В тот вечер Саша понравился Наташе, а она ему не очень. Но их совместное желание поскорее заиметь детей быстро сблизило двух перезревших и заждавшихся семейного счастья страждущих.
Александр и Наталья поженились почти на два года раньше Платона и Ксении, и вскоре родили такого долгожданного первенца – сына Сергея. Тот рос не только в любви и ласке родителей, но также и под присмотром двух любящих бабушек – Валентины и Тамары.
Так и жил Александр с Натальей, подсознательно невольно перенеся чувство своей вины перед прежними женщинами теперь уже незаслуженно на новую жену, ушедшую из КГБ и работавшую в Библиотеке Иностранной Литературы, непонятно для кого повышая свой культурный уровень.
С годами семья состоялась. Но особой любви между супругами не было. Главным, их связующим звеном, был сын Сергей. По мере его роста и возмужания, обретения большей самостоятельности, между родителями, как совершенно разными людьми, начал назревать объективный конфликт.
Поначалу их различия были им любопытны, даже забавны, так как были им в диковинку, и как бы дополняли друг друга. Но позже, с годами, всё явственнее проявлялась их несовместимость. Особенно это сказалось, когда Александр стал больше творить, удаляясь от жены в свой, дорогой, только ему ведомый и понятный, внутренний мир.
Его естественные, периодические попытки познакомить жену со своими новыми творениями: картинами, рисунками, эскизами, стихами, рассказами, повестями и романами – услышать её мнение о них, всегда сталкивались с твёрдым и холодным нежеланием попытаться понять мужа и его творчество.
Наталья всегда говорила мужу, что он не имеет права ни рисовать, ни писать, ни сочинять, так как этому не обучался, а быть дилетантом в каком-либо деле просто не солидно, призывала бросить творчество ради семьи.
Для придания большей значимости своим словам, она часто апеллировала к классике в изобразительном искусстве и литературе.
А во всех работах мужа, будь то готовые картины, наброски, рисунки, эскизы, черновики стихов и прозы, она всегда находила слабости, указывающие на, якобы, бездарность автора, опаляя крылья его вдохновения.
После такой критики своей задней половины, Александру, как нормальному человеку, оставалось бы только, или бросать своё творчество, или заняться поисками новой музы, или собутыльников. Но он был человеком сильным, особенно духом, независимым в суждениях и эмоциях.
Такое отношение жены постепенно охладило пыл мужа даже в постели. Он стал реже обсуждать что-либо с Наталией, а потом и вообще реже общаться, дабы избежать ненужных ссор и склок.
Его нерастраченная сексуальная энергия часто выливалась теперь в новые творческие успехи.
Он теперь находился в таком состоянии передержанности, когда любое нежное слово, любое прикосновение ласковых женских рук сразу же сделало бы его несопротивляющимся предметом любовных утех.
Александр как-то жаловался Платону:
– "У меня каждый день дома концерт, цирк, драмтеатр и театр мимики и жеста одновременно! Поэтому очень много и часто всё приходится делать самому и одному! Даже сексом заниматься! Я теперь живу по девизу юных ленинцев: Солнце, воздух, онанизм – укрепляют организм!".
Наталья, в силу своей природной или воспитанной матерью холодности, не понимала, или не хотела понимать, что сексуальность даёт человеку преимущество, как мужчинам, так и женщинам.
Ведь секс – это жизнь, внешний комфорт, энергетическая подпитка, удовольствие. А занятия сексом раскрепощают человека, делают его свободным. Более того, сексуальная энергия – есть творческая энергия, а человек, ею обладающий, всегда экстраверт, зачастую обладающий тайным, животным магнетизмом, почему к нему подсознательно и тянутся другие.
Такие люди с большой внутренней энергией, как правило, и с высокой внутренней самооценкой. Но они внешне себя никак не оценивают. Им, в общем-то, наплевать, как их оценивают и другие люди. Они никогда не занимаются пусканием пыли в глаза, не пытаются привлечь к себе внимание. Они внутренне самодостаточные. Им претит демонстрация финансового и прочего благополучия, красование на публике. Они потенциальные, внутренние лидеры, потому, что они сексуальны.
И исторически власть имущие, дабы удержать власть, всегда скрывали от народа свою похоть.
А народу запрещали заниматься сексом и его пропагандировать, лицемерно мотивируя это пуританской моралью.
Ярким представителем такого народа была и Наталья Михайловна Александрова (Гаврилова).
Над их семьёй стали сгущаться тучи. Александр с Натальей были теперь, как Иван-царевич с Бабой-ягой.
Она никак не могла смириться, что вокруг неё есть люди умнее её, тем более муж. Она даже в пылу спора как-то проговорилась:
– "Ты, что думаешь, умней меня?!".
И она периодически тыкала Александра в его немногочисленные, мелкие ошибки, при этом, даже не слушая и не слыша никаких доводов, объяснений и оправданий.
Во время очередной перепалки Александр не выдержал и высказал Наталье:
– "Я трачу мудрое утро, свой духовный и интеллектуальный потенциал на вечные пререкания с тобой, ненужные и неслышимые мои оправдания перед тобой!".
Периодические встречи Александра и Наталии с Платоном и Ксенией всё равно всегда в итоге превращались в жалобы супругов друг на друга.
Ксения выслушивала Наталию, в чём-то поддакивая сестре, а в чём-то не соглашаясь с нею, предлагая свои варианты решения спорных вопросов.
Платон выслушивал редкие сетования друга, всё больше переходя в разговоре на обобщения во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами вообще, обычно заканчивая беседу шутками.
Оптимизм Платона сопровождал его по жизни всегда, какая б не была сложность и тяжесть жизни. Но в этот раз он подвергся весьма серьёзной проверке. Тяжесть этого года выдалась для Платона неожиданно в другом.
Внезапно тяжело заболел Даниил. На его работе, в одном из отделений МТС, бывалые женщины обратили внимание, что их сотрудник начал желтеть. Данила обратился к врачу в служебную поликлинику, откуда был тут же госпитализирован в Центральную Клиническую Больницу, с которой у МТС был договор обслуживания сотрудников.
Сначала сын попал в инфекционное отделение, где пробыл около двух недель. Там ему поставили предварительный диагноз и начали лечить, в том числе несколько раз сделав дорогой плазмофорез.
Причина болезни была непонятна. Внешне здоровый молодой человек вдруг резко стал чахнуть, теряя печень.
Причиной этой болезни могли быть: как отравление печени при употреблении специальных биологических растворов для накачивания мышечной массы при занятиях бодибилдингом, так и потеря защитных свойств организма из-за проклятия матери и обиды отца.
За несколько месяцев до заболевания мать Даниила Элеонора очень сильно обидела сына и его невесту. В результате выяснения отношений, Даниил покинул их общую с матерью квартиру и навсегда перебрался жить к Александре. Мать, как это часто бывает у климактерических женщин, посчитала сына виноватым во всём, и не перенесла кровной обиды, в сердцах прокляв своего единственного ребёнка.
С отцом было и проще, и сложнее. Платон давно взял у своих коллег для Даниила в долг разные суммы денег в долларах. Но возврат долга всё время срывался. Платону было неудобно перед коллегами и за себя и за сына. Но отдать им долг вместо Даниила он пока не мог из-за затянувшихся финансовых проблем в семье. Он даже просил Данилу отдавать деньги хотя бы по частям, чтобы кредиторы несколько успокоились. Тот было начал так, но затем опять задержал надолго. Время шло, долг не возвращался. И над Платоном начали сгущаться тучи. Его коллеги стали косо поглядывать на него, перешёптываться за его спиной. Дошло дело до того, что Надежда Сергеевна не выдержала и с Нового года несколько понизила Платону зарплату, якобы за уменьшившийся объём работ. Она чётко просчитала, как вернуть себе свои же деньги, и вернула их с лихвой. Поэтому отец невольно обиделся на сыночка. К тому же Платона всё время исподволь терзала мысль, что Даниил, возможно, вошёл в сговор со своей коварной матерью и нарочно доит отца, чтобы хоть так вернуть какие-то, по мысли жадной Элеоноры, недоданные ему аккуратным алиментщиком деньги.
Причём чувство обиды к сыну у Платона возникло внезапно, от души. А именно это и было опасно.
Ибо Платону передалась от матери её невольная способность наказывать своих обидчиков на расстоянии, причём часто очень тяжело, вплоть до летального исхода. И этому было немало примеров. И тем они были явственней, чем ближе к матери был этот человек. То есть тяжело страдали сначала самые близкие и дорогие, а потом уже дальние и далёкие. Примером тому стала и ещё с детства болезнь Анастасии после давнего материнского проклятия, неожиданно вырвавшегося от души тяжело ранящим словом.
Зная такую особенность своего энергетического поля, Алевтина Сергеевна всё время сдерживала себя и это ей очень долго и довольно часто удавалось. Заметив ещё с детства такой же дар у сына, она взяла того в оборот, всё время твердя ему, что надо к людям быть помягче, прощать им их ошибки и никогда не обижаться на них, особенно на родственников, дорогих и близких, не желать никому зла.
Платон всегда помнил об этом и исполнял материнский наказ. Но тут его неожиданная обида мысленно вылилась на сыночка. Всё совпало по времени, и Платон невольно стал считать себя виновником болезни Даниила.
Теперь предстояло сломать сложившуюся ситуацию.
И чёрт с ними, с деньгами, лишь бы ребёнок выздоровел!
Время не ждало. Содержание билирубина в крови от больной печени неуклонно росло за критическую отметку и достигло 700 единиц. Всё знающая в медицине Инна Иосифовна успокаивала Платона, что живут и при 1000 единицах, но нужны срочные меры. А меры медициной принимались самые экстраординарные.
Отцу оставалось только молить бога, чтобы всё обошлось и восстановилось. А что ещё оставалось делать неверующему Платону. На кону была жизнь сына. Тут поверишь и в бога и в чёрта, лишь бы ребёнок выжил!
И атеист решился. Он, конечно, не молился в обыденном понимании этого слова. Но оставшись наедине с самим собой, вдали от шума городского, по пути на дачу, на лесной дорожке, он всё же мысленно обратился к богу, как к последней инстанции, своей надежде:
Если ты есть? Ты, или понимаемый и ощущаемый мною космический разум, то я тебя очень прошу, просто умоляю: спаси ни в чём не виновного моего сына Даниила! Я в долгу перед тобой не останусь! Хоть я в тебя и не верю, но поверь мне, сделаю всё, чтобы тебе вернуть свой долг!
И потом Платон периодически, дополнительно, мысленно обращался к нему: Ну, давай, помоги! Что тебе стоит?! Я же тебе обещал! Это же дело моей чести! И даже жизни! Помоги, если ты есть!?
Каждый раз звоня, или два-три раза в неделю навещая сына, Платон с тревогой следил за его состоянием, хотя настроение у парня было хорошим.
Его невеста Александра навещала Данилу почти регулярно. В те дни, когда она не могла, "дырку" закрывал отец.
Несколько раз с Платоном съездили Кеша и Ксения. Возили, в основном фрукты и молочные продукты.
Все родственники переживали и болели за Даниила. Анастасия даже молилась в церкви. Может этим, и спасли его.
Наконец, процесс выздоровления пошёл в гору. Решающий вклад в лечение больного внесла давно знакомая Ксении врач Пирогова.
Она работала в главном корпусе ЦКБ и когда-то лечила смертельно больную Татьяну, жену Владимира Гаврилова, двоюродного брата Ксении.
Но теперь она вылечила Даниила, лежавшего, кстати, в той же палате, что и давно Татьяна. Это совпадение в первый момент даже напугало Ксению, впервые тогда пришедшую навестить пасынка в главном корпусе Кремлёвки.
Может повлияли силы медицины, может мольбы Платона, или ещё что-то, а скорее всего всё вместе взятое, и Даниил стал явно выздоравливать.
Через два месяца аккуратного, культурного, вежливого, приветливого, добросовестного и щепетильного красавца и супермена Данилу, за два месяца ставшего всеобщим любимчиком его лечивших и обслуживавших врачей и сестёр, выписали домой. Даниилу так надоело лечиться, что он попросил отца взять его домой хоть на один день раньше срока.
И словно напоминанием Платону о данном богу обещании неожиданно произошли загадочные и непонятные случаи с его "Волгой".
Платон заблаговременно выехал с дачи и, минуя прогнозируемые пробки, прибыл в ЦКБ вовремя. Но дальше началось непонятное.
Когда он после выписки пропуска пытался открыть дверцу машины, замок почему-то не поддался. Пришлось забираться на водительское место через переднюю пассажирскую дверь салона. Но это был лишь первый звонок, словно напоминающий отцу, что он рановато берёт домой сына, или чтобы он не забыл своё обещание.
Когда же все формальности по выписке были утрясены, проблемы улажены, подарки вручены, вещи собраны и тёплое прощание состоялось, неожиданно не захотела заводиться машина. Причём на поворот ключа стартёр и тем более зажигание отвечали мёртвой тишиной.
Вот, тебе и на! Что? Придётся здесь оставлять машину, а ехать на такси?! – опасливо подумал Платон.
ЦКБ, или кто-то, явно не отпускали Данилу.
Может он не долечился? И… космос не отпускает его! – попытался было уже отступить от ранее обещанного… отец.
Перепробовали всё, что знали и умели, не помогло! Отец и сын даже захотели завести двигатель с внешней стороны рукояткой, но для этого надо было сначала снять переднюю табличку с номерным знаком.
Решили пока не трогать, так как и отцу и, тем более сыну после больницы, силовое вращение рукоятки могло выйти боком.
И тогда в процесс вмешался очень желавший поскорее уехать домой Даниил.
Он по мобильнику позвонил знакомому мастеру по "Волгам" и тот научил горемык, как обмануть непослушную технику.
Для начала постучали гаечным ключом по коробке реле, возможно, этим разлепляя слипшиеся контакты. Попробовали, заработал стартёр, но зажигание не проявлялось. Тогда опять позвонили и услышали явно противоречащий инструкциям совет бывалого мастера:
– "А теперь, после включения зажигания, топите педаль газа до упора в пол, пока не заведётся. Даже если сдохнет аккумулятор!".
Попробовали. Не сразу, но получилось. Завелись, и радостные поехали.
Платон вёз сына осторожно, как вторично полученную от бога драгоценность. Доставил в дом к невесте, передал из рук в руки.
И с чувством глубочайшего удовлетворения он отбыл к себе на дачу. Ему теперь ничего не было страшно, всё было позади. Или почти всё?!
Но, так никому и никогда не должный Платон, стал должен теперь самому господу богу! Он часто потом мысленно рассуждал о происшедшем, и каждый раз утверждался в выводе о своём неоплатном долге перед ним.
Выводы сделали и молодые. Они практически тут же, без всяких церемоний, расписались. Свадьбу отметили дома у отца в очень узком кругу. Кроме того, молодожёны устроили встречу и со своими ближайшими друзьями, а также дома, в окружении матери и двух братьев Александры.
Вскоре после этого воодушевлённый Даниил вместе с Платоном погасили все долги. "Заплатили налоги и стали спать спокойно".
Более того, продав "девятку", Данила купил чёрный BMW с сильно тонированными стёклами. За рулём "чёрного бумера" Данила вспомнил недавние годы…
Да! Моя болезнь может, была расплатой за это?! – мелькнула у него нечёткая, но возможно очень мудрая и прозорливая мысль.
Конец августа ознаменовался тревожной вестью о тяжёлой и неизлечимой болезни младшего из дядей Платона – Евгения Сергеевича Комарова. Тот уже в муках боли, а не творчества заканчивал второе издание своей книги об их древнем роде. Все близкие приветствовали такой трудоёмкий и патриотический шаг родственника. Однако у Платона к дядьке была одна, в письмах к нему высказанная, но существенная претензия.
Дядя Женя очень гордился своей фамилией. И это было похвально, заслуживало всяческой поддержки и понимания. Но он в исследовании и описании родственников своего рода пошёл по формальному пути – по фамилии. Он подробно описывал людей, носящих фамилию Комаровы, не учитывая, что по крови некоторые из них были просто чужими. В состав династии Комаровых попали не только женщины, вышедшие замуж за мужчин Комаровых, но даже и приёмные, чужие дети.
В то же время дядя обошёл почти молчанием настоящих, кровных родственников – женщин, вышедших замуж и естественно потерявших свою фамилию Комаровы, а также их детей.
В их число соответственно попали мать Платона, и он с сестрой, тем более их дети и внуки.
И это Платону было непонятно и обидно.
Опять кровная обида. На этот раз на недодумавшего вопрос недотёпу, верхогляда и ретрограда дядьку. Но, несмотря на это, Платон с пониманием очень высоко оценил просто огромный, титанический труд своего самого младшего дяди, о чём тому высказался в пространном письме.
И вот теперь, после всех этих событий, у Платона даже мелькнула шальная мысль, что бог чуть перевёл стрелку, и смертоносный состав прошёл мимо Платона, но совсем уж рядом.
В начале ноября младший брат матери Платона скончался. Племянник и племянница, позвонив во Владимир вдове Зинаиде Лаврентьевне, сразу вечером буквально рванули туда на электричке.
Платон и Анастасия впервые были в этом древнем городе. Ранее дядя Женя неоднократно приглашал их самих и их семьи к себе в гости, но времени тогда не нашлось. И вот теперь, как это часто у многих бывает, встреча состоялась, но по весьма печальному поводу. Весь поздний вечер провели в утешении тёти Зины.
Утром стали подъезжать родственники из близлежащих городов и сёл. В первой половине дня состоялись похороны. Платон увидел многих, уже сильно состарившихся родственников по материнской линии, которых не видел более двадцати лет.
После церемоний прощания с дядей на новом, лесном кладбище, в одном из арендованных кафе города состоялись поминки.
Платон с Настей сели в середине стола, напротив своего дяди Виталия из Санкт-Петербурга – среднего брата матери, и его жены Елены Андреевны.
Он, по праву родственности и старшинства, начал церемонию.
Как обычно звучали поминальные тосты, а гости делились своими тёплыми воспоминаниями о покойном.
Вечером, после отъезда близ живущих родственников, с коими удалось фактически лишь раскланяться, Платон с Анастасией расположились в осиротевшем доме наедине с вдовой.
Женщины занялись своими разговорами. В том числе о женском здоровье. Платон же принялся изучать архивные материалы. Из них он узнал много интересного для себя.
Но нашёл и ряд существенных ошибок в дядиных записях. Тактично поделился этим с тётей. Та обещала закончить труд мужа и внести в текст уточнения.
Платон уговорил её дать ему на время книгу с письмами всех родных друг другу, чтобы у себя на работе спокойно снять ксерокопии с материнских писем братьям и матери. Улеглись за полночь.
И вот Платон с Анастасией отбыли утренней электричкой из Владимира в Москву. К удобству сестры места оказались по ходу поезда и справа. Настя села у окна, Платон – рядом у прохода.
Электричка тронулась, привычно быстро набирая ход.