Генко достал фарфоровую бутыль с другой полки, снял крышку и высыпал в ладонь немного серебристого порошка. Затем, отвернув кимоно Сёкея, лекарь посыпал ногу порошком в трех местах.
- Вы не возражаете против несильной боли, а? - обратился он к юноше. Глаза мужчины за прозрачными бриллиантами делали его похожим на сову, собирающуюся напасть на мышь.
- Нет, не возражаю, - ответил юноша нетвердо.
Лекарь взял три горящие палочки с ладаном и передал одну Сёкею.
- Когда я дам вам сигнал, - сказал он, - коснитесь горящим концом палочки порошка вон там, повыше колена. - Он указал, куда именно нужно приложить палочку.
Сёкей напрягся в ожидании того, что должно произойти. Лекарь поводил двумя остальными палочки над маленькими кучками порошка в нижней части ноги юноши.
- Пора, - сказал он.
Как только зажженные палочки коснулись порошка, в воздух взвился фонтан искр. Сёкей задыхался от страха. Потом искры потухли, оставив три маленьких облачка приятно пахнущего дыма.
- Это не больно! - воскликнул юноша.
Лекарь кивнул.
- Многим кажется, что должно быть больно, и поэтому действительно ощущают боль.
Услышав эти слова, Сёкей вспомнил, что судья Оока говорил о страхе перед пытками. Юноша едва не сказал лекарю об этом, но затем сдержался, поскольку знал: он и Татсуно должны выдавать себя за паломников.
- И что вы теперь чувствуете в лодыжке? - спросил его Генко.
Сёкей пошевелил ногой.
- Боль прошла, - удивленно произнес он.
- Да, но она вернется, - заметил лекарь. - Порошок останавливает боль на некоторое время, но не приносит исцеления. Только отдых излечит вашу лодыжку.
Мужчина достал из сундука белую льняную ткань и крепко обвязал ее вокруг лодыжки Сёкея.
- Пользуйтесь повязкой во время ходьбы, - сказал он, - но по возможности старайтесь находиться в покое.
- Мы должны попасть в Канадзаву, - возразил Татсуно.
- Вам незачем так спешить, - ответил лекарь. - Канадзава сейчас как бы осталась без управления, потому что умер господин Инаба. Прибыл его сын Йютаро, чтобы потребовать от самураев его отца преданной службы.
- Он уже здесь? - спросил Сёкей.
- Так мне сообщили, - промолвил лекарь. - Я еще не видел его. Если бы он не хотел осмотреть свой домен, то не приехал бы в такую неказистую глухую деревню, как наша.
Генко замолчал на какое-то мгновение, затем добавил:
- Здесь проживает одна семья, которая будет рада принять вас. Муж и жена очень набожны, и они сочтут за высочайшую милость приютить двух паломников вроде вас.
- Я полагаю, мы можем задержаться на день или два, - согласился Татсуно.
- Я отведу вас к их дому, - произнес лекарь. - Только одно хочу сказать, - добавил он.
- И что же?
- Я бы не стал им говорить, что вы идете в обитель Хачимана в Канадзаве.
- Но почему?
- В Канадзаве нет никакой обители Хачимана.
10. Молитвы за Момо
Надвинулись серые, тусклые сумерки, когда лекарь с Сёкеем и Татсуно подошли к полуразвалившемуся домику. В высокой соломенной крыше виднелись заделанные прорехи, бумага в окне порвана и местами заменена новыми кусками. Доски передних ступенек сломаны, и лекарь предупредил путников, чтобы они были повнимательнее, потому что третьей ступеньки и вовсе нет. Если бы не свет, который смутно поблескивал в окошке, то Сёкей подумал бы, что жилище давно заброшено. Генко постучал в дверь, им открыли. Мужчина на пороге и сам нуждался в "починке"… Его щеку пересекал уродливый шрам, который выглядел так, словно не зажил в течение долгого времени. Его руки были корявыми из-за многих лет занятий непосильным трудом.
- Джойджи, - поприветствовал лекарь, - это путешественники, они держат путь к Канадзаве, и им нужно жилье на время, пока заживает лодыжка юноши.
Хозяин отодвинул дверь, приглашая войти:
- Добро пожаловать, - сказал он. Оказавшись внутри, Сёкей с удивлением обнаружил, что пол в доме не был покрыт циновками. В центре единственной просторной комнаты находилась яма, где горел небольшой огонь, испускавший столько тепла, чтобы почувствовать это с порога. Вдоль стен было расставлено множество маленьких статуэток Будды и буддистских святых, перед которыми горели свечи. Два маленьких горшка были подвешены крюками к металлическому пруту над очагом.
На единственной циновке из рисовой бумаги перед очагом сидела женщина, которая смотрела в пляшущие вспышки, словно пробуя прочитать в них какое-то послание. Как только Сёкей вошел в комнату, он заметил, что глаза женщины, блестящие в темноте, следят за ним. Пока юноша приближался к огню, ее взгляд неотступно следовал за ним. Затем, очевидно, разочарованная в том, что увидела, женщина снова опустила глаза к дымной яме.
Ее муж произнес:
- Я Джойджи, а это Сада.
Сёкей и Татсуно представились, называя только имена, как всегда поступали в подобных случаях селяне.
- Мы собирались поесть, - объяснил Джойджи. - Приглашаем вас разделить с нами пищу, какая только у нас водится.
Сёкей постыдился угощаться, когда увидел, как мало у них еды. В одном из горшков находились какие-то коренья и рис, кипевшие в таком большом количестве воды, что давно превратились в месиво; в другом бурлил кипяток для чая. Джойджи предложил ему миску с рисовой смесью, но Сёкей заверил, что не хочет есть. Он с благодарностью принял чашку чая, и когда пригубил его, то скривился. Напиток был приготовлен из земляных желудей с небольшим добавлением заварки. За время трапезы Джойджи несколько раз попытался завязать разговор, тогда как Сада оставалась безмолвной. Время от времени она обращала взгляд на Сёкея, и в течение секунды в ее глазах что-то вспыхивало, отчего юноша чувствовал себя неловко. Татсуно также ощутил неудобство, поэтому, когда закончил есть, вызвался выйти наружу и принести еще дров.
- У нас больше нет, - сказал ему Джойджи. - Когда рассветет, я пойду и поищу в лесу.
- Но нельзя же позволить огню потухнуть, - заспорил Татсуно, - иначе потом придется изрядно повозиться, чтобы разжечь его снова.
- Мы посыпаем угли золой, - объяснил Джойджи. - Обычно они горят настолько медленно, что огонь поддерживается в течение всей ночи. А сейчас давайте все вместе сотворим молитву. Это более важно.
Сёкей не мог не заметить, что Татсуно не испытывал особого рвения, но так как они изображали из себя паломников, то он едва ли мог отказаться. Все опустились на колени, каждый перед одной из буддистских статуэток. Джойджи читал молитву, остальные повторяли. Сёкей посещал буддистские храмы со своим отцом, который полагал, что исповедовать все религии не повредит. Поэтому Сёкей знал достаточно, чтобы спеть "Вечная хвала Амиде-Будде" вместе с Джойджи и Садой. Даже Татсуно неплохо знал эту молитву. Амида жил давным-давно, он достиг посвящения и с тех пор постоянно находится на Чистой Земле. Он обещал помочь любому, кто призывал его по имени.
Слушая, как Джойджи и Сада выражают свои пожелания, юноша понял, что они не испрашивали у Амиды помощи себе - и это при том, что им бы она явно пригодилась. Вместо этого они молились за кого-то по имени Момо. Когда молитва закончилась, щеки Сады были влажны от слез. Женщина отвернулась от гостей и улеглась на циновке у стены.
Джойджи утоптал огонь в очаге и предложил Сёкею и Татсуно лечь ближе к очагу, где камни хранят тепло в течение всей ночи. Сёкей обратил внимание, что мужчина проверил, заперта ли входная дверь. Довольно глупая предосторожность, как показалось юноше, поскольку и дверь, и окна были настолько ненадежны, что любой злоумышленник мог легко ворваться в дом. Да и вообще, есть ли здесь что-нибудь, что можно похитить? Джойджи раскрыл ширму, которой отгораживалась та часть комнаты, где спали он и его жена, после чего удалился.
Вскоре Сёкей услышал храп Татсуно, лежащего по другую сторону очага. Огоньки от зажженных свечей мерцали в лужицах растопленного воска, отчего по комнате бродили призрачные тени. Через некоторое время заснул и Сёкей. Когда он проснулся, то сразу почувствовал, что его лодыжка снова болит; боль и разбудила его. Утро еще не наступило, все спали. Он подвинул ногу, надеясь ослабить боль. Но это только усугубило ощущение. Теперь боль пульсировала, словно нога была единственным живым существом здесь в комнате. Ему было жаль, что он не может пойти к лекарю на повторные процедуры. "Нет, - сказал себе Сёкей, - нет никакого смысла в том, чтобы беспокоиться из-за обычной боли. Боль есть нечто такое, что истинный самурай не должен замечать".
Юноша снова пошевелился. Даже при том, что в комнате было холодно, он весь горел и чувствовал, что его лихорадит. Возможно, он лег слишком близко к очагу. Вздохнув, Сёкей сел. В голову ему пришла одна мысль. Прежде при погружении в снег боль утихала. Стоит попробовать это снова. Поднявшись с пола, он захромал к двери. Но дверь не поддалась, и тогда Сёкей вспомнил, что Джойджи запер ее. Поиски замка в темноте заняли некоторое время, однако юноша наконец отыскал его и отпер дверь, которая, вздрогнув, заскользила по салазкам.
Сёкей взмолился, чтобы дверной короб целиком с грохотом не рухнул на крыльцо. Юноша проскользнул наружу. Его обувь из шкурок выдры все еще лежала на крыльце, но он не нуждался в ней. Снег толщиной в несколько дюймов покрывал землю прямо у края крыльца. Сёкей уселся там и опустил ногу в снег, пробив крошащуюся ледяную корку, которая намерзла поверх сугробов за минувшую ночь. Он сразу почувствовал облегчение и откинулся назад. Ночь была ярка и ясна. Вокруг юноши полыхали блестками заснеженные деревья. Полная луна в вышине лила лучи на землю, снег и деревья.
В этот миг Сёкей осознал, что должен сочинить хайку, чтобы описать то, что увидел. К счастью, набор для письма, который дала ему в путь Мичико, был достаточно мал, и он носил его с собой постоянно. Юноша запустил руку в кимоно и извлек письменные принадлежности. Истерев палочку чернил на каменном лотке, Сёкей решил воспользоваться снегом, чтобы приготовить чернила. Его голова слегка кружилась от волнения - вот то, что непременно бы сделал на его месте Басё! А сейчас - самая трудная часть работы. Он не был поэтом, равным Басё, но должен был написать нечто, достойное увиденных красот.
Если ничего не выйдет, стоит разорвать бумагу и забыть о неудачной попытке.
Слова пришли юноше на ум, когда он разворачивал листок бумаги. Стремительно, лишь с небольшими паузами, насколько возможно короткими, Сёкей придавливал кончик полной чернилами кисти к листу бумаги.
Я ступаю в лунный свет,
Снег падает на землю,
А я воспаряю в небо.
- Мы держим дверь запертой ночью, - раздался у него за спиной голос. Это было настолько неожиданно, что юноша вскочил на ноги и вскрикнул от боли.
- Вам нехорошо? - спросила Сада. Она подошла к Сёкею, когда он сидел, сосредоточившись на поэме.
Поэма! Юноша выпустил из рук бумагу, и она упала в снег.
Поднятый листок расползся, бумага превратилась в невообразимое рыхлое месиво. Возможно, это был знак, решил юноша. Знак того, что поэма недостаточно хороша.
- Мы держим дверь запертой ночью, - повторила женщина. Эти слова подействовали на Сёкея более раздражающе, чем полагалось бы.
- Почему? - спросил он не слишком вежливым тоном. - Здесь кто-то есть, кто хотел бы напасть на вас? И что бы он унес?
Она какое-то мгновение молчала. Ее голова была повернута так, что луна освещала глаза, и Сёкей вновь ощутил неловкость от того, как она посмотрела на него.
- Момо, - промолвила она. - Они похитили у нас Момо.
11. Враги господина Инабы
Три дня спустя лекарь Генко осмотрел лодыжку Сёкея и объявил, что выздоровление идет полным ходом. Это было хорошей новостью для Татсуно, которому наскучило сидеть на одном месте и не терпелось двинуться дальше в путь. Сёкей остался бы подольше. Его присутствие, как казалось, вдохнуло жизнь в Саду. Женщина заботливо ухаживала за ним: то и дело снимала повязку, чтобы помассировать лодыжку, и даже приносила горстки снега в дом, чтобы ослабить боль.
Сёкею было любопытно узнать, что случилось с Момо - дочерью Джойджи и Сады. Но Сада больше не говорила о ней и уклонялась от расспросов Сёкея. То, что произошло с девочкой, оставалось тайной.
Сёкей и Татсуно готовились снова отправиться в путь. Они поблагодарили пожилую чету за гостеприимство. Сёкей оставил в доме несколько монет - там, где, как он знал, они будут найдены после отъезда его и Татсуно. К слову, Татсуно приметил это и неодобрительно покачал головой.
- Вот ты платишь им, а они ведь не хотят зарабатывать на добровольной помощи, которую оказали, приютив нас.
Сёкей признал правду этих слов. Он понимал, что Джойджи и Сада отказались бы от денег, если бы он попытался заплатить им открыто. Но тут юношу осенило. Надо дать денег лекарю Генко! Тот мог использовать их на благо тех селян, которые нуждались в лечении.
Лекарь принял деньги с благодарностью.
- Это значит больше, чем вы думаете, - сказал он. - А вы уверены, что можете позволить себе такое?
- Да, возьмите, - ответил Сёкей.
- Если вы не возражаете, - продолжил Генко, - часть пути к Канадзаве я пройду вместе с вами. Мне надо навестить крестьянина, у которого киста, и она нуждается в периодическом подсушивании.
День выдался погожим, и даже при том, что было холодно, Сёкей с радостью вдыхал свежий воздух, столь приятный после трехдневного пребывания в тесной и дымной хижине с соломенной крышей. Через несколько часов пути Сёкей спросил лекаря:
- Что случилось с дочерью Сады и Джойджи?
Генко посмотрел на него:
- А что вам об этом известно?
- Хозяйка сказала мне, что ее дочь похитили. Вот и все. Они молятся за нее.
Вместо того чтобы ответить, лекарь спросил:
- Откуда вы? Кто вы? Я знаю, что вы не паломники.
Татсуно что-то начал говорить в ответ, но Сёкей оборвал его. Он внутренне ощущал, что доброта лекаря заслуживала честности.
- Я сын судьи Ооки. Он послал нас сюда, чтобы разузнать о врагах господина Инабы.
Лекарь кивнул и подумал еще немного, прежде чем произнести:
- Один из людей господина Инабы проезжал через нашу деревню год назад и увидел Момо. Она была красивой девочкой, слишком красивой для такого места, как это. Момо была невинна. Тот самурай выкрал ее и обесчестил. Позже мы узнали, что бедняжка наложила на себя руки. Она предпочла смерть возвращению домой опозоренной. Именно поэтому родители молятся за нее.
Сёкей был слишком потрясен - он не мог вообразить самурая, совершающего такое зло.
- Вы сказали бы, что Джойджи и Сада - враги господина Инабы? - спокойно спросил лекарь Генко.
- Но они… они не могут нести ответственность за то, что убит господин Инаба, - сказал Сёкей.
- По всей видимости, нет, - согласился лекарь.
- И возможно, господин Инаба не знал, что кто-то из его самураев поступил таким образом.
- Осмотритесь кругом, - сказал лекарь. - Что вы видите?
Сёкей обвел все вокруг глазами. Местность была холмистой, наиболее крутые возвышенности вдали тянулись вверх - к высоким пикам, заслонявшим горизонт. Снег покрывал большую часть земли, но местами он был расчищен. На таких расчищенных участках Сёкей приметил то, что сначала показалось маленькими связками соломы. Все они, однако, самостоятельно двигались. Юноша понял, что видит крестьян в одеждах из соломы для защиты от холода. Вглядевшись получше, Сёкей заметил у людей в руках мотыги, лопаты и даже простые палки, которыми те обрабатывали обнаженную землю.
- Эти люди что-то копают, - произнес он. - Но почему? Сейчас же не время для посадок.
- Они выискивают под снегом что-нибудь съедобное, - ответил Генко. - Орехи, желуди, сосновые шишки, корни - что-нибудь, что утолит их голод. Они вечно голодают.
- Как такое возможно? - спросил Сёкей. - Ведь большинство из них крестьяне!
- Посевы риса подвергались нападению насекомых вот уже два года подряд, - пояснил лекарь. - Почти ничего не удалось собрать.
- Но даже в этом случае, - рассудил Сёкей, - господин этого домена должен распределить пищу, которая была сохранена с обильных лет.
Лекарь покачал головой.
- Как раз наоборот, - сказал он. - Надзиратели господина Инабы потребовали, чтобы крестьяне заплатили им полный налог, то есть одну пятую от обычного урожая риса.
- Но как они могли заплатить, если никакого риса не было собрано? - спросил Сёкей.
- Взяв из запасов риса, который был сохранен с предыдущих лет, - ответил лекарь.
- Это не может быть правдой, - сердито произнес Сёкей. - На что, они рассчитывали, будут жить крестьяне?
- Как видите, - произнес лекарь, указав на людей, блуждающих по заснеженному полю, - они рассчитывают, что крестьяне решат эту проблему сами.
Сёкей приумолк. Он не подозревал, что такая несправедливость могла существовать в царстве сёгуна. Наверное, произошло недоразумение. Как бы поступил судья?
- Крестьяне подали прошение господину Инабе? - поинтересовался Сёкей. - Инабе-отцу, я имею в виду. Я слышал, он был добрым человеком.
- Было такое. Один человек с ходатайством от всех крестьян отправился к замку господина Инабы, - сказал лекарь. - Надо сказать, он сам вызвался сделать это. - Лекарь на секунду запнулся. - Он вернулся с отрезанными ушами, носом и губами.
- Это же несправедливо! - воскликнул Сёкей. - Сёгун не допустил бы этого. Кто-то должен пойти к управляющему провинцией.
Татсуно, который до тех пор слушал спокойно, теперь захихикал.
- Простите его, - сказал он лекарю. - Он еще ребенок.
Юноша почувствовал себя уязвленным.
- Но мой отец сам является одним из чиновников сёгуна, - возразил он. - И я встречался с сёгуном. Я знаю, что ни тот ни другой не одобрили бы этого.
Лекарь Генко печально улыбнулся Сёкею и сказал:
- Ваш друг знает, что главная цель сёгуна состоит в том, чтобы охранять порядок в стране. Он полагается на князей вроде господина Инабы, чтобы поддерживать массу самураев, которые охраняют порядок. Как они это делают, касается их одних.
- Но если люди голодают, надлежащий порядок вещей нарушен, - возразил Сёкей. - Долг правителя - защитить свой народ.
- Я вижу, вы читаете древние книги, - сказал лекарь. - Но Эдо далеко отсюда, и порядок здесь наводится силой.
- Когда я снова увижу отца, я сообщу ему, что вы рассказали мне, - пообещал Сёкей.
- Судья Оока имеет репутацию справедливого человека, - заметил лекарь. - Так, стало быть, он послал вас сюда, чтобы найти врагов господина Инабы?
- Правильно.
- Посмотрите, - сказал лекарь. - Они всюду: копаются в снегу, чтобы выжить.
Путники сошли с главной дороги на узкую тропу, которая вела к сельскому дому. Сёкей и Татсуно шли позади лекаря. Сёкей заметил, что Татсуно обернулся, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь позади них. Он сделал то же самое и увидел каких-то людей. Юноше показалось, что он опознал некоторых из тех, кто расчищал снег в поисках пищи. Но так как все они носили одинаковые соломенные одежды, то было почти невозможно отличить одного от другого. Татсуно взглядом указал Сёкею на его деревянный меч. Сёкей понял, что тот имел в виду, но не волновался. Он был уверен, что лекарь Генко не станет вести их в западню.