- Это не фокус, который выполняется для развлечения уличной толпы, - надменно ответил Татсуно. - Это требует тесной связи с ками природы.
Не в силах сдержать себя, Сёкей засмеялся:
- И у тебя есть такая связь?
- Когда понадобится, - сказал Татсуно с поклоном.
- Да ну? Тогда я надеюсь увидеть такую ситуацию, - не унимался Сёкей.
- Если подобное случится, - ответил Татсуно, - это будет означать, что мы находимся в серьезной опасности.
Сёкей полагал, что шансы на это невелики. На дороге, которая вела путников к цели, почти никого не было. Встречались только случайные прохожие - крестьянин или чернорабочий, который посмотрел на них без любопытства или угрозы. Сёкей и Татсуно приближались к горам Акайси. Юноша счел их красивыми, даже при том, что вершины были покрыты снегом, но зеленые сосны и оголенные клены, которые охватывали горы со всех сторон, составляли живописный пейзаж. Теперь, когда дорога пошла вверх мимо деревьев, юноша почувствовал усталость. С высотой воздух становился холоднее, и Сёкей пожалел, что на нем не было более теплой одежды. Но любая другая одежда, какая имелась у него, показывала бы, что он сын зажиточного самурая. Он не намеревался просить Татсуно остановиться на отдых. А тот не проявлял никаких признаков усталости и шагал так твердо, будто только что пустился в путь.
В первую ночь они остановились в маленькой обители, где жили три синтоистских священника. Семьи со всей округи несли сюда рис и овощи, чтобы поддержать существование святыни. Хотя священники с удовольствием поделились пищей с гостями, Сёкей заметил, что ее было недостаточно. Позже, когда они пошли на вечернюю службу, юноша оставил серебряную монету для ками, жившего в обители. Он знал, что этих денег хватит священникам на покупку одной или двух рыб.
На следующее утро путники проснулись и обнаружили, что ночью выпал обильный снег. Ветви деревьев низко прогнулись под тяжестью белых одежд, а земля казалась столь же свежей, как, наверное, в тот день, когда она едва родилась. Даже в этом случае увиденное встревожило Сёкея, поскольку он понял, что это означало: сегодняшний путь будет более трудным. Священники, однако, были восхищены. Они подготовили специальную пищу на завтрак, открыв флягу с рассолом дайкона, которая хранилась для праздника. Татсуно объяснил Сёкею:
- Здесь не было большого снега этой зимой. Без снегопада не потекут горные потоки, когда придет весна, и крестьяне в округе напрасно бы ждали хорошего начала сезона полевых работ. А это ужасно сказалось бы на священниках, ибо означало, что ками из обители недовольны.
После завтрака Татсуно спокойно поговорил с одним из священников, который затем исчез, а вернулся с несколькими шкурками выдры.
- Мы обернем ими ноги, так что не замерзнем в снегу, - пояснил Татсуно.
- Я должен покинуть обитель, оставив за помощь подношение, - заявил Сёкей.
- В этом нет надобности. Я видел, что ты оставил монету вчера вечером, - возразил ему Татсуно.
- Это предназначалось на пищу, - сказал Сёкей. - Шкурки выдры дороги.
- Да, но священники убеждены, что наше присутствие здесь понравилось ками настолько, что они послали снег.
Сёкей был озадачен:
- С чего они… ты сказал им это?
Татсуно улыбнулся:
- Я намекнул, что ты имеешь тесную связь с ками природы.
- Я не могу позволить извлекать выгоду из такой лжи, - сказал Сёкей.
- Это же не ты солгал, - ответил Татсуно. - Так или иначе, откуда тебе знать, что это ложь? Ты был единственным человеком, который сделал подношение в обители вчера вечером, и этим утром ками показал, что он рад.
- Я никогда не делал вид, будто близок к ками.
- Показываешь свое смирение, - съязвил Татсуно. - Еще одно из твоих достоинств. Оберни ноги шкурками. Если повезет, достигнем Миновы до сумерек.
8. Бумажный мастер
Минова оказалась маленькой, аккуратной деревушкой, приютившейся на краю высокого обрыва. От вида с высоты, которым наслаждался Сёкей, то и дело останавливаясь и оборачиваясь, перехватывало дыхание. Юноша хотел задержаться и впервые воспользоваться своим письменным прибором, но Татсуно подталкивал его вперед.
- Если мы поспешим, то застанем бумажного мастера в его лавке, - ворчал Татсуно. - Я не хочу остаться здесь без ночлега, чтобы потом слоняться ночь напролет.
Найти Баккоро оказалось нехитрым делом. Хотя его лавочка не имела вывески, острый-преострый запах семян тороро разносился через дверной проход. Мякоть семян была одним из компонентов прекрасной бумаги ручной работы. Сёкей услыхал его - тот же самый аромат, почти как в лавочке Огавы. Мичико и ее отец делали бумагу в отдельной комнате. Баккоро имел всего одну большую комнату, служившую спальней и мастерской. Посетители попадали сюда сразу, переступив порог. Мастер делал бумагу на заказ для постоянных клиентов и отсылал ее им.
Баккоро даже не поднял глаз, когда в лавку вошли Сёкей и Татсуно. Он как раз снимал большую бамбуковую рамку с чана, содержащего смесь толченых древесных волокон, семян тороро и воды. Мастер встряхивал рамку так, чтобы лишняя жидкость стекала в чан, и получал в высшей степени нежный и тонкий мерцающий жидкий лист, который при высыхании станет бумагой.
Малейшая ошибка в движениях на данном этапе уничтожила бы не только тот лист, который он держал, но и все листы, сделанные сегодня. Искусство мастера состояло в том, чтобы поместить липкий, полуобсохший новый лист точно поверх других, покоящихся на его рабочем столе, так, чтобы их края приняли столь же четкий угол, как у квадратной коробки.
Когда Баккоро повернул лицо к свету, Сёкей увидел, что он очень стар. Его лицо избороздили глубокие морщины, а на макушке росло лишь несколько седых локонов. Весь его облик демонстрировал абсолютное спокойствие, поскольку он выполнял такие действия достаточно часто и любая ошибка была исключена. Баккоро открыл бамбуковую рамку, и один край липкой бумаги шлепнулся на стопку листов. Бумага казалась легкой, точно пушистое перо недавно вылупившегося цыпленка. Когда Баккоро наклонился вперед, остальная часть листа скатилась с рамки так гладко, словно ее раскатывали валиком. Дальний край упал в точности по кромке верхнего листа в стопке. Сёкей выдохнул и понял, что все это время задерживал дыхание, дожидаясь завершения работы мастера.
Баккоро отложил опустевшую рамку и наконец обратил внимание на Сёкея и Татсуно.
- Чем могу помочь вам? - спросил мастер.
- Мы здесь с полномочиями судьи Ооки, официального следователя сёгуна Токугавы Иосимуне, - объявил Татсуно излишне громким голосом.
Сёкей был поражен. Ему не понравилось, что Татсуно принял на себя столь высокие полномочия. Лицо Баккоро все еще сохраняло прежнее спокойное выражение.
- Я удостоен высокой чести, раз вы посетили мою скромную лавку, - ответствовал он. - Судья желает, чтобы вы принесли ему бумагу?
- Нет, - сказал Татсуно. Он указал пальцем на Сёкея. - Покажи ему бабочку.
Сёкей был готов воспротивиться. Ведь Татсуно обращался с ним, как с тупым слугой. Но они прибыли сюда за сведениями, так что Сёкей подавил возмущение и достал бабочку из своего кимоно. Баккоро посмотрел на нее, затем на Сёкея, будто спрашивая разрешения взять ее в руки. В ответ Сёкей поднес бабочку ближе к старику.
Тот принял оригами и издал щебет неодобрения, когда заметил пятно крови на изделии. Он деликатно подхватил каждое крыло и сместил их немного, чтобы увидеть внутреннюю часть. Осмотрев туловище бабочки, мастер слегка кивнул.
- Эта ваша бумага? - спросил Татсуно.
- Я ее сделал, если именно это вы подразумеваете, - ответил Баккоро.
- Кто купил ее у вас?
Хотя Татсуно пролаял свои вопросы, как будто был судьей, а Баккоро - заключенным, самообладание старика оставалось непоколебимым. Тот не спешил с ответом:
- Я не спрашиваю имен у моих посетителей.
- Вы должны знать их имена, если посылаете бумагу им… или если сделали ее для обители, например.
- Я делаю бумагу вроде этой для многих обителей. Священники делают из нее произведения, которые привлекают ками. - Баккоро улыбнулся. - Или заставляют ками уйти, смотря для чего были предназначены.
- Вы знаете назначение бабочки?
- Конечно. Она используется, чтобы очистить место, где был ками мертвого человека.
- Улыбаетесь, - произнес Татсуно. - Что вы находите забавным?
- Нет. Я ожидаю, что сам буду мертв и довольно скоро. Интересно увидеть, куда я попаду после этого.
- Мы можем сделать так, что это случится скорее, если угодно, - сказал Татсуно голосом, полным угрозы.
Сёкей больше не мог сдерживать себя.
- Довольно! - вскричал он и обратился к Баккоро: - Мы не причиним вам вреда. Но нам надо найти преступника. Он оставил эту бабочку около человека, которого убил. Не поможете ли вы нам?
Баккоро смотрел на Сёкея. Старые глаза были добры, но в глубине их ютилась печаль, и это вызвало у юноши чувство неловкости. Старик возвратил бабочку Сёкею.
- Эта бумага, - сказал он, - была сделана для обители О-Мива в самом сердце Миваямы.
Сёкей взял бабочку, но в этот момент рука Баккоро быстрее скачущей лягушки схватила его за запястье. Юноша почувствовал кости пальцев Баккоро, поскольку плоть старого мастера была столь же тонка, как и его бумага.
- Но вы не должны ходить туда, - умоляюще произнес Баккоро.
Татсуно был все еще сердит, когда они покидали город.
- Ты осрамил меня, прерывая мой допрос, - заявил он Сёкею.
- Ты не имел никакого права угрожать ему таким образом, - сказал юноша, который был не в том настроении, чтобы приносить извинения. - Ты не один из чиновников сёгуна, ты же не станешь этого отрицать?
- Бумажный мастер не знал этого, так ведь? - ответил Татсуно. - Мы посланы сюда одним из чиновников сёгуна, что фактически одно и то же. Я только пробовал узнать то, что хотел знать судья.
- Он не хотел, чтобы ты угрожал людям.
- Почем тебе знать? Он хотел, чтобы мы установили, откуда та бумага. Старик притворился, что не знает. Ладно, уж я умею превратить немую рыбу в певчую птицу.
- Он все равно сказал нам, - напомнил Сёкей.
- Тебе повезло, - упорствовал Татсуно. - И я надеюсь, ты обратил внимание на последнюю вещь, которую он сказал нам.
- Не ходить туда? А вообще, где обитель О-Мива?
- В области Ямато. Святыня не имеет никакого хондэна, где могли бы остаться ками.
- Почему?
- Потому что ками постоянно находятся в священной горе Миваяма. На склоне горы есть тории, но входить за них запрещено.
- Звучит так, как будто ты был там.
Татсуно ничего не отвечал, что было необычно для него. Сёкея мучило любопытство.
- Значит, был? - спросил он.
- Да, - тихо промолвил Татсуно. - Сначала я посетил это место с моим наставником много лет назад.
- Что там такого, чего ты боишься?
- Ничего, - ответил Татсуно, но Сёкей не поверил ему.
Юноша обдумывал то, что узнал за последние дни. Область Ямато. Судья велел встретиться с ним в доме управляющего областью Ямато. Неужели Оока заранее знал, откуда тянется след бабочки? Если так, то почему приказал Татсуно и Сёкею отправиться на поиски врагов господина Инабы в область Этчу? Судья и прежде отправлял его на задания, цель которых не была ясна.
И юноше не полагалось спрашивать что к чему, а только повиноваться. В конце концов, как верил Сёкей, судья объяснит свои указания.
Внезапный порыв ветра бросил двум путникам в лицо ледяные снежинки. Среди звуков завывания пурги Сёкею почудилось, будто он слышит голос старого бумажного мастера, убеждающего юношу вернуться.
9. Метки на коже
Сёкею непривычно было ходить в шкурках выдры, так что где-то на дороге к области Этчу он поскользнулся и упал. Юноша сильно вывихнул лодыжку, и Татсуно осмотрел ее.
- Сунь в снег, - сказал он. - Это не даст ноге опухнуть.
Сёкей встал босыми ногами в сугроб. Холод немедленно пронзил их, и по сосудам в поврежденной лодыжке, казалось, прекратила течь кровь. Вскоре тем не менее Татсуно велел юноше выйти из сугроба.
- Но так ей лучше, - заспорил Сёкей.
- Возможно, но если обморозишься, то лишишься ноги, - ответил Татсуно.
Некоторое время передвигаться было нетрудно, но затем лодыжка Сёкея снова начала болеть, и ему пришлось прихрамывать. Под конец Татсуно нашел на земле тяжелую ветвь. Он обломал на ней сучки, так что Сёкей мог использовать ее в качестве опоры. Путники провели ночь в сарае одного крестьянина. На следующий день обнаружилось, что лодыжка отекла. Сёкей стиснул зубы и продолжал идти, хотя сугробы на пути стали значительно глубже. Время от времени путники останавливались, чтобы Сёкей мог развязать шкурки выдры и опустить ногу в успокаивающий снег.
В одну из таких остановок на пути мимо них проходил торговец, который вел лошадь, нагруженную мешками риса. Когда он увидел, что стряслось, то сказал им, что следующее селение находится совсем близко - всего через два холма от того места, где они сейчас находились. Мало того, в селении, на счастье, имелся лекарь.
- Ищите третий дом слева с этого конца деревни, - сказал торговец. - На его доме нет никакой вывески, потому что там каждый знает, где он живет.
Сёкей с трудом поднялся на ноги, оперся на палку, как на костыль, и смело зашагал вперед. Мысль о том, что хоть какая-то помощь была рядом, подбадривала его. Когда путники достигли вершины второго холма, они увидели впереди под собой деревушку. В ней было, возможно, не более двадцати домов. "Здешний лекарь, скорее всего, не будет достаточно сведущим", - подумал Сёкей. Но по крайней мере здесь можно войти в истопленный дом и хорошенько отдохнуть. Когда двое путников достигли дома лекаря, им пришлось постучать дважды, прежде чем дверь открылась. Их встретил сам лекарь - мужчина средних лет, выглядевший сонным. Он так долго рассматривал Сёкея и Татсуно, что это указывало, как редко подходили к его двери незнакомцы.
- Я Генко, лекарь, - сказал наконец мужчина. - Вы повредили ногу? - спросил он Сёкея. - Проходите внутрь и дайте-ка взглянуть на нее.
Было видно, что мужчина на самом деле спал, когда они постучались.
- Жена одного из селян принесла вчера вечером двойню. Дурной знак для нее.
"Дурной знак и для нас", - подумал Сёкей. Судья наставлял его в том, чтобы не предаваться суевериям, но всякому известно, что близнецы могут принести в дом неприятности.
- Так или иначе, она не умерла, - продолжал лекарь. - Так что я и не знаю, повезло ей или не повезло. Как это с вами случилось? - спросил он Сёкея.
- Я упал и вывихнул лодыжку.
- Лучшее для вас сейчас - отдохнуть, пока нога не заживет.
- Мы не можем сделать этого, - вставил Татсуно. - Нам надо добраться до области Этчу.
- Тогда для вас есть хорошие новости, - сказал Генко. - Вы как раз и находитесь в области Этчу. А вы здесь по какому делу?
Татсуно был немного удивлен.
- Мы… держим путь к обители, - сказал он. Сёкей обратил внимание на его некоторое замешательство и надеялся, что лекарь этого не заметит.
- Обитель? - Генко казался озадаченным. - У нас здесь много обителей, конечно, но нет ни одной, которая была бы широко известна.
- Значит, так, - принялся объяснять Татсуно, придвигаясь к Сёкею, - его отец дал клятву, что пойдет в обитель в Канадзаве, но теперь он плох и умирает. - Ниндзя отвернулся от мрачного взгляда, которым всматривался в него Сёкей, и продолжил: - Таким образом, мы выполняем обет от его имени.
- Ах, Канадзава, - сказал лекарь, кивая. - Там, где замок господина Инабы. Вы, верно, подразумеваете ту обитель, где почитают Хачимана.
- Да, именно ее, - поддакнул Татсуно.
Лекарь посмотрел на Татсуно.
- А ведь она довольно далеко отсюда, знаете ли, - сказал мужчина. Он повернулся к Сёкею. - Не думаю, что вы дойдете туда с такой лодыжкой. Дайте-ка взглянуть на нее.
Он пододвинул для Сёкея длинную лавку, чтобы тот присел. Когда Сёкей взобрался на лавку, лекарь достал из кармана какую-то оправу. В оправе, сделанной из проволоки, были два блестящих прозрачных диска. Сначала Сёкей подумал, что это драгоценные камни, но при более близком рассмотрении они оказались плоскими и тонкими. Сёкей еще больше удивился, когда лекарь нацепил оправу на лицо, постаравшись разместить подобные драгоценным камням предметы перед глазами.
Действие оправы было потрясающим. Глаза лекаря, казалось, увеличились.
- Это волшебство? - спросил Сёкей.
Генко улыбнулся и мягко обхватил ногу Сёкея.
- Однажды, - объяснил он, - когда я посещал Нагасаки, меня попросили обследовать капитана одного из иностранных судов, которым сёгун позволяет торговать там. Капитан прибыл из отдаленного места под названием Нидерланды, как мне помнится. У них был на судне какой-то лекарь, но он умер во время плавания.
Мужчина фыркнул:
- Тоже мне лекарь! Когда это случилось, я сумел исцелить капитана. Он хотел вознаградить меня, но мне, конечно, не было пользы в его деньгах. Тогда я увидел, что он применяет это приспособление, и спросил, каково его назначение. Капитан объяснил, что оно заставляет предметы казаться намного большими, и я подумал, что это приспособление пригодится мне в работе. Он великодушно отдал его мне. Очевидно, такие приспособления обычны в Нидерландах. Теперь держитесь крепче! Скажите, когда почувствуете боль.
Сёкей сжал зубы в тот момент, когда лекарь поворачивал его ногу сначала в одну сторону, затем в другую. Он был настроен выдержать боль без жалоб.
- Здесь не болит? - спросил Генко.
Сёкей отрицательно покачал головой, не поверив в то, что сможет заговорить, не показывая боли.
- Очень сильно опухло, - сказал Генко. - Вы бы взяли какой-нибудь травы, снимающей боль?
Сёкей снова покачал головой.
- А что будет, если я сделаю вот так? - спросил лекарь и совершил внезапное движение.
Сёкей издал вопль. Он не мог сдержаться.
- Ах! Я так и думал, что будет больно, - произнес Генко. - Оставайтесь пока здесь. Я приготовлю кое-что, чтобы вы почувствовали себя лучше.
Сёкею показалось, что он уже чувствует себя лучше. Он оглянулся, задаваясь вопросом, сможет ли убедить теперь Татсуно продолжать путь. Но Татсуно смотрел на красивую лакированную шкатулку, которая покоилась на полке. Сёкею пришло в голову, что Татсуно может спрятать в рукав вещицу, когда никто на него не смотрит. Но Генко обратил внимание также и на него.
- В той шкатулке я держу кости дракона, - сказал он. - Некоторые люди считают, что можно умереть в течение года, если коснуться их.
Татсуно отступил на шаг назад.
- Почему вы тогда держите их здесь? - спросил он.
- Считается, что кости - превосходное лекарство. Я использую их, когда все остальные средства оказываются бесполезны.
- И они помогают? - удивился Татсуно, снова уставившись на шкатулку.
- Так же, как и все остальное, - сказал лекарь. - Одни люди живут, а другие умирают. Я думаю, что вы будете жить.