Ограбить Европу - Евгений Сухов 17 стр.


– Вне всякого сомнения, – сухо улыбнувшись, отвечал Варнаховский. – Чтобы со мной не случилась какая-нибудь неприятность, вы даже лично проводите меня до дверей.

– Хм… Я уже давно состою на полицейской службе, но столь наглое заявление слышу впервые. И что же вы желаете получить, так сказать, за свое сообщение? Вы же наверняка пришли с каким-то предложением, я так понимаю?

– Совершенно верно. Я хочу, чтобы вы освободили господина Трезеге.

– А вы наглец…

– Не без того. Иначе я никогда бы не взялся за изготовление фальшивок.

– А если я все-таки скажу "нет"? Что тогда?

– Мне известно, что ваша карьера – впрочем, как и самого господина канцлера, – висит на волоске. Мало изобличить преступников. Нужно еще найти типографию и станки, на которых печатались деньги. Это – лучшее доказательство того, что вы отловили именно тех фальшивомонетчиков, а не подстроили арест сами. Если вы отпустите господина Трезеге, я покажу вам, где находится типография.

– А вы не подумали о том, что я могу, так сказать, найти способ развязать вам язык? У нас в казематах немало мастеров, которые способны разговорить даже камень, – мило улыбнулся начальник полиции.

Леонид выдержал паузу, после чего сказал:

– Нечто подобное я и предполагал услышать. Разумеется, я могу проявить слабость и рассказать вам под пытками, где находится типография. Но я попробовал обезопасить себя. Недалеко от входа в управление находится мой человек. – Вольф невольно посмотрел на окно. Улыбнувшись, Варнаховский продолжал: – Не ищите его, не найдете… Если через час я не выйду из здания, то уже через полтора часа типография будет уничтожена. Надеюсь, что этот час я все-таки смогу продержаться и вы не сумеете развязать мне язык.

– Но вы забываете о такой мелочи, что в этом случае вы умрете на гильотине.

– Не берусь загадывать на будущее; все может закончиться совсем не так, как вам представляется. А что совершенно точно, так это то, что "железный канцлер" никогда не простит вам своей отставки.

– Занятное предложение, подобных прежде мне не делали… Пожалуй, что над ним стоит подумать. Кто вы?

– Я русский.

– Хм… Нечто подобное я предполагал, только русские могут быть такими безумцами. Мне нужно знать ваше имя. Можно ли вам доверять?

– Меня зовут Леонид Варнаховский, – и, чопорно наклонив голову, добавил: – К вашим услугам, поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.

Начальник полиции Вольф старался не выдать удивления. Несколько дней назад от своего французского коллеги, начальника полиции Монте-Карло Луи Кошона, он получил депешу о том, что, по его оперативным данным, в Берлине может скрываться русский авантюрист международного масштаба Леонид Варнаховский. При обнаружении мошенника тот просил передать его Франции, где мошенник должен ответить за ряд афер, совершенных на ее территории.

Неожиданно начальник полиции рассмеялся:

– Ах, вот вы какой! Знаете, немало наслышан о ваших подвигах.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, господин Вольф. Так что же мы все-таки решим по нашему делу?

– Вы отважный человек.

– Профессия обязывает.

– О какой именно профессии вы говорите – о военной? Или о том, чем вы сейчас занимаетесь? – хмыкнул начальник полиции.

– Это как вам будет угодно. Наше время истекает; боюсь, что мой человек может меня не дождаться и уедет, что может значительно осложнить наши дальнейшие переговоры.

– А вы нетерпеливы, господин Варнаховский… Вижу, что вы именно тот человек, на которого можно положиться. Хорошо, я принимаю ваше предложение. Но у меня к вам имеется одно условие, без которого наша сделка не состоится.

– Какое же? – насторожился Варнаховский.

– Вы должны покинуть территорию Германии.

– Хорошо, – отвечал Варнаховский, немного подумав. Едва улыбнувшись, добавил: – Здесь у вас, в Пруссии, бесконечные дожди, а мне бы хотелось перебраться в какое-нибудь более теплое место.

– Но это еще не все.

– Слушаю вас.

– Одной типографии мало. Мне придется сообщить о том, что именно вы возглавляете шайку фальшивомонетчиков.

В этот раз Варнаховский думал значительно дольше. Во всех странах мира система правосудия всех строже карает именно фальшивомонетчиков. По большей части, его прежние мошенничества воспринимаются фемидой как сумасбродство пресыщенного всевозможными развлечениями и удовольствиями светского баловня. А фальшивомонетчики, пусть даже бывшие, находятся на особом учете у полиции. Между правоохранителями всех стран имеется негласная договоренность об обмене информацией о фальшивомонетчиках. Озабоченность министерств внутренних дел вполне объяснима: если преступник занимается изготовлением фальшивых банкнот в соседней стране, где же гарантия того, что он не примется за изготовление подделок в той, за которую ты в ответе? По этой причине многие фальшивомонетчики попадают в тюремные замки тотчас, как только пересекают границу. Чтобы избежать подобной участи, следовало изготовить фальшивые документы: хоть и преступление, но уж не столь тяжкое, как смертоубийство или чеканка фальшивых монет.

– В этом случае меня будут разыскивать по всей Европе, – угрюмо напомнил Варнаховский.

– Возможно… Но я как-то должен оправдаться перед правительством. Пусть поймут, что против меня действовал такой опытный преступник, как вы, господин Варнаховский. Итак, что вы скажете на мое предложение?

– Как сразу вы отпустите господина Трезеге?

– Сразу после того, как у меня будут гарантии, что вы верно указали мне место нахождения типографии.

– Даю вам слово дворянина и офицера, что вы получите типографию через час, как освободите Трезеге.

Усмехнувшись, Вольф произнес:

– Вы меня смущаете. Разве я должен верить вашему слову, познакомившись с вами поближе? Про вас столько всего говорят… Право, даже не знаю, где тут правда, а где ложь.

– Вот вы о чем… Даже мошенники и авантюристы имеют представления о чести. Господин начальник полиции, уж если мошенники моего уровня дают слово офицера и дворянина, то нарушить его для них – куда большее бесчестие, чем умереть на плахе.

На столе у начальника полиции лежали две папки. В первой из них он собирал свидетельские показания по шайке фальшивомонетчиков, пополнявшиеся едва ли не ежедневно, которую, как выяснилось, возглавляет господин Варнаховский. Во второй находились депеши от министерств соседних стран с просьбой о выдаче попавшегося преступника. Первая папка имела значительный объем – даже за половину совершенных злодеяний Варнаховскому надлежало познакомиться с гильотиной. Вторая папка была меньшей значимости; никто не стал бы выкручивать Вольфу руки, если бы он отмахнулся от очередной депеши. Но в то же время следовало показать, что просьбы коллег он держит под собственным контролем и делает все возможное, чтобы изловить злоумышленника.

– Хорошо, я согласен, – нажав на кнопку звонка, встроенного в стол, Гельмут вызвал адъютанта. – Рихард, пусть ко мне приведут господина Трезеге.

– Слушаюсь, господин Вольф.

Снова оказавшись наедине с Варнаховским, начальник полиции спросил:

– Надеюсь, вы не будете утверждать, что господин Трезеге француз?

– У вас хорошее чувство юмора, господин Вольф.

– Он тоже русский?

– Да.

– Я так и думал! Может, вы мне скажете, как его настоящая фамилия? Должен же я все-таки знать, кого освобождаю из-под стражи…

– Это вам лучше спросить у него, господин Вольф, я не имею права разглашать чужие тайны.

Через несколько минут двое полицейских привели Трезеге, совершенно не удивившегося, увидев в кабинете начальника полиции Варнаховского.

– Надеюсь, вам не надо представлять друг друга? – хмыкнул Вольф.

– Да, мы знакомы, – сдержанно отвечал бывший поручик.

Махнув ручку в чернильницу, Вольф широко расписался на пропуске и протянул его Христофорову.

– Можете быть свободны, ваше дело благополучно разрешилось. Надеюсь, что вижусь с вами в последний раз.

– Но при мне были деньги почти на пятьсот тысяч марок! – возмутился Христофоров.

– Боюсь, что в этом случае я ничем не могу вам помочь – деньги уже переданы в казначейство. Вам лучше обратиться к директору Имперского банка господину Эберхарду Гассману, – хмыкнул начальник полиции. – Пока его еще не уволили.

– Мы подумаем над вашим предложением, – учтиво произнес Леонид. – А сейчас просим разрешения откланяться.

– Вы дали слово дворянина и офицера, – напомнил Вольф, прежде чем Варнаховский с Трезеге вышли из кабинета.

– О таких вещах я не забываю. Вы получите типографию тотчас, как только мы выберемся отсюда.

* * *

Дождавшись, когда Варнаховский с Трезеге выйдут из кабинета, Вольф немедленно вызвал адъютанта.

– Кто у нас сегодня на наружном наблюдении?

– Фельдфебель Брунне и унтер-офицер Пельц.

Вольф удовлетворенно кивнул. Оба филера прошли серьезную армейскую школу, уже шесть лет служили в полиции и являлись едва ли не лучшими "топтунами" в управлении. Так было заведено: кроме основной работы, чтобы не привлекать к своей персоне повышенного внимания, филеры служили и в других местах. Брунне числился служащим на железной дороге, где вел наблюдение за всеми прибывающими, а Пельц работал приказчиком в торговой лавке в центральной части Берлина, что позволяло ему внимательно присматриваться ко всем подозрительным клиентам. Каждого из филеров начальник полиции знал по докладам, в которых они беспристрастно и со знанием дела описывали подозрительных людей, давая им при этом точные и весьма остроумные прозвища. У каждого, кто читал их отчеты, невольно вырисовывался образ фигуранта.

У фельдфебеля был один существенный недостаток – наблюдая за объектом, он заигрывался и, нарушая правила слежки, мог подойти к фигуранту на недопустимо близкое расстояние. Пельц, в отличие от напарника, был более осторожен, хотя излишняя предусмотрительность имела обратную сторону – фигурант мог уйти из-под наблюдения. Но подобные недостатки воспринимались как издержки профессии.

– Рихард, скажете филерам, чтобы они не упускали эту парочку ни на секунду! А Брунне наказать, чтобы вел себя поосмотрительнее. Мне важно знать, где скрываются фальшивомонетчики, а как только их логово будет обнаружено, следует тотчас приступить к аресту.

– Слушаюсь, господин Вольф, – вытянулся адъютант и тотчас скорым шагом вышел из кабинета.

На пропуске Варнаховского и Трезеге начальник полиции поставил неприметный знак, по которому дежурный, стоявший у входа, должен будет задержать их на пару минут под благовидным предлогом. Этого времени будет вполне достаточно, чтобы филеры могли выйти через запасной выход и занять подобающую позицию, а там незамеченными увязаться за фальшивомонетчиками.

Поднявшись из-за стола, Гельмут Вольф подошел к окну и слегка приоткрыл занавеску, открывавшую вид на широкую многошумную мостовую и краешек базарной площади, застроенной продовольственными магазинами. Напротив полицейского управления размещалась цветочная лавка, причем продажа роз не прекращалась даже в зимнее время, что вызывало немалое восхищение горожан.

Еще через минуту дверь полиции открылась, и на тротуар ступил Варнаховский, беззаботно помахивая длинной тростью с янтарным набалдашником, и Трезеге, слегка ссутулившийся. Надо полагать, что время, проведенное в казематах, не прошло для него бесследно. О чем-то коротко перемолвившись, они пересекли дорогу, пропустив тяжелую карету, запряженную четверкой, и направились к экипажу с золоченным дворянским гербом на дверце, на козлах которого, важно распрямив спину, сидел бородатый кучер. Едва фальшивомонетчики расположились в креслах, как из цветочного магазина вышли два человека в черных полуцилиндрах. В человеке плотного сложения и среднего росточка Вольф без труда узнал фельдфебеля Брунне, вторым был унтер-офицер Пельц.

Заприметив, как Брунне слегка прибавил шагу, направляясь к стоявшему у обочины экипажу, начальник полиции невольно поморщился и покачал головой. Фельдфебель увлекается, следует сделать ему внушение.

Экипаж с дворянским гербом тронулся, а следом за ним, держась на почтительном расстоянии, устремился другой, поплоше и понеприметнее, в котором и расположились филеры.

* * *

Большой глупостью было бы полагать, что господин Вольф отпустит их без должного сопровождения. Так оно и произошло. Едва Варнаховский с Христофоровым устроились в экипаже, как из цветочного магазина вышли двое. Один был плотный, с тоненькими щеголеватыми усиками на широкой верхней губе, невольно смахивающий на озороватого приказчика мясной лавки, а другой – высокий и худой, с вытянутым изможденным лицом, больше напоминающий отставного военного. Было в этой парочке что-то особенное, что отличало их от других прохожих. Неожиданно мужчина, шедший впереди, ускорил шаг (Варнаховский мысленно назвал его Мясником), как если бы не хотел отставать, и когда они сели в пролетку, то сомнения отпали – господин Вольф посадил им на хвост шпиков.

– Евдоким, ты не забыл, что нужно делать? – спросил Варнаховский у кучера перед тем, как расположиться в экипаже.

– Как же можно, ваше благородие, – почти обидевшись, протянул извозчик.

– Вот и славно, – с видимым облегчением проговорил Леонид и, закрыв дверцу экипажа, откинулся в кресле, обложенном мягкими подушками.

Карета тронулась. Проехав вдоль длинной улицы, Евдоким повернул на небольшую улочку, застроенную по обе стороны пятиэтажными домами. Глянув в заднее окно, Варнаховский невольно хмыкнул – за ними, будто бы привязанный, двигался экипаж, запряженный пегой лошадкой. Он то сокращал расстояние, едва не расшибая задок едущей впереди кареты, то вдруг значительно отставал. Леонид невольно усмехнулся – такая езда больше походила на игру в "кошки-мышки".

Евдоким вдруг попридержал лошадей и свернул в проходной двор, уводящий на параллельную улицу.

– Тпру, стоять! – натянул он поводья, останавливаясь под самой аркой, заблокировав выезд. – Все, ваше благородие, уходим! – Кучер сошел с козел и крепко привязал карету к торчавшему в стене крюку.

Варнаховский с Христофоровым вышли во двор, стараясь не привлекать к себе внимание, и неспешно направились к большой тяжелой золоченой карете, запряженной четверкой жеребцов, стоявшей на краю дороги подле ювелирного магазина. Поманив к себе подростка, толкавшегося у дверей магазина в надежде на скорый заработок, Леонид поинтересовался:

– Серебряную марку заработать хочешь?

Глаза мальчугана алчно вспыхнули угольками, на который как будто бы только что дохнул ветер.

– Хочу, господин. Что нужно делать?

Показав на карету, стоявшую под аркой, бывший лейб-гусар продолжил:

– Сейчас отсюда выскочат два господина. Один крепенький, среднего росточка и с тонкими усиками, а другой – высокий и худой, как оглобля. – Вытащив из кармана сюртука заготовленный конверт, протянул мальчугану. – Отдашь его толстяку. А вот тебе и марка… Да постой ты! – попридержал он за рукав пострела, метнувшегося было к арке. – Как только отдашь конверт, можешь смело просить у них еще десять марок, они жадничать не станут!

Губы мальчугана растянулись в довольной улыбке – видно, он уже обдумывал, куда потратить заполученные капиталы.

– Ну, чего стоишь? Ступай!

Евдоким привычно расположился на козлах золоченой кареты и, взяв в руки вожжи, терпеливо подождал, когда Варнаховский с Христофоровым залезут внутрь. А когда дверца громко захлопнулась, он весело тряхнул вожжами:

– Но, пошли, милые!

Глянув в окно кареты, Варнаховский увидел, как между каретой и стенкой арки, яростно стиснув зубы, протискивается Мясник. Получалось плохо; сюртук изрядно пообтерся, а тут лошади, чем-то неожиданно напуганные, рванулись вперед, сокрушая карету. В какой-то момент Леониду показалось, что карета разотрет шпика насмерть. Однако обошлось. Филер, разодрав полы сюртука, выскочил на волю. Обернувшись, он что-то кричал поотставшему товарищу, показывая на отъезжавшую карету, видно, осознавая тщетность преследования. В этот самый момент к нему подскочил малец и, сунув в руки конверт, что-то быстро залопотал. Дальнейшего Варнаховский не увидел: застоявшиеся лошади стремились перейти на галоп, и Евдоким, умело сдерживая прыть, повернул экипаж в переулок. Толстяка и мальчугана тотчас закрыли каштаны, буйно разросшиеся вдоль дороги.

Повернувшись к Христофорову, отчего-то вдруг затосковавшему, Леонид спросил:

– Документы готовы?

– Да.

– Прекрасно! И кто я теперь?

– Граф Филипп де Даммартен.

– Хм… А не слишком ли напыщенно?

Улыбнувшись, Христофоров продолжил:

– Не слишком. В ваших жилах теперь течет королевская кровь, так что при желании вы можете смело претендовать на французский престол.

– Этого еще не хватало! – невесело буркнул Варнаховский. – Ни к чему привлекать к себе внимание. Надо будет придумать что-нибудь менее броское, – и принялся глазеть на пробегающую панораму.

Назад Дальше