Камера щелкнула несколько раз подряд.
Жуков опустил мальчиков на землю, вытер вспотевший лоб. Очкастого пионера тут же уволокли в толпу, а Мишка, уже окончательно освоившись, снова протянул руку командующему:
- Спасибо, товарищ маршал!
- Бывай здоров, Мишка-одессит! - улыбнулся Жуков.
Сияющий Мишка развернулся было по-строевому на месте, чтобы дать драла, но тут его сгребла за ворот твердая, уверенная рука. Задрав голову, Мишка с тоской убедился в том, что рука эта принадлежала Гоцману.
- Возьмите, товарищ Маршал Советского Союза…
На ладони Гоцмана лежала красивая, с позолотой "омега" на кожаном ремешке, извлеченная из Мишкиного кармана.
Жуков взялся за запястье - пусто.
- Чисто сработано… - Маршал взял с ладони Гоцмана свои часы и, хмыкнув, протянул их Мишке: - Ладно. Дарю.
Все замерли, провожая глазами удалявшегося командующего, а начальник контрразведки округа полковник Чусов бросил одному из подчиненных:
- Разберитесь.
Офицер, козырнув, взял было Мишку за шиворот, но его мгновенно сгреб в охапку Гоцман:
- Сами разберемся, лейтенант…
Совершенно неожиданно, но очень кстати рядом вырос майор юстиции Кречетов с удостоверением в руках:
- Я помощник военного прокурора! А это - начальник уголовного розыска! Отойти! Отойти, я сказал!.. Мы сами доставим задержанного куда следует. Пойдемте, товарищ подполковник…
Лейтенант козырнул и неуверенно отступил. Провожаемые раздраженными взглядами контрразведчиков, Гоцман и Кречетов двинулись к калитке. Под мышкой Гоцман держал отчаянно вырывающегося Мишку Карася.
- Ну харэ, Давид Маркович! - пыхтел пацан, суча руками и ногами. - Отпускайте уже, люди ж смотрят!..
- Ага! Щас! - ядовито отозвался Гоцман, обернулся к Кречетову: - Кстати, шо это вы мене в начальники УГРО записали?
- Чтобы покороче, - объяснил Кречетов. - И куда его теперь?
- Надо в детский дом. Да так, шоб голову на место поставили. А то ведь колонией закончит… Ему до двенадцати лет всего три года осталось, а там - привет, указ "семь-четыре-тридцать пять"…
- Слушайте! - осенило Кречетова. - На Фонтанах, я слышал, недавно открылся интернат. Дипломатический, с углубленным изучением английского… Как раз для таких шустрых.
Актовый зал дипломатического специнтерната № 2, располагавшегося на 17-й станции Большого Фонтана, был украшен огромным портретом Сталина в форме генералиссимуса. Чуть ниже красовался на стене кумачовый лозунг "Да здравствует Советская Армия - армия-освободительница!" Стоя под ним, старательно тянул трудную песню небольшой детский хор. Лица мальчиков, затянутых в строгие черные кителечки с воротниками под горло, были красны от жары и усердия. Они пели "Артиллеристов" и одновременно разглядывали незнакомого дядьку в пиджаке и вытертых галифе, который сидел напротив рядом с одноруким директором интерната - капитаном второго ранга. Иногда их заслонял дирижер - немолодой капитан-лейтенант, и тогда хористы вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть гостя.
- Если б с первого сентября, то еще можно было бы рассмотреть, - прошептал директор, склоняясь к Гоцману. - А сейчас!..
- Та нельзя до сентября, - горячо зашептал Гоцман. - Сейчас же надо!
Директор поднял палец, и Гоцман невольно умолк. Несколько секунд они слушали хор.
- Стоп-стоп-стоп… - Директор неожиданно поднялся, пошел к хористам. - Очень хорошо. Но надо жестче, по-военному! Песня-то какая! А?! Давайте еще разик!
"Артиллеристы - Сталин дал приказ! Артиллеристы - зовет Отчизна нас!.." - покорно грянули ребята под аккомпанемент двух трофейных аккордеонов.
Директор послушал, удовлетворенно склонив голову набок, кивнул дирижеру и вместе с Гоцманом вышел из актового зала.
- До сентября он уже до колонии допрыгается! - продолжал убеждать гость. - Потеряем парня!
- Понимаю, товарищ подполковник, - размеренно кивал директор. - Очень даже понимаю!.. А вот мест нет. Планируем расширяться, но пока - увы!
- Да он пацан сообразительный, - гнул свое Гоцман. - Золотой пацан! Умный каких не знаю…
Они зашли в кабинет, где их ожидали Мишка Карась и Кречетов.
- Еще и шустрый, - уже умоляюще произнес Гоцман, кивая на Мишку.
- Ну, раз один выжил - значит, шустрый, - согласился директор, усаживаясь за стол и жестом приглашая сесть Гоцмана. Мишка дернулся было к стулу, но Кречетов удержал его за плечо.
- Хорошо, скажу без всяких экивоков, - вздохнул директор. - Наша задача - не только дать детям кров и воспитание, но и вырастить элиту… Интернат называется дипломатическим, потому что мы выращиваем их с прицелом на дипломатическую работу. Чтобы через двадцать-тридцать лет они представляли интересы нашей страны во всем мире. Понимаете? Во всем мире!.. Мы же открылись по приказу самого наркома… то есть министра иностранных дел УССР товарища Мануильского. На Украине только три таких интерната - в Киеве, Харькове и у нас!.. Кто знает, может, наши воспитанники будут выступать с трибуны Организации Объединенных Наций!..
- Понял? - сурово обратился Гоцман к Мишке. Тот гордо пожал плечами - подумаешь, проблема.
И шагнул вперед, вырвавшись из рук Кречетова:
- Дядька, а вот что у тебя за часы?
- Ну, "Командирские", - растерялся директор.
- Сними и выбрось. У меня маршальские. - Мишка гордо продемонстрировал руку с "омегой" и вальяжно уселся в кресло напротив директора. - Сам Жуков подарил. Так что, дядька, кто из нас способнее - это еще два раза посмотреть…
- Во-первых, не дядька, а товарищ капитан второго ранга, - медленно произнес директор. - А во-вторых, сидеть будешь, когда я тебе разрешу. Понял?
Гоцман и Кречетов одобрительно переглянулись. Выдержав паузу, Мишка со вздохом выбрался из кресла.
- Ну хорошо… - задумчиво произнес директор. - У нас практикуется испытательный срок - три месяца. Не проходишь - свободен. - Он снял трубку телефона, вызвал дежурного офицера. Появившемуся лейтенанту скомандовал: - Отведите курсанта на прожарку одежды и в душ!..
Когда за Мишкой закрылась дверь, Гоцман от души пожал директору единственную руку:
- Спасибо вам, товарищ капитан второго ранга.
- А действительно, откуда у него часы? - поинтересовался тот.
- Он правду сказал, - улыбнулся Кречетов. - Жуков подарил.
Глава девятая
На одном из замечательных одесских пляжей, на камне, в позе врубелевского демона - обхватив ладонями колени, - сидел голый до пояса Леха Якименко и сумрачным взором окидывал нежившихся на песке женщин. Неподалеку хрипел маленький трофейный патефон, раскручивая пластинку. Какой-то гражданин деловито натирал ковер голубой морской глиной, отмывавшей все существующие в природе пятна получше мыла. Другой лежал с ног до головы обмазанный целебной грязью с Куяльницкого лимана - ею торговал загорелый мальчишка с притороченным к поясу солдатским котелком…
Солнце готовилось нырнуть в ласковые волны Черного моря. И верилось, что вот-вот на горизонте покажется бразильский крейсер, про который с манерным прононсом, щемяще и отстраненно пел-рассказывал Вертинский.
- Ну шо, товарищ капитан? - окликнул Леху неслышно возникший за его спиной Гоцман. - Скупнемся?
- Можно, - кивнул Якименко. - Хотя вода к вечеру уже холодноватая…
Гоцман не спеша стянул пропотевший за день пиджак, кинул его на песок.
- Шо накопали?
- Копнули хорошо, Давид Маркович, - отозвался Якименко, отрываясь от созерцания девушки в красном купальнике, готовившейся нырнуть. - Полной лопатой. У Седого Грека на 8-й Фонтана имеется полноценный навес… Он там шаланды раньше ремонтировал. Теперь загородил. Бегают два румына в масле. Мы до пацанов, шо бычков таскают… Спрашиваем за машины. Да, говорят, и "Додж"-арттягач был, и трехтонка стояла с неделю.
- Та-ак, - протянул Гоцман, с кряхтением стягивая сапоги.
- Шо "та-ак"?.. Еще не все! Там рядом, в катакомбах, - инкассаторская машина. "Виллис". Стоит себе, песком присыпанный.
- Так шо сидим?!
- Так загораем, Давид Маркович, пока солнце еще есть, - философски объяснил Якименко. - Довжик остался возле дома. А я сбегал до станции, позвонил в УГРО… Сейчас приедут.
Девушка в красном купальнике, разбежавшись, изящно прыгнула в воду. Леха закусил губу от досады, поднимаясь с камня.
- Аи, Давид Маркович, шо она делает! Ну разве ж можно так? Слушайте, я к туркам подамся. Эти ж женщины изводят меня своим телом…
- Жениться тебе надо, Леша. - Гоцман закатал штанины и, аккуратно обходя немногочисленных загорающих, направился к воде.
- А я за шо? - зевнул Якименко, следуя за начальством. Они зашли в море по щиколотку. - Но жен должно быть штук шесть, не меньше. Не, так вот изведут, прыгну в море - и до турков! Контрабандой пойду…
Гоцман лягнул ногой в сторону капитана, окатив его брызгами:
- Отрежут тебе турки твою контрабанду, Леша…
Он с удовольствием бродил по мелководью, остужая натруженные за день ноги и слушая болтовню Якименко. Повернулся лицом к берегу… и удивленно присвистнул, приподняв брови. По аллее, проложенной вдоль пляжа, медленно шли под ручку майор юстиции Кречетов и шикарная собой барышня в цветастом летнем платье и шляпке, надвинутой на бровь. Майор увлеченно рассказывал что-то, барышня смеялась. Тоня из оперного?.. Похоже, она. Правда, далековато было, да и темнело.
Гоцман рассмеялся и еще раз, уже горстью, плеснул водой в Леху. Тот не остался в долгу. Смеялись и брызгались, как мальчишки.
Майор Кречетов сидел в приемной командующего Одесским военным округом. Стены приемной были обиты панелями из темного дуба. За столом, уставленным телефонами, сидел адъютант командующего, подполковник Семочкин. Рядом с Кречетовым, нервно барабаня пальцами по кожаной папке и изредка тяжело вздыхая, ерзал немолодой полный генерал-лейтенант интендантской службы Воробьев.
Дверь, ведущая в кабинет маршала, приоткрылась. Донесся властный голос Жукова:
- …У тебя есть офицеры, солдаты, круглая гербовая печать и счет в банке. Так что действуй… В Зелентресте закупите саженцы, в карьере возьмете ракушечник. Сегодня какое у нас? Двадцатое… то есть уже, можно считать, двадцать первое?.. Двадцать восьмого июня лично проверю. Свободен…
Из кабинета маршала четким строевым шагом вышел молодой полковник-танкист с внушительным набором орденских планок на груди и тремя желтыми нашивками за ранения. Семочкин, взглянув на ожидающих очереди, снял трубку затрещавшего аппарата и, выслушав распоряжение, кивнул Кречетову и Воробьеву:
- Прошу входить, товарищи…
Кабинет командующего Одесским военным округом был освещен так ярко, что у Кречетова заломило глаза.
Горели две массивные электрические люстры под потолком, два бра на стенах, да еще и настольная лампа. Офицер и генерал, по очереди представившись, вытянулись перед маршалом по стойке "смирно".
- Ты - интендант округа! - сдавленным от ярости голосом заговорил Жуков без всяких предисловий, тыча в Воробьева пальцем. - Ты мне докладывал, что неделю назад все склады были проверены и хищений не обнаружено! А сегодня выясняется, что они были! И неоднократно!.. Почему?
По лбу генерала змеилась тонкая струйка пота. Он преданно смотрел на Жукова, тиская в руках кожаную папку, и молчал.
- Разрешите, товарищ Маршал Советского Союза? - выдержав паузу, почтительно произнес Кречетов.
- Ну?..
- О хищениях стало известно два дня назад, случайно. Благодаря уголовному розыску. Мы тут же включились в работу. Установлено, что преступники использовали поддельные накладные…
- Сегодня они - патефонные иголки! - снова накаляясь, рявкнул Жуков в лицо окружному интенданту. - А завтра - оружие повезут! Танки у тебя еще не пропадали?!
- Танки?! - в ужасе переспросил Воробьев.
- Да, танки, танки!..
- Какие танки, товарищ Маршал Советского Союза?!
- Генерал-лейтенант не знает, что такое танки, - издевательски развел руками Жуков. - Дожили… Ты на фронте хоть раз Т-34 видел? Или ИС?.. Или всю войну где-нибудь в Хабаровске просидел?!
Брезгливо отвернувшись от обмершего генерала, командующий вперился взглядом в Кречетова:
- Что предпринимается, чтобы хищения больше не повторялись?
- Проводим проверки…
- Чтобы - больше - не - повторялись!.. - металлическим тоном, чеканя каждое слово, перебил Жуков.
- Предлагаю ввести суточные пароли на всех складах, - заговорил Кречетов, стараясь держаться как можно более уверенно. - Пароль сообщать прибывшим только при визировании накладных в комендатуре… Можно менять пароль два раза в сутки, но боюсь, начнется чехарда…
- Вводите. Немедленно, - перебил Жуков, обращаясь к интенданту. - Оба свободны.
- Стоять!..
Часовой не спеша приблизился к машине. Скользнул лучом фонаря по дверце, освещая обозначенный там номер, перевел фонарь на лицо Чекана, его погоны. Тот недовольно прищурился, протягивая удостоверение личности офицера и пропуск на склад. Луч фонаря метнулся вниз, уперся в фотографию на удостоверении, перебежал на соседнюю страничку.
Перед тем как ворота склада распахнулись, Чекан непроизвольно проверил, хорошо ли приклеены усы. Подергал даже. Вроде нормально. А то не хватало, чтобы в самый ответственный момент…
- Проезжайте! - Часовой вернул Чекану документы, козырнул, и "Студебеккер" медленно въехал на территорию склада. И тут же, не успев набрать скорость, снова остановился.
- Стой!.. - К машине приблизился солдат внутренней охраны с автоматом на груди. С вышки на грузовик направили луч мощного прожектора. - Пароль, товарищ капитан!
- А мне никто и не сказал, - пожал плечами Чекан. - А какой сегодня?..
- Вы визировали накладную в комендатуре?
- Два часа назад.
- Наверно, не успели вас предупредить, - виновато отозвался часовой. - Сейчас печать поставлю.
Он забрал протянутую накладную и неторопливо двинулся к КПП. В зеркало заднего вида Чекан разглядел, что ворота за грузовиком медленно закрылись.
- Задняя скорость, - спокойно сказал он водителю и, обернувшись, постучал двумя пальцами по окошку в кузове.
"Студебеккер" задним ходом тронулся к воротам.
- Стой! - взревел от КПП многократно усиленный мегафоном голос. - Всем выйти из машины!..
И тотчас же противно взвыла сирена. Как во время войны, когда объявляли воздушные налеты.
Задним бортом кузова грузовик вломился в ворота, но скорость, набранная машиной, была слишком мала, и они устояли. Из кузова, из специально сделанной в боковине брезента прорехи, злобно, отрывисто застучал "шмайссер" Толи Живчика. И тотчас залаяли в ответ автоматы внутренней охраны. А с вышки ударил крупнокалиберный пулемет ДШК. Двенадцатимиллиметровые пули взбили пыль рядом с колесами автомобиля…
- Давай в раскачку, твою мать!.. - рявкнул Чекан, высаживая обойму "парабеллума" по солдатам, со всех сторон бегущим к машине.
Газанув, "Студебеккер" рванул вперед, отбрасывая и давя облепивших его людей. Круто затормозил, со скрежетом врубил заднюю скорость и снова устремился к воротам. На этот раз те не выдержали таранного удара. С грохотом повалились на землю оплетенные колючей проволокой железные створки, и тяжелый грузовик вынесло на улицу.
Солдат с КПП опустил автомат на подоконник, тщательно прицелился. Лобовое стекло "Студебеккера" со звоном разбилось, водителя отбросило на заднюю стенку кабины. По его груди расползлось огромное кровавое пятно. Чекану слегка задело правую руку…
- Выжми сцепление, - прохрипел он шоферу. Тот из последних сил выполнил приказ.
- Газ!
Чекан почувствовал, как тяжело наваливается на него мертвый водитель. Со злобой отбросил его, вцепился левой рукой в баранку, выкручивая ее…
- Газ!!! - просипел он уже сам себе, усаживаясь на водительское место.
Сзади, из кузова, по-прежнему доносились очереди. Значит, Толя жив и при патронах.
Быстро набирая скорость, "Студебеккер" удалялся от военного склада. Его провожали томительный, надсадный вой сирены и беспорядочная стрельба…
- Почему Академик не предупредил о новых паролях? Поч-чему?.. - Чекан скрипел зубами не столько от боли, сколько от ярости. - Чудом же вырвались! Если бы были не на "студере", вообще не смогли бы уйти!.. Зачем вообще совались, спрашивается?
- Чеканчик, дорогой, - рассудительно заметил полненький лысый Штехель, который аккуратно перебинтовывал ему рану, - что я могу тебе сказать за это?
- Ни хрена ты не можешь сказать! - застонал Чекан. - Почему к тебе перебрались? У Грека тихо, как в раю! Машину есть где спрятать, катакомбы рядом!.. Нет, сорвал с насиженного места!..
- Значит, у него резон. - Штехель, прикусив губу от усердия, щелкнул ножницами, отрезая кусок марли. - Потерпи еще… Вот так. Чтоб спокойнее было, значит, чтоб вернее…
- Спокойнее! Штехель, ты меня не зли, у меня второго человека за неделю убили…
- Да подберем мы тебе людишек, - поморщился Штехель. - Не проблема.
В дверь негромко, но затейливо постучали - три раза коротко, длинно и снова коротко. Звякнул засов. Толя Живчик ввел в тесную, скупо освещенную и заставленную вещами комнату сына Седого Грека, бледного, вяловатого Эдьку.
- Батька просил передать, шо вам не надо ездить до складу, - без всяких предисловий произнес Эдька. Его лицо казалось более унылым, чем всегда.
- Что ты говоришь?! - Чекан неловко двинул раненой рукой и скрипнул зубами. - Вот спасибо! А где ж он, гад, раньше был, а?!
- Уголовка у нас, - так же уныло сообщил Эдька. - Я сховался… Два часа сидел.
Толя Живчик присвистнул от удивления, Штехель выронил ножницы. Они звякнули о чисто вымытый пол. Штехель нагнулся и не сразу их ухватил.
- У Седого Грека обыск? Вот тебе и резончик… Прочуял Академик!
- Сливай воду. Если Грек расколется, мало не покажется…
Лицо Чекана потемнело. Но, в отличие от подельников, он не сказал ни слова. Внимательно смотрел на Эдьку.
- Слухать будете? - равнодушно разжал губы тот. - Батька казав, до Чекана е другое дило. Дюже важное…
Через полчаса Чекан и Толя Живчик вышли из дома, давшего им приют. Пройдя немного, остановились, вдыхая запахи летней ночи. Чекан по-прежнему морщился от боли в раненой руке. Его даже слегка пошатывало.
- Справишься один? - с сомнением поинтересовался Живчик. - Там небось охрана. Полный дом народа. А ты раненый…
- Справлюсь. Возьму Иду для прикрытия… А ты, Толя, кончай пацана и бегом к Седому Греку. Сам сказал, он заговорит - мало не покажется.
- Штехеля тоже? - деловито осведомился Живчик, чиркая пальцем по горлу.
-Сдурел?! Штехель при чем?! Главное, чтобы Грек не успел заговорить…
- Ладно, попробую. - Живчик небрежно приложил два пальца к кепке и зашагал обратно к дому…
В гаражике было душно, пахло бензином и нагретым металлом. И запах этот не мог перебить даже ветерок, налетавший с недалекого моря. Деловито перекликались оперативники, гремело что-то на кухне, мелькали-лучи ручных фонарей. В доме Седого Грека шел ночной обыск.