уставились маленькие глазки, а расплывшееся лицо озарила двусмысленная улыбка. Приподняв парик, Полетта почесала лысую, словно шар из слоновой кости, голову. Он вспомнил, что прежде она очень заботилась об остатках своей шевелюры и каждый вечер втирала в голову мазь из бычьего костного мозга и флердоранжевой воды. Прошли годы… Она угадала его мысли.
- Ну, что косишься… да, это моя бедная голова, - произнесла она со своеобычной фамильярностью. - Уже тогда на ней три волосинки было, а теперь и вовсе ничего не осталось, и чтобы вымыть, вполне хватает губки. Никаких паразитов, никаких расчесов. Все чисто и гладко. Черт побери, да не стой ты, разинув рот! Что ты на меня так пялишься? Ну да, я снова заняла свое место да и еще кое-какие занять намерена.
- Но… где же Президентша?
- Ах, не напоминай мне о ней! Едва оказавшись у руля, она вообразила себя красавицей писаной, решила, будто она кума королю!
Полетта перекрестилась.
- Вместо того чтобы делать то, что я ее просила, она начала корчить из себя хозяйку, интриговать, выпивать, развлекаться и заниматься пустяками. И то, что я собирала столько лет тяжелым трудом, разлетелось в мгновение ока.
- И тогда?
- Ты меня знаешь. Я не злопамятна, за лишний грош гноить не буду, но молоко стало выкипать, и на горизонте замаячил судебный исполнитель. Вот и пришлось мне покинуть свою нору и своих бедняков и прибыть сюда спасать домишко. А то бы он давно ко дну пошел. Ох, можешь себе представить, сколько пришлось гнуть спину, чтобы все восстановить. Президентша пустила все на самотек, и каждый этим пользовался, в ущерб репутации дома. Ну а когда госпожа Катастрофа, наконец, убралась восвояси, я, позабыв о своих хворобах, вновь взяла на себя управление делами. Ах, как жаль, что Сатин…
Она вздохнула.
- Однако, вид у вас вполне бодрый, - с улыбкой заметил Николя. - Может, чуточку полноты и прибавилось, но румянец по-прежнему ослепительный.
- Вольно ж тебе надо мной смеяться! А ведь это все из-за тебя. Зачем ты бросил Сатин? Я оказалась слишком послушной лошадкой. Господи, и с чего это я вдруг упала в объятия твоего мэтра патлена, господина де Ноблекура, которого я и знать не знала, ни от ивы, ни от Адама…
- Ни от Евы, ни от Адама, - поправил Николя.
- Не путай меня! Ну и ловко же он меня обворожил, этот твой адвокат! Госпожа Полетта и так, госпожа Полетта и сяк. Мне бы идти своей дорожкой, верить только тому, что сама знаю, и не слушать никаких подсказок. А Полетта на старости лет решила в прятки поиграть. И оно вот что вышло! Подловили старушку на ее доброте, на любви к малютке, на желании старому дружку угодить, тебе то есть. А в результате? Она снова вляпалась в дела и окончательно потеряла покой.
Полетта громко захныкала, но Николя отметил, что из глаз ее не выкатилось ни слезинки.
- Успокойтесь, - произнес он, - вы принесли счастье Сатин и моему сыну, этот поступок многого стоит в глазах Господа.
- Он еще за Сатин говорить станет! - заметила она, зло поджимая губы. - Ты сделал ее несчастной. Вчера я была у нее на улице Бак. Ты хотел, чтобы она торчала в лавке, словно белые кружева помогут смыть ее прошлое… Послушай, оставь ее в покое, пусть поступает так, как считает нужным. Похоже, ты забыл, что твой сын появился на свет среди аристократок парижского дна, и как бы ты ни хотел, он станет пастись там, где он ползал в младенчестве! Так что иди, господин маркиз, своим путем…
Николя кусал губы, понимая, что должен сдержаться и промолчать. Перебранка не приведет ни к чему хорошему, тем более что в желчных словах старой сводни много правды. Надо обойтись без угроз и оскорблений, иначе Полетта упрется и не скажет ничего.
- Это личное дело, - произнес он, - и мы обсудим его на холодную голову. А сейчас моей дражайшей подруге Полетте хорошо бы вспомнить, что ее дом пользуется особым расположением полиции, и ежели она желает и дальше сим расположением пользоваться…
Она принужденно улыбнулась.
- Ага, так вот о чем мы запели… Надо полагать, ты хочешь кое-что вызнать у старухи Полетты?
- Прекрасная Полетта, вы всегда понимаете людей, готовых с вами договориться. Было время, когда вы устраивали вечеринки в частных домах и ставили там спектакли, где изображали страсть едва ли ни с большим пылом, чем на деле. А как с этим обстоят дела сегодня?
- Все по-прежнему, - с угрюмым видом ответила она. - Хотя времена, конечно, изменились, и теперь любители сами договариваются между собой.
- Что вы хотите этим сказать?
Крошечные глазки заморгали, словно в них ударил яркий свет.
- Несколько раз ко мне приходил молодой человек и уговаривал найти ему молоденьких особ для его сераля и "помощничков", хорошо сложенных жеребцов, тех, которые способны… Словом, Полетта не станет греть руки на такого рода делишках.
- Как он выглядел?
- Обычный хлыщ, довольно юный.
- Если он явится еще раз, сообщите мне.
- Я не играю в эти игры, мой мальчик. У меня своя мораль. Я и так слишком много тебе рассказала. Увы, дела идут все хуже и хуже, девицы прибывают отовсюду, и всем хочется чего-нибудь новенького. Время семейных домов прошло! Настало время крышевателей и сводников.
- Полетта верна своим принципам, - с улыбкой произнес Николя. - Дом содержится лучше некуда, никаких игр, постоянные девушки и наилучшие отношения с полицией. Прощайте.
- Смейся, смейся над своей бедной подружкой, - проскрипела Полетта. - От тебя одни неприятности.
Она заворочалась, и кресло заскрипело под ее грузным телом.
- Вы впервые не предложили мне своего ликера, - уходя, бросил Николя.
Ответом ему стала смачная брань и звон разбившегося о стенку фарфора.
Когда Бурдо и Рабуин в семь часов прибыли в Гран Шатле, Николя уже ждал их. Пытаясь установить, кто мог получить рассаду ананасов и высадить их у себя, инспектор и его помощник отправились посоветоваться с ученым ботаником из Королевского сада. В результате они составили список из пятнадцати домов, и завтра они намеревались проверить все, один за другим. Затем они отправились на улицу Канетт, в мастерскую изобретателя, изготовившего для Сартина механический шкаф для париков. Мастер пребывал на грани отчаяния. После долгих уверток он признался, что испытывает постоянное давление со стороны некоего англичанина, сулящего ему золотые горы, ежели он переберется в Англию и поставит свое искусство на службу тамошним ткацким мануфактурам. Англичанин уговаривал его усовершенствовать ткацкий станок, дабы способствовать процветанию фабрик Индийской компании. Приметы этого англичанина соответствовали приметам лорда Эшбьюри, или, говоря иначе, Фрэнсиса Сефтона.
- Изобретатель находится под угрозой и наши интересы тоже, - задумчиво произнес Николя. - В конце концов, он не выдержит и поддастся на уговоры пришельца из-за Ла-Манша. Берите фиакры, телеги и везите его сюда вместе с семьей. Я отправлюсь к Сартину, и тот решит, что делать дальше.
Бурдо сел и принялся набивать трубку.
- Дело уже сделано, - усмехаясь, ответил он. - Семья Бурдье ждет вас внизу.