Он огляделся в поисках меча, который выронил разбойник. Нашел. Поднял. Чтоб не марать свой собственный меч, взял разбойничий и принялся рыть им две неглубокие могилы. Как умел, схоронил убитых бандитов. Оглядел деревья по обочинам дороги. Заметил одно, вполне подходящее. Тем же бандитским мечом аккуратно срубил с этого дерева ветку. Еще раз рубанул, дабы отсечь от этой ветки прямую деревяшку примерно в локоть длиной. Потом вынул из собственных ножен кинжал - когатану и принялся резать по дереву. Руки двигались плавно, привычно, - ох, не раз уже приходилось Кадзэ проделывать эту работу. Постепенно бессмысленная деревяшка обратилась в статуэтку Каннон Милосердной. Еще несколько движений ножом - и вот уже завершены даже складки одежд Всемилостивой. Кадзэ печально всмотрелся в прекрасный лик богини. То было лицо его госпожи. Не такое, каким оно было в час ее ужасной гибели, но такое, каким он видел его когда-то - и запомнил навеки.
Он поставил статуэтку на обочине дороги, лицом к двум свежим могилам - пусть Милосердная сжалится над душами бандитов, - и снова отправился в путь.
Глава 6
Луна во мраке бледна.
Листья кружат над землей.
Демон летит сквозь мглу!
К ближайшему селению подошел Кадзэ уж после полудня. Бедная была деревушка! Дырявые крыши, пыльные улочки, которые - случись дождю - порадовали бы путника грязью непролазной. А уж сколь знакомы ему потемнелые от времени стены домов - и слов недостанет. Или, может, глаз его уж до того замылен, что все селения Ямато для него - на одно уж лицо? Нет, вряд ли. Судзака - деревня гостеприимного угольщика Дзиро - много позажиточнее казалась даже на первый взгляд. А эта - именем Хигаши - уж такой нищей да полуразрушенной смотрелась, что даже он удивился.
Правда в отличие от селения Дзиро деревенька Хигаши могла похвастать постоялым двором с чайным домиком. Было где путнику и бодрящего напитка испить, и голод утолить, и на ночь голову преклонить. Стоял постоялый двор прямо на перекрестье трех дорог. Крыша - высокая, над дверью - полуспущенная бамбуковая штора сапфирово-синего цвета. А на шторе той - большие белые иероглифы: "Чайный домик Хигаши". Н-да. Воистину деревенское название - ни поэтичности в нем, ни изящества. Но Кадзэ оно отчего-то понравилось. Простота и искренность есть непременные составляющие благородства, - неясно, правда, относится ли это самурайское изречение и к качеству заштатных гостиниц…
Мысленно забавляясь, Кадзэ зашел за синюю штору.
Порог обрывался прямо в круглую общую залу с утоптанным земляным полом. Поверх комнату огибала невысокая деревянная веранда - не иначе вышеупомянутый чайный домик. Кадзэ присел на пороге. Принялся расшнуровывать запыленные сандалии. Молоденькая служаночка в пестром бумажном кимоно завидела нового клиента. Ласочкой подскочила к порогу, стрельнула глазками, склонилась в низком поклоне. Пропищала, старательно подражая высоким голосам городских гейш и гетер:
- Да благословен будет ваш приход под нашу кровлю, господин!
Кадзэ кивком ответил на приветствие. Склонился, чтоб стянуть сандалии. Распрямился - а служаночка уже семенила к нему, держа на подносе пару свежих носков-таби. Вот уж воистину, - и откуда в этакой глуши подобное изящество?! Он с наслаждением снял грязные таби и переобулся в чистые.
Кадзэ последовал за девицей внутрь дома.
- Высокородный господин в отдельном кабинете откушать изволит или соблаговолит почтить своим присутствием общую залу? - прощебетала служанка.
Денег в кошельке - негусто. Но с другой стороны, как же хочется спокойно посидеть в одиночестве, не видя вокруг глупых крестьянских физиономий! Призадумаешься тут. Кадзэ и впрямь призадумался. Пару мгновений спустя победила любовь к уединению.
- Проводи в отдельный кабинет.
Мелко семеня, девица торопливо провела его в крошечную - татами на четыре, не больше - комнатенку. Кадзэ опустился на циновку. Вынимать меч из-за пояса, впрочем, не стал, просто передвинул его так, чтоб сидеть не мешал.
- Может, высокородный господин пожелает для начала испить саке? - прозвенела служаночка.
От внимания Кадзэ не укрылось - девушка ухватила пальчиками край широкого, еще не подшитого рукава своего яркого кимоно и нервно его теребит. Интересно, это просто привычка у нее такая - или девчонка правда чего-то боится?
- Нет. Саке не хочу. Только чаю… Постой-ка, красавица. Не скажешь ли мне, не привозили ли в последние несколько лет в ваше селение маленьких девочек? Я разыскиваю одну. Ныне ей, должно быть, лет девять. Пришло в голову - может, кто-то у вас купил недавно прислужницу примерно такого возраста?
Служанка уставилась на него с изумлением. На всякий случай кокетливо хихикнула. А после пискнула:
- Нет, благородный господин воин! Не было у нас никаких девочек!
- Не было так не было. Ну, где мой чай?
Девушка выбежала из комнаты, мелькнув цветастым подолом. Кадзэ расположился поудобнее. Конечно, тонкие бумажные стены не спасли бы его от шума гостей в общей зале, но, по счастью, нынче на постоялом дворе стояла тишина удивительная. Мысленно Кадзэ выругал себя болваном и идиотом: ну что ему стоило не задирать нос и сэкономить пару-другую монет? Какая разница, в общей зале сидеть или в отдельном кабинете, коли ни там, ни там - ни души? Задумался - и тотчас передернулся. Немыслимо, непристойно для самурая думать о таком грязном предмете, как деньги! О том, что и сколько стоит, надлежит беспокоиться госпоже его супруге, если и она снизойдет до столь низменных забот. Госпожа супруга… произнеси слова эти, хоть вслух, хоть про себя, - и сердце тотчас сжимают стальные клещи тоски. Госпожа супруга Кадзэ. Женщина, по собственной воле ушедшая в лучший из миров. Мертва она. Мертва и госпожа. Нет. Лучше не думать. Кадзэ сделал глубокий вдох и постарался вновь обрести душевный мир.
Меж тем воротилась служаночка. На подносе она несла чайник и чашечку, без особого успеха имитирующие дорогой фарфор. Довольно грациозно опустившись на колени перед Кадзэ, налила ему чаю. Поставила чайник на низкий столик и снова принялась теребить пальцами рукав.
- Может, не побрезгуете и нашим скромным угощением? - сказала она наконец. - Рис еще не готов, но зато одэн наш на всю округу славится.
- Да. Одэн, пожалуй, будет в самый раз. Неси быстрее, есть очень хочется.
Девушка стрелой вылетела в коридор, торопясь принести заказ. Кадзэ тем временем взял чашечку, отхлебнул горячего, приятно горького чая. Одно из немногих достоинств в нынешней его невеселой жизни - научился наконец ценить маленькие, повседневные радости бытия. Вот как, к примеру, приятственно испить чашку хорошего чаю, не высиживая при этом зубодробительно тягостной процедуры чайной церемонии! Или как славно в одиночестве, не на пиру или торжественном обеде, насладиться миской обычного деревенского одэна!..
Он услышал: прошлепали по коридору босые ножки служанки, торопящейся поднести важному клиенту заказ. И внезапно - тончайшие бумажные стены не скрывали даже самых тихих звуков - девушка оступилась. Грохнулась о доски, разбилась миска.
- Ой, нет! - в голос всхлипнула девчонка.
Через пару секунд по полу зашаркала - тяжело, уверенно - другая пара ног. Человек остановился рядом со служанкой. Заверещал визгливым тенорком:
- Дура безрукая! Последнего ума лишилась!
- Да торопилась я, хозяин! Господин самурай изволили сказать - дескать, кушать хотят, ну, я и…
- Неумеха! Ты гляди - опять миску расколотила!
- Не хотела я, хозяин…
- Чтоб тебе сдохнуть, мерзавка! Глядеть тошно на тебя, безрукая! Будь проклят день, когда мы тебя купили, сиротство твое пожалели. В веселый дом ступай, там твое место!
- Простите, хозяин, не виновата я…
- Еще огрызаешься, стерва?!
Кадзэ услышал звук оглушительной пощечины и сразу за ним - тихий изумленный вскрик девушки. Наверное, хозяин прав, наказывая нерадивую служанку. Кадзэ снова отхлебнул чаю. Постарался отстраниться от окружающего мира, не обращать внимания на скандал в коридоре. В конце концов, какой же он японец, если не может даже заставить себя не слышать всего, что поневоле слышно сквозь бумажные стены и тонкие ширмы?
Из коридора донесся звон второй, еще более крепкой оплеухи. На этот раз девчонка громко заплакала от боли. Новая пощечина - и она заскулила, как насмерть перепуганный зверек. Кадзэ сжал зубы. Плавным, текучим движением встал из-за столика и неслышно раздвинул скользящие створки седзи. Ну, так и есть… В нескольких шагах от него ползала по полу, пытаясь собрать осколки миски, служанка, а над ней возвышался крепкий кривоногий старик в опрятном синем кимоно. Старик рывком поднял девушку с пола и уже занес было руку для очередного удара, но Кадзэ молнией бросился к нему и успел перехватить его запястье.
Почти машинально хозяин гостиницы попытался вырвать руку из пальцев незнакомца. Кадзэ, мысленно усмехаясь, усилил хватку, словно зажимая руку старика в пыточные тиски. Ошалевший старик изумленно поднял глаза и встретил ледяной взгляд самурая.
- Я изрядно голоден, - холодно и спокойно произнес Кадзэ. - Потрудитесь, почтенный, принести мне другую порцию одэна. Стоимость разбитой миски можете, если угодно, включить в счет.
Хозяин открыл было рот, хотел что-то сказать… но, поразмыслив, предпочел не высовываться. Смотрел он Кадзэ в глаза, и выражение праведного гнева стиралось с морщинистой физиономии, ровно пятно с ткани под руками опытной прачки. Рукой вертеть он тоже перестал. Зачастил угодливо:
- Как изволите, благородный господин самурай! Я позволил себе оскорбить слух вашей милости только потому, что неумеха эта просто до белого каления довела. Никакого терпения на нее не хватает! Вчера тоже миску разбила. Раньше поднос уронила. А дела у нас и так, позвольте заметить, не гладко идут, - ну, сколько ж спускать лентяйке этой? Ест сладко, спит мягко, а работать не умеет!
Кадзэ отпустил запястье трактирщика. Развернулся. Неторопливо прошествовал назад в кабинет, задвинул за собой створки седзи. С интересом прислушался.
На несколько мгновений в коридоре зависло молчание. Потом хозяин сдавленно прошипел:
- Чего расселась, дура? Ревет еще, принцесса! Быстро - убрать тут все! И бегом - за новой миской для господина самурая!
Кадзэ поднял чашечку. С наслаждением отхлебнул еще чаю. Он почти уже допил первую порцию, как седзи раздвинулись и в комнату старательно, считая шаги, вошла служанка. К груди она судорожно прижимала поднос с новой миской одэна. Одна щека еще краснела от недавних оплеух, но слезы уже высохли, глазки заблестели. Кадзэ взял с подноса палочки для еды. Потом - миску. Поднес поближе ко рту. Подцепил палочками еще дымящийся кусок редьки и с чувством отправил в рот.
Девушка уходить почему-то не торопилась. Уселась напротив и с улыбкой наблюдала, как ест самурай. Отправив в рот одновременно куриную тефтельку и несколько кусочков овощей, Кадзэ полюбопытствовал:
- Чего тебе, красавица?
Служаночка так и ударилась лбом об пол:
- Благодарствую, высокородный господин! Век не забуду!
Кадзэ лишь рукой небрежно махнул:
- Наказание твое далеко превзошло преступление. Однако ловкой прислужницей тебя и впрямь не назвать.
- Знаю, высокородный господин! Виновата. Только мы ж тут с недавних пор все как по лезвию ножа ходим. Хозяин сам до полусмерти напуган, оттого нынче меня и поколотил. Он ведь вообще-то добрый, в жизни руки на меня не поднял. Просто боится он. Мы все боимся.
- И что ж вас всех так напугало?
Девушка огляделась, словно прикидывая, не подслушивает ли ее кто. Придвинулась. Зашептала горячо:
- Хозяин нам о таком говорить не велит. Боится, мы сплетнями всех посетителей распугаем.
- Не вижу что-то иных посетителей, кроме меня. Рассказывай спокойно, милая.
Служаночка снова торопливо осмотрелась. Потом зашептала еще тише:
- Две ночи назад, господин, мы такое видели, такое! Ужас просто! Через деревню нашу демон проскакал…
В демонов Кадзэ верил. Он верил и в богов, и в духов, и в призраков. В это верили все вокруг, и он не был исключением. Но лично ему видеть демонов собственными глазами еще не случалось. А хозяину захудалой гостиницы и служанкам, значит, повезло. Странно как-то…
- И что за демон то был?
- Ужасный демон, господин! Алый лик и еще рога, вот такие… - Пальчиками она изобразила у себя на голове некое подобие небольших рожек. - А волосы - длинные, белые. А плечи - широкие. Он на черной лошади скакал и тащил в ад чью-то проклятую душу.
- В каком смысле - тащил в ад?
- Через седло его человек был перекинут, господин!
- Значит, демон скакал на оседланном коне?
- Да, господин! Говорю ж вам - ужас. Грохот раздался… А демон проскакал через деревню, а оттуда по дороге помчался. Мы все его видели, правда, правда! С тех пор все как неживые ходим. Так страшно, может, скоро тот демон за кем-нибудь из нас воротится…
Кадзэ отложил миску. Пристально взглянул в испуганное лицо служанки. Да нет, не так уж и молода. Лет восемнадцать точно сровнялось. Смазлива, несомненно, но на грубоватый, крестьянский лад. Смугловата и худа. На лбу повязана застиранная добела косынка. Цветастое кимоно - далеко не новое, но очень чистенькое и аккуратное. А страх от нее исходит столь сильный, что впору его руками пощупать. Нет, точно верит девушка в то, о чем говорит.
- Вот, значит, как, - протянул Кадзэ лениво, всем своим видом выражая, что относится к поведанной ужасной истории с изрядной долей сарказма.
- Клянусь вам, господин, я правду говорю!
- Стало быть, демон проскакал верхом на коне через все селение?
- Да, точно!
- И его многие люди видели?
- Точно так, благородный господин! Многие! Я не выдумываю, правда. Чего там, - да демона этого, верно, вся деревня видела. Гром копыт середь ночи раздался. Мы все из дверей и повысовывались, думали, кого это несет? А там демон… Хозяин с того дня, как минутка свободная выпадет, все сутры священные читает, чтоб, значит, зло от дома нашего отвести. Вся деревня денно и нощно молится да богов призывает.
- Куда же направился от вас демон?
- Да кто ж его знает, господин! А почему вы спрашивать изволите? Иль повстречали его на дороге?
- Нет. Не встречал. Я, красавица, только что явился из провинции Удзен. Иду вообще-то в земли Рокудзен, но вчера поневоле пришлось заночевать в селении Судзака.
- Ой! Простите меня, благородный господин, но вы соблаговолили свернуть на перекрестке совсем в другую сторону…
- О чем ты, девушка?
- Да как же, благородный господин… Помните перекресток четырех дорог?
- Да уж. Преотменно помню.
- Одна из дорог ведет из провинции Удзен, верно?
- Право, так. Я и пришел к вам по этой дороге.
- Вы поглядите сами, господин! Одна дорога в отроги горные уходит, прямо к вершине Фукуто. Другая - с гор, в деревню Судзака тянется. Третья - та в провинцию Рокудзен через деревню нашу ведет, истинно так. А вы, верно, соблаговолили по четвертой дороге пройти. А она от Судзаки прямо к нам, в Хигаши идет…
- Стало быть, чтобы попасть сюда, вовсе не следует проходить через Судзаку?
- Нет, конечно, господин! Правда, про Судзаку - разговор особый, близ этой деревни усадьба самого князя, господина нашего, стоит… Только не любят странники через Судзаку ходить-то! Через нас - напрямую - быстрее. Оттого и двор постоялый в нашем селении, и домик чайный. Кому охота крюк делать, ежели от перекрестка прямо к нам дойти можно?
- Что ж это получается, милая? Дороги образуют треугольник, смыкающий деревни Судзаку и Хигаши с перекрестком?
- Точно, господин!
- И стало быть, если я пойду по этой дороге, то либо попаду в провинцию Рокудзен, либо сверну назад, в сторону перекрестка?
- Истинно так, господин!
- Что ж, красавица. - На сей раз Кадзэ явственно давал понять служанке, что толкует с ней далеко не от скуки, - сделанного не вернуть. Скажи мне, однако, - правда, что нынешний князь ваш и двух лет не правит провинцией?
В голосе самурая звучал неподдельный интерес.
- Истинно, господин! Ныне у нас князь молодой. Красивый. Светлейший Манасэ его зовут, вот как! А провинцию нашу ему в награду даровали, как он изволил убить в великой битве при Секигахаре какого-то важного вражеского полководца. Вроде того полководца Иваки Садатака звали, а может, и нет. Одно известно: господин наш принес голову того полководца прямо в палатку великого Токугавы Иэясу и бросил к его ногам. А сёгун за таковой подвиг ему провинцию нашу подарил!
- Отчего ж тогда, мне мнится, нет в провинции вашей ни мира, ни покоя?
- Какой там мир, господин! Какой покой! С тех пор как провинцией нашей Светлейший Князь Манасэ правит, мы все едва с риса на воду перебиваемся, правда, правда. Двор наш постоялый да домик чайный в последние пару лет уж закрывать впору. Никто к нам не ходит. Боятся люди по дорогам нашим странствовать. Своя шкура дороже. А мы все скоро с голоду помирать станем!
- Вон оно как, красавица! - На сей раз тон захожего самурая выражал и жалость, и симпатию, и устоять перед ним было трудно.
Девушка и не устояла.
Склонилась к Кадзэ, сверкнула глазами, зашептала жарко:
- Благородный господин воин! Окажите честь простой служанке! Этой ночью я позволю себе прийти к вам в комнату. Только по-тихому все надо, чтоб хозяин не узнал. Честное слово, я бесплатно. Не побрезгуйте бедной девушкой, благородный господин…
Кадзэ снова взглянул на служанку. Тощая до неприличия. Угловатая - в ее-то годы! Личико - правда, бывают и хуже, но этот крестьянский медный загар! Жестокая насмешка застряла в горле. Нет. Зачем обижать девушку? Заговорил мягко:
- Спасибо за предложение, прекрасная дева. Только не собираюсь я брать у вас комнату. Нынче же мне необходимо воротиться в селение Судзака…
- Да ведь ночь, почитай, на дворе! - В голосе прислужницы звенело неподдельное возмущение. - О смерти вы, что ли, мечтаете, коли собираетесь бродить в темноте по нашим дорогам?! Бандиты, разбойники за каждым кустом. А демон? Иль я зря вашей милости про демона рассказывала?!
- Нет, прелесть моя. Не зря…
Когда Кадзэ добрел наконец до деревни Судзака, на дворе уж давным-давно стояла непроглядная ночь. Впереди маячил дом угольщика Дзиро, и самурай преотлично видел красные отсветы огня, проглядывавшие сквозь щели деревянных дверей.
Сильному воину распахнуть бы скользящие эти двери одним ударом - вместе с жалким засовом! Но Кадзэ счел за лучшее вежливо постучать в одну из створок.