Эадульф встал и направился к двери.
- Сейчас выясню. - Он обернулся к ней с озабоченным лицом. - А ты тем временем полежи и отдохни немного.
Фидельма рассеянно махнула ему рукой. По правде говоря, головная боль уже стихла, только ушиб саднил, не давая покоя. А еще больше не давали покоя бесчисленные вопросы, роившиеся в голове. Когда Эадульф ушел, она удобно устроилась в кресле, сложила руки перед собою на коленях и опустила глаза. Она сосредоточила свое внимание на дыхании, дыша медленно и глубоко, и усилием сознания расслабила, одну за одной, все мышцы.
В ранней юности, когда она только начала учение - или, как это называли, воспитание, - одной из первых вещей, которой ее научили, было "деркад", или медитации, с помощью которой множество поколений ирландских мистиков достигали состояния "шитань" - покоя. Фидельма часто занималась медитацией, чтобы снять напряжение и усталость. Это было древнее искусство, использовавшееся друидами-язычниками еще два века назад, когда христианская вера еще не пришла к берегам ее родины. Друидские мистики до сих пор не исчезли в Ирландии. Их и теперь можно было найти в отдаленных крепостях и заброшенных жилищах, где они жили в уединении. Но это было вымирающее племя.
Когда Фидельма подросла и достигла соответствующего возраста, она часто ходила в "тиг н'аллиус" - "дом испарины", баню, что было частью обряда "деркад". В маленьком домике, сложенном из камней, разводился большой огонь, до тех пор пока он не нагреется, как печка. После этого все, кто стремился к шитань, входили туда обнаженными и закрывали дверь. Они сидели на скамье и потели, избавляясь от всей лишней влаги; затем в положенное время дверь открывалась, и все выскакивали наружу и прыгали в ледяную воду. И это был только один из шагов на пути к деркад. Многие монахи-отшельники следовали этой древней практике друидов, однако, как она знала, верующие нового поколения отвергали многое из наследия предков только потому, что оно было связано с друидами.
Даже сам святой Патрик, британец, известный тем, что принес веру в Ирландию, открыто запретил заниматься теним лайгда и имбас форосни, медитативными практиками самоосознания. Фидельма жалела, что люди отказывались от древних способов постигнуть себя только потому, что те древние и существовали задолго до появления истинной веры.
Однако деркад не был запрещен, и она чувствовала, что большинство ирландских верующих возмутится, если его запретят. Это было замечательное средство усмирить суматоху мыслей в напряженном уме.
- Сестра!
Фидельма моргнула, словно выныривая на поверхность из глубокого сна.
Она увидела, что тессерарий Фурий Лициний стоит рядом и встревоженно глядит на ее лицо.
- Сестра Фидельма? - Голос его был немного тревожный. - Вы себя плохо чувствуете?
Фидельма поморгала и медленно сложила губы в улыбку.
- Нет, Лициний. Все хорошо.
- Мне показалось, что вы меня не слышите - я подумал, что вы спите, но глаза у вас были открыты.
- Я просто медитировала, Лициний, - улыбнулась Фидельма, встала и слегка потянулась.
Фурий Лициний понял латинское слово "meditari" в буквальном значении - "думать".
- Скорее уж мечтали, нежели думали, - недоверчиво заметил он. - Хотя, я полагаю, в нынешней ситуации есть над чем поразмыслить.
Фидельма не стала утруждать себя объяснениями.
- Что скажете? - спросила она.
Фурий Лициний поднял и опустил плечо.
- Мы принесли из катакомб тело брата Ронана Рагаллаха. Оно сейчас в мортуарии Корнелия. Но больше мы почти ничего не нашли, ни папируса, ни потира.
Фидельма вздохнула.
- Я так и думала. Тот, кто это сделал, явно не глуп.
- Мы стали обыскивать катакомбы дальше и нашли другой выход, у Аврелиевой стены. Убийцы прошли через него. Им не пришлось входить через кладбище вслед за вами.
Фидельма медленно кивнула.
- И не было никаких знаков, которые бы указывали на убийцу?
- Только то, что, как вы уже сказали, Ронан был задушен четками точно так же, как Вигхард.
- Что ж, - Фидельма вяло улыбнулась, - я поняла одно: тот, кто напал на меня, не взял вот это.
Она полезла в сумку и вытащила обрывок мешковины, найденной в мертвом кулаке брата Ронана Рагаллаха.
Фурий Лициний растерянно рассмотрел его.
- И о чем это говорит? Обычная мешковина.
- Да, - согласилась Фидельма. - Очень похожая на вот эту обычную мешковину.
Она выложила на стол крошечный лоскуток, тот, что зацепился за дверь комнаты Эанреда.
- Вы хотите сказать, что это лоскутки от одного мешка?
- Все говорит о том, что да.
- Но предположение - еще не доказательство.
- Вы стали мудрым правоведом, Фурий Лициний, - серьезным тоном заметила Фидельма. - Но это достаточный повод еще раз поговорить с Эанредом.
- Мне кажется, он простак.
Неожиданно вернулся Эадульф. По его лицу было видно, что миссия окончилась неудачей.
- Не смог найти никого, кто говорил бы по-арабски, - с досадой сообщил он.
Фурий Лициний нахмурился.
- А брат Осимо Ландо?
Фидельма сказала ему, что брата Осимо не удалось найти.
- Ну, Марк Нарсес сейчас на страже, у дверей большого зала. Он наверняка может помочь. Марк три года назад воевал с магометанами в Александрии и пробыл год в плену, пока его родные не выкупили его. Он немного знает их язык.
- Позовите его сюда, Лициний, - велел Эадульф и растянулся в кресле. - Я слишком устал, чтобы ходить за ним самому.
Лицинию не потребовалось много времени, чтобы найти Марка Нарсеса и привести в комнату.
Фидельма решила перейти сразу к делу.
- Я запомнила несколько слов и предполагаю, что они на арабском. А я слышала, вы понимаете арабский. Попробуете перевести их?
Декурион наклонил голову.
- Хорошо, сестра.
- Первое слово - кафир.
- Очень просто. Это значит "неверный". Тот, кто не верит в Пророка. Как мы говорим infidelis о человеке, который отвергает слово Христа.
- Пророка?
- Пророк - это Магомет из Мекки, он умер тридцать лет назад. Его учение распространилось среди восточных народов, как лесной пожар. Свою новую религию они называют "Ислам", то есть подчинение Богу - Аллаху.
- Так, если Бога они называют Аллах, то что может значить "Бисмилла"?
- Тоже очень просто, - ответил Марк Нарсес. - "Во имя Аллаха", их бога. Это просто восклицание, выражающее удивление.
Фидельма кусала губы, задумавшись.
- Значит, мои подозрения подтвердились. Эти двое были арабы. И похоже, что брат Ронан общался с ними. Но с какой целью, и какое это может иметь отношение к смерти Вигхарда и самого Ронана?
Эадульф взглянул на Марка Нарсеса.
- Спасибо, декурион. Вы можете идти.
Молодой декурион посмотрел на Лициния и немного неохотно, как показалось, отправился обратно на свой пост в атриум.
- Нужно найти брата Осимо Ландо, - предложил Лициний. - Если вообще есть кто-нибудь, кто знает больше, чем мы, - то кто, как не он, начальник Ронана, может сказать, имел ли Ронан какие-либо дела с арабами.
- Я уже отправила кого-то из стражи справиться, почему его нет на месте, - объяснила Фидельма. - Однако мне бы хотелось еще раз поговорить с братом Эанредом.
- Ну, у нас есть только слова Себби о том, что Эанред - мастер удушения, - заметил Эадульф, догадываясь, что у нее на уме.
- Тут нужно быть точнее, Эадульф. Себби сказал только то, что Эанред когда-то был рабом и однажды задушил своего хозяина, и что от ответственности он был избавлен согласно вашему саксонскому закону - за него заплатили вергельд.
- Но все равно… - возразил Эадульф.
Фидельма была непреклонна.
- Пойдем отыщем его. А то здесь так душно, а у меня, кажется, снова начинает болеть голова.
Эадульф и Лициний двинулись следом и, миновав коридор, вышли в просторный атриум, главную залу дворца. Там, как обычно, стояли группки посетителей в ожидании приема. Фидельма прошла по мозаичному полу через весь зал, держа путь в domus hospitale. Подходя к двери, они увидели брата Себби, который шагал им навстречу с мрачным выражением лица.
Он заметил Эадульфа и остановился.
- Вы по-прежнему секретарь и советник саксонской делегации? - отрывисто спросил он без каких-либо предисловий.
Они остановились, и Эадульф нахмурился от неожиданного вопроса.
- Меня назначил на эту должность покойный архиепископ-дезигнат, но теперь, после его смерти… - Он пожал плечами. - Что-то случилось?
- Случилось? Случилось? Вы не видели настоятеля Путтока?
- Нет, а что?
Себби пристально посмотрел на Фурия Лициния. Тот явно не понимал, о чем речь, поскольку не говорил по-саксонски. Он попытался поймать взгляд Фидельмы, но та лишь опустила глаза, делая вид, что ее это не интересует. Себби из Стэнгранда перевел взгляд обратно на Эадульфа.
- Я слышал, эти римляне опять хотят поставить в Кентербери иностранного архиепископа.
Эадульф улыбнулся.
- Я тоже слышал об этом. В общем-то, до Деусдедита, который десять лет назад стал первым саксонцем на этом посту, все архиепископы Кентербери были римлянами или греками. Даже если этот слух правдив, разве это так важно? Разве мы все не равны перед лицом Господа?
Себби возмущенно фыркнул.
- Саксы хотят, чтобы у них были свои епископы, а не чужеземцы. Разве мы недостаточно ясно показали это, сместив ирландца в Нортумбрии? Разве мы, саксы, не избрали следующим архиепископом Вигхарда?
- Но Вигхард умер.
- Да. И теперь Его Святейшество должен проявить уважение к нашему выбору и назначить вместо него Путтока. А не какого-то африканца.
- Африканца? - изумился Эадульф.
- Я только что слышал, что Виталиан предложил на пост Кентербери настоятеля Адриана из Иридана, что под Неаполем, а он африканец. Африканец!
Глаза Эадульфа расширились.
- Я слышал о нем как о человеке весьма начитанном и благочестивом.
- Ну, и что же теперь? Мы, саксы, должны сейчас собраться вместе, выразить наше возмущение и потребовать у Его Святейшества благословения для Путтока.
Лицо Эадульфа было непроницаемо.
- Однако, Себби, вы уже говорили раньше, что не любите Путтока. Может быть, все дело в том, что если надежды Путтока не оправдаются, тогда и вам не видать Стэнгранда? В любом случае мы, саксы, как вы говорите, сможем собраться вместе не раньше, чем будет раскрыта тайна убийства Вигхарда.
Себби хотел ответить, но сдержался и, пробормотав что-то невразумительное, с досадой отвернулся и скрылся в толпе.
Эадульф повернулся к Фидельме:
- Ты понимаешь, что происходит?
Она задумчиво кивнула.
- Похоже, что надежды Путтока и Себби неожиданно рухнули.
- Брат Себби похож на человека, способного убить кого-нибудь ради… - Эадульф вдруг замолчал, осознав, что говорит. И неловко посмотрел на Фидельму.
- Нам сейчас нельзя ограничивать себя какой-то одной версией, - сказала она, угадав его мысль. - Я об этом с самого начала и говорила: честолюбие толкает людей на многое.
- Ты права, но разве честолюбие - это так дурно?
- Честолюбие - это тщеславие, а оно часто ослепляет душу. Кажется, Публий Сир сказал: следует опасаться честолюбцев.
- Честолюбец не страшен, если достаточно одарен, чтобы добиться своей цели, - возразил Эадульф. - Гораздо опаснее человек, чье честолюбие велико, а способности ничтожны.
Фидельма одобрительно усмехнулась.
- Надо бы нам с тобой однажды как следует поговорить о философии, Эадульф из Саксмунда.
- Пожалуй, - ответил Эадульф, неуверенно улыбнувшись. - Вот с кем лучше всего поговорить о философии в данный момент - так это с Путтоком. Наверняка ему сейчас не помешал бы совет в вопросах честолюбия и тщеславия.
Фидельма отправилась к комнатам свиты Вигхарда.
Брата Эанреда они нашли в помещении, именуемом лавантур - общей прачечной, где он трудился, стирая одежду. Когда они вошли, он вздрогнул и замер, но затем продолжил отбивать толстую шерстяную ткань.
- Ну что, брат Эанред, - приветствовала его Фидельма, - я вижу, вы усердно трудитесь.
Эанред съежился со странным выражением покорности.
- Я стираю одежду моего господина.
- Настоятеля Путтока? - переспросил Эадульф поспешно, так чтобы Фидельма не успела начать читать лекцию о том, что у верующего человека нет иного господина, кроме Христа.
Эанред кивнул.
- Давно вы это делаете? - спросила Фидельма.
- Примерно начиная с… - Эанред прищурился, - с полуденного Ангелуса, сестра.
- А что вы делали до этого?
Эанред растерялся. Фидельма решила задать вопрос в упор.
- Вы были на христианском кладбище за воротами Метронии?
- Да, сестра. - В его ответе не было никакого подвоха.
- Что вы там делали?
- Я сопровождал настоятеля Путтока, сестра.
- А он зачем пошел туда? - терпеливо спросила Фидельма.
- По-моему, мы ходили туда, чтобы навестить могилу Вигхарда и договориться о надгробном камне, сестра.
Фидельма задумалась, сжав губы. Разумное объяснение. В самом деле, не было никакой связи между Путтоком с Эанредом и теми арабами, пришедшими встретиться с Ронаном Рагаллахом.
Блекло-карие глаза Эанреда странно разглядывали ее лицо. Его взгляд был какой-то пустой, отрешенный - взгляд простака, а никак не проницательного обманщика. Да, думала она, кусая губу, но в его лице было что-то еще: тревога? страх?
Она спохватилась и пресекла такие мысли.
- Спасибо, Эанред. Скажите мне еще вот о чем: у вас есть сумка из мешковины?
- Нет, сестра, - покачал головой монах.
- У вас было что-нибудь из мешковины за то время, пока вы живете здесь?
Эанред пожал плечами. В его лице было совершенно неподдельное непонимание. Фидельма решила, что выспрашивать его об этом дальше нет смысла. Если Эанред и лжет, то лжет очень умело.
Она поблагодарила его и вышла из лавантура в сопровождении Лициния и растерянного Эадульфа.
- От этого не много толку, сестра, - заметил саксонец почти с укором. - Почему ты не обвинила его напрямую?
Фидельма развела руками.
- Эадульф, чтобы рисовать картинку, нужно сделать мазок кисточкой в одном месте, потом в другом, и так далее. Каждый мазок сам по себе мало что значит. Только когда все нужные мазки сделаны и ты отходишь в сторону, чтобы окинуть взглядом целое, - только тогда появляются и контуры, и чувство завершенности.
Эадульф закусил губу. Он почувствовал явный упрек, но не понимал, в чем именно. Иногда у Фидельмы появлялась досадная манера говорить обиняками. Он вздохнул. И вообще, думал он, похоже, что в ее стране все мужчины и женщины имеют неприятную склонность не изъясняться простым, ясным языком, но то и дело использовать символы, аллюзии и гиперболы.
Во внутреннем дворике они остановились. Фидельма присела на каменный парапет у плещущего фонтана и опустила в воду тонкие пальцы, прислушиваясь к шуму воды. Фурий Лициний и Эадульф растерянно топтались рядом, ожидая, что она что-нибудь скажет.
- А, брат Эадульф!
Стены двора внезапно огласились эхом властного голоса настоятельницы Вульфрун, и ее высокая фигура появилась в проеме двери. Она плыла к ним, как корабль на всех парусах, устремив взгляд прямо перед собой.
- Миледи… - нервно приветствовал ее Эадульф.
Ни Фидельму, ни Лициния настоятельница не удостоила вниманием. Рука ее теребила плат на шее. Фидельма наблюдала за этим безотчетным движением, силясь вспомнить, почему оно не дает ей покоя.
- Я хочу поставить вас в известность, что я и сестра Эафа уезжаем в Порто и намерены там найти корабль для возвращения в Кент. Нам незачем больше здесь оставаться. Я договорилась с лодочником, что он отвезет нас вниз по Тибру. Я решила, что вам, как секретарю делегации, следует об этом знать.
Она развернулась, собираясь уйти, когда к ней негромко обратилась Фидельма, даже не поднявшись:
- Настоятельница Вульфрун, это никак невозможно.
Та остановилась, повернулась и потрясенно уставилась на нее.
- Что вы сказали? - почти беззвучно прошипела она.
Фидельма повторила.
- Ты смеешь оспаривать мое право ехать, куда я хочу, девчонка?
- Вовсе нет, - вежливо сказала Фидельма. - Однако предполагаю, что вы еще не советовались об этом ни с епископом Геласием, ни с военным комендантом Марином.
- Я как раз иду известить их о своих намерениях.
- Тогда позвольте мне избавить вас от лишних хлопот. До тех пор, пока не будет закончено следствие по делу убийства Вигхарда, никто из свиты Вигхарда не сможет покинуть город.
Настоятельница Вульфрун стояла, вперив глаза в Фидельму, которая продолжала болтать рукою в воде фонтана, и ей, судя по всему, не было дела до охватившей настоятельницу ярости.
- Это неслыханно… - начала она.
Эадульф покачал головой и решился:
- Мать настоятельница, моя коллега, Фидельма из Кильдара, совершенно права, уведомляя вас об этом.
Настоятельница воинственно обернулась к нему и глянула как на надоедливое насекомое.
- Об этом я буду говорить с епископом Геласием, - запальчиво заявила она.
- Ваше право, - согласился Эадульф. - Но, разрешите спросить, вы собирались возвращаться в Кент одни?
- Почему это я и сестра Эафа не можем ездить одни?
- Но вы, конечно, знаете об опасностях такой поездки? В Массилии разбойничают банды, которые охотятся за одинокими путниками, особенно за женщинами, и продают их в рабство, многих - в притоны к германцам.
Настоятельница Вульфрун сделала презрительную гримасу.
- Они не посмеют. Я особа королевской крови, а…
- До этого не дойдет, - твердо сказала Фидельма, поднимаясь на ноги. - Вам и сестре Эафе придется остаться здесь до тех пор, пока не будет закончено разбирательство. После этого вы можете отправляться куда вам угодно и как вам угодно. Однако, когда это время придет, я думаю, что было бы мудро прислушаться к совету брата Эадульфа.
Если бы взгляды могли убивать, то Фидельма сейчас упала бы замертво под испепеляющим взором настоятельницы.
- Это правда, миледи, - добавил Эадульф, пытаясь успокоить ее. - Лучше вам подождать, пока все паломники начнут возвращаться в Кент и другие саксонские страны, и поехать с ними.
Не говоря более ни слова, настоятельница Вульфрун развернулась и ушла прочь с тем же презрительным видом, как и всегда.
Фидельма улыбнулась и потерла подбородок.
- Я ужасно сочувствую сестре Эафе, что ей приходится прислуживать такой поразительно надменной даме, - посетовала она уже не в первый раз. - Однако сам собою возникает вопрос: почему же настоятельница так стремится поскорее покинуть Рим, пробыв здесь всего неделю?
Эадульф недоверчиво усмехнулся.
- Может быть, по той же достойной уважения причине, которую на днях назвала ты, когда сказала, что тебе очень хочется домой, в родную страну.
Вздох нетерпения заставил обоих обернуться к Лицинию, о котором совсем забыли. Тессерарий дворцовой стражи явно скучал.
- Если мы найдем этих арабов, загадка будет решена? - предположил он.
- Как же мы будем их искать? - спросила Фидельма.