- Конечно, я не сомневаюсь, - запальчиво ответил он. - Вещи говорят сами за себя. Но все-таки странно…
Он замолчал.
- Странно? - переспросила Фидельма.
Эадульф тихо вздохнул. Он хотел было продолжить, но в это время неожиданно появился Фурий Лициний с подносом, на котором стоял кувшин вина, хлеб, кусочки холодного мяса и фрукты. Весело улыбаясь, он опустил поднос на стол.
- Вот все, что я смог найти, - объявил он, когда они голодными глазами уставились на то, что было на подносе. - Я уже ел, так что это все для вас. Ах да, и еще на пути сюда я случайно встретил того самого человека, которого вы искали… начальника того отдела Палаты Чужеземцев, где служил Ронан Рагаллах.
Фидельма грустно взглянула на Эадульфа.
- Поедим после того, как встретимся с этим братом, - твердо сказала она.
Эадульф поморщился, но ничего не сказал.
Лициний пошел к двери и ввел в комнату стройного молодого человека. На вид он был еще совсем юн, у него была бледная оливковая кожа, пухлые яркие губы и большие темные глаза, которые он то и дело близоруко прищуривал. Голова его была полностью выбрита.
- Субпретор Палаты Чужеземцев, - объявил Лициний.
В первый момент Фидельма была в некотором замешательстве. Она ожидала увидеть в такой должности человека более солидных лет. Этому же юноше было не больше двадцати.
Молодой человек сделал шаг вперед и остановился, переводя близорукий взгляд с Эадульфа на Фидельму и обратно.
- Как ваше имя? - спросила Фидельма.
- Меня зовут Осимо Ландо, - ответил юноша со странным шепелявым акцентом.
- Вы не римлянин? - спросила Фидельма.
- Я грек, родился в Александрии, - ответил Осимо Ландо. - Но вырос я в Сиракузах.
- Садитесь, брат Осимо, - попросила Фидельма. - Скажите, тессерарий уже сообщил вам, зачем мы позвали вас сюда?
Брат Осимо медленно подошел и сел за стол, неожиданно изящным движением поправив край одеяния.
- Да.
- Нам сказали, что брат Ронан Рагаллах работает в вашем подчинении.
Субпретор кивнул.
- Не могли бы вы рассказать мне, чем занимается Палата Чужеземцев? - попросила Фидельма.
Брат Осимо чуть сузил глаза и затем пожал плечами; его движения были на удивление осторожны и плавны.
- Мы суть средство, посредством коего Его Святейшество может общаться с миссиями нашей Церкви во всем мире.
- И брат Ронан Рагаллах работает под вашим началом?
- Верно. Я - субпретор, ответственный за все, что касается нашей миссии в Африке. Кроме меня этим занимается только брат Ронан.
- Как давно он работает в Палате?
- Насколько я знаю, сестра, он приехал в Рим паломником год назад. И, будучи одарен к языкам, решил остаться, и вот уже чуть больше девяти месяцев работает у меня в подчинении.
- Скажите, брат, что он за человек?
Брат Осимо задумался, кусая губу и глядя в пространство. На бледных щеках его появился легкий румянец, и казалось, что он смутился.
- Очень спокойный, не склонный к раздражению или вспышкам гнева. Я бы сказал, тихий. Старательный в работе. С ним никогда не было никаких забот.
- У него есть твердые убеждения? - прервал Эадульф.
Осимо посмотрел на него с недоумением.
- Твердые убеждения? В каких вопросах?
- Он ирландец. Мы слышали, что он носит ирландскую тонзуру, а не римскую corona spinea. Это значит, что он отказался от римского устава и следует уставу Колума Килле.
Брат Осимо с горячностью замотал головой.
- Брат Ронан просто следует традиции. Как и многие из ирландцев или бриттов, он носил свою тонзуру, потому что таков его обычай. Для нас это не имело никакого значения. Важно то, что у человека в душе, а не то, что у него на голове.
Фидельма опустила лицо и прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку, увидев, как Эадульф залился краской стыда.
- А что у Ронана в душе? - спросил он, не сумев скрыть свою досаду на то, что его при всех упрекнули в предвзятости.
Брат Осимо поджал губы.
- Я уже сказал вам, брат, он человек спокойного и приятного нрава.
- Вы никогда не слышали, чтобы он говорил что-нибудь дурное о Риме?
- Если бы ему не нравился Рим, зачем он стал бы здесь жить?
- Вы никогда не слышали от него ничего дурного о Кентербери? Например, как он воспринял решение синода в Витби, когда саксонские королевства выбрали устав Рима и отказались от ирландской традиции обители Колума Килле?
Осимо улыбнулся, давая понять, что вопрос кажется ему глупым.
- Он не высказывал мнения по этому поводу. Его больше заботили дела в Африке, а не на дальнем западе. Он замечательно владеет греческим и арамейским, поэтому его делом было сообщение с нашей миссией в Северной Африке. Сейчас это особенно трудно, потому что арабы, те, что фанатично верят в пророчества Магомета, как раз шныряют по морю у побережья Африки и двигаются к западу.
Эадульф сдержал вздох.
- В таком случае, брат Осимо, вас не поразило, что брат Ронан Рагаллах обвиняется в убийстве архиепископа Кентерберийского, и якобы он сделал это из-за решения, принятого в Витби? - спросил он.
К удивлению их обоих, Осимо запрокинул голову и мелодично расхохотался.
- Я слышал об этом и не верю ни единому слову. - Внезапно его лицо снова стало серьезным. - Когда я услышал о том, что архиепископ убит… - он замолчал и благочестиво преклонил колени, - …и что брата Ронана схватили и обвинили в этом, я не мог поверить. Я никогда в это не поверю. Если хотите, я готов искать где угодно, только бы найти настоящего убийцу.
Фидельма с интересом разглядывала его взволнованное лицо.
- Почему вы так уверены, что Ронан не убивал Вигхарда?
- Ну потому что… - Осимо огляделся по сторонам, словно ища ответ в комнате. - Потому что это просто не в его характере, сестра. Если мне кто-нибудь скажет, что… - он помедлил, подыскивая достойную аналогию, - что… что Пресвятой Отец участвовал в празднике Вакханалий и, прости меня, Господи, плясал обнаженным в храме Вакха на Виа Сакра - то я скорее поверю в это, чем в то, что брат Ронан способен убить человека.
Фидельма тонко улыбнулась.
- Да, брат Осимо, это в самом деле убедительный довод.
- И приведенный от всего сердца, - твердо добавил субпретор.
- Но Ронан был схвачен, когда убегал из покоев архиепископа-дезигната в то время, когда того нашли мертвым. Он попытался назваться ложным именем, а потом сбежал из-под стражи, - сердито вмешался Эадульф. - Разве это похоже на поведение невинного человека, как вам кажется, брат Осимо?
Осимо печально понурил голову, но заговорил с жаром:
- Так мог вести себя отчаявшийся человек. Человек, который видит, что весь мир ополчился против него, а он ни в чем не повинен. Отчаявшись добиться, чтобы ему поверили, он ищет освобождения, чтобы доказать, что чист.
Фидельма задумалась, глядя на юношу и не говоря ни слова, а затем тихо спросила:
- Брат Ронан говорил вам это?
Осимо мгновенно покраснел.
- Конечно нет, - ответил он дрожащим от возмущения голосом.
Фидельме его тон показался не вполне убедительным, и она решила расспросить об этом подробнее.
- Стало быть, вы не видели брата Ронана после его побега? Однако вы с такой уверенностью говорите за него…
- Мы много работали вместе последние девять месяцев и… стали друзьями. Очень близкими друзьями.
Осимо отвел глаза, но с вызовом вздернул подбородок.
Фидельма доверительно подалась вперед:
- Вы понимаете, что если вы встретите брата Ронана, то ваша обязанность перед законом - сообщить страже?
- Понимаю, - тихо сказал Осимо.
Фидельма откинулась на стул и некоторое время молча смотрела на молодого человека.
- Покуда это так, брат Осимо, верьте мне: я намерена довести расследование убийства Вигхарда Кентерберийского до конца. Если брат Ронан невиновен, я докажу это. Если он виновен, то он не убежит от правосудия.
Ее тон, уверенный, но без кичливости, побудил Осимо поднять глаза и пристально посмотреть на нее. Потом он снова опустил взгляд.
- Я понимаю, - прошептал он.
- Для наших записей, - вмешался Эадульф, - скажите: когда вы в последний раз видели брата Ронана?
- В день убийства Вигхарда Ронан работал весь день до вечернего Ангелуса.
- Вы видели Вигхарда или кого-то из его свиты?
Осимо покачал головой.
Фидельма повернулась к Эадульфу:
- В таком случае у меня все, а у тебя?
Эадульф помотал головой.
- Тогда, брат Осимо… ах, чуть не забыла. - Она запустила руку в сумку-марсупий и протянула субпретору обрывок папируса. - Вы можете сказать, что это за язык?
Брат Осимо взял папирус, бросив на нее изумленный взгляд. Но едва он успел встретиться с ней глазами, как его лицо вновь приняло прежнее спокойное выражение.
- Написано знаками арабов. А язык - арамейский.
- О чем тут написано? - продолжала Фидельма.
- Это часть какого-то текста. Кто знает? Может быть, это даже письмо. Расшифровать можно только несколько слов.
- Какие? - не отставала Фидельма.
- На этом языке читают справа налево. Вот здесь слово "библиотека", "священная болезнь" и транскрипция какого-то греческого имени, заканчивающегося на "офил", а дальше слова "цена" и "обмен". В общем, смысла нет.
Когда они покончили со скудным ужином (после которого Фидельма неожиданно почувствовала себя смертельно усталой, несмотря на то, что днем поспала), Фурий Лициний был отправлен на поиски настоятельницы Вульфрун и сестры Эафы. Фидельма и Эадульф некоторое время сидели молча. У Фидельмы не шли из головы слова брата Осимо. Она была уверена, что Осимо и Ронана Рагаллаха связывало что-то большее, чем отношения начальника и подчиненного, что-то куда более близкое. Она была почти уверена, что, бежав из-под стражи, Ронан направился за помощью именно к Осимо Ландо. Но это подсказывало лишь чутье, а не собранные сведения.
Она заметила, что Эадульф машинально барабанит пальцами по столу, и хмыкнула, недовольная, что ее отвлекли.
- О чем ты думаешь, Эадульф? - спросила она, когда стук не прекратился.
Эадульф поморгал и, спохватившись, перестал стучать.
- Я просто думал о том, что сказал Осимо.
Фидельма удивленно приподняла бровь.
- Я тоже. А о чем именно ты думал?
- Про арабские слова, которые он перевел.
Фидельма была разочарована.
- А, - сказала она, пожав плечами. Она решила, что Эадульф тоже думает об Осимо и Ронане. - Ну, вряд ли это важно.
Эадульф покачал головой.
- Может быть. А может быть, и нет. Но это вызвало у меня кое-какие воспоминания. Ты же знаешь, Фидельма, я несколько лет учился в Ирландии, в великой школе врачевания Туайм Брекайне.
- А как это связано с арабскими словами?
- Может быть, и никак. Я к тому, что я немного разбираюсь в лекарском деле.
- Все равно не понимаю, причем здесь это.
- Я записал слова, которые перевел Осимо, на тот случай, вдруг они когда-нибудь обретут смысл.
- И что?
- Первое слово было "библиотека". Возможно, в тексте идет речь о книгах. "Священная болезнь" - эти два слова были рядом. "О священной болезни" - это название трактата Гиппократа, в котором он утверждал, что нет различия между чувственными и двигательными нервами.
- И что? Эадульф, я запуталась.
Эадульф снисходительно улыбнулся.
- Автором комментария к труду Гиппократа был Герофил из Халкедона, один из великих основателей Александрийской медицинской школы. Вполне возможно, что "офил" - часть его имени. То есть в тексте могла идти речь о труде Герофила "О священной болезни", находящемся в какой-то библиотеке.
Фидельма откинулась на стул и засмеялась.
- Тонко и в общем разумно. Может быть, ты и прав, Эадульф. Только пока нам от этого немного пользы.
- Но это может пригодиться потом, - довольно сказал Эадульф, который был явно горд успешно выполненным упражнением в дедукции.
Вернулся Фурий Лициний. Он не успел ничего сказать, как вдруг его оттолкнули в сторону и в комнату важно вплыла суровая фигура настоятельницы Вульфрун. Вблизи оказалось, что она очень высока ростом, даже выше Фидельмы, с резкими чертами бледного и худого лица. Крупный нос придавал ей еще более высокомерный вид, а тонкие губы были презрительно поджаты. Ясные ее глаза сверкали гневом.
- Ну? - спросила она безо всяких предисловий. - Что это за глупости?
Фидельма открыла рот, но Эадульф, заметив недобрый огонек в ее глазах, неловко поднялся и заговорил первым.
- Это не глупости, миледи, - сказал он, используя более церемониальное и почтительное обращение, чтобы напомнить Фидельме о том, что Вульфрун - сестра королевы Кента. - Сообщил ли вам тессерарий дворцовой стражи о полномочиях, которые дал нам епископ Геласий?
Настоятельница Вульфрун фыркнула, втянув носом воздух с такою силой, что Фидельма испугалась за ее ноздри.
- Мне сказали, но я не вижу, какое это имеет ко мне отношение.
- Значит, вас не касается, что ваш архиепископ-дезигнат убит? - почти промурлыкала Фидельма, только в свистящих согласных прорывался ее гнев.
Настоятельница Вульфрун метнула на нее свирепый взгляд.
- Нет, я хочу сказать, - и я думала, я ясно выразилась, - что вам меня спрашивать не о чем. Я ничего не знаю.
Эадульф умиротворяюще улыбнулся и жестом пригласил ее сесть.
- Не будете ли вы все же так добры уделить нам немного своего драгоценного времени? Всего несколько вопросов, для того чтобы мы могли сказать епископу Геласию, что выполнили то, что он требовал от нас.
Фидельма скрипела зубами, слушая его заискивающую речь, но решила, что будет лучше дать ему допросить настоятельницу Вульфрун. Как бы хорошо она ни умела владеть собой, одной минуты разговора с этой заносчивой женщиной достаточно, чтобы переполнить чашу ее терпения. Настоятельница села, левой рукой беспокойно теребя головной плат у горла.
- Когда вы в последний раз видели архиепископа-дезигната живым? - начал Эадульф.
- Вчера сразу после ужина. У нас был небольшой разговор насчет аудиенции с Его Святейшеством, которая должна была состояться сегодня. Мы разговаривали не более десяти минут у двери трапезной. После этого я отправилась сразу в свои покои. Сестра Эафа пришла, помогла мне приготовить постель, и я заснула рано. И только сегодня за завтраком я узнала о смерти Вигхарда.
- Все почему-то легли рано в эту ночь, - пробормотала Фидельма.
Эадульф продолжал как ни в чем не бывало:
- Где находятся ваши покои по отношению к покоям Вигхарда?
Настоятельница Вульфрун на мгновение нахмурилась.
- Как я понимаю, этажом ниже тех, что занимает мужская часть свиты. Вы сами должны это знать, брат Эадульф.
- Я имею в виду - находятся ли они прямо под покоями Вигхарда? Я просто хотел выяснить, было ли вам что-нибудь слышно.
- Нет, я ничего не слышала, - проворчала настоятельница.
- А сестра Эафа?
- Она живет в соседней от меня комнате, чтобы мне удобнее было вызвать ее к себе, когда она мне нужна.
- Сестра Эафа ваша служанка? - резко вмешалась Фидельма.
В ответ настоятельница снова громко фыркнула.
- Она одна из сестер в моей общине Шеппи. Она сопровождает меня в этой поездке и помогает мне.
- А, - невинно сказала Фидельма, - так же как и вы помогаете ей, когда нужно?
Эадульф поспешно подвинулся вперед и спросил:
- Вас ничто не беспокоило в течение ночи? Вы ничего не видели и не слышали?
Вульфрун повернулась к нему.
- Я уже сказала, - коротко ответила она.
- Я слышала, что когда стража схватила брата Ронана Рагаллаха, она подняла такой шум, что разбудила брата Себби, - заметила Фидельма. - И тем не менее вы ничего подобного не слышали?
На костлявых скулах настоятельницы Вульфрун проступил румянец.
- Вы не верите мне? - возвысила она голос. - Да знаете ли вы, девчонка из Ирландии, с кем вы разговариваете?
Улыбка Фидельмы стала шире - опасный знак.
- Я разговариваю с сестрой во Христе, и, как требует вежливость между равными перед Богом, я ожидаю ответа.
Настоятельница фыркнула снова, на этот раз это был настоящий взрыв.
- Я Вульфрун, дочь Анны, короля восточных англов. Моя сестра Саксбур - королева Кента, жена короля Эорсенберта. Вот кто я такая.
- Вы настоятельница Вульфрун из обители Шеппи, - невозмутимо поправила Фидельма. - Как только вы приняли постриг, вы стали частью Церкви и не имеете другого сана, кроме того, что даст вам Церковь.
Настоятельница Вульфрун стремительно выпрямилась. На мгновение она перестала теребить свой плат и уставилась на Фидельму, словно не веря своим ушам.
- Как вы смеете говорить со мною так? - прошептала она. - Я саксонская принцесса!
- Кем вы были, не имеет значения. Важно, кто вы есть сейчас, а сейчас вы служите Христу.
Вульфрун некоторое время сидела, открывая и закрывая рот. Наконец она взорвалась:
- Как вы смеете… вы, ирландская… ирландская деревенщина! Я принцесса Кента. А вы - вы вообще знаете, кто ваш отец?
Эадульф в ужасе видел, как щеки Фидельмы заливаются краской. В первый момент казалось, что ирландка вот-вот разразится настоящей бурей ярости в ответ на такое оскорбление, но потом Фидельма смогла сдержаться и откинулась на спинку стула, натянуто улыбаясь. Она заговорила, и голос ее был ровным и мелодичным.
- Мой отец, как и ваш, настоятельница Вульфрун, - это Господь, которому мы служим…
На тонких губах настоятельницы еще отчетливее отразилось презрение, но прежде чем она успела ответить, Фидельма продолжила:
- Тем не менее, если вас так заботят мирские дела, а не вера, которой вы должны быть преданы, позвольте сказать вам следующее. Моим земным отцом был Файлбе Фланн мак Айдо, король Кайсила и Манстера, и мой брат Колку сейчас правит там. Здесь нечем хвастаться, это не моя заслуга. Важно то, кто я сама. В данный момент я - защитник суда брегонов моей страны, которому дано поручение от военного коменданта и номенклатора этого дворца расследовать убийство.
Эадульф изумленно уставился на нее. Фидельма никогда прежде не упоминала о своей семье и происхождении. Монахиня все так же спокойно глядела на высокомерное лицо саксонской настоятельницы.
- Когда я вступила на путь служения вознесшемуся Христу, я приняла его учение о том, что все мы перед Ним равны. Знаете ли вы, как сказано в послании к Тимофею: "Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живого, дающего нам все обильно для наслаждения".
С искаженным от гнева лицом настоятельница Вульфрун вскочила, так что стул отлетел назад. Ее плат соскользнул, и стала видна шея. Фидельма чуть сузила глаза, когда ее взгляд уловил там багровый след - старый шрам от раны или язвы. Вульфрун бушевала, не замечая упавшего плата:
- Я отказываюсь сидеть здесь и выслушивать оскорбления от этой… этой…